Прежде чем начать обучение в летном училище, нам необходимо было совершить не менее двух прыжков с парашютом. Мы начали обучение парашютному делу. Вопреки ожиданиям, это были длительные теоретические и практические занятия. Если не изменяет память, где-то около месяца. Вызубрили матчасть, действия в особых случаях и, конечно же, парашютная «Система Проничева». Это такая вышка имитирующая раскрытие парашюта и приземление. Противная вещь, скажу я вам, но как обычно бывает – полезная. Потом мы поняли, что вся эта наземная подготовка была не зря и, ох как пригодилась. Мы же, семнадцатилетние пацаны, у которых кровь бурлила как кипяток, рвались в небо. В самолете, с парашютом, на метле – без разницы, лишь бы оторваться от земли, дотронуться до неба… А тут занятия, душный класс…
И вот, в одно прекрасное утро, нас подняли ни свет, ни заря, накормили завтраком, загрузили в машины и, часа через полтора, мы оказались за городом, на обширном поле, где нас поджидал трудяга «АН-2». Началась деловая суета. Мы получили парашюты, уже сложенные, нас разбили на группы, и мы стали ждать очереди.
«Аннушка» взлетела, "выплюнула" первую партию, села, пошла вторая, третья… Наш «РП» - руководитель полетов, стоял с мегафоном в руке, руководил прыжками и комментировал происходящее. Оказывается, не только на земле, но и на высоте, прекрасно было его слышно.
Из самолета высыпалась очередная партия. И вдруг, на фоне раскрытых куполов, мы заметили ненормально быстро падающего курсанта. Его парашют вышел, но не раскрылся полностью. Тут прозвучал голос «РП»:
- Товарищи курсанты, перед вами типичный перехлест купола… - и замолчал на полуслове.
Мы повскакивали со своих мест и смотрели, разинув рты, на нашего однокашника, стремительно приближавшегося к земле. Казалось, трагедии не избежать.
- Запасной, - раздался дикий крик «РП», - дергай запасной.
Ох, не зря нас учили на земле, доводя все до автоматизма, не зря. Мы увидели, как появился второй купол, рядом с первым. И тут, как потом объяснили, от динамического удара, полностью раскрылся и первый. Так, на двух парашютах он и приземлился. Мы уже бежали к нему. Он же, как оказалось потом, это был Мишка С., лежал и не двигался. Подбежав к Мишке, мы увидели его, бледное как мел, лицо, неестественно широко открытые глаза, смотрящие в никуда.
- Живой, Миха? - спросил кто то.
Миша зашевелился, взгляд постепенно становился осознанным, - вроде живой, - ответил он.
Его стали тормошить, поздравлять, подняли на ноги и посадили на подъехавшую машину.
Казалось бы, этот случай должен был оказать какое-то воздействие на нас, напугать что ли. Да куда там. Дальше, все продолжалось, как ни в чем не бывало. Подумаешь перехлест, с кем не бывает. Эх, молодость…
Приземлился следующий «герой». Степа Г. Когда он вернулся к нам после прыжка, мы увидели здоровенный фингал у него под глазом.
Степа прыгнул, отсчитал положенные секунды, и посмотрел вверх, что бы убедится, что парашют раскрылся, и все нормально. Тут он увидел, что по его парашюту, сверху, кто то ходит, перемещаясь от центра к краю. Степа, естественно ошалел от такой картины и закричал:
- Эй, ты, слезь с моего парашюта! Ты что, ненормальный? Тебе что, неба не хватает?
Степин гость, сместившись к краю, соскочил с купола и стал снижаться чуть-чуть быстрее. Степа пытаясь рассмотреть снизу, кто это, пропустил момент, и неожиданно получил сапогом прямо в глаз. Зажмурясь от боли, Степа отвернулся на пару секунд. Когда он снова открыл глаза, вернее глаз, то гостя и след простыл. Степа, до самого приземления осматривался вокруг, дат так и не смог понять, кто ему заехал в глаз.
Ржали над ним минут десять. А он все порывался найти своего «врага»… А, тот так не признался. Причем, до сих пор.
Настал мой черед. Наконец то, давно пора. Как самый тяжелый в группе, в самолет я сел завершающим, и мне досталось место возле двери, и прыгать мне выпадало первым. Мы расселись по местам, дверь закрыли и «аннушка» покатилась, подпрыгивая на кочках, на взлет. Я прильнул к иллюминатору. Постепенно земля удалялась, открывался необыкновенной красоты вид, размываемый небольшой дымкой. Сверху земля была неожиданно живописна - цвета были очень сочными. Я был в восторге, тем более это был практически мой первый в жизни полет. Восторг кончился, когда инструктор открыл дверь…
В процессе подготовки к прыжкам, я познакомился с одним прапорщиком из парашютно-десантной службы. Его жена, тоже парашютистка, оказалась родом из Майкопа, то есть моя землячка. К сожалению, я забыл их имена. Этот прапорщик был нашим инструктором на прыжках. Его жена тоже прыгала с нами, и расположилась в самолете прямо за кабиной пилотов. Они с мужем должны были прыгать крайними.
Инструктор открыл дверь, я сдуру, глянул в проем вниз и осознал, что это была моя вторая ошибка. Первая была, когда я сел в этот самолет. Страх ворвался в меня, проник в каждую клетку. Я понял, что если сделаю шаг в эту пустоту, то сразу умру. Неважно, что до меня этот шаг сделали десятки моих однокашников, именно меня он приведет к смерти. Врывающийся в открытую дверь ветер, безжалостно трепал меня и как будто хотел вырвать остатки воли и, унести в открывшуюся бездну. Я стал беспомощно озираться вокруг, ища хоть какой-то выход из создавшегося положения. И тут мой взгляд упал на мою землячку, которая над чем-то беззаботно смеялась, переговариваясь с летчиками.
-Еще одна проблема, - подумал я, - припозорюсь тут перед ней, если не прыгну, а если прыгну - умру. Цугцванг. Тут включился звуковой сигнал, замигала лампа, все еще в ступоре, я встал, бессознательно проверил карабин, все-таки не зря на земле довели все до автоматизма, и рванул к двери.
- Куда? – спросил инструктор, хватая меня за ранец, - рано еще.
-Чтоб ты провалился, вместе своим парашютом, - подумал я, - вот гад, только хотел сделать свой последний роковой шаг, так нет, рано ему.
К черту, не буду прыгать, второй раз я на это уже не решусь.
До меня опять донесся смех землячки, я глянул в ее сторону, она заметила мой взгляд, и махнула мне рукой. Надо ж было ей сесть именно к нашей группе! Я представил себе свое позеленевшее лицо в ее глазах, и тут чувство стыда пересилило мой страх. Ладно, черт с вами, лучше умереть, пытаясь изобразить парашютиста, чем позорно оставаться в самолете.
- Пора, - закричал инструктор, - пошел, пошел, пошел!
И я пошел… Осознавая, что делаю свой последний шаг, я ступил в пустоту. Сразу же меня подхватил хозяин неба – ветер. Завертел, закрутил, ударил в лицо, у меня перехватило дух. 121, 122, 123, - бессознательно считал я, не дыша и совершенно не понимая, в каком положении нахожусь. Вдруг меня дернуло, и я завис. Парашют раскрылся, - дошло до меня. Автоматически поднял голову, что бы проверить состояние купола. Порядок, вроде бы все в норме.
И тут меня пронзила страшная боль из местоположения мужской гордости. Пока я решал дилемму, прыгать или не прыгать, совсем забыл подтянуть под колени лямки. В итоге динамический удар пришелся в нерасчетное место, и я увидел, что искры из глаз совсем не образное выражение. Превозмогая боль, я попытался оттянуть лямки вниз, под колени. Куда там. Я накрепко застрял в системе. Лямки, под моим весом, давили не туда куда надо. Я проклял всех – авиацию, самолеты, инструкторов с женами, медкомиссию, признавшей меня годным…
Красотами свободного полета я насладился только во время второго прыжка. Зависнув на высоте 1000 метров, в полной тишине, я смотрел вниз, на землю, на купола своих друзей, и думал, что все не так уж и плохо. Что-то орал от восторга. Пытался петь. И эти три минуты были поистине наслаждением.
Теперь же, шла ожесточенная борьба с лямками. Безуспешные попытки освободиться продолжались вплоть до появления в поле зрения стремительно приближавшейся земли. Оставалось примерно 200-150 метров. Нужно было готовиться к приземлению, где мои страдания, наконец – то должны были прекратиться.
Но, судьба в тот день решила испытать меня до последнего.
Пока я боролся с парашютом, меня отнесло в сторону от места планируемого приземления. Внизу, как оказалось потом, на огуречном поле, копошились колхозницы. Меня несло прямо на них. Стремясь избежать падения на головы женщин, я потянул за одну клеванту (их две, для управления парашютом). Вероятно, из-за нехватки опыта, мне показалось, что меня еще сильнее понесло на колхозниц. Потянул за вторую – безрезультатно, меня все еще несло на них. Увернуться никак не получалось.
И вот я подлетаю к земле и со всего маху, падаю прямо на здоровенную кучу желтых, перезрелых огурцов. Вероятно, их собирали на корм скоту. Кучу, от моего падения, разметало в стороны. Бедные женщины, не видевшие меня и совершенно не ожидавшие моего падения, рванули кто куда. При этом визжали и орали они так, что у меня волосы зашевелились на голове. Я попытался выбраться из кучи, пока колхозницы не пришли в себя. Прибьют еще. Встал, поскользнулся, опять грохнулся в кучу.
Перекатился и сполз на землю. Встал весь в огуречных ошметках, с меня свисали гроздья семян. Все чувства ушли, осталась одна злость. Ожесточенно стал собирать парашют в сумку. Из-за кустов показались лица колхозниц.
- Это солдатик, - воскликнула одна из них.
Стали подходить осмелевшие женщины.
- Ой, солдатик, не ушибся?
- Мой тоже служит. Тоже, наверное, прыгает где-нибудь.
Я попытался скрыться от них, но меня окружили плотным кольцом, стали совать в сумку огурцы, зеленые, наверное, собирали для себя. Не нужно, говорил я им, спасибо не надо. Куда там, вместе с парашютом, сумка была набита еще и огурцами. От народной любви меня спасла подъехавшая машина. Поблагодарив добрых женщин, я закинул сумку в машину, сел сам и мы поехали. Они еще долго стояли и махали руками.
Прибыв к своим ребятам, я поделился с ними огурцами. Мы с удовольствием похрумкали огурчиками, даже без соли они казались самым вкусным лакомством. Ну вот, все позади. Я подумал, что вот сидят рядом мои друзья, жуют огурцы, смеются друг над другом. А ведь каждый из них сделал такой же, как и я, шаг в пустоту. Каждый из них боялся так, как не боялся, наверное, раньше в жизни. Я тогда понял, что страх присущ всем. И не нужно его стыдиться. Стыдиться нужно поступков, которыми этот страх руководит. Преодолев страх, ты будешь рядом со своими друзьями. Поддавшись же, будешь в позорном одиночестве, изгоем, трусом, предателем. Смелый не тот, кто не боится, но тот, кто преодолевает свой страх, и доводит начатое дело до конца.