В зале суда столпотворение. Основная часть присяжных состояла именно из аристократии, что уже ослепляла судей блеском золотых пуговиц, сиянием начищенных эфесов сабель, сверканьем бриллиантов на кольцах и украшениях. Будто не на суд пришли, а на праздник, где все мерятся своими нарядами. Все разглагольствуют о деле, последний эпизод которого эти люди и наблюдают.
-- Сегодня будут оглашать приговор по делу, -- сказал какой-то старик в темно-зеленом сюртуке, иногда клацая своей челюстью и шамкая. Тем не менее, он был понят.
-- Этой самой жены генерала? -- поинтересовался рыжий франт в малиновом сюртучишке, расшитом золотом. Он навострил свои лисьи глаза на старика.
-- Ага. Ты же сам знаешь, что она смертельно ранила графа, отравила его жену и увела из их замка около 150 детей. Не понимаю, на кой было необходимо такое "геройство". Дети были сыты, обуты, одеты. А эта Катерина просто избалованная жизнью и деньгами барышня. О, а вот и она! -- в зал суда под конвоем чернорубашечников или же гвардейцев привели женщину. Темно-каштановые волосы пышной копной лежали на ее спине, прикрывая следы от плети и кнута, а нередко и от кулаков. Серо-голубые глаза посверкивали на свету светильников, но в них самих нельзя было увидеть ничего, кроме обреченного спокойствия. Губы сомкнуты, царственная осанка и руки, скованные за спиной и стянутые цепями, которые больно вдавливались в кожу. На запястьях даже появились синяки и кровоподтеки, ведь те, кто ее судили, не были милосердными. Увы. Ее снова подвели к той закрытой решетками комнатке. Тихо зашелестело красное платье подсудимой, касаясь грубо отшлифованной доски скамьи и ее ножек. Она не садилась.
-- Прошу всех встать, суд идет! -- рявкнул кто-то. Аристократы, подбирая полы платьев и сюртуков стали шумно вставать с насиженных мест. В зал зашел судья: мужчина лет 50-ти с большим животом, нахмуренными бровями и горбатым носом, из-за чего он скорее походил на тролля. Судья, подбирая живот, с трудом влез за стол, затем взял молоток, ударил им по подставке, а затем прокряхтел.
-- Садитесь, -- присяжные опрокинулись обратно в кресла, а подсудимая спокойно села на скамью.
-- Суд вынес приговор по делу Екатерины Мехлер - Пшебышевской, согласно которому вышеназванная баронесса и кавалер ордена святой Анны приговаривается к гильотине. Напомним, что суд вынес этот приговор в соответствии с обвинением в убийстве, умышленном причинении тяжкого вреда здоровью и массовом похищении людей при отягчающих обстоятельствах, коими являются поджог и кража в особо крупных размерах, совершенные до этого. Тогда госпожа Мехлер - Пшебышевская смогла откупиться, оставив залог в размере около 80.000 золотых. Сейчас же, из-за особой тяжести преступления, госпожа Мехлер - Пшебышевская не имеет права откупиться. Приговор обжалованию не подлежит и будет произведен в исполнение в час дня.
-- Господин судья! -- раздался голос из камеры. Это была та самая баронесса и жена генерала по совместительству. Она поднялась со скамьи, гордо и прямо глядя на судью и присяжных. -- В нашей стране преступники имеют право на последнюю волю. Могу ли я им воспользоваться?
-- Да, мы слушаем Вас.
-- Позвольте мне перед казнью увидеть моего мужа, -- произнесла женщина с отголоском отчаяния в голосе. Она была сильной и не могла позволить себе пустить слезу при всех, да и тем более, что она могла сделать слезами? Ничего. Разве что облегчить свое внутреннее мучение. На слова Екатерины весь зал противно зашушукался, обсуждая каждое слово женщины. Судья стукнул молотком по подставке. Заседание завершилось.
Начался отсчет последних минут жизни Екатерины.
Женщине разрешили увидеть мужа только за полчаса до казни. Она молча поправляла платье и волосы, иногда сжимала ладонью крестик до боли, шепча молитву. Вскоре, она услышала знакомые шаги в коридоре. Это был ее муж - барон Фридрих Вильгельм Констанций Мехлер, который несколько недель назад получил чин генерала за военные успехи. Это был высокий и очень плечистый мужчина с темными волосами и небесно-голубыми чистыми глазами. Они с супругой чем-то напоминали брата и сестру, да душевно так и было на самом деле. Они понимали друг друга без слов или с полуслова. Констанций Мехлер молча, с выражением смиренной злобы и отчаяния на лице, подошел к супруге и порывисто обнял ее, выдернув ее силуэт из сумрака. Он жадно глотал воздух, водил ладонями по спине жены, изуродованной следами от побоев, по плечам, которые с трудом мяли грубую тюремную койку, по волосам, потерявшим былой насыщенный цвет.
-- Прости меня, -- произнесла Екатерина, -- Я не смогла переубедить их. Ты же сам знаешь, какое место занимал граф Синестровский и его жена. Место, гораздо выше, чем наше. Судей не волновало, что он и его жена истязали, били и унижали несчастных детей. А я спасла детей, лишив жизней этих негодяев и пррсто тварей. Их кровь на моих руках, но мне не стыдно за то, что я совершила убийство. Не стыдно.
-- Меня волнует лишь один вопрос: зачем ты взяла на себя вину за поджог поместья Гузельского и кражу его сбережений, хотя это я сделал? Зачем, любимая? Зачем?! -- низким шепотом спросил Констанций, накрыв ладонями бледные щеки его жены.
-- Так нужно было сделать, милый, -- ответила Екатерина, глядя в глаза мужа.
-- Ведь иначе... Тебя бы рано или поздно отправили в отставку, и отнюдь не почетную, а ты сам знаешь, что Мехлеры всегда связывали свои судьбы с армией. А так... Ты останешься генералом, хоть и с клеймом преступницы-жены, -- невесело отшутилась она, тоже накрыв ладонями щеки мужа и проводя по ним вверх вниз.
-- Тогда скажи, во что ты вложила те украденные деньги и... Свою последнюю просьбу... Тебя уже торопят, -- произнес печально генерал. Мехлер был морально убит и уничтожен: женщину, которую он любит всем сердцем, ведут на смерть. А ведь он мог все исправить! Внутри все сводило от боли, да так, что хотелось кричать и просто выть от отчаяния, но его выправка военного не давала это сделать.
-- Я на эти деньги снарядила корабль, набрала команду из верных нам людей и... Приказала им вернуть детей туда, откуда их забрали, ведь в большинстве, они все с побережья. А последнее, о чем я прошу - найди в ящике моего стола список с фамилиями людей. Деньги оставшиеся ты им отдай - всем поровну, -- под конец голос Екатерины совсем стих. Было больно, что ей придется оставить мужа, но иного исхода в этой ситуации не было и быть не могло. Женщина только прижалась к возлюбленному и поцеловала его. Но в этом поцелуе не было ничего кроме искренней любви, отчаяния и горечи. Она в исступлении водила ладонями по плечам и спине Мехлера, иногда подрагивая от его прикосновений. Вскоре, ей пришлось отстраниться, так как ее уже звали. Генерал удалился.
Спустя пять минут началась казнь. Народ толпился на площади и изумленно ахнул, увидев КОГО ведут на гильотину, и расступился. Опутанную веревками баронессу вывели на площадь в сопровождении двух гвардейцев. На эшафоте ее уже ждал палач, что жадно облизал губы, увидев Екатерину, как голодный хищник при виде жертвы. Екатерина была как и прежде непоколебимой и гордой. Она как и прежде держала осанку, не смела опустить вниз ни горделивый и честный взор, ни тем более голову. Она встает на колени и бросает обреченный, но спокойный взгляд на балкон дворца, где среди аристократов она замечает силуэт мужа, одетого в белоснежный мундир с золотыми шнурами. Пшебышевская устремляет взгляд на него, даже когда ее голову кладут на подставку, как и ее руки. Капкан захлопнулся. Секунда. Вдох.
-- Я люблю тебя, Констанций! -- Лязг. Стук. Глухой удар.
Мехлер поспешил удалиться с площади и уйти в поместье. Внутри все обрушилось. Сломалось. Его жена, единственная любимая женщина, теперь мертва. Фридрих Вильгельм рвано выдохнул и облокотился на перила балкона, сжимая до боли кулаки. Его сердце обливалось кровью и кричало. Кричало громко и горько, не в силах вынести это мучение молча.
-- Екатерина мертва. Все кончено. Неужели все напрасно? Неужели она отдала свою жизнь за зря? -- спрашивал себя генерал, как вдруг его взгляд упал на стол. Порывшись в верхнем ящике и найдя в нем второе дно, он достал аккуратно сложенную вчетверо бумагу и раскрыл ее. Лицо Мехлера - грубое и хмурое -вдруг озарила улыбка.
-- Нет. Не зря. Хоть любимая и мертва, но ее дело будет жить. И Катерина будет жить, пока я жив. Она не умрет. Я буду нести ее образ в своем сердце, я буду всегда помнить о ней. Я завершу начатое тобой, Катерина, я доведу это до конца. Клянусь.