СЕСТРЁНКА
В тот год уже большим я стал,
Когда ты родилась;
И поступать уже мечтал
Учиться в первый класс.
(Почти по Р. Гамзатову)
6-го сентября 1936-го года у меня появилась сестрёнка – Маруся. Произошло это событие в городе Кустанае. Я помню, как мы с отцом в кузове грузовика в компании односельчан ехали в Кустанай и я объяснял своим попутчикам, что еду в город за сестрёнкой, которую родила мне моя мама. Такая осведомлённость шестилетнего ребёнка в таинствах деторождения вызвала лёгкое замешательство в женской группе пассажиров грузовика. Женщины загалдели и наперебой, стараясь поколебать моё твёрдое убеждение в единственно реальной и правдивой трактовке данного происшествия, всякими словесными уловками пытались отвлечь меня от него и «выполоскать» из моей памяти это, непотребное для моего детского сознания, слово. Предлагались различные известные варианты: и аист, и капуста, и удачная по случаю покупка у цыган. Такова была нравственная чистота моих односельчанок того времени всерьёз, по-матерински озабоченных судьбой подрастающего поколения. Я же не мог постичь причины их беспокойства и оставался непреклонен.
Любил я поездки в Кустанай. Выезжали мы из дома всегда задолго до рассвета и подъезжали к городу как раз к его началу. Особенно запоминающимися были последние километры. Это сейчас вся автомобильная трасса на всём протяжении до самого Кустаная ровная, покрыта асфальтом, без заметных подъёмов и спусков. А тогда примерно в трёх километрах до реки Тобол, что течёт непосредственно перед въездом в город, дорога полого спускалась к Тоболу с такой высоты, откуда город в предрассветной дымке казался, как с высоты птичьего полёта, игрушечным, и пробуждал в детском сознании всевозможные сказочные фантазии. Дома казались величиной со спичечные коробки, а над городом, на небольшой высоте летевший двукрылый самолёт и видом своим напоминавший большую стрекозу, выполнял несложную фигуру, всего - то пролетая некоторое расстояние вверх колёсами. Для меня же это был фантастический воздушный аттракцион.
Сразу после моста через Тобол дорога в город метров сто так круто забирала вверх, что «лошадка, везущая хворосту воз» преодолела бы эти метры с немалым усилием. Ещё интереснее было приезжать в город накануне или непосредственно в праздники. Мы высаживаемся далеко от места своего назначения и преодолеваем оставшееся расстояние пешком. Рассвет только настаёт, и гирлянды разноцветных огоньков, пробегающих по буквам праздничных призывов на некоторых зданиях, удивляют сельского мальчишку и немедленно поднимают его настроение до настоящего праздничного.
С появлением сестры я почувствовал себя сразу повзрослевшим и ощутил в своём сознании появление чувства ответственности за неё и потребность моей для неё защиты. Всё это я замечательно стал осознавать, но, если можно так сказать, теоретически, а на практике сам оказался не на должной высоте. Сестрёнке моей не исполнилось ещё и года, когда однажды, в какой-то видимо праздничный день, я сидел на краешке печки и держал её сзади за рубашечку. И вот мне очень захотелось разглядеть, как наша матушка печёт в печи блины, и я, в какой-то момент, увлечённый осуществлением задуманного предприятия, потерял бдительность, дал «ослабу» своей душе и мышцам, выпустил из рук рубашечку, и сестрёнка моя кувырнулась с печки вниз, на пол. К счастью, всё обошлось без серьёзных последствий.
Конечно, я очень полюбил мою маленькую сестричку, поэтому тяжело пережил свой невольный проступок и стал задумываться над тем, что бы мне сделать для неё такое, чтобы доставить ей какую-то радость, и одновременно освободиться от поселившегося в моей душе ощущения дискомфорта. Когда Марусе было около полутора лет, я очень серьёзно заболел и попал в больницу. Находясь на излечении, я получал к чаю несколько кусочков сахару, которые стал прятать под подушку, чтобы по возвращении домой порадовать сестрёнку сбережённым для неё лакомством.
Подрастает сестра, возрастает и необходимость её защиты. В доме наискосок, через дорогу от нашей избушки, в бревенчатом доме, поселился новый директор МТС. И была у него дочка Татьяна, чуть постарше Маруси, очень агрессивная и драчливая. И вот на некоторое время эта маленькая зловредная особа надолго стала моей нерешаемой проблемой. Она стала регулярно обижать мою сестрёнку, а мне так ни разу и не удалось достойно её наказать. Эта нескладная, полноватая и кривоногая обидчица моей сестры была чрезвычайно шустрой. Кроме того, эта коварная девчонка обладала повышенным чувством опасности, словно унаследованным от предков, совсем недавно подвергшимся разрушительному влиянию современной цивилизации, подавлявшую её природные инстинкты. Каким - то шестым, седьмым или ещё неизвестно каким по счёту чувством, она задолго угадывала моё появление в поле её зрения и стремительно исчезала. Да и осуществление своих «козней» эта маленькая бестия старалась совершать, как можно ближе к своему дому, иногда даже обманом заманив доверчивую девочку на «свою территорию».
Но, постоянно и непрестанно заботясь о безопасности своей любимой сестрёнки, сам я додумался до такой дикой выходки, что перед ней меркнут все обиды соседской разбойницы. Только по счастливой случайности она не закончилась трагедией. Этот случай – моя пожизненная вина перед сестрой. Я куда-то отправился по своим «взрослым» делам, а Марию оставил присматривать за домом. Возвратившись, я дома «дежурного» не застал – она убежала играть к подружкам. Избушка осталась открытой всем ветрам. Хотя брать в нашем пустом, нищем жилище было нечего, тем не менее, чувство подрастающего собственника несуществующей собственности потребовало немедленного пресечения проявленной халатности. И я придумал поистине изуверское наказание.
Я запер дверь изнутри и, как только увидел в окно возвращавшуюся домой сестру, одел на себя полушубок, вывернув его шерстью наружу, залез под стол, который стоял как раз напротив окна с форточкой – единственного оставленного мною пути проникновения в комнату, и стал ждать. Только Маруся продвинулась наполовину туловища в форточку, я вылез ей навстречу в этом страшном наряде. Только благодать Божья спасла нас от беды, что выдержало сердечко моей бедной и любимой сестрёнки.
После этой моей дикой выходки Маруся ещё долго вскрикивала по ночам, плохо спала, начинали проявляться признаки лунатизма. Я и сам столько перестрадал от этой выходки, что не помню, какое наказание последовало мне от матери. Слава Богу, со временем всё неприятное забылось, остались лишь добрые, иногда грустные, а иногда и весёлые воспоминания.
Одно воспоминание как бы вытаскивает за собой из глубин памяти новое. Вот вспомнил как однажды мы с Марусей попытались чем-нибудь поживиться в нашем погребе. Пока я внизу что-то искал, Маруся, опершись руками на края погреба, наблюдала за процессом сверху. На мгновение, потеряв опору, сестрёнка кубарем скатилась по лестнице ко мне в погреб. Приземление прошло удачно, и мы после своей маленькой совместной шкоды благополучно вернулись на поверхность.
ЖАЖДА ЗНАТЬ
Книги суть зерцало: хотя и не говорят, Книга есть альфа и омега всякого знания,
всякому вину и порок объявят. начало начал каждой науки
(Екатерина Великая) (С. Цвейг)
К семи годам у меня всё отчетливее стала проявляться следующая всепоглощающая страсть – книга. Жажда познания, томившая меня всю жизнь, так и осталась неутолённой. И даже теперь, на склоне лет, она не оставляет меня в покое, хотя уже давно прошла та пора моей жизни, когда были силы, способности и время для приобретения и накопления необходимого багажа знаний и применения его с наибольшей пользой в своей жизни. Я и в зрелом возрасте стараюсь познать как можно больше, хотя это теперь мне уже, кажется, и не нужно. Меня чувствительно ободряют высказывания мудрых людей, к которым я беспрестанно обращаюсь. Так известный итальянский поэт и филолог Артуро Граф писал, что «в сущности, старость начинается с того момента, когда человек утратил способность учиться».
О школе я начал мечтать с тех пор, когда ещё не имел никакого представления о её предназначении. Помню, как ещё совсем малышом я напросился с братом в школу. В классе учеников было немного. Учительница встретила меня приветливо, дала мне чистый тетрадный листок и карандаш. Так состоялся мой первый урок. Не помню, занимался ли кто со мной в нашей семье: родителям было не до меня – некогда, своих забот невпроворот; брату свои уроки готовить – хуже каторги, но к шести годам я уже хорошо знал русский и латинский алфавиты; читал бегло, конечно только по-русски, и счёт знал довольно хорошо. Первое «большое» художественное произведение, которое я осилил без остановки, была сказка Аксакова «Аленький цветочек». Кроме того, я смог прочитать и запомнить первую фразу под картинкой на первой странице учебника немецкого языка моего брата, самую известную всем нашим сельским ребятам, перешагнувшим пятиклассный рубеж ШКМ, которая и составляла весь их багаж знаний по этому предмету: «Аnna und Marta baden».
Мне семь лет. Приближается сентябрь, и я начал усиленно готовиться к поступлению в школу. Приготовил все необходимые учебники и письменные принадлежности; отец купил мне для их ношения какое-то непонятное приспособление: и не портфель, и не сумку, и даже не пакет, а что-то такое, что вместе со всем моим школьным имуществом складывалось в нечто, похожее на почтовую бандероль. Тара не очень удобная, или даже совсем неудобная, но это ничуть не уменьшало моего праздничного настроения.
Школа тоже усиленно готовилась к новому учебному году: печник складывал небольшую печку для обогрева класса в холодное время года и нуждался в помощниках. Я, узнав об этом, немедленно побежал в школу предложить свои услуги. Печник попросил меня подавать ему кирпичи, и я с радостью стал выполнять эту несложную работу, мысленно представляя себя уже полноправным учеником. Первого сентября я пришёл в школу и с необыкновенно повышенным деловым настроем приступил к учению. Чувствовал я себя, как говорится, на седьмом небе. Но счастье моё оказалось очень недолгим и окончилось ровно через неделю. Оказалось, что существовало тогда такое положение в системе народного образования, которое запрещало допускать к обучению в школе детей, не достигших восьмилетнего возраста.
Есть одна только врождённая ошибка
– это убеждение, будто мы рождены
для счастья. (Шопенгауэр)
Несказанно обидела меня такая несправедливость. На целый год мои детские, страстно жаждущие интеллектуальной «пищи» мозги, способные, как губка, впитывать необходимую посильную информацию, были лишены этой возможности. Целый год всестороннего, полноценного развития и воспитания было утрачено по вине чиновников от образования. Для меня это была невосполнимая потеря. Но что поделаешь, жизнь продолжается.
По-прежнему у нас в доме иногда собираются гости, и снова музыкальная часть «вечеров отдыха трудящихся» оказалась в зоне моей ответственности. Постепенно хмелея, люди всё больше расслабляются и всё больше растёт желание раскрыть свою душу, излить накопившееся, наболевшее. Напивались хорошо, по–русски, но, как ни странно, обходились без скандалов, если не присутствовал при этом мой дядя, Григорий Васильевич. Если в народе говорят: «вино для веселья нам дано», то это не про дядю Григория. Оно вызывало у него часто совершенно противоположную реакцию - оно в нём возбуждало агрессию. Хотя тщедушная внешность дяди никакой серьёзной опасности ни для кого из гостей не представляла (в противостояние с ним смело вступал даже небольшого росточка наш сосед Корольков), однако сам факт, хоть и небольшого скандала, мог совершенно испортить всем праздничное настроение.
Как выразить самое сокровенное, волнующее сердце простого русского человека, какими средствами? Только через народную русскую или украинскую песню, по большей части грустную (как и большая часть его жизни), спетую в кругу хороших и добрых друзей. В первую очередь участники торжества запевали, конечно же, традиционную, по существу гимн русского застолья – русскую народную песню «Шумел камыш». Затем следовали: песня сибирских казаков «Отец мой был природный пахарь», «Ой, жаль, жаль! Не помалу любив дiвчину змалу. Любив дiвчину змалу – любив та й не взяв!», про Галю молодую, которую «пiдманули» и «забрали з собою» коварные, злые живодёры – казаки. И, по мере повышения общего настроения, - «Ой, при лужку, при лужке», «Ти ж мене пiдманула», и дальше всё остальное, что повеселее.
Верхней точкой общего веселья были пляски, с разного рода припевками и прибаутками. Что делает с людьми алкоголь! Даже лёгкое, незначительное опьянение настолько меняет поведение человека, что эта метаморфоза начинает вызывать недоумение и удивление даже его близких и знакомых. Женщина, скромная молчунья, необыкновенно застенчивая и стеснительная в обычное время, под «парами» неожиданно, перемежая русские слова украинскими, разражается игривой, озорной частушкой:
Чи я тобi не казала, (или я тебе не говорила)
Чи не говорила:
«Не лягай зi мною рядом (не лягай – не ложись)
Бо зробим Гаврила». (не то сделаем)
А ти мене не послухав,
Та рядом уклався,
А тепер мене питаеш: (или запитуеш – спрашиваешь)
«Де Гаврила взявся?»
И надо правду сказать, что это была, пожалуй, одна из самых «остросолёных» частушек. До какой степени ни напивался наш простой рабочий люд, в любом состоянии, как бы не показалось это нереальным, никто излишне не сквернословил, и никому из них не приходила в голову несуразно дикая мысль - угостить малолетнего гармониста спиртным.
Гости, в основном рабочие МТС, в перерывах между приступами веселья, вдруг начинали обсуждать насущные производственные проблемы. Давались деловые оценки и характеристики специалистам разных уровней и профессий; определялось их значение в плане народной и государственной пользы. Я внимательно слушаю и делаю полезные заметки в своей памяти на будущее.
Выяснилось, что самый уважаемый специалист, по мнению рабочих, - инженер; и вообще, в разговоре рабочих прослушиваются нотки уважения к образованным людям. Самую же низкую планку занимает тракторист - всегда грязный, оборванный, изматывающий все свои силы около непослушной техники.
Итак, решение созрело. Мой жизненный план определился: непременно буду только инженером, и уж ни при каких обстоятельствах - трактористом. Но, пути Господни неисповедимы, - враг не дремлет: он готовит мне тяжкое испытание. В какой-то поистине чёрный день на полу около печки я заметил клочок бумажки. Подняв его с пола, я определил, что это был обрывок листа из учебника то ли «Родной речи», то ли «Книги для чтения» учеников младших классов и, конечно же, прочитать то, что было напечатано на этом грязном клочке бумаги, я был просто обязан.
«Велико милосердие и мудрость того, кто препятствует человеку прозревать будущее… Лишь у немногих людей хватило бы мужества заглянуть за эту завесу». (Морис Дрюон). Сказать, что я горько пожалел, ознакомившись с напечатанным там текстом, значит не сказать ничего: я пережил глубочайшее потрясение. Сможете ли вы теперь себе даже представить, какое жестокое, ужасное предсказание подбросила мне недобрая, явно нечистая сила:
Петя будет машинистом,
Ваня будет трактористом, (каково?)
А Серёжа – пионер
Будет верно инженер. (вот так!).