- Сайдан, я устал, далеко ещё ехать? - спрашивает Гасим брата.
- Сабан молчит, терпит, а ты хнычешь и хнычешь. Потерпи, Гасим, недалеко, сейчас доедем. Дорога, видишь, грязная. Машине трудно идти по грязи. До вечера там будем, -успокаивает брата Сайдан. - Я тоже в этих краях впервые.
- Скоро будет село Вятское. Вот проедем речку Ронга, тут и Вятское, ваш детдом. Кого везёшь туда? Сам-то уж больно молод. Братьев что ли? - интересуется шофёр.
- Братьев. Родители умерли. Отец с войны вернулся весь израненный, контуженный. Пожил недолго и умер прошлой весной. Мать умерла три месяца назад.
- Сколько самому-то лет? - спрашивает водитель.
- Недавно исполнилось тринадцать лет. Устроился на железную дорогу «костыли колотить». Братьев мне одному трудно прокормить. Без них легче будет. Оформил я их в детдом, два дня назад ещё сдавали анализы в Йошкар-Оле. Сегодня в дороге с утра, где автобусом, где на попутке. Ещё обратно надо ехать.
- Откуда едете?
- Из Куяра.
- Долго добираетесь. Уже вечер, поздно. Не успеешь вернуться домой, придётся где-то переночевать, заходи ко мне. Братьев-то примут?
- Примут. А где живёте?
- Покажу. Довезу я вас прямо до детдома. Как сдашь братьев, иди ко мне, места в доме хватит, а утром доставлю тебя в Фокино, а там до своего Куяра доберёшься на попутке.
- Спасибо.
- Вот и ваш детдом.
Что-то печальное, прощальное чувствовалось в осеннем пасмурном вечере, прохладном, невзрачном.
- Где бы помыть ноги? Воды нигде нет. Кругом грязь. Гасим, ты не видел что ли дороги? По колено в грязи. Сабан тоже весь грязный, - оглядывая себя и братьев с головы до ног, говорит Сайдан.
По деревянному тротуару в сторону террасы идёт солидная женщина средних лет. Она тут же обратила внимание на незнакомых детей в рваной, неприглядной одежде, без головного убора. На старшем брате старенькая серая куртка, на ногах - никто не разберёт, то ли туфли серого цвета, то ли сапоги, смешанные с грязью. На младших братьях - тёмные ситцевые рубашки, и оба босые. Галина Фёдоровна не поверила своим глазам, ахнула, остановилась, разглядывая беспризорных детей в таком нищем наряде, продрогших от осенней октябрьской прохлады.
- Кто вы такие? К нам?
- К вам, - несмело обратился Сайдан к взрослому человеку.
Приняли Сабана и Гасима в детский дом. А Сайдан, старший брат, измученный, чумазый тринадцатилетний мальчишка, побрёл по площади в сторону единственного в посёлке двухэтажного дома в надежде найти попутную машину в Йошкар-Олу. Там и - Куяр. Он был бесконечно рад, что братья будут сыты и одеты.
Действительно, братьев Сабана и Гасима помыли в бане-прачечной, переодели и переобули. Впервые они попали на общий детдомовский ужин. Детей много, и в столовой тепло и уютно.
- Как тебя зовут, новенький? Давай с тобой мы познакомимся, - протянул свою ручонку мальчик, чистенький, аккуратно одетый, красивенький.
- Я - Гасим. А ты?
- Коля Коваленко.
- Сколько тебе лет? В каком классе учишься?
- Во второй класс пойду. Мне девять будет в ноябре, совсем скоро.
- А я учусь в третьем классе. Родился третьего декабря, мне тоже будет девять.
- Кушайте, мальчики. Каша остынет. Приятного аппетита!
- Это моя мама. Твоя где?
- Нет моей мамы, она умерла, - ответил Гасим.
Друзья вышли из столовой, разговорам не было конца, шли в одну комнату. Мальчики младшей группы жили в одной большой комнате. Коля никак не мог понять, почему Гасиму скоро исполнится девять лет, а он учится только во втором классе. Гасим вообще не учился в первом, пропустил его. Одни брюки на троих. Сами всегда голодные.
На следующий день Сабана и Гасима Диастиновых определили в школу, кого в какой класс. Гасима - во второй, Сабана - в первый. Детей Диастиновых долго оформляли в детдом. А родной дядя Василий долго был в блокадном Ленинграде, не мог помочь, взять племянников под опеку. Да и Коля Коваленко помнил, как они с мамой, сестрой Полиной приехали издалека, где всегда было холодно и были немцы, к старшей сестре Гале.
- Гасим, хочешь, я тебе покажу, где живёт моя сестра Галя? И однажды Коля познакомил Гасима с сестрой Галей…
Тётя Даша посоветовала Зое Фёдоровне и Галине Емельяновне организовать туристический поход.
Вчетвером: Коля Коваленко, Гасим Диастинов, Толя Егошин и Миша Лежнин - шлёпают босыми ногами по пыльной мягкой фокинской дороге на Тридцатый километр. За ними, чуть позади шагают Регина Скворцова , Лида Глушкова, Таня Сенова, братья Ермошины. Тётя Даша набила сумку вкусной едой: бутербродами с чёрной икрой, салом, сухофруктами. Хотите – верьте, хотите – нет: иногда детей кормили чёрной икрой, но не все любили её, возможно, не понимали вкуса.
- Галина Фёдоровна, Таня Сенова отстала, у неё сумка тяжёлая. Она книги несёт. Пусть ей кто-нибудь поможет, - обращается к воспитательнице Лида.
- Коля, возьми, пожалуйста, сумку Тани, помоги, - предложила Галина Фёдоровна.
- Галина Фёдоровна, я бутерброды несу, а Толик Егошин идёт пустой. Толик, помоги Тане.
И, правда, Таню Сенову любили все мальчишки. К девочке сразу подбежали и Гасим, и Толик, и Миша Лежнин.
- По очереди будем нести. Ладно, Таня? - спрашивает Толик.
- Я сама понесу, - не сдаётся Таня Сенова.
Никто не жаловался, что устал. Отдыхали у каждого колодца, ручья, лесочка. Пятнадцать километров прошагали - и ничего.
Сестра Галина знала о походе детей и что с остальными идёт её брат Коля. Отварила яичек, картошки, из погреба достала солёных огурцов - это для детдомовцев лакомство. Она очень соскучилась по брату Коленьке. В 1946 году после смерти отца Галя привезла сюда, на Марийскую землю, маму с малыми детьми, Полей и Колей. Семья Коваленко жила на Кольском полуострове, в Кировске, недалеко от города Мончегорска, где родились Поля и Коля. Галя, шестнадцатилетняя девушка, сама нянчила сестру и брата.
Туристам из детдома всё было необычно: деревенская вкусная пища, тихая, чистая речка, берёзовый лесок, мягкая постель на сеновале.
- Коленька, иди в избу спать. Может, сметанки хочешь? Пойдём, пожалуйста, в дом, - просит Галя братика.
- Нет, я с ребятами. Там, на сеновале, лучше. Пахнет свежим сеном. Большое спасибо! Наелся пирожков с картошкой, - коротко ответил Коля и полез по крутой лестнице вверх, на сеновал.
После купания в речке, ужина с пирожками и сладким ароматным чаем уставшие от пятнадцати километрового марша, уснули все. Только Таня Сенова продолжала читать и перелистывать повесть Льва Толстого «Хаджи-Мурат».
Глава вторая. Повесть "Детдомовец". Подправленная редакция