Пусть уж лучше мечусь до
конца моих лет
между городом Да
и городом Нет!
Пусть уж нервы натянуты,
как провода,
между городом Нет
и городом Да.
Евгений Евтушенко.
- Ты хочешь рассказать про Амстердам?
- Да. Но даже не знаю, как о нем рассказывать…Это такой удивительный город…
- Ну, какие там улицы, дома, какие люди, какие машины?… Чем он отличается от других городов?… И чем он похож на другие?… Мне всё интересно… Я слышал, что там есть еще и каналы, откуда они взялись?…
- Так много вопросов… С чего же мне начать?…
- А вот, с чего город начинался, с того и ты начни.
- Да, конечно, отличная идея! А начинался он с того, что рыбаки, защищаясь от наводнений на реке Амсель, поставили на ней дамбу и назвали образовавшееся на спасенном месте селение Амсель Дам. То есть дамба на Амселе. Собственно и вся страна Нидерлланды – это сплошная борьба со стихией, главным образом – с водной. Защищаясь от холодов и ветров, они строили свои дома вплотную друг к другу, чтобы у каждого дома было только две наружных стены, два фасада, и из легкого материала, чтобы они прочно стояли на деревянных сваях, вбитых в рыхлую и болотистую почву. Знаешь, какой герб у этого города?
- Наверное, опять какой-нибудь лев или орёл?
- Нет! Ничуть не бывало. Голландцы – люди на удивление прагматичные. Никаких лишних фантазий. Герб Амстердама: расположенные вертикально три Х, означающие – НЕТ трём главным бедствиям этого города – пожарам, наводнениям и чуме…
- А какой в Амстердаме воздух? Пахнет марихуаной?
- Нет… К стыду своему, я так и не узнала, как пахнет эта самая марихуана, но о ней – когда-нибудь потом. Воздух в городе удивительно прозрачный и вкусный. Фантастически чистый для европейского города. Наверное, оттого, что основное движение в Амстердаме - велосипедное. Причем, безо всяких моторчиков. Моторчики там запрещены. Зато обычные педальные велосипеды мчатся по городу, по предназначенным для них кирпичным дорожкам со скоростью почти автомобильной, и велосипедисты кричат, зашедшим на их территорию зевакам «Халё!» очень сердитыми и часто грубыми голосами. Могут и выругаться… Благо, мы не понимали… Они-то и есть настоящие хозяева этого города. Велосипедные стоянки обустроены повсюду, занимают они куда меньше места, чем автомобильные. Но бывают на склонах каналов даже и двух- и трёхэтажные велосипедные стоянки.
Механизмы эти - простейшие, затрапезные и ободранные – чем непрезентабельнее велосипед выглядит, тем меньше шансов, что его украдут. А кража велосипедов, между прочим, – самое распространённое в Амстердаме мелкое преступление. 60 тысяч в год крадут. А вот карманников там почти нет.
- Странно… Почему же именно в Амстердаме так много велосипедов?
- Опять простой прагматизм: улицы там по средневековым понятиям вовсе даже не узкие, но большую часть корридора между домами занимают каналы и реки. В начале ХХ века стало ясно, что старинный город, как он есть, с каналами и узкими дорогами по их берегам плохо совместим с развивающимся автомобильным движением. А строительство нормальных автодорог в старом городе – без его разрушения - было практически невозможно. Муниципальными властями было принято соломоново решение: дома не сносить и каналы -не закрывать. Перемещаться по городу будем на велосипедах, но сделаем всё возможное, чтобы это стало здесь удобно, практично и по возможности быстро. Так и сделали…
- Ты говорила про школьников с сачками. Это они таким образом чистят эти свои каналы?
- Нет, конечно! У муниципалитета есть отличное, самое современное устройство, каждое утро всё водное хозяйство тщательно и профессионально им очищается. Но когда катаются школьники – им дают большие сачки на случай, что что-то упущено или кто-то из туристов бросил что-нибудь в канал. Польза тут двойная, даже тройная: и контроль, и игра, и воспитание… Кстати, прорыли каналы для осушения вечных болот - чтоб было куда воде стекать. Иначе строить в тех местах что-либо было бы невозможно.
- Но, я слышал, что дома над каналами очень разукрашенные, и как-бы склоняются фасадами к каналу.
- Да. И тоже - по причине жесткой необходимости. Вначале дома в городе были из дерева, пропитанного смолой от гниения. Они были лёгкими, удобными и красивыми. Одна беда – горели как солома. При плотной городской застройке огонь за секунды перекидывался с одного дома на другой, и при пожарах за минуты сгорали целые улицы и кварталы. Надо было искать другой материал. Камня поблизости не было: почвы всё больше болотистые, глинистые. Поневоле пришлось научиться обжигать кирпичи, которые получаются здесь у них густо- красными, настолько тёмными, что кажутся коричневыми или даже чёрными… При хмуром дождливом климате такие мрачные строения были бы на вид невыносимо депрессивными, вот и стали их украшать лепниной вокруг окон. Белила достать не проблема, а окна получаются слегка утопленными – и их не так заливают частые и обильные здесь дожди. Да и дома с красивой белой лепкой на фронтонах и вокруг окон сразу начинают выглядеть шикарно. Даже красивая белая балка, торчащая из фронтона выглядит почти как украшение. Наклонены они вперёд - тоже для удобства поднятия грузов. Даже самые красивые частные дома,(а они почти сплошь - частные, на одну семью), имеют узкие фасады – в три окна. Площадь этажей невелика. Её экономили на лестницах,которые делали крутыми и винтовыми. По такой лесенке самому бы подняться. А уж мебель точно не поднять… Поэтому крупные грузы и до сих пор поднимают на лебедке, благодаря этой самой выдвинутой наверху балке. По той же причине слегка наклоняли вперед некоторые фасады – чтоб грузы его не повреждали, и окон не разбивали.
Хороши фасады Амстердама своей лепниной… Лепота – так и хочется сказать! И по-разному хороши…Каждый – на свой лад.. По форме фронтона можно примерно определить век, когда дом сооружался. Треугольные чердачки – 16 век – и раньше, в виде колокола -17-й, а более широкие трапециевидные – еще позже… Кстати, издавна лепкой изображали и эмблему дома. Ведь до недавнего времени у домов тут были не номера, а эмблемы. Так в почтовом адресе и указывали: Дом медведя или дом оленя, или дом с мельницей… И почтальон узнавал нужный дом по такой эмблеме. Когда было решено сломать деревянные дома, чтобы прекратить пожары в городе, красивые эмблемы поснимали и замуровали в красную кирпичную стену возле квартала бегинешек. Чего ж добру пропадать?…
- Бегинешки – это монашки такие?
- Нет, не совсем монашки. Дело в том, что профессии у
мужчин-голландцев были опасными и часто непредсказуемыми. Были они рыбаками, матросами, торговцами, плавающими за своим товаром в далёкие заморские страны. Уходит такой отец семейства в рейс – и не знает его семейство, когда и вернется. И месяц его нет, и два, и три… То ли корабль его крушение потерпел, то ли самого его бешеной волной за борт смыло, то ли завёл в дальнем порту милку шоколадную, и забыл надолго про семейство, которому он отцом доводится… А жены в те времена собственных профессий не имели, зачастую даже грамоте обучены не были, и оставались они вот так с детьми без связи и известий от мужей, и без всяких средств к существованию. Соседи и родня, пока тут властвовало католичество, поскорее пытались затолкать оставшуюся без средств существования женщину в монастырь, чтоб не пошла она по дурной дорожке и не испортила репутацию семьи. Но монастырь означал для неё вечную неволю, и клятву с отказом от собственного имущества в пользу монастыря и от мирской жизни - навсегда. Очень уж страшной была такая клятва для многих молодых женщин. Вот и образовали они общину – типа коммуны, - где учились выживать сообща и вместе занимались теми ремёслами, которые не были захвачены всесильными гильдиями. Там они могли реализовать свои собственные средства, купив или построив себе дом. Те, кто победнее, – снимали там же себе комнату.
И добрые дела они тоже делали, но не подневольно, а по собственному желанию. Мужчин приводить на эту территорию на ночь не разрешалось, чтобы сохранять доброе имя общины. Даже сыновьям после 12 лет жить вместе с матерями было запрещено. А если встречала такая бегинешка хорошего человека – могла совершенно свободно этот двор по своему желанию покинуть, а дом свой – продать другой желающей поселиться в коммуне. Город их защищал от преследований папской церкви. Когда на смену католичеству пришел кальвинизм – все монастыри были в Нидерландах – Нижних Землях - ликвидированы. Но общины бегинеш они трогать не стали. Поскольку устав у них был собственный – никакому Риму не подчинявшийся и свободный.
- А как же – квартал красных фонарей? Или там другие женщины – эмигрантки, не голландки?
- Нет, в начале, там были как раз местные. Из тех же соломенных вдов. Город без ханжества относился к древнейшему женскому занятию, но хотел оградить от грубых матросских приставаний добропорядочных женщин, а потому вначале заставлял жриц любви одеваться особым образом, а затем выделил для этого дела специальный, прилегающий тогда к порту квартал. И даже оставил в том районе две католические церкви. Не для своих – для чужих. Для своих были строгие кальвинистские храмы – без икон и всяких там статуй и витражей, благопристойные дома и жены с детками. А для приезжих вот тут тебе – пожалуйста – кафе-шопы для поднятия настроения запрещенной в других местах травкой, а потом – посещай себе девушек. Правда, распитие алкоголя в этом районе запрещено. Чтобы головы окончательно не дурели… Девушки – проверенные, младшей – 25. Старшей – под 70… Но внешне – не догадаешься. Куда идти, вам подскажет Белла – бронзовая, в человеческий рост тётушка. Не красавица, не балерина, тётя как тётя, каких на любом базаре – пруд пруди.
Зато в полуосвещенных окошках переулков изгибаются, как змеи, грудастые и шикарные красотки разных мастей. Макияж – боевой. Можно сказать уверенно, что после его смывки узнать его обладательницу на улице будет очень не просто, к какой бы расе она ни принадлежала. Кстати, голландки – вне этого квартала – заметной для глаза косметики практически не употребляют. Если увидишь в Амстердаме накрашенную женщину – это точно туристка… А если такое окошко закрыто занавеской – стало быть хозяйка занята. Или жди, или подбирай себе другую диву. Полиции в квартале не видно, но наверняка есть камеры и кто-то за этими камерами постоянно и бдительно наблюдает. Тут не забалуешь. Дивы находятся под охраной государства.
- Они что, там и живут?
- Нет, обычно не живут. Это, так сказать, - их рабочий кабинет.
-А почему в Амстердаме – и не только в этом квартале - на окнах ни жалюзи, ни занавесок? Это правда или болтают?
- Правда. Так уж сложилось. Климатические условия соединились с архитектурой и традицией. Окна большие и без жалюзи – чтобы максимально использовать дневное освещение. А когда смеркается, а вечера здесь – на севере – обычно длинные – освещенные окна выполняют сразу две функции: увеличивают освещение улиц и удовлетворяют любопытство прохожих и соседей, живущих на противоположной стороне канала.
- Господи, да ведь это безумно неудобно – выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение. Прямо как в передаче «За стеклом» и её всевозможных клонах.
- Да, пожалуй, нам, непривычным к этому, было бы некомфортно. Но зато очень действенно приучает людей к порядку и к упорядоченной благопристойности в повседневной жизни. Мне кажется, эти качества так прочно вошли в генетическую память жителей Амстердама, что иначе они уже и не могут. К тому же это приучало горожан постоянно обновлять и совершенствовать свой интерьер, ведь жить богато и красиво здесь вовсе не считалось зазорным, особенно, если ты не только тратишь деньги на себя, но и участвуешь в благотворительности.
На деньги благотворителей, например, был еще в 17-м веке построен на реке Амсель огромный, по амстердамским понятиям, и шикарный дом для престарелых горожан. Так они обеспечивали и свою собственную старость… Теперь это здание стало филиалом петербургского Эрмитажа. Представляешь, какого качества было это строение?!! И ни одного пожара за три века!
- А вот как ты объяснишь, что среди голландцев практически нет ни великих писателей, ни великих композиторов. А вот великих живописцев просто пруд пруди…
- Так это же понятно: именно живопись была тут востребована. Именно ее покупали богатые буржуа и украшали ею свои интерьеры. А творения голландских мастеров как раз и соответствовали требованиям и вкусам потенциальных покупателей: натюрморты, небольшие портреты, радующие глаз пейзажи, интерьеры и жанровые сценки. Но большей частью всё-таки - рыба, фрукты и морепродукты – то что так естественно украшает гостиные… Поэтому художники жили здесь совсем не бедно, и сыновьей обучали этой профессии.
- А евреи? Все говорят, что до войны их здесь было более ста тысяч…
- Говорят. Подсчитать трудно, несмотря на всю национальную скрупулёзность. Здесь они жили безопасно и благополучно. И называли Амстердам северным Иерусалимом и просто – местом: Микум. Сюда в тридцатые годы бежали многие евреи из Германии.
Евреи – тема здесь особая и больная. Великолепно, кстати, освещенная в современном интерактивном музее, созданном на базе нескольких покинутых прихожанами синагог. Особенно трогательна та специальная часть музея, где о евреях и иудаизме очень бережно, с пониманием и толерантностью, рассказывают нидерландским детям. Здесь очень не любят королеву Вильгельмину, бросившую страну на разграбление и управление гитлеровским войскам… Статуя, отлитая в её честь, говорит об этом очень красноречиво. Даже стоит она не в Амстердаме и не в Гааге, а в провинциальном Дельфте..
- Что еще важно рассказать об Амстердаме?
- Наверное, что этот сказочный зород находится на грани затопления и полного уничтожения. Это произойдет почти неизбежно, если уровень мирового океана подымется... Ученые Европы и всего мира всячески ищут способ сохранить этот сказочный город, чтоб не исчез он с карты и с земли. Просто потому, что потеря Амстердама стала бы бы величайшей потерей для человечества...
- Я понял, что в любом случае надо торопиться увидеть его своими глазами. Есть вариант, что такой возможности больше не будет... А ты бы хотела поехать в Амстердам еще раз?
- Однозначно. За эти три дня я успела от души полюбить этот обалденно прекрасный город и его честный народ, сумевший создать ниже уровня моря высочайший уровень жизни с высочайшей культурой и высочайшей нравственностью. На иврите говорят: эйн кмо Амстердам – таких больше нет.