Был ли Иисус фарисеем?
В свете предыдущей главы, может быть, следует спросить: «Если фарисеи были действительно столь просвещённым, прогрессивным движением, почему Иисус так сурово критиковал их?» Ответ уже предполагается: Иисус в реальности не критиковал фарисеев, как это представлено в евангелиях, ибо сам был фарисеем.
Картина ссор Иисуса с фарисеями создана в период после его смерти, когда христианская церковь конфликтовала с фарисеями, желая вытеснить иудаизм. Евангелия – продукт этого, более позднего периода и/ли состоят из материалов, часть которых восходит к более ранним источникам, отредактированным в антифарисейском духе.
Но тогда можно опровергнуть эту антифарисейскую обработку евангельских историй, даже после этого сохранивших многие детали из ранних источников, которые показывают отсутствие конфликтов Иисуса с фарисеями, поскольку он сам был фарисеем.
Процесс редактирования отнюдь не гипотетичен. Это становится ясно при внимательном рассмотрении того какой способ избирается в разных евангелиях при трактовке какого-либо случая. Тот факт, что имеется четыре евангелия вместо одного, делает задачу восстановления подлинной истории гораздо легче, тем более, что можно опираться на данные современной науки, которая показывает в какой последовательности евангелия были написаны. Согласно её анализу – самое раннее из них – от Марка, поэтому можно предпочесть его версию события по сравнению с изложением более позднего евангелия.
Возьмём лишь один пример: описание у Марка беседы Иисуса с неким «законником» /»книжник» - в русском синодальном переводе – моё прим./. Этот термин использовался в евангелиях, как и в более поздней христианской литературе, для иного обозначения фарисеев.
«Тогда один из законников, слыша их прения и, видя, что Иисус хорошо отвечал, вышел вперёд и спросил его: «Какая первая из всех заповедей?» Иисус ответил: «Первой является «Господь Бог наш есть Господь единый; возлюби Господа Бога твоего всем сердцем, всей душой твоей, всем разумением твоим и всей силой твоей». Вторая же: Возлюби ближнего твоего как самого себя». Нет других заповедей больших, чем эти». Законник сказал ему: «Хорошо ответил, Учитель. Ты прав, говоря, что Бог – один и нет иного, кроме него. А любить его всем сердцем, всем разумением и всей силою, и любить твоего ближнего как себя – это стоит больше жертвоприношений». Иисус, видя, что тот разумно ответил, сказал ему: «Ты недалеко от Царства Божия»» /Мк 12:28-34/
Версию этой истории находим в более позднем евангелии /от Матфея 22:34-40/:
«Услышав, что он заставил саддукеев умолкнуть, фарисеи собрались вместе и один из них проверил его таким вопросом: «Учитель, какая наибольшая заповедь в Законе?» Он ответил: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой твоею, всем разумением твоим. Эта – первая величайшая заповедь. Вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего, как самого себя». Всё в Законе и у пророков зиждется на этих двух заповедях».
В этой версии данной истории дружественность обмена мнениями вычеркнута. Спросивший фарисей не мотивирован восхищением, как в более ранней версии («видя, как он хорошо отвечал»), но желает «проверить» Иисуса /»искусить – в русском синодальном варианте – моё прим./, т.е., попытаться уловить его на ереси или ошибке – так следует из контекста.
В первой версии фарисей-вопрошатель развёрнуто отвечает Иисусу, хваля его и добавляя к этому собственное замечание о превосходстве любви над жертвоприношениями, на что Иисус отвечает с должным уважением, говоря, что спросивший его «недалеко от Царства Божия». Всё это опущено во второй версии, которая больше рассказывает о зависти фарисея, принуждённого умолкнуть мудростью Иисуса.
Следует также заметить, что приведение Иисусом этих двух стихов из еврейской Библии (один из Второзакония, а другой – из Левитов) как величайших заповедей – не было его собственной идеей, а неотъемлемой частью фарисейского мышления.
Центральной чертой литургии, созданной фарисеями (и до сих пор используемой иудеями), является то, что называется Шема, которую в отрывке из Второзакония процитировал Иисус: «Слушай Израиль: Господь Бог наш – единственный! Люби Господа Бога твоего всем твоим сердцем, всей душой твоей, со всей силой твоей». Эта формула рассматривалась фарисеями в качестве важнейшей. Как они заявляли, цитировать эти стихи дважды в день было достаточно, чтоб заменить обычную ежедневную молитву /Ваилонский Талмуд, Беракхот 13в/
Интересно также добавление Иисуса в финальном комментарии «законнику». Рабби полагали эти стихи имеющими сильную связь с «Царство Божьим» (фраза не придумана Иисусом, а часть фарисейской фразеологии). Фарисеи заявляли, что цитирование этих стихов означает принятие Царства Божия.
Следует заметить, что в фарисейском представлении «Царство Божие» имело два значения: нынешнее царство или власть Бога, а могло означать будущее правление Бога надо всем миром в Мессианский век. Возможно, Иисус использовал это выражение намеренно, как содержащее двойной смысл. Один из них он применял, как бы сообщая о создании будущего государства, которое пришёл возвестить (например, «Покайтесь, Царство Божие близко!»), а другое он относил к подлинному Царству Божию, которое каждый смертный был обязан знать (например, «Царство Божие среди вас»). В последней фразе говорится о втором значении, которое важнее.
Вторая фраза, приведённая Иисусом из Левитов: «Любите своего ближнего, как самого себя» также считалась фарисеями одной из самых главных, которую они трактовали как второе важнейшее положение фарисейства.
См. Хилель /Вавилонский Талмуд, Беракхот 13в/ и Рабби Акиба /Вавилонский Талмуд, Шаббат 31а, где принцип любви выражен в форме Золотого Правила: «Что ненавистно тебе – не делай другому»/, оба мудреца считали эти положения фундаментальным принципом иудаизма, на которых тот стоит.
Это, конечно, не означало, что остальное в Законе следовало игнорировать, словно избавившись; напротив, Закон рассматривался как действующий и практически применимый принцип любви к ближнему в ежедневных действиях без дальнейшего обоснования в каждом случае, дабы использовать его, подобно тому, как мы пользуемся аксиомами Евклида – без доказательств.
Позднее, христианские авторы неверно истолковали это положение, думая, что когда Иисус призывал к любви к Богу и ближнему, то он отверг Тору.
На деле же это не причина полагать, что Иисус вкладывал подобное значение в эти слова. Нет, в главном он был в сердечном согласии с фарисейским законником (по крайней мере, в раннем и более аутентичном источнике Марка).
Очевидно, что и пренебрежительное замечание «законника» о жертвоприношениях не следует истолковывать неправильно. Оно не означает, что эти жертвоприношения должны быть упразднены, а только, что слова еврейских пророков следует учитывать, как предупреждение против того, чтобы магическое значение жертв в качестве искупления считать достаточным. Нет, скорее, это – символ искреннего раскаяния и примирения с Богом.
Самым внушающим страх день еврейского года был День Искупления, когда приносились жертвы в Храме и козла отпущения прогоняли в пустыню. Тем не менее, существовало фарисейское учение, что ни одна из этих страшных церемоний не возымеет должного действия, если не произойдёт полного раскаяния всех до одного человека в народе.
Так фарисеи не противопоставляли своё учение обрядам (предписанным в Священном Писании), но ставили их на должное место, поддерживая, но сильно восставая против тенденции рассматривать их началом и концом всей еврейской религии, как предлагали саддукеи. Поэтому нет оснований считать, что мнение Иисуса по отношению к храмовой службе чем-то отличалось.
Анализ случая с Иисусом и «законником», т.о., показывает две вещи:
что не было расхождения между Иисусом и фарисеями,
и что имел место процесс редактирования в евангелиях, приведший к указанному результату.
Версия более позднего евангелия превращает дружескую беседу во враждебную конфронтацию. Это не означает, что мы может обратиться к евангелию от Марка, как более раннему и беспристрастному описанию фарисеев, напротив, это евангелие полно прямо противоположного и пристрастного отношения к фарисеям. Но, как в наиболее раннем евангелии, этот процесс антифарисейского редактирования не был доведён до конца, как в более поздних евангелиях, почему уцелело больше историй в их первоначальном виде.
Здесь мы приходим к мысли о принципиальной важности интерпретации евангелий: когда наталкиваемся в их текстах на сообщения, идущие вразрез с основным повествованием, мы можем быть уверены, что это – часть первоначального, аутентичного рассказа, который пережил правку цензора.
С тех пор, как главным трендом стал антифарисейский, сами повествования становились всё более и более антифарисейскими. Тексты последовательно перерабатывались, поэтому пассажи дружественные фарисеям не могли быть добавлены к основному тексту. Мотивацией редакторов было вырезать такие места, а не добавлять их. Они могли уцелеть, лишь не попавшись на глаза редактору.
Это не значит, что более позднее евангелие должно всегда, по отношению к каждому случаю быть более отредактировано и менее аутентично, чем раннее. Разные евангелия не представляют материал, взятый лишь из одного источника. Каждое евангелие содержит свой материал, ничем не обязанный другому евангелию, который трактовал из первоисточника его редактор. Эти различные источники в текстах евангелий были исследованы современной наукой и обозначены как Q,L и т.д. Поэтому, черпая из столь независимых источников, более поздние евангелия могут сохранять аутентичность раннего текста, не содержащегося в более раннем евангелии. В связи с этим научное исследование евангелий не может быть поверхностным и шаблонным. И потому, когда мы говорим о каком-либо более позднем евангелии, а событие в нём совпадает с похожим в более раннем, то, вероятно, оно было взято из одного источника.
Из нашего примера, приведённого выше, следует, что сообщение о разговоре Иисуса с «законником» появилось вначале у Марка и, когда позднее упоминалось у Матфея, то было адаптировано автором Матфея на базе сообщения Марка, которое автор Матфея знал до написания своего евангелия.
Это, конечно, только предварительный пример. Теперь следует более основательно аргументировать, чтобы показать: Иисус не только не являлся антагонистом фарисейству, но и сам был фарисеем.
Эта аргументация не является отклонением от темы Павла, основной темы данного исследования. Вопрос: «был ли Иисус фарисеем?» имеет прямое отношение к вопросу: «был ли фарисеем Павел?».
Описание в евангелиях как фарисеи травили Иисуса призвано вызвать доверие к более поздней картине, в Деяниях, и фарисейской травле последователей Иисуса, и «Иерусалимской церкви».
Если Иисуса никогда не травили фарисеи, и он сам им был, то окажется ещё менее вероятным, что Павел, когда он преследовал «Иерусалимскую церковь», был фарисеем.
Если принять во внимание мягкость и терпимость отношения Гамалиила, лидера фарисеев во времена Павла, к «Иерусалимской церкви», тогда понятна дружественность фарисеев к самому Иисусу.
Таким образом, предметом дискуссии в этой книге является Иисус, обычно представляемый кем угодно, только не фарисеем, тогда как он им был, тогда как Павел, всегда считавшийся фарисеем до своего обращения, никогда им не был.
В процессе развёртывания нашего доказательства станет ясно: почему это странное изменение фактов было принесено в Новый Завет.
Важной основой конфликта между Иисусом и фарисеями, согласно евангелиям, являлось то, что Иисус исцелял в субботу, что шло против фарисейского закона. Евангелия утверждают, что Иисуса не только критиковали за исцеления в субботу, но даже замышляли убить его по этой причине (Мк 3:6, Мтф 12:14).
Иисус выступал с определёнными аргументами, оправдывая перед фарисеями свои субботние исцеления (например, обрезание разрешено в субботу, почему же тогда лечение должно быть осуждено? (Инн 7:23).
Изумляет, что когда мы обращаемся к фарисейским книгам, то обнаруживаем, что именно фарисеи учили о дозволенности лечения в субботу, а никак не осуждали это, и даже использовали аргументы, приводимые Иисусом, чтоб доказать, что исцеление было разрешено.
Более того, Иисус торжественно провозглашал, что суббота была создана для человека, а не человек для субботы. Эти слова, которые неоднократно приводятся, как некое прозрение, объявленное им, можно слово в слово найти в фарисейском источнике, где они приведены в защиту фарисейской доктрины, что спасение жизни приоритетнее закона субботы. Так что те, против кого Иисус защищал свои субботние исцеления, не могли быть фарисеями.
Указание на этих оппонентов действительно можно найти в одной из субботних историй.
Там сообщается, что в гневе на Иисуса за субботние исцеления, фарисеи «вышедши, немедленно составили с иродианами совещание против него, как бы погубить его» (Мк 3:6).
Иродиане (т.е., люди Ирода Антиппы, правителя Галилеи, римского ставленника) были наиболее эллинизированы из всех иудеев и наиболее политизированы (последнее в том смысле, что их мотивация была в меньшей степени религиозной), будучи побуждаемы только соображениями власти.
Альянс между фарисеями (которые были центром оппозиции римской оккупации) и иродианами совершенно невозможен.
В то же время союз между иродианами и саддукеями был не только возможен, но и актуален.
Саддукеи, как объяснялось выше, были мнимо религиозной партий, выступавшей за статус кво, что для них означало услужение Риму. Их лидер, первосвященник, был римским назначенцем, которому была доверена роль прислужника интересов оккупантов.
Представляется наиболее возможным, что редакторская правка заменила на «фарисеи» первоначальное «саддукеи» в историях, где Иисус обосновывал свою точку зрения на субботу «против» фарисеев. Как мы знаем, саддукеи имели иную точку зрения и ценности, чем фарисеи, и (хотя это не может быть подтверждено документально, так как эти письменные свидетельства не уцелели) представляется вероятным, что они, в отличие от фарисеев, не признавали лечения в субботу.
Это, несколько гипотетическое утверждение, по крайней мере, привносит смысл в данные истории с исцелениями и желанием за них убить Иисуса, как проповедника фарисейской доктрины.
С той поры, как Иисус определённо вступил в конфликт с первосвященником, саддукеем, представляется вполне естественным, что сохранились случаи, в которых фигура Иисуса, как оппонента саддукейского религиозного учения. Хотя, как мы видим, главное расхождение между ним и саддукеями было, скорее, политическим, чем религиозным.
В фарисейской литературе предостаточно рассказов о том, как их лидеры дебатировали с саддукеями. Частой темой этих споров был вопрос воскрешения из мёртвых, в которое верили фарисеи, а саддукеи – нет. Как это происходило находим и в евангелиях в связи с Иисусом (Мк 12:18-27 плюс параллельные места в других евангелиях).
Ответы, данные Иисусом саддукеям, типичны для ответов, даваемых фарисеями в аналогичных спорах. Даже среди неевреев было хорошо известно, что фарисеи верили в воскресение.
Очевидно, что эти случаи были отредактированы, чтобы стать историями конфронтации между Иисусом и фарисеями. Однако, поскольку сохранились его аргументы и тезисы в этом пересказе, то можно сравнить их с фарисейскими по тому же предмету, обнаружив тут полное сходство. Хотя, конечно, евангелия представляют Иисуса антифарисеем, чьи взгляды могли совпасть со взглядами его противников лишь случайно.
Что явилось мотивом редактирования историй о конфликте Иисуса с саддукеями, дабы представить их столкновением уже с фарисеями?
Причина проста.
Фарисеи считались главными религиозными авторитетами , в отличие от саддукеев. А во времена, когда евангелия редактировались, саддукеи утратили и то малое религиозное значение, что некогда имели, и фарисеи остались единственными носителями такого авторитета. Как мы увидим позже более детально, для редакторов евангелий было крайне важно представить Иисуса бунтовщиком против иудаизма, а не против римской оккупации. В целом редактирование материала производилось с целью получения картины борьбы Иисуса против фарисеев. Саддукеи были коллаборационистами, и противостояние им Иисуса, даже на совершенно религиозной почве, могло создать о нём впечатление, как о противнике Рима – впечатление, которого редакторы евангелий стремились избежать.
То, что в реальности не было конфликта между Иисусом и фарисеями показывают те черты повествований, которым было позволено остаться в текстах евангелий.
Вот важный пример подобного: «Тебе следует покинуть это место, спасаясь; Ирод хочет убить тебя» (Лк 13:31). Этот отрывок изумлял всех комментаторов. Почему фарисеи, которые в предыдущих случаях были представлены, как желающие Иисусу смерти из-за его субботних исцелений, пожелали спасти ему жизнь?
Некоторые благочестивые христианские комментаторы , озабоченные сохранением картины недоброжелательности фарисеев, измышляли искусный сценарий, в котором фарисеи вели двойную игру: зная, что Иисусу в Иерусалиме грозила бОльшая опасность, чем в Галилее, они придумали угрозу от Ирода, чтобы вынудить его идти в Иерусалим на смерть.
Насколько данное предположение было фантастично следует даже из того, что если бы фарисеи действительно были врагами Иисуса, то он явно не поверил бы им, заподозрив иную причину их «предостережения».
Этот уцелевший отрывок очень ценен как факт дружеских отношений между Иисусом и фарисеями; проявляя подобное беспокойство, фарисеи должны были считать Иисуса своим. Каждый факт в этой истории настолько несовместим с изображением Иисуса и фарисеев в евангелиях, что гарантирует свою историческую правду; такое не могло быть добавлено на поздней стадии редактирования материала, а сохраниться от стадии ранней по недосмотру редактировавшего.
Важным указанием, что истории о фарисейской враждебности Иисусу по поводу субботних исцелений не имеют в действительности никакого значения, является то, что это не вменялось Иисусу на суде.
Если он, как утверждается, имел подобную вину в глазах фарисеев, почему они не обвинили его в этом во время процесса над ним?
Почему, наоборот, на суде нет каких-либо указаний о вине Иисуса с точки зрения фарисеев?
Как увидим в следующей главе, на суде Иисусу не было предъявлено никакой религиозной вины, а лишь политические обвинения, евангелия, чьей целью было деполитизировать намерения Иисуса, пытались придать политическим обвинениям религиозный привкус.
Если бы процесс был религиозным, кто лучше, чем фарисеи, заявленные заклятыми религиозными врагами Иисуса, мог исполнить обвинительную роль в ходе слушаний?
Этот вопрос стоит заменить на прямо противоположный: почему фарисеи не защищали Иисуса на этом суде? Ведь Гамалиил защищал ученика Иисуса Петра, когда позже тот предстал перед религиозным судом синедриона.
Ответ заключается в том, что фарисеи даже не присутствовали на суде над Иисусом, который состоялся не перед синедрионом, но перед политическим трибуналом, в котором первосвященник, как представитель и ставленник римлян, председательствовал среди своих приспешников.
Раз вопрос о субботних исцелениях не может быть представлен в качестве почвы для разногласий между Иисусом и фарисеями, как обстоит дело с иными чертами учения Иисуса, которые евангелия подают как революционные и оскорбительные для религиозных авторитетов этого времени?
А провозглашение Иисусом себя Мессией? Было ли это богохульством в глазах фарисеев?
А угроза разрушить Храм, предъявленная ему на суде?
Что с его желанием реформировать или даже отменить закон Моиссея?
Ответом тут является тот, что ни одна из заявленных «ересей» никак не угрожала религиозным взглядам фарисеев, и при проверке находим, что всё это – приписываемое Иисусу – было вполне фарисейским и указывает на его принадлежность к этому движению.
Заявление Иисуса, что он – Мессия, никоим образом не было оскорбительным в глазах фарисеев, да и для других иудеев, ибо титул «Мессия» не нёс для них коннотации божественности или божества.
Слово «Мессия» просто означает «помазанник» и является царским титулом. Каждый еврейский царь из рода Давида носил его. Объявить себя Мессией означало заявить о своей претензии на трон Израиля. Это было безумно смело и безрассудно, так как римляне упразднили еврейскую монархию, наплевав на еврейский Закон и на то какую обиду этим наносят.
Напротив, все евреи жили надеждой на приход Мессии, который освободит от ига завоевателей, восстановив их независимость. Любой провозглашавший себя обещанным Мессией (возвещённым пророками еврейской Библии) обещал восстановить любимую династию Давида и мог быть уверен в симпатиях народа и немалом числе приверженцев.
Иисус не был единственным в тот период, кто объявлял себя Мессией, и не один из заявивших об этом не был обвинён в богохульстве.
Претенденты на мессианство были разных типов: часть была воинами, подобно Бар Кохбе или Иуде из Галилеи, другие – антивоенными, как Тевда, «Египтянин» (оба упомянуты в Новом Завете и у Иосифа Флавия (см. Деяния 5:36, 21:38, и в «Иудейских древностях» ХХ.97, ХХ. 167)). Последние двое собирали толпы верующих ожидавших чуда, которое низвергнет римлян. Иисус был того же типа. Как и «Египтянин» он молил о великом чуде в Гефсимании, согласно предсказанию Захарии.
Часть мессий имело определённую цель освобождения евреев из-под власти Рима, тогда как другие, к которым принадлежал Иисус, ждали такого освобождения, как наступления эры мира и свободы для всех народов, прихода времён, когда мечи будут перекованы на орала , и волк станет возлежать рядом с ягнёнком. Ни одно из этих ожиданий не считалось богохульным. Напротив, они были составной частью иудаизма, в котором мессианская надежда логично вытекала из веры в Одного Бога, чьё правление однажды распространится на всё человечество.
В позднем христианстве, однако, после смерти Иисуса греческий перевод еврейского слова «Мессия» (Христос) привёл к значению божественности или божества. В результате христиане-читатели перенесли это значение во времена жизни Иисуса, легко поверив, что провозглашённое им собственное мессианство шокировало его спутников и последователей, сделав его виновным в богохульстве.
Евангелия, действительно, уверяют, что концепция мессианства самого Иисуса отличалась от представлений об этом его соплеменников и последователей. Но с той поры, как он использовал слово «Мессия» применительно к себе, у его апостолов не было причины думать, что Иисус понимает под этим нечто необычное а согласно евангелиям, он был столь скрытен в отношении этого значения, что даже его собственные ученики не понимали его. Но тогда вина в богохульстве тем более не могла быть разглашена!
В исторической науке, впрочем, идея скрытой мессианской концепции («Мессианский секрет») считается попыткой более поздних христиан приписать Иисусу то, что в действительности появилось лишь после его смерти.
Интересно, что в синоптических евангелиях, как более ранних, фарисеи никогда не обвиняют Иисуса в богохульстве, а только первосвященник.
Это показывает, что обвинение против Иисуса за объявление себя Мессией – не являлось религиозной виной, но политической.
По фарисейским представлениям провозглашение себя Мессией не было нарушением, но с тех пор как «Мессия» означало «царь», а римляне упразднили еврейскую монархию, то любой объявлявший себя Мессией становился бунтовщиком.
Не удивительно поэтому, что охранявший как своё положение, так и римские интересы, первосвященник видел свою задачу в передаче подобного возмутителя спокойствия римским властям для кары.
Евангелия, однако, в русле своей линии представления Иисуса восставшим против иудаизма, изображают первосвященника рассерженного богохульством, а не бунтом.
Аналогично в вину Иисусу на этом суде вменялось желание разрушить Храм и восстановить его, и фарисеи не ассоциировались с этим обвинением. Это обвинение также являлось политическим, а не религиозным, ведь Храм был построен Иродом, и не предполагалось, что он останется стоять в Мессианском веке. Вполне возможно, что Иисус делал заявления о намерении разрушить и восстановить Храм, как и полагалось каждому претенденту на роль Мессии.
Фарисеи не имели суеверного благоговения перед Храмом, и не ужасались мысли, что Иисус собирался построить его заново, как его предок Соломон. Людьми, которых должно было серьёзно взволновать подобное намерение, являлись первосвященник и его приближённые, которых ожидало изгнание при установлении мессианского режима.
Действительно, во времена Иудейской войны в 66 году первое, что сделали восставшие против Рима – это прогнали первосвященника и назначили нового – из семьи, не запятнавшей себя сотрудничеством с захватчиками.
Тем не менее, опять это обвинение представлено в евангелиях как религиозная вина в богохульстве вместо политической – восстания против статус кво, в котором первосвященник и Храм являлись инструментами Рима.
Также и реформы иудаизма, защитником коих представлен Иисус, на поверку оказываются ответвлениями фарисейских идей.
Мы утверждаем, что Иисус являлся противником заповеди «око за око», находясь в рамках установления еврейской Библии, проповедуя закон любви вместо закона мести. Попытка представить его заявления как враждебные фарисейским в этом вопросе может иметь смысл лишь в качестве пародии на оные.
Фарисеи не рассматривали выражение «око за око» как буквальное законное предписание. Они исполнялись презрения при подобной мысли, столь же странной для них, сколь и дикой (иронически вопрошая, к примеру, «Что случится, если одноглазый человек выбьет (у двуглазого) глаз?» Как тогда вершить справедливость?)
К выражению «око за око» они относились как к принципу возмещения вреда, нанесённого человеку, которому следовало компенсировать его согласно серьёзности потери. Предписания еврейской Библии, в самом деле, предусматривали такие компенсации, если устанавливалась потеря трудоспособности и требовалась оплата лечения от ответчика (Исход 21:19).
Таким образом, фарисеи интерпретировали это установление еврейской Библии («око за око») как имеющее большее отношение к денежному возмещению, чем к возмездию.
Хотя Иисус далее предлагает (иначе говоря) не искать компенсации, если пострадал, а подставить другую щёку, он опредёлённо не распространял это на свободу от обязательства возмещать вред, понесённый от неисполнения своих обязательств.
Мысль об отказе от ответа в силу стремления к моральному совершенству присутствовала в обсуждениях фарисеев в качестве выбора. Взять хотя бы молитву Мар бар Равина (Вавилонский Талмуд Беракхот 17а), которая позже была включена в еврейскую литургию: «Пусть душа моя немеет перед теми, кто проклинает меня». Но это не означало, что вредные последствия этого должны были пройти безнаказанно, без возмещения по закону. Более того, каждый, кто готов был отказаться от своего законного права на компенсацию, должен был первым поддержать подобное право других, особенно, если он сам нанёс им вред.
Обсуждаемая область взаимоотношений очень сложна, и Иисус призывал поддержать определение этого «закона любви» (к ближнему и Богу), закона, который просто бессмысленен в обществе, где угнетение и жестокость царят неограниченно.
Фарисеи тоже разделяли этот «закон любви», как показывает их доктрина, ибо любовь к Богу и к ближнему являются основными принципами Торы, но любовь к ближнему следовало обезопасить, определив его права, как и любого другого, а не отменив права всех. Не стоит думать, что Иисус не понимал этого и потому его взгляды отличались от подобных у фарисеев.
Это отличие выдумано (в евангелиях), как и его «личные реформы» еврейских законов. Мы находим у Марка 7:19 выражение, переведённое в том значении, что Иисус «объявил любую пищу чистой», но сей перевод очень спорен, и многие учёные рассматривают эту фразу как некое редакторское добавление. В другом отрывке Иисус ясно подтверждал непорочность еврейских законов, когда повелел исцелённому им прокажённому: «Иди, покажись священнику и принеси за очищение твоё, что повелел Моисей» (Мк 1:44).
Иисус действительно говорит тоном реформатора в Нагорной проповеди, когда утверждает: «Вас учили тому, что нашим праотцам было сказано… Но вот что я скажу вам».
Здесь он воспринимается как вещающий важно и авторитетно, независимо от предыдущего учения, оправдывая наименование «реформатора». Однако с тех пор как эпизод на горе Сермон оказался выдумкой Матфея – словами, собранными вместе из разных мест других евангелий, исключая Луку, который перенёс проповедь на равнину, и у которого она не столь авторитетно и величественно произносится – это не воспринимается специалистами в качестве аргумента.
Простейшим объяснением данного тона является то, что он был привнесён в рассказ поздними христианскими редакторами, которым мысль, что Иисус учил, имея авторитет фарисея, была неприятна.
Один интересный эпизод показывает, как хотели поддержать изображение Иисуса в качестве непреклонного реформатора Торы, не вдаваясь в рассмотрение её законов. Этим эпизодом является сбор колосков, случай, который приводится у Марка в гл. 2: 23-28:
«И случилось ему в субботу проходить засеянными полями, а ученики его по дороге начали срывать колосья. Фарисеи сказали ему: «Смотри, что они делают в субботу, чего не должны делать!» Он ответил: «Неужели вы никогда не читали, что сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? Он вошёл в дом Божий при первосвященнике Абиафаре, и ел хлеба предложения, которые не позволено есть никому, и даже дал своим людям».
Он (Иисус) также сказал: «Суббота для человека, а не человек для субботы. Поэтому Сын Человеческий есть господин и субботы».
Этот случай не может быть объяснён как спор с саддукеями. У фарисеев действительно существовал запрет на сбор колосьев в субботу вместе с иными формами сельскохозяйственных работ. Посему Иисус, позволяя ученикам подбирать колоски в субботу, (как бы) отрицал или издевался над ясным фарисейским запретом, во всяком случае, это так должно было восприниматься.
Указание на то, что это лишь казалось, является то, что Иисус говорит в конце: «Суббота создана для человека, а не человек для субботы». Это было фарисейской максимой, дающей ключ к пониманию самого случая (Эту максиму Рабби Джонатан бен Иосиф выводит из библейского выражения: «Ради неё самой (субботы) святость или для тебя?» Вавилонский Талмуд, Иома, 85в). Фарисеи использовали эту максиму, чтобы показать: в обстоятельствах опасности для человеческой жизни закон субботы может и должен быть игнорирован.
По тому, как это звучит в рассказе, там отсутствует опасность для человеческой жизни. Но если мы взглянем на дальнейшую историю, то встретим всё больше и больше указаний на то, что обстоятельства оказываются действительно опасными.
Иисус в его объяснении фарисеям, в чисто фарисейском духе, приводит эпизод из Писания в качестве почвы для обоснования своего мнения. Это – случай с Давидом – осквернение им священных хлебов.
Он объяснён в фарисейской литературе (Вавилонский Талмуд, Менахот 96а) как крайняя опасность жизни, так как Давид и его люди погибали от голода при их бегстве от царя Саула. Тогда как при обычных обстоятельствах это считалось фарисеями ужасным грехом (ибо сама заповедь звучит жутко и однозначно: «Шесть дней пусть делают дела; а в седьмой – суббота покоя, посвящённая Господу: всякий, кто делает дело в день субботний, да будет предан смерти» Исход 31:14 и далее). На фоне примера с Давидом ссылка на него – для случая с учениками Иисуса, подбиравшими колоски – выглядит абсурдно и неуместно. Ибо в повествовании они как будто спокойно прогуливаются мимо полей в субботу, лениво поднимают колоски, чавкая зёрнами.
Если же восстановить опущенный контекст, то элемент опасности тут же появится в повествовании, и внезапно история обретает схожий смысл.
Иисус с его апостолами бежали от Ирода Антипы и римлян, и крайне изнурённые, голодные, оказались у края поля. Это – субботний день, но Иисус, оценив ситуацию, как подобную с Давидом, в которой кощунство было куда серьёзнее, ибо дело было ещё и в Храме, позволяет спутникам утолить голод этими зёрнами.
Позднее, когда дружественные фарисеи задают вопрос об этом инциденте, он объясняет почему разрешил нарушить запрет субботы.
Это объяснение также проливает свет на другой удивительный момент. Сбор колосков был не только нарушением субботы, но и нарушением заповеди: «Не укради!».
Некоторые христианские учёные пытались обосновать последнее нарушение отсылкой к Второзаконию 23:25: «Когда придёшь на жатву ближнего твоего, срывай колосья руками, но серпа не заноси на его жатву». (В 23:24 тот же принцип сформулирован даже яснее: «Когда войдёшь в виноградник ближнего твоего, можешь есть ягоды досыта, сколько желает душа твоя, а в сосуд твой не клади»).
Однако, как показывает фарисейская литература (например, Мишна Бава Метция 7:2) это относилось только к рабочему, трудившемуся на поле хозяина. Жизнь для селян вскоре бы стала невозможна, если бы каждый проходящий «помогал» им таким образом.
Но в случаях опасности жизни запрет на кражу считался недействительным (т.е.) фактически фарисеи в этом случае рассматривали такое похищение вынужденным для спасения жизни. («Можно отменить все законы ради спасения жизни, кроме запретов на идолопоклонничество, инцест или убийство» Палестинский Талмуд, Шевиит, 4:2, (35а); Вавилонский талмуд, Санхедрин 74а).
Поэтому Иисус был в полном праве, рассуждая по-фарисейски, пренебречь законом: «Не укради!». Так же как и законом субботы в подобных обстоятельствах.
Но почему тогда этот элемент опасности убран из истории в евангелиях, в результате чего весь эпизод утратил смысл? Ответ таков: причина его удаления из всех евангелий в том, что там изображается Иудея и Галилея как мирное пространство, под мягким римским управлением. Историческая же реальность того времени говорит об обратном: то были места страшных беспорядков и постоянных возмущений против подавления Римом и разорения селян откупщиками («мытарями»). Если ж вернуть момент опасности в эту историю, то Иисус предстаёт вовсе не насмешником над фарисейским законом, но человеком, за которым охотились, как Ирод, так и римляне, за сопротивление им.
Так случай с колосками, далёкий от того, чтобы представить Иисуса фарисеем, не может быть объяснён без понимания того, кем он в действительности являлся. Иисус использовал библейский прецедент и фарисейскую максиму, чтобы в силу исключительности его обстоятельств оправдать нарушение закона в полном согласии с фарисейской практикой и принципами, а не для восстания против Закона. Финальная фраза Иисуса: «…потому что Сын Человеческий является господином и субботы» в евангелиях несёт тот смысл, что он величественно объявляет о своей независимости от еврейского Закона и своём праве отменять его по своей воле. Однако, и это не является необходимым значением этой фразы. Выражение «сын человеческий» в арамейском языке означало: «человек» или «человеческое бытие/существование». Поэтому смысл его таков: «человеческая жизнь важнее субботы», с чем соглашались все фарисеи.
Выражение: «Сын Человеческий», употребляемое в Новом Завете, объяснимое подобным образом, может иметь и вариант, в котором Иисус использовал его как титул, отражавший его собственную роль. В этом качестве оно не несёт божественного статуса, скорее, относясь к пророческому. В книге Иезекииля оно использовано в этом смысле.
Заявленный конфликт между Иисусом и фарисеями по вопросу его общения с «грешниками и мытарями» также нуждается в комментарии. Обычно совершаемая ошибка – та, что думают, будто эти люди на сомом деле не грешники, в серьёзном смысле, а не слишком уважаемые в обществе в силу своей бедности или не склонными к исполнению законов во всей их ритуальной строгости. В действительности же не отсутствие должной респектабельности или отношение к исполнению запретов и обрядов были здесь причиной. Откупщики-мытари являлись грабителями, мучителями и убийцами, помогавшими Риму вымогать имущество и деньги у иудеев, доводя тех до разорения, самоубийства или ухода в стан разбойников, потому что ставили несчастных перед выбором: крайней нищеты или рабства.
Иисус, призывавший «к раскаянью», готовил всех к Мессианскому чуду национального спасения от Рима, общался с отдельными грешниками, не потому, что любил их компанию, но в надежде отвратить их от путей зла. Этих мытарей (сборщиков налогов) он призывал отказаться от своего занятия. Отсюда пример с Закхеем (Лк 19гл.), который своё нажитое нечестно имущество решил раздать обиженным им, а половину – нищим. Подобный способ искупления описан для раскаянья откупщиков в фарисейском труде Тосефта.
Некоторые учёные заявляли, что фарисеи не оставляли надежды откупщикам на искупление. Это не правда, но фарисеи определённо рассматривали раскаянье и искупление для этой категории грешников как самое трудное. (Тосефта предписывает им раздачу денег в виде милостыни или общественные работы. Бава Метция 8:26).
Возможно, в этом пункте существовали расхождения между Иисусом и другими фарисеями. Иисус выступал за обращение откупщиков, в то время как иные фарисеи учили, что якшаясь с бандитами, которыми тех считали, скорее сам станешь хуже, чем они сделаются лучше.
Следует помнить, что Иисус был бы необычным фарисеем, если бы никогда не расходился в чём-то со своими собратьями. Как объяснялось ранее, дружеское несогласие было сущностной составляющей фарисейства, и фарисейская литература полна таких расхождений во взглядах между разными мудрецами этого движения. В некоторых случаях в Новом Завете конфликт между Иисусом и фарисеями создавался не сменой «саддукеев» на «фарисеев» и даже не изменением существенных для данной истории деталей, а просто превращением того, что было первоначально дружеским спором, во враждебную конфронтацию.
Названными выше способами Иисус был изолирован в евангелиях от движения, к которому принадлежал, от фарисеев. Тем не менее, несмотря на попытки превратить его в некую обособленную фигуру, он идентифицируется как фарисей благодаря стилю его проповеди. Использование им иносказаний (а люди не знакомые с фарисейскими речами полагают то его личной особенностью) было типичным для фарисейских проповедей, и даже его необычные выражения вроде «верблюду пройти сквозь иголье ушко» (в оригинале: канат, а не верблюд), или «вынь сначала бревно из своего глаза» - фарисейские обороты, которые встречаем в Талмуде.
Однако подобные выражения есть лишь в синоптических евангелиях (Марк, Матфей и Лука). В четвёртом, самом позднем евангелии, от Иоанна, Иисус становится непознаваем. Он уже не использует притчи или подобные им раввинистические выражения. Вместо этого излагает сплошной эллинистический мистицизм и провозглашает себя божественным персонажем. Здесь аутентичный Иисус утрачен в пользу постиисусовского мифа. Здесь мы не найдём первоначального Иисуса, имевшего корни в иудаизме его времени, и преследующего цели, понятные его последователям евреям.
http://www.proza.ru/2019/07/15/820