На фото: Е.А. Менькова. Портрет генерала от кавалерии наказного атамана войска Донского Максима Григорьевича Власова. 2012 год.
Он видел штурмы Очакова, Измаила и Березани, ходил с А.А. Головатым в Персию, искрестил черкесские земли с ген. Ф.Я. Бурсаком, наконец, командовал после геройской смерти Поливалы, пешим полком черноморцев. Там 4 июля 1810 г. заслужил Георгиевский крест, прорвавшись со своим полком на гребной флотилии между Рущуком, Журжей и батареями, стоящими по обоим берегам Дуная. В 1812 г. возвратился на родину, уже ст. офицером, с Владимиром в петлице и Анной на шее. Вся предшествовавшая жизнь, таким образом, давала ему право с достоинством и честью держать атаманскую палицу. Но в то время в Черномории уже заводились порядки, разлагавшие старинный казацкий быт, а с ним вместе и казацкую славу. Среди свободной общины, важнейшим законом которой было воинственное братство и равенство, заводилась богатая аристократия, уже одним своим существованием нарушавшая весь стародавний казацкий строй. Дело в том, что по старому обычаю, по войсковому укладу, каждый член войсковой общины имел возможность пользоваться землёй по мере надобности. Но это патриархальное «по мере надобности» скоро обратилось в феодальное «по мере возможности». И те, кто был облечён чинами и властью, насколько могли стали расширять свои поземельные владения, не заботясь о том, что останется на долю их нечиновных собратам. Чтобы придать «пользованию» характер «владения», эти люди как бы отделились от своих нечиновных сочленов и водворились хуторами; закреплялись хутора за ними пожизненно, а затем мало-помалу стали переходить и в вечное потомственное владение.
Появились даже крестьяне, скупленные во внутренней России и переселение оттуда на далёкое черноморское побережье. Всё это начиналось уже давно. Не без вины были в этом деле и кошевой атаман З. Чепега, и умный войсковой судья А. Головатый, и храбрый атаман Ф. Бурсак, но при них на новых отношениях лежал всё ещё характер простоты и патриархальности, а главное – не отражались новые порядки непосредственно на боевых обязанностях войска, на защите границ. При атамане Матвееве положение дел стало круто изменяться в худшую сторону. Имея слабый характер, Григорий Кондратьевич сразу попал под влияние этой новой аристократии, разбогатевшего казачества. Военные повинности стали распределяться не уравнительно, наряд на кордонную службу производится без очереди, служба внутренняя, более лёгкая, приравнивается к пограничной. Сам атаман ЧКВ выезжал из города редко и глядя на него, полковники стали бросать свои полки и кордонную стражу и уезжать к своему хозяйству на хутора. Оборона границы слабела и черкесы, зорко следившие за всем происходящим, уже без боязни готовились к крупным вылазкам по всему низовому побережью Кубани. К сожалению, не так смотрели на складывающуюся обстановку в Херсоне, которому была подчинена Черномория, а ещё более идеальные воззрения на этот счёт царили в Петербурге. Продолжительный мир, который был куплен атаманом Ф.Я. Бурсаком дорогой ценой безграничных усилий и жертв и поддерживался постоянной готовностью Кубанской линии снова ответить на вражду беспощадной враждой, там был принят как доказательство возможности жить с черкесами в мире, как начало нового периода, обещающего в самом скором времени гражданское развитие черкесов.
И слабый атаман, которому лучше были известны свойства черкесского мира, не сумел ничего сделать против высоких гуманных идей императора, неприменимых к краю. Из Петербурга приехал чиновник гос. коллегии иностранных дел надворный советник де Скасси и принял на себя роль посредника между черкесами и казаками. Для завязывания более тесных связей по его совету были заведены меновые дворы. Черкесы положительно восприняли эту меру, и торговля немедленно завязалась. Горцы стали поставлять лес и сырые материалы, взамен получали соль и мануфактурные товары. Чтобы облегчить эти мирные торговые сношения де Скасси вошёл с представлением о дозволении черкесам расположиться аулами на левом берегу Кубани, а хуторами - так даже селиться и на правом берегу реки, среди казачьих станиц. Войсковому начальству удалось отстоять родную территорию, однако же левый берег Кубани очень скоро покрылся черкесскими аулами. Де Скасси не ограничился этими проявлениями благосклонности к горцам. Располагая большими казёнными суммами, он собирал к себе черкесов, угощал их, осыпал подарками, уговаривая быть мирными. Наверх уходили самые благостные реляции, но была и оборотная сторона медали. Черкесы охотно торговали, с удовольствием ездили в гости к де Скасси, находились у него десятками по нескольку дней, принимали подарки, давали разные обещания, но возвращаясь домой просто потешались над простодушной доверчивостью европейского дипломата. «Мирные» горцы визиты на правый берег Кубани использовали прежде всего для разведки и уже с наступлением ночи отправлялись за добычей.
Тогда-то казаки и сложили свою поговорку о черкесах: «в день мирний, а в ночи дурний». 4 января 1818 г. большая партия хищников, спокойно переночевав в мирных аулах, внезапно ринулась на Капанскую почтовую станцию. Быстро с ней покончив, горцы убрались восвояси. Г.К. Матвеев пожаловался анапскому паше и тот резонно ответил, что черкесы - разбойники. Их следует ловить и, привязав камень на шею, бросать в Кубань, и что атаман сам должен принимать меры для охраны своей границы. Два года прошло в каком-то напряжённом состоянии с обеих сторон; не было войны, не было и мира, и только разбой свирепствовал на Кубани. В конце 1819 г. лазутчики сообщили, что как только река покроется льдом, черкесы опять вторгнутся в Черноморию. Атаман Матвеев понимал, что надо принять меры. ЧКВ выставляло тогда 21 полк пехоты и конницы. Эти силы делились на три смены. В первых двух было по семь полков, а в третьей - шесть, так как один из конных полков с 1819 г. постоянно командировался с Кубани на службу в царство Польское. Одна очередь (смена) обычно занимала кордон, две - находились в домах «на льготе» и вызывались только по необходимости. Матвеев ограничился тем, что выдвинул на границу эти льготные строевые части и послал донесение графу Ланжерону. Последний, зная о малочисленности ЧКВ затребовал донские полки, и они пришли, когда в них уже отпала надобность. Итак, в январе 1820 г. сильная партия черкесов появилась на правом берегу, направляясь к Васюринскому селению.
Первая попытка покушения им не удалась, так как есаулы Косович, Забора и войсковой старшина Гаврюш успели преградить путь. Горцы вернулись за Кубань, усилились там и 24 января вновь попёрли, численностью 7 тыс. всадников. Прорыв был осуществлён в дистанции Елизаветинского поста, и горцы ударили на хутора Осечки (65 вёрст от г. Екатеринодара и 15 верстах от р. Кубань). 80 казаков под командой подполковника Ляшенко и войскового старшины Порохня были смяты, хутора сожжены. 35 чел. было уведено в плен, а также угнано много скота. Спустя неделю вторжение повторилось. Теперь уже скопище из 8 тыс. двинулось к Полтавскому куреню (позже станице). С ближайших постов неприятеля не проглядели есаул Сиромаха и хорунжий Синьговский, которые быстро прискакали с 200-ми казаками. Видя, что горцы обложили населённый пункт со всех сторон данный отряд решил прорубиться на помощь собратьям. Благородная решимость увенчалась неожиданным спасением станицы. Она уже горела и на её улицах шёл упорный бой. Сиромаха и Синьговский соединившись с жителями, геройски шаг за шагом, отстаивали Полтавскую. Среди сражавшихся казаков был и священник с крестом в руках. Подмога в виде двух полков Животовского и Стороженко появилась вовремя. Черкесы были выбиты из станицы, и их погнали к реке. Были захвачены два неприятельских значка и отбита часть пленённых, но 15 жителей горцы всё же увели с собой. Храбрый Синговский находился в числе убитых. По всей Черномории поднялась тревога.
Но прошло ещё лишь несколько дней, и 2 тыс. черкесов снова осуществили набег в пределах дистанции Петровского поста. Казачий есаул Кумпан с небольшим отрядом, безусловно, не смог противостоять этой крупной партии хищников. Не повлияла на исход боя и прискакавшая группа казаков с Копыльского поста во главе с войсковым старшиной Головинским. Горцы сожгли хутора, забрали скот, имущество и пленили людей. Участившиеся вторжения черкесов, не находившие достойного отпора, сильно поколебали доверие черноморцев к своему начальству. Решением из Петербурга от 11 апреля 1820 г. казачий край передавался в распоряжение ген. Ермолова, который, надо отметить, принимал его в свои руки неохотно. Черномория была разорена войной, войск не хватало, начиналось внутреннее разложение казацкого строя, да ещё и вносили сумятицу своими бестолковыми распоряжениями управленцы из Херсона, не владеющие в полном объёме положением дел в крае. Черномория располагалась тогда на обширной территории в 28 тыс. квадратных вёрст, а проживало в ней всего около 36 тыс. душ, включая стариков, детей и отставных раненых воинов. И это малочисленное население, далеко не всё было уже настоящим казачеством, привычным к ратному труду, а выставлять на службу оно обязано было 16 тыс. строевых казаков. 21 полк находился в состоянии постоянного некомплекта. Ермолову пришлось решать целую уйму задач: поддержка переселенцев, вооружение населения, пресечение расхищения земель, укрепление и расширение границы (имеется в виду занятие острова Каракубанского), получение разрешения наказывать черкесов за их дерзкие набеги в их собственных землях и т. д. и т. п.
Продолжение следует в части 28 http://proza.ru/2019/09/15/927