Электричка шустро набрала ход. И снова в вагоне я один. Только вагон уже не такой чистый, словно вылизанный: в проходе остались грязные следы от сапог бомжей, да не успел еще выветриться неприятный запах пойла, которое они пили, и духман их давно немытых тел.
Нет! Это какой-то бредовый сон! Не иначе! Надо же присниться такому. Я закрыл глаза, снова открыл и… увидел все тот же освещенный, сверкающий чистотой вагон, разве что полы у него были с донельзя грязными следами, которые оставили на нем бомжи… Непонятные события несли меня непонятно куда в этом вагоне, и я не мог никак повлиять на них.
Мне казалось, что прошла уже целая вечность, пока я еду в этой электричке. Я уже даже привык к монотонному перестуку ее колес о замерзшие, занесенные снегом рельсы. В который раз смотрю на часы. На них всего пять минут первого. Ба, новый день начался… Мне еще ехать и ехать. А электричка уже не «шептала» мне негромким перестуком колес на стыках рельсов, а все шустрее набирала и набирала темп… Этот страшный грохот начал рвать мои ушные перепонки, пытаясь полностью уничтожить мой слуховой аппарат. Сколько децибел было в том грохоте, да кто ж его знает? Скорее всего далеко-далеко за сотню. Словно над нами низко взлетал реактивный самолет…
Минут сорок электричка мчала вперед, разрывая темень. Она не остановилась на двух полустанках и одной большой станции. В окне лишь промелькнули их огни: на полустанках несмелые и одинокие, на станции — фейерверк…
Итак, я сел в последнюю электричку. Она мчит меня в вязкой, чем-то похожей на разогретую льющуюся, словно водопад, смолу темени неизвестно куда и, возможно, ничего уже не исправить…
Опять же, я никак не могу понять, куда катится моя электричка, куда вообще катится наш мир. Телефон нагло молчит. Я уже распсиховался и хотел его почему-то растрощить его о стену вагона, но передумал: не хотел сорить в чистом вагоне... Однако он был почти пуст. Сказать, что совершенно пуст не мог, потому, что в нем ехал я, один, и кроме меня в нем никого не было. Не странно ли? В это время во всех вагонах хоть пьяницы или бомжи затёсываются, а этот вагон словно заколдовали...
Хотя, чего я психую? Эту дорогу и эту электричку выбрал я, возможно и она, дорога, выбрала меня и сейчас управляет мной, ведет в только ей известном направлении. Возможно, это дорога без возврата??? Здесь, в этой электричке, в этом вагоне я «прикован» к рельсам, и куда поведут они, туда мой вагон и отправится. Главное, чтобы правильно переключались стрелки, да не сильно замело железнодорожные пути. Здесь стоит забыть до приезда о своих мысленных метаниях в одиночестве по дому, по поселку, и возвратиться к ним только по приезду, если я приеду куда нужно. Или вообще забыть о метаниях, забыть обо всем плохом и думать только о приятном, хорошем... Но, смогу ли я так?
Я с полной уверенностью могу сказать о себе, что я не прожигатель жизни. Никогда ним не был. А сейчас... Сейчас это ко мне не относится — я пенсионер, уже отработал свое, отпахал, все время барахтался, вернее, всю жизнь. То выползал, то снова меня засасывало болото бытия. Но выползал же! И нынче выползу! Хотя, как мне показалось, именно сейчас, в этот момент, время в сумасшедшей электричке остановилось. Вернее, оно исчезло для меня. Времени просто не стало…
Почему-то именно сейчас вспомнился портрет семнадцатилетней дочери моего друга. Его нарисовал мой хороший знакомый, кстати, отличный портретист. Что осталось в ней, сорокалетней от того портрета? Пожалуй, глаза и общие абрисы лица. Все остальное ушло, «съели» годы. Лицо дочери друга, которую я видел недели три назад, немного осунулось, на нем появились, пускай и едва заметные, но морщинки и одна, упрямая полоска на еще мраморном, отполированном природой лбу… А всё-таки она красивая и сейчас. Многих за пояс заткнет!!!
Электричка начала упрямо тормозить. Из-за поворота появился отлично освещенный полустанок «Смотровое». Остановилась. Я посмотрел в окно. Снега и метели за ним не было... И тут я вдруг ясно представил, что такое я уже видел однажды. Когда, не помню, но видел: три огромных безлистых дерева, стоящих вокруг кирпичной трубы, из которой валит густой дым. И рядом с трубой стоит мальчик лет десяти в длинном черном пальто. Он поднял руку и машет кому-то в этой электричке, но не мне. А, может, и мне???
И все же, мою душу упрямо грызло какое-то беспокойство.
И вдруг, меня словно ошпарили кипятком: «А не я ли это в детстве?»
Вспомнилось, что я тогда, в далеком прошлом, стоял, скорее всего, на этом же месте и махал пролетающим поездам и останавливающимся электричкам. Мне было так интересно и так захватывающе это делать. Я словно провожал их в путь и желал всем пассажирам счастливой дороги... Правда, это было всегда днем, когда я шел со школы домой... Ночью же здесь я никогда не был... Правда, жили мы рядом с этим полустанком недолго, пока родители не перебрались в город…
Электричка снова тронулась. Освещенная платформа с мальчиком, стоящим у огромной дымящей трубы за ней, сначала медленно, а после все убыстряясь, поплыла в сторону и исчезла в темени глубокой ночи, охватившей все вокруг электрички. За окном снова была пустота и чернота. Казалось, что железнодорожная «змея» вдруг, таким образом, нахально ворвалась в преисподнюю...
От такой мысли я даже поежился. Это был не страх, а скорее, испуг.
...Я все еще еду в вагоне один. Никого, и ничего. Нет даже остановок. Шпарит, болезная, по рельсам, а в вагоне лишь чистые белые стены вокруг, мягкие коричневые сидения и свет всех ламп под высоким потолком. Разве что пол грязен от бомжовских бахил…
Как показалось, мне все равно, куда доставит меня эта электричка, и тут же подумал: что нет, совсем не все равно...
— Ваш билет, — вдруг ворвался в меня чуть с хрипотцой голос.
Поднял голову, открыл глаза: среди ночи — контролер. Так и сверлит меня глазами… Его голова словно «выныривала» из туловища и была практически совсем без шеи…
Ну, слава Богу, хоть какая-то живая душа, пускай и несколько ущербная. За ним стоят еще пятеро в форме железнодорожников. Такие себе, упитанные вышибалы.
Значит, они и ночью вышибают у «пассажиров-зайцев» деньги за неуплаченный проезд, — мелькнуло у меня в голове. — Всё правильно, никаких тебе квитанций за штраф — все деньги в карман. И волки сыты, и овцы целы… Ходили бы они за зарплату по вагонам в такое время суток, да в такую непогодь, если бы не неучтенный навар...
— Говорю, ваш билет где? — грубо двинул по моему плечу увесистой рукой контролер.
— Пенсионер, — ответил я.
— А-а, пенсионер? Тогда предъяви посадочный талон и свою пенсионку, — упрямо проговорил контролер.
— Какой талон? Я на 205 километре сел. Касса там в это время не работает. Она только до девяти вечера работает. Извините, нет у меня талона.
— Ладно, Клейменов, оставь его. Не видишь. Похоже, действительно пенсионер, хотя выглядит не как пенсионер. Он, скорее всего, помоложе чуток, да и нам он зачем? Ему еще рано... к нам, в межпаралелье… Разнарядка на таких пока не поступала. Хотя, пробьем по контакту, и посмотрим.
— Вижу, но пенсионное удостоверение свое пусть предъявит, — упрямился безшеий.
Я взглянул на Клейменова — донельзя упитанного, в шапке набекрень уже немолодого, но и не старого человека. Он сверкнул глазами. И тут мне показалось, что этот «ущербный» Клейменов старается во что бы то ни стало залезть мне в душу по самое «во» и разобрать там всё внутри. Почему так показалось — не знаю, но глаза незнакомца при погонах были страшны… И еще, он вел себя так, будто он не меньше, чем генерал, который привык, во что бы то ни стало, выполнять команду старших. Как же, при службе!
Я полез в карман, хотел вынуть из него пенсионную карточку, но понял, что забыл ее дома на шкафу в вазочке — в прошлую пятницу она мне нужна была продиктовать по телефону номер своей карточки в отдел социально обеспечения. Номер продиктовал, да и положил пенсионку не во внутренний карман пиджака, а в вазочу…
Вдруг почувствовал, как по моему лицу скатываются крупные капли пота. Отчего? Я не знал, отчего все это происходило... Нет, они не скатывались, а нахально, по-муравьиному, ползли вниз, пощипывая на щеке...
Вот это да! И тут — какое облегчение, спасение — дрожащие пальцы мои нащупали в кармане паспорт. Вынул, протянул контролеру.
— Че ты мне паспорт тычешь? Пенсионку давай, — резко бросил контролер.
— Ладно тебе, Клейменов, не завирайся. Пробей по паспорту «фейс». Если ему за шестьдесят, то само собой, он у них пенсионер.
Контролер недовольно раскрыл мой паспорт и полистав да внимательно поизучав мою фотографию, сверил с моим же живым «фейсом», недовольно протянул мне назад.
— Ты куда едешь в такую непогоду, да такое позднее время, батя в свои семьдесят с гаком? — вдруг чуть подобрел контролер Клейменов. Глаза у него уже не сверкали, не нагоняли на меня страх, но все равно были мне неприятны.
Я назвал свою станцию.
— В следующий раз бери посадочный, — ко мне чуть наклонился старший контролер. — На этой электричке до своей станции доедешь. Кстати, электричка эта дальше тоже едет, но не туда, куда должна идти, так что ты выходи на своей станции обязательно, не то окажешься у черта на куличках, да нет, подальше. Она часа три с половиной прет дальше без остановок. Понятно тебе? Это «литерная» электричка…
— Понятно, — кивнул головой я.
— А поедешь дальше, пеняй, батя, на себя. Хотя тебя там, в том далёко, встретят, — снова встрял в разговор Клейменов, повернув ко мне не голову, а всё туловище, и вдруг жирно ухмыльнулся. — Обвинят во всех праведных и неправедных грехах, и...
Я растерянно смотрю на контролеров и пытаюсь выдавить из себя подобие улыбки.
— Он еще и ухмыляется, — произнес кто-то из контролеров, которые словно в зоопарке обступили диковинное животное, то есть, меня. Кто именно бросил это уничижительное, я не успел заметить. Ну, да ладно, и так сойдет…
— Не обращайте внимания, папаша, это ученик, — успокаивает меня уже Клейменов.
Но мне не до спокойствия. Сердце колотится, как бешеное, на лбу реки пота, во рту поему-то стало сухо до такой степени, что казалось язык намертво не прилип, а приварился в нёбу.
Старший контролер повернулся:
— Пошли уж, — скомандовал он своим, — заболтались… Скоро встречная электричка будет. Не опоздать бы …
Проверяющая братия послушно потянулась по вагону вперед.
— Извините, а почему в вагоне больше никого нет? Так и во всей электричке пусто? — неожиданно даже для себя самого, спросил я, наконец-то разлепив свои слипшиеся губы и продрав горло.
Контролер, который, скорее всего, был старший, остановился, вернулся ко мне и недовольно произнес:
— Тебе это надо, батя? Скажи спасибо, что не ссадили тебя да в полицию не сдали за безбилетный проезд. Мы могли даже с собой тебя забрать. Да, кстати, тут бомжи не ехали? Он и она? — контролер взглянул себе под ноги, туда, где остались следы бомжей. — Они порознь пришли в вагон, или вместе? — спросил контролер.
Я утвердительно кивнул.
— Значит, ехали. В соседний вагон переметнулись?
— Да нет, они вышли на предыдущей остановке. Перед двумя мелкими полустанками и одной станцией, где наша электричка не останавливалась, — пояснил я.
— Ты не с ними? — спросил он и так на меня взглянул, будто огнем насквозь прожег.
— Нет, что вы, — я весь сжался. — Упаси Боже.
— Нечего Бога вспоминать здесь, — недовольно бросил контролер. — Ладно, ты ехай, пока едется. Так вот, папаша, нет, дедуль, представь, что тебе нравится ехать в этой электричке, и все станет на свои места, и ехай себе. Смотри только не проедь свою остановку, если эта колымага, туда доберется, — сказал контролер и, обратившись к остальным проверяющим, пробормотал:
— Говорил, с 205-го их ловить надо. Опять смылись, работнички, заразы. Хорошо, хоть в шестое межпараллелье пока входа не унюхали, да туда не умотали... Специально состав подготовили, все чин чинарем, билеты на него не продавали на больших станциях. Сообщи группе Павлова. Пусть ищет их в обратном направлении... Соскакиваем на первой же остановке и — назад... Экспериментальных следует обязательно поймать и поместить в тридцать первый бокс. Раздельно, не то еще и деток нам эта принесет в подоле. Так, кажется, говорят тут. Понятно? — еще раз спросил контролер и тут же продолжил: — Поймаем! Обязательно поймаем и устроим им настоящий ад!!! Может во встречной убегунов заловим… Понятно?
— Понятно, — в разнобой ответили контролеры-проверяющие. А проверяющие ли это были? – я засомневался.
Я испугался неожиданной мысли: контролеры, а контролеры ли? Ото всех «контролеров» исходила опасность. Они, зыркая в мою сторону, словно гипнотизировали меня и старший «контролер» потом стал злиться, что ничего у него не получается, когда я не впал в транс. А ведь меня практически нельзя загипнотизировать. И это не только мое мнение, но и мнение многих именитых и не очень, гипнотизеров. Лет пятнадцать, да нет, лет двадцать пять назад была передача по телевидению. Институт психологии и еще чего-то там, кинул клич о том, что ищет «таланты», то есть лиц, которых нельзя загипнотизировать. Предлагали солидные деньги, освобождали на время проведения эксперимента от работы... Я прошел с одним парнем все «инстанции», гипнотизеров с мировым именами. Парня на последнем сеансе все-таки гипнотизерам вкупе загипнотизировать, но меня действительно не смогли. Почему? Не знаю, но это так. Даже заплатили немного за сеансы. Не солидно, как обещали, но заплатили. Я за те деньги костюм себе добротный справил… Возможно и рядовым контролерам, да и этому старшему «контролеру» впервые не удалось это сделать, то есть, загипнотизировать человека, вот и он злился...
Электричка споро тормозила. Заскрежетала дверь. Цепочка контролеров, или, может, псевдоконтролеров, выскользнула из вагона, в холодное и темное ничто, оставив меня одного.