Беседа пятая. Источник любви.
Время лечит все, даже травмы от неразделенной любви. Я избавился от этого чувства окончательно, когда отслужил армию и вернулся в родной город. Я очень сильно изменился за годы, прошедшие со времени окончания школы и до демобилизации. И не только потому, что повзрослел, но и потому, что почти избавился от своего недуга заикания.
Мне еще до армии повезло попасть в экспериментальную группу одной женщины-врача. Ей дали место в краевой поликлинике, но после первого положительного результата группу закрыли. Я как раз был в первой группе – успел проскочить до закрытия. В армии у меня была очень ответственная специальность. Таких, как я, было всего три человека на всю часть. Возможно, эта ответственность и излечение от недуга сделали меня уверенным в себе.
Последняя встреча с Лизой случилась месяца через три после моего возвращения со службы. Я шел домой из центра города, не хотел ехать на автобусе. Уже смеркалось. Поравнявшись с магазином на площади, я увидел выходящую оттуда девушку, чем-то мне знакомую. Я не мог ошибиться, это была Лиза.
Не обращая внимания на идущих мимо меня людей, я громко позвал ее по имени, и рванулся ей наперерез. Она не слышала меня, продолжая идти своим путем. Я прокричал ее имя еще дважды, я почти догнал ее, и вдруг она исчезла из моего поля зрения. Просто исчезла и все. Я все понял. Мысленно попрощался со своей юношеской любовью, и ее образ надолго исчез из моей памяти.
Я знал, что такого чувства, какое я испытывал в пору моей влюбленности, я в жизни больше не испытаю. Это было немного грустно, но с другой стороны, я ощущал свободу, словно вырвался из плена. Прошло немало лет, пока я не понял, что ни от чего в жизни нельзя зарекаться, и судьба совершенно не прислушивается к нашим желаниям и переживаниям.
Еще событие случилось со мною, когда я уже семь лет жил в другой стране, не в России, а в Израиле. Женатый, с двумя сыновьями, с состарившимся отцом (мама умерла еще в России), я прилетел на эту землю, совершенно не понимая, что делаю, словно подчиняясь чьей-то чужой воле.
За три дня до моего дня рождения, когда мне должно было исполниться сорок семь лет, я сломал ногу. Я упал с крыши навеса нашего нового дома, разбил вдребезги пяточную кость, и попал в больницу. Там не спешили со мной что-то делать. Я валялся на кровати в приличной палате, меня кормили, мерили температуру, даже сделали рентген, и на этом все.
Но меня, происходящее со мной, совершенно не беспокоило. И не потому, что я был уверен в благополучном исходе случившегося со мной, и полностью доверял врачам. Просто со мной произошло событие, которое перевернуло всю мою дальнейшую жизнь. И началось это как раз с того момента, когда меня положили в палату.
В первую ночь мне не спалось. Кроме того, что болела сломанная нога, каждые полчаса заходила медсестра и прикладывала к ноге мешочек со льдом. Я лежал в полудреме перед рассветом, когда ощутил вдруг, что меня наполняет какое-то неизведанное ранее чувство.
Я не могу точно выразить, что это было. На меня словно накатывали волны невыразимой нежности. Они ласкали меня, отступали, чтобы снова окунуть с головой в это сладостное чувство. Во мне было ощущение, что эти волны исходят от кого-то, с кем я уже давно знаком.
Они будили во мне воспоминания моего детства: гроза, когда меня напугали, лишив нормальной речи; моя первая любовь в первом классе; созвездия, проплывавшие во сне, и голос, сопровождавший этот сон. А потом возникло то ощущение юношеской любви, о которой я уже забыл.
Но это чувство любви не относилось к Лизе, оно существовало само по себе, оторванное от образа. И оно было обращено ко мне. Оно возникало ниоткуда, заполняя собой все мое естество. И все мои страдания, которые я перенес в детстве и юности, а также сегодняшние, превращались в наслаждение, омытые этими волнами любви. Меня не беспокоило ни прошлое, ни будущее, ни настоящее.
Но, в то же время, я понимал, что находиться в этом чувстве мне долго нельзя. Иначе я растворюсь в нем и исчезну бесследно. И я попросил оставить меня. Я не был готов к этому чувству любви, мне нечем было на него ответить, некому было ответить.
Меня прооперировали только через четыре дня после госпитализации. Боли, когда я очнулся от наркоза, были очень сильные. Обезболивающие таблетки не помогали, я промучился до ночи, вызвал медсестру и попросил что-то сделать, чтобы унять эту жгучую боль. Она посмотрела в журнал указаний, и сказала, что мне полагался укол морфия, но мне его почему-то не сделали.
Наутро был обход врачей. Я, естественно, начал выяснять, что с моей ногой и каковы результаты операции. Опустив почему-то глаза, хирург начал объяснять, что кость была разбита на семь осколков. И прошло слишком много времени между переломом и операцией. И неизвестно, будут ли срастаться кости.
Меня совершенно не беспокоило заявление врача, я был почему-то уверен, что со мной будет все в порядке.
Через три месяца я вышел на работу. Полностью восстановить ногу не удалось, но через год я ходил, не хромая. На проверке у ортопеда в поликлинике выяснилось, что мое исцеление – это чудо, и что я мог остаться на всю жизнь инвалидом. Чудо, чудом, но семь болтов в ноге сидят у меня до сих пор.
Продолжение следует.