В деревне Петр Андреевич Хлынин слывет человеком ученым, да не все признают умным. Длинный и тощий, мастью рыжий и в такой же рубахе похож на ржавый гвоздь без шляпки. По-соседски захаживал к нему в гости, наведался и в этот раз. Как заведено, выпили, поговорили, какой подарок небо сулит на огороды после засухи: дождь или град; строили догадки, чего ждать от природы, если циклон с антициклоном поцапаются. После чего хозяин затеял ученый разговор с наскоком:
- У тебя ортопедическая подушка имеется?
- У меня нет ортопедической подушки, - честно отвечаю, не понимая, к чему он клонит.
- Я и без того догадался, выглядишь квёло.
- Верно подметил, бессонницей мучаюсь, да как из того причину понять?
- Ты такой же человек, как другие, а других я давно знаю, - высказался он загадочно, продолжая наседать, будто я на допросе. – А как же ты спишь?
- Обыкновенно, под одеялом.
- На чем? – допытывался Хлынин.
- На матрасе.
- На ортопедическом?
- Нет, на полосатом.
- А под головой что? – не унимался он.
- Известно, подушка. Из старой фуфайки надергал ваты, напихал в наволочку, и подушка готова.
- Не бережешь ты себя. Эдак из общественно-полезной единицы превратишься в ноль.
- Выходит, по-твоему, лучше спать на перовой?
- От перовой подушки можно заразиться птичьим гриппом. Ортопедическая подушка – вот подушка здоровья 21 века.
- Чем же ее нутро напичкано?
- Ортопедиком! Могу уступить одну подушку. По-соседски отдам за полцены.
Убедил купить подушку, мне обновка, ему убыток за щедрость к ближнему. Дома распорол уголок подушки, вместо ортопедика дрянью непонятной набита. Спать никак невозможно, голова скатывается, как яйцо на стекле.
На днях в райцентре случайно увидел такую же подушку. Удружил мне Петя, три цены взял за безделушку. Обставлю и я ему дело так, чтоб не выглядело местью, а наукой. Задумка поселилась в голове, ожидая исполнения.
Обида стерлась в памяти и оставила меня, осталась привычка осуществлять замысел. Посиделки надолго прекратились, покуда не управился с хозяйством. В начале зимы заглянул на огонек к соседу. Как водится, выставил чекушку водки и припечатал к столу три банки морской капусты. Петр не удивился и не обрадовался, воспринял визит и подношение как должное, лениво вращая банку между пальцев.
- Вознаграждение от Нины Грушиной! – пояснил я.
- За какие заслуги?
- Рога обламывал.
- Кому обламывал рога?
- Сосулькам на крыше магазина.
Удовлетворив любопытство, по обыкновению, Петр поделился знаниями о пользе морских водорослей – ламинарий. Вскрыв консервную банку, пристально посмотрел на меня, словно приглашая разделить чувство восторга от удивительного фокуса.
- Поразительно! Ничего не понимаю! – притворно встревожился Хлынин, театрально всплеснув руками. - На этикетке написано - салат, а в банке - красная рыба!
- Видно, на заводе наклейки перепутали, - как можно равнодушнее предположил я, зевнув для пущей убедительности.
- Не верю глазам своим, поверю вкусовым рецепторам, - объявил он, отведав кусочек рыбы. – Это действительно семга!
Распивая чекушку под семгу, ученых разговоров Петр не заводил. На лбу обозначилась складка – признак мыслительного процесса. Нетрудно догадаться, какую выгоду подсчитывал в голове. Усидев пузырь до дна, расстались, у каждого вдруг появились дела.
Дорога к дому коротка: от огорода Хлыниных через калитку в свой огород. У наших подворий на задах общий плетень. Окна моего дома глядят на выгон, его окна – на улицу. С веранды мне видно крыльцо Петра. Видел согбенного под тяжестью рюкзака Хлынина. Как, должно быть, удивилась и обрадовалась хозяйка магазина Нина Грушина, отпуская залежалый товар.
Жажда наживы затмила рассудительность и осторожность. Зримо представил его горькое разочарование покупкой: вместо ожидаемых рыбных консервов обнаружится морская капуста. Возможно, смекнет, чьих рук это дело, но догадкой не поделится, опасаясь насмешки и признания собственной алчности. Нет, не Хлынин мне не нравится, а его жадность и хитрость. А что делать? Под себя не переделаешь. Все люди с пороками, явными или тайными, это не значит, что перестану жить среди них, иначе приговорю себя к одиночеству. Все люди в мире – соседи, стало быть, и жить следует так, чтобы тебе было хорошо, и окружающим от этого не было худо.