Бойцы, кто шустрее, нашли у ближних фанз две стремянки по три-четыре метра. Иса Кавкалиев из третьего взвода до войны был пожарным; от него и ждали чуда. И в самом деле, цепляя хилые стремянки по очереди за штыри от срезанной лестницы, он взобрался на восьмиметровую башню водокачки. А вскоре оттуда спустил на японском шнуре пулемёт. Все ахнули – с оптическим прицелом! Рожок, будто у старого ППД, но шире и длиннее, торчал вверх.
Пока разглядывали, Иса спустил и винтовку, тоже с оптикой. За ней – рюкзак с патронными магазинами. И сразу спустился сам, дюльфером по сдвоенному шнуру. Все уже знали, что самурай оказался мамочкой с младенцем.
- Зарэзала она. Ево и сэбя, - сказал кавказец и тем пресёк лишние вопросы.
Армейская форма ещё не высохла, а её пришлось надеть: комвзвода Вяльцев приказал группе Галкина и подвернувшемуся Коркину обследовать реку вниз по течению метров на семьсот.
- Кто тут купаться хотел? – коварно спросил он. Дюжина молодых выдала себя и была отправлена для прикрытия «водолазов».
Двести метров левого берега ниже моста разведчики уже излазили час назад. Поэтому пошли по мосту на правый.
Первые пятна крови на мосту – след, где был ранен Мартынюк.
- Видно, Мартын и вторую пулю схватил, серьёзную, - заметил ефрейтор Галкин. – И скатился с моста в реку, чтоб не добили. Вишь, куда дорожка? Шарьте по правому берегу вниз, а я тут поныряю.
Группа быстро прошла мост и успела увидеть, как бойцы второго взвода вытащили из кабины ГАЗ-ММ тело Рябцева.
- Кровью истёк, - сказал сержант Ивлев. – На остатке сил дымовуху сделал из ветоши и гимнастёрки, чтоб самурай в машину не стрелял: и так, мол, взорвётся. Не знал япошка, где бензобак; а то – чего проще?
По откосу и вдоль дороги работала похоронная команда, она же – расстрельная.
Группа Галкина свернула к урезу воды. Коркин взял правее и заметил в траве свой вещмешок; всё было на месте. Хотя по следу Сергей понял, что здесь пробежало человек пять, не меньше.
- Сюда, нашёл! – донёсся с реки голос бойца Серова. – Мартынюк!
Все собрались у тела; сержант лежал в бочажине метрах в десяти от реки, весь в грязи и крови.
- Живучий был, - сказал Монахов. - С простреленной правой рукой и крепко задетым лёгким… Выплыл и сколько полз к дороге! Коркин, сбегай, позови Галкина.
На полпути Сергей встретил ефрейтора; мокрый ёжик волос, подсиненные губы и глаза со слезой показали, что он нырял до предела.
Группу они нашли уже у дороги; Мартынюк лежал на спине. Лицо и бок в месте выхода пули были уже покрыты листьями белокопытника.
Галкин повёл группу вниз по течению. Через сотню метров – перекат; на нём у берега нашли два тела – русского и японца. Лежали они рядом, прижатые потоком воды друг к другу. Японца, видимо, струи омывали давно, дней пять: даже на смуглом лице проступала синюха. Русский был чуть бледный; казалось, можно ещё «откачать».
- Быстро на берег! – рявкнул Галкин. Едва тело подняли, он же заметил:
- Ногу сломал; от болевого шока умер. Когда я нырял, видел: там сваи от старого моста под водой. Или он у левого берега сиганул, а там – отмель.
- Это сапёр, из приданных, - сказал Монахов. – Генкой зовут. Звали…
- Несите к дороге, - приказал ефрейтор. – Похоронщики подберут, вывезут.
Дальше, у коряги, вода чуть шевелила два полузатопленных трупа.
- Японцы, - определил Галкин. – Выбросьте их на берег.
- Зачем? - удивился Коркин. От такой работы его мутило.
Ефрейтор хотел было гаркнуть: «Я – сказал! Повторить?». Но снизошёл для пояснений:
- Этих прибило? Значит, и нашего сюда должно прибить. Но эти старые, уже всплыли. Наш может быть под ними, у дна.
Трупы вытащили; отяжелевшие, каждый со вздутой грудью и распухшим синюшным лицом, с налитыми кровью глазами. Из-под коряги достали два солдатских «сидора» и один ранец, уже раскисший, скользкий.
- «Н. Боровс…», - прочёл Монахов вытравленную хлоркой надпись на обычном месте вещмешка. И сказал:
- Это Кольки Боровского сидор. А второй? Так… «Г. Зол.». Может, сапёра?
- Точно. Вспомнил: Генки фамилия была Золотов, - подтвердил ефрейтор.
Ниже по течению разведка не бывала, и потому пришлось разделиться: половина группы перешла вброд к левому берегу. Поменялись берегами и группы прикрытия: левобережным надоело месить болото, когда правые шли почти по дороге.
И ста метров не прошли, как «левые» крикнули:
- Есть! Живой ещё!
Красноармеец лежал, почти выбравшись на берег. Но только шептал:
- Братцы…, братцы…, братцы…
Когда его подняли, он потерял сознание. Это оказался Боровский, раненый в плечо и с ободранной левой ногой.
Галкин уловил чутким ухом гул автотранспорта со стороны моста. Тревожно прислушался на минуту:
- Не стреляют. Значит, наши. Но – «студебеккеры». Ого! – танки; взвод или полурота. Ладно, давай дальше.
А ниже, уже за метров шестьсот от моста, реку почти перегородил залом из плавника, снесённого паводком. Возможно, после ливня в ночь на девятое августа.
- Ясно, здесь работы много, - сказал ефрейтор. – Слышь, Коркин, ты докладывал взводному: сколько прыгнуло в реку?
- Пять, вроде… Не всех же видел, - ответил Сергей.
Трупы японцев среди плавника бросались в глаза. Около дюжины их – на обоих берегах, возле залома. Без ботинок и курток, многие без штанов. Почему? Галкин определил:
- Мародёры из местных постарались. Дальше не пойдём.
Вытащили у «плотины» пятерых японцев. Под ними у дна видели двух красноармейцев. Но достать не удалось: сильно втянуло под залом, да и зацепились они там за что-то.