Это были времена, когда ещё стирали полиэтиленовые пакеты. С мылом или порошком, в горячей воде, споласкивали и вешали сушиться на бельевую верёвку "за ухо", за один из уголков. Правильнее всего было стараться пакет надуть или "растопырить", чтобы он не слипался, а сушился и снаружи и внутри.
Это были времена, когда если завьюжит-запуржит - из деревни не выберешься, никто не повезёт, а рейсовые ходят "по погоде". Вот тебе медпункт и старая фельдшерица, если что.
Хлеб не привезут.
Почта не дойдёт.
Колонки уличные перемёрзли, воду из Исети, на коромысле. Если умеешь.
Центрального отопления нет, у всех во дворах поленницы. Но как же хорошо пахли горящие берёзовые дрова,так душисто.
Это были времена, когда дети (особенно сельские) ещё уважали и побаивались своих учителей. А мамы детей боялись говорить о приезжих, присланных учительницах, прилюдно что-нибудь плохое, мало ли ... Но и бывшего уважения к нашему брату(а чаще сестре) уже не было и в помине.
Уходя с родительских собраний, на которых приходилось появляться, бросая кучу не переделываемых домашних работ, кое-кто из родительниц мог тихо так, с ухмылкой лёгкой, укорить словесно
- Сказочки послушали, время перевели...
Произносилось это вскользь, не в лицо учительнице, но смысл то был донесён. Ерундой, мол, занимались, а дома дел невпроворот.
Это были времена перестройки, изнуряющих, политически окрашенных педсоветов, на которых никто никому ничего не советовал, а были бесконечные говорильни, о том как было плохо, и как теперь хорошо, и как надо бороться с пьянством, на Кубани уже, дескать, вырезали столько-то га виноградников, а чем мы ответим? Может быть Выпускным без спиртного? Абсолютно. Чтобы не родители, не дети. А потом гордо отчитаемся властям о кристальной трезвости мероприятия.
Ох, помню я этот выпускной... И как то родители, то дети куда-то убегали мелкими стайками, и возвращались заметно повеселевшими.
Это были времена, когда на тех же длинных школьных поздневечерних говорильнях, директриса слегка запинаясь сообщала, что пришло распоряжение, тут она поднимала глаза к потолку и всем становилось ясно откуда пришло, Итак, что пришло распоряжение на педсоветах всех школ обсудить и осудить диссидентов и инакомыслящих... Рука с программкой у директрисы растерянно опускалась, и напряженно и смущенно звучали слова
- А кто-нибудь знает кто они такие, эти инакомыслящие диссиденты?
И среди полной тишины методкабинета, вдруг раздавался голос молодой специалистки, работающей в школе всего год, присланной из Ростова-на-Дону в эту сибирскую глубинку всесоюзным распределением, которое бывает раз в пять лет, и поехавшей в Сибирь по принципу, что, мол, хуже чем в Песчанокопском сельском ростовском районе не будет - и угадавшей.
- А это люди такие, у которых своё, отличное от мнения большинства мнение о стране, её истории, и власти. Часто осуждающее социалистический образ жизни...
- А!
радостно, и с большим облегчением в голосе восклицала директриса, выбравшаяся из щекотливого положения, ведь как будешь осуждать то в чём никто из педсостава ни бэ, ни мэ...
- Так конечно осуждАм! Правда же, коллеги?!
И коллеги согласно кивали головами, и всячески по другому положительно самовыражались.
Они все были прекрасными простыми тётками, с огородами, покосами, скотиной всех калибров, с голодными к вечеру детьми и недовольными поздним отсутствием жен мужьями.
- ОсуждАм! Кого там думать. Конечно осуждАм!
Все начинали радостно шевелиться, готовясь разбежаться по домам.
Но у директрисы из рукава ещё не были вынуты все тузы
- Куда, коллеги, куда? Ещё один вопрос остался. Что скотина? Скотина подождёт. А муж на что? Задаст сенца коровке.
Эх... Как же не хотелось рассаживаться вновь по твёрдым неуютным сиденьям. За окнами сгущалась фиолетовая темнота и искрились голубым слои снега на наружных подоконниках, подвывал ветер. Холодно. Сейчас бы дома оказаться в полном тепле, а не здесь ... заседаться.
Ну и вновь про пьянство народное, про борьбу с ним. Михалсергеич-Михалсергеич... и бу-бу-бу, и ба-ба-ба...
- Как-то это надо прервать, а то до утра досидим
подумала Карина Петровна. Та, что про инакомыслящих знала.
Делая вид, что слушает, думая о своём сильно девичьем, опустила Карина случайно взгляд к батарее парового отопления, а под батареей - мышка. Маленькая, серенькая, глазки бисерные, хорошенькая невозможно. Мышь!..
- Аааааа! Мышь! Мыша!
заблажила несерьёзная училка
- Мышь!
и ноги на стул. С перепугу якобы.
Тут такой неистовый хохот поднялся, и даже не от события с мышонком, а разрядка просто. Ведь намаялись сельские дамы, ну сколько можно!
- Карина Петровна, сядьте на место!
строго так попыталась призвать директриса.
Но куда там, процесс был сорван. Все задвигались, зашумели. Ничего не оставалось, как распустить училок по домам. Какой там Маркс с Лениным, уже не входит ничего в головы.
Расходились весело. Похохатывая. Голоса стали беззаботными, звонкими.
Три молодые специалистки, прикрывая от мороза ладонями рты пытались и на улице смеяться, по поводу удачного "хода мышью", но куда там, холод так давил, что только быстрее в свои комнатки добраться, временные их жилища, уютные лишь ими самими, и чинными гостями.
- Девчонки, я не могу, ну что он придёт и сидит, и молчит, хоть бы слово сказал.
- Дура ты, Кариша... Он ведь присматривается.
И варежки к губам от холода, от хохота...