Беспримерный Воронцов!

Сергей Ефимович Шубин
Когда историки путаются в описании одного и того же события, то, естественно, возникает вопрос: а было ли оно вообще? Или: и что же это за историки, которые не могут выявить доказательства, на основании которых событие было бы подтверждено, а мифы опровергнуты? Вот и давайте задумаемся над одним событием (или мифом?), о котором автор статьи «Пушкин и Воронцов», прикрывшийся именем Коробьина (далее будем называть его «лже-Коробьиным»!), пишет следующее: «Воронцов отличался широкой щедростью. Известен, например, его поступок подлинного grand seigneur’а. Оставляя в 1818 году пост командующего оккупационным корпусом во Франции и не желая, чтобы какие-либо нарекания падали на русские войска, Воронцов потребовал сведения о долгах, сделанных солдатами и офицерами вверенного ему корпуса, и перед выступлением корпуса из Франции заплатил всю сумму, достигавшую почти одного миллиона франков, из своих собственных средств».
Смотрим, что об этом же пишут другие.
1. В.А.Удовик: «Перед отправкой корпуса в Россию Михаил Семёнович собрал сведения о долгах офицеров и солдат местным жителям и заплатил за всех них. Долгов набралось на 1,5 миллиона рублей. Для получения этой огромной суммы графу пришлось продать большое имение Круглое, доставшееся ему по завещанию от родной тетки княгини Е.Р.Дашковой. В благодарность за этот беспримерный поступок офицеры корпуса подарили Михаилу Семеновичу серебряную вазу с выгравированными на ней своими фамилиями» (1).
2. Л.Муховицкая: «В 1818 году, перед возвращением на родину, Воронцов распорядился собрать сведения о долгах французам офицеров и солдат его корпуса и оплатил их из своих средств. А долгов набралось на полтора миллиона рублей! Эту сумму он получил, продав большое имение Круглое, оставленное ему по завещанию… В знак уважения к своему командующему все офицеры корпуса преподнесли Воронцову серебряную вазу с выгравированными на ней их именами» (2)
3. Людмила Третьякова: «Случилось так, что русскому оккупационному корпусу правительство выделило деньги за два года службы. Герои вспомнили о любви, женщинах и прочих радостях жизни. Во что это вылилось, доподлинно знал один человек — Воронцов. Перед отправкой корпуса в Россию он велел собрать сведения о всех долгах, сделанных за это время корпусными офицерами. В сумме получилось полтора миллиона ассигнациями. Полагая, что победители должны покинуть Париж достойным образом, Воронцов заплатил этот долг, продав имение Круглое, доставшееся ему в наследство от тетки» (3).
4. Эти же слова Третьяковой цитирует и её коллега, писатель Сокуров, добавляя от себя следующее: «Теперь особое внимание, читатели (поверьте, это не измышление художественного пера): Воронцов оплатил этот долг из своего кармана, продав самое доходное из своих российских имений. Ни в военное ведомство, ни в министерство финансов он не обращался. Граф знал – Отечество после испытаний 1805 – 1815 годов нуждается в патриотах дела. Есть ли в истории войн подобный пример? … Не ищите!» (4).
5. Сергей Нечаев: «Воронцов …будучи на посту командира русского оккупационного корпуса во Франции, продал свое имение, чтобы расплатиться за лихие парижские кутежи наших офицеров, которые, считая себя победителями, ни за что платить и не думали. Вот такой он был человек, с такими вот понятиями о чести и достоинстве» (5).
6. Захарова Оксана Юрьевна: «В знак уважения к своему командующему все офицеры корпуса, «довольные его начальством, поднесли серебряную вазу с прописанием их имен», — говорится в формулярном списке М.С. Воронцова (350 - Архив князя Воронцова. Кн. 35, с.10). Но существует версия, что эта ваза была подарена командующему в благодарность за оплату М.С. Воронцовым всех долгов офицеров корпуса — примерно 1,5 миллиона рублей ассигнациями (из личных средств)» (6).
7. А.В.Бугров: «Известно, что граф Михаил Семенович Воронцов (в будущем кавказский наместник, более известный по едкой эпиграмме А. С. Пушкина) заплатил более 1,5 млн руб. ассигнациями за офицеров оккупационного корпуса, которым он командовал в Мобеже» (7).
Ну, а теперь разберёмся в разнобое с помощью первоисточника, который соизволил указать лишь историк А.В.Бугров. Но предварительно спросим: а почему только Бугров? Неужели он самый честный исследователь, который не забывает давать ссылку на источник? Да нет, причина в том, что Бугров не биограф и не поклонник Воронцова, скрывать ему нечего, а словом «известно» он лишь зафиксировал слух, отослав особо любопытных читателей к первоисточнику. Ну, а поскольку мы относим себя к этим любопытным, то и приведём следующие слова писателя В.А.Соллогуба, служившего три года (1851-1854) на Кавказе под начальством Воронцова: «Воронцов хотя сам по себе был чрезвычайно богат, но несколько расстроил свое состояние, заплатив, после 1815 года, более полутора миллиона рублей ассигнациями долгов за офицеров оккупационного корпуса, которым он командовал в Мобёже» (8).
Сразу же отметим, что Соллогуб в данном случае «вторичный свидетель», т.е. не очевидец, поскольку описываемого события не видел. И действительно, в 1818-м году, когда ему было пять лет, он во Франции не находился. Т.е. он написал про то, что от кого-то слышал. Но от кого? Судя по словам «несколько расстроил свое состояние», говорящим о повышенной осведомлённости рассказчика о финансах Воронцова в далёком 1818-м году, это мог быть или сам Воронцов, или же тогдашний управитель ВСЕМ его имуществом. Правда, последний вряд ли постоянно находился возле хозяина и без его ведома спустя 33 года рассказывал бы Соллогубу о «делах давно минувших дней». Да и вообще – был ли он? Нет! Такого многолетнего и всезнающего управителя никто не знает. А потому всё подозрение и падает на того, кто «доподлинно знал» о некотором «расстройстве состояния» в то время, когда одаряемым офицерам достаточно было знания о том, что их командир «чрезвычайно богат». Т.е. - на Воронцова!
Но откуда у него мог взяться мотив для рассказа Соллогубу о своих давних «подвигах»? А дело в том, что тогда же «По поручению Воронцова Соллогуб взялся за написание «Биографии ген. ‹П. С.› Котляревского», которую опубликовал с посвящением своему начальнику» (9). Повторю: «с посвящением своему начальнику». И опубликовал он её там же, в Тифлисе, в 1854г. Т.е. когда Воронцов, будучи уже в возрасте и собираясь в отставку (а она и была дана ему в том же году!), увидев успешное исполнение поручения по написанию биографии Котляревского, имел все основания задуматься и о памяти потомков в отношении себя. Ну, а свою биографию в рассказе уже известному писателю Соллогубу как было не приукрасить выдумкой о некоем «беспримерном поступке»? Тем более что любой «беспримерный поступок» рано или поздно, но обязательно обратит на себя внимание. Как там у Чехова: «Если написать в газете, что собака укусила человека, то читать не будут, а вот если написать: “человек укусил собаку”, то внимание обеспечено!» (примерно так). И абсолютно логичный расчёт Воронцова оказался верным, заставляя нас ещё раз вспомнить слова Льва Толстого о нём и о «всей ловкости тонкого и приятного ума, направленного на поддержание своей власти и утверждение и распространение своей популярности». Ну, а Соллогуб, напечатав позднее выдумку про оплату Воронцовым долгов его подчинённых, полностью оправдал ожидания своего бывшего начальника, который, кстати, всячески покровительствовал ему по службе. Новый же начальник Соллогуба (Н.Н.Муравьёв прибыл в Тифлис 1-го марта 1855-го года) с ним либеральничать не стал и убрал от себя довольно быстро.
В наше же время биографы и поклонники Воронцова без всякой проверки стали повторять выдумку о его «беспримерном» подвиге, добавляя при этом от себя никогда не существовавшие детали. Но, как говорится, «Часто ошибаться в мелочах – врать в главном». Смотрим эти «мелочи».
1. Так, В.А.Удовик, Лира Муховицкая и лже-Коробьин, вопреки воспоминаниям Соллогуба и в целях повышения «беспримерности» поступка Воронцова, добавляют вымысел о долгах не только офицеров, но ещё и солдат. Ну, а последних в корпусе Воронцова к концу 1818-го года было более 25 тысяч!
2. И при этом Удовик и Муховицкая пишут о рублях, почему-то не разделяя их на ассигнации и серебряные рубли, которые были в четыре раза дороже первых (а в 1815-м году – даже и в пять!). Т.е. заставляют гадать – а о каких же рублях идёт речь, если эти рубли были разные?
3. Ну, а лже-Коробьин выдумал самый большой долг!! Правда, не в полтора миллиона, а в миллион, но зато во ФРАНКАХ. А почему? Да потому, что франк по тем временам – это очень весомая валюта, отличавшаяся от наших чисто серебряных рублей содержанием не только серебра, но ещё и золота.
4. Людмила Третьякова и цитирующий её Сергей Сокуров утверждают, что «победители должны покинуть Париж», хотя наши войска в Париже и не находились! Почему? Да потому, что русский оккупационный корпус дислоцировался в Мобёже, от которого до Парижа две сотни километров (при средней скорости дилижанса в 10 км/час время поездки из Мобёжа в Париж составляло не менее 20 часов!). И это при том, что Соллогуб чётко написал о Воронцове, который «командовал в Мобёже». И это при том, что именно из этого города (и его окрестностей) русский корпус и возвращался в Россию.
5. «Есть ли в истории войн подобный пример? … Не ищите!» - говорит Сергей Сокуров. А мы и не ищем, т.к. «история войн» тут не причём, поскольку войны закончились три года назад, а речь может идти лишь о мирной оккупации Франции в конце 1818-го года.
6. Муховицкая пишет: «ВСЕ офицеры корпуса преподнесли Воронцову серебряную вазу с выгравированными на ней их именами» (Выделено мной. С.Ш.). Однако по «Ведомости о числе офицерских порционов» (10) число офицеров в корпусе Воронцова составляло 1600 человек! И неужели ВСЕ они поставили на вазе свои имена?! Правда, чтоб хоть как-нибудь допустить такую возможность, Удовик добавляет от себя, что ваза, оказывается, была «большая», хотя о судьбе этой уникальной вазы с именами более чем тысячи офицеров почему-то не сообщает.
7. Людмила Третьякова, самым бессовестным образом украв для определения Воронцова лермонтовские слова о Пушкине - «Невольник чести», лжёт о том, «что русскому оккупационному корпусу правительство выделило деньги за два года службы». И, конечно, её опровергает такой основательный историк, как Оксана Захарова, которая пишет следующее: «Русский оккупационный корпус не имел недостатка в денежных средствах. Регулярно выплачивалось жалованье и другие, в т.ч. дополнительные, средства. Если денежное обеспечение нижних чинов, по мнению командующего корпусом, было недостаточным, то офицеры получали неплохое жалованье и могли полностью себя обеспечить. А если учесть тот факт, что к концу пребывания Русского оккупационного корпуса во Франции Воронцов смог сэкономить 1 500 тыс. франков, можно говорить, что Русский корпус хорошо финансировался и был обеспечен денежными выплатами на протяжении всего пребывания во Франции. …все военнослужащие были обеспечены жалованьем и другими денежными выплатами до 1 января 1819г.» (11).
8. Ну, а когда Третьякова пишет, что «корпусу правительство выделило деньги», то сразу же возникает и вопрос: а о каком правительстве она ведёт речь, если деньги на содержание корпуса выделялись как французским правительством, так и русским? И при этом «львиная доля финансовых и материальных затрат легла на плечи французского правительства» (12).
9. Лживы слова Нечаева про «лихие парижские кутежи наших офицеров, которые, считая себя победителями, ни за что платить и не думали». Почему? Да потому, что Нечаев необоснованно допускает, что русские офицеры были мошенниками и потому могли не платить «за парижские кутежи»? Неужели он не знает, что в тогдашнем Париже располагалась штаб-квартира герцога Веллингтона, а также войска союзников, которые всегда могли вмешаться в любой скандал между «залётными из Мобёжа» русскими офицерами и местными рестораторами? Неужели Нечаев не знает, что Воронцов в течение всех трёх лет оккупации строго следил за тем, чтобы конфликтов с местным населением не было? Ну, а если не знает, то пусть почитает об этом у более серьёзного историка Оксаны Захаровой.
Немного отвлекусь на слова Нечаева о русских офицерах, которые «считали себя победителями». Да, такое было, но в основном в 1814-м году, когда наши войска, войдя в Париж, совершенно справедливо считались там главными победителями. Однако тот, кого Пушкин впоследствии назвал «властитель слабый и лукавый», т.е. Александр I, вопреки возражениям англичан настоял на том, чтобы поверженного Наполеона разместили в Европе! Его и поместили на острове Эльба, расположенном недалеко. И, конечно же, в следующем году тот сбежал и сразу же затеял новую войну, в которой инициативу взяли на себя уже англичане и пруссаки. Но отнюдь не русские, без которых и произошла известная битва при Ватерлоо. И поэтому после разгрома Наполеона в 1815-м году главными победителями могли считать себя англичане, которые, уже совсем не слушая русского императора, быстренько отправили Наполеона на очень далёкий от Европы остров Святой Елены, где тот и умер. Ну, а герцог Веллингтон стал во Франции командующим ВСЕМИ оккупационными войсками, расположился в Париже и отослал русский корпус на север Франции. И при этом мог посылать туда приказы для Воронцова. Так что в 1815-1818г.г. русские офицеры, если и «считали себя победителями», но уже не главными. И выходит, что по вине Александра I в 1815-м году не только снизился статус наших победоносных войск, но и погибло много людей. В т.ч. и русских, поскольку нашим войскам пришлось многое подчищать, штурмуя малые крепости и деревни.
Однако «нет дыма без огня» и поэтому слова Нечаева «ни за что платить и не думали» всё же имеют перекличку с теми грабежами, которые поначалу (в основном в 1815-м году) имели место, но среди …рядовых солдат! «Очень часто страдали хозяева трактиров, поскольку нижние чины Русского корпуса попросту не оплачивали заказанные продукты или без спросу забирали их с собой» (13). И именно с такими «нижними чинами» с самого начала оккупации упорно боролся Воронцов, и именно их за совершённые преступления против французов военный суд Русского корпуса приговаривал к жестоким наказаниям. Ну, а в результате этого «с марта 1816 г. до конца оккупации, бесчинства со стороны русских военных прекратились» (14). Так что есть вероятность и того, что «историк» Нечаев просто спутал офицеров с рядовыми. Ну, и заодно оскорбил офицерскую честь, представив русских офицеров какими-то мошенниками!
Смотрим далее. В первоисточнике ничего не говорится о получателях долгов, однако Удовик от себя лично конкретизирует и уточняет, что речь идёт о долгах «местным жителям». Ну, а кто же во Франции местные жители как не сами французы? И поэтому Лира Муховицкая уверенно пишет о «долгах французам». В свою очередь лже-Коробьин, вроде бы не конкретизируя тех, кому должны были наши военные, пишет о Воронцове, который не желал, «чтобы какие-либо нарекания падали на русские войска». А мы спрашиваем: а от кого же могли быть нарекания, как не от оккупируемых, т.е. – от тех же французов?! Когда же Нечаев пишет про «парижские кутежи» наших офицеров, которые, «считая себя победителями, ни за что платить и не думали», то опять же возникает вопрос: а кому именно платить «не думали»? Ответ понятен: раз «кутежи парижские», то можно и догадаться, что платить не хотели парижанам, т.е. опять же французам.
А теперь смотрим, что согласно Второму Парижскому договору 1815-го года оккупация Франции могла продолжаться 3 или 5 лет. И поэтому возникает вопрос: как французские ростовщики могли давать в долг, если им было известно, что оккупация временная, а должники-оккупанты могут легко сняться и покинуть Францию? Интересно также – а где расписки и конкретные имена тех, кого облагодетельствовал Воронцов? Кроме того, если даже штатский Пушкин, опираясь на свою дворянскую честь, не захотел принять покровительство и благодеяния Воронцова, то почему же и офицеры-дворяне из его оккупационного корпуса не могли сделать то же самое? Да и где воспоминания этих облагодетельствованных?
Однако стоп! Есть воспоминания того, кто был в Мобёже непосредственно перед выводом наших войск. И это уже знакомый нам Ф.Ф.Вигель. Вот его слова: «Находящиеся тут русские имели право жить постоем; но у них было много денег, и они предпочитали жить шире и показывать себя щедрыми, чего в соседстве не делали ни англичане, ни пруссаки. Вообще все сии наши воины… были приветливо горды с жителями и старались задабривать их ласками и деньгами… Один казачий полковник завел у себя русскую баню, как нарочно в этот день велел ее вытопить, и я в ней парился. Нет, никогда не забыть мне этот день — 29 сентября» (Вигель Ф.Ф. «Воспоминания», М., 1865, ч. 5, стр.155).
Так-так-так… 29 сентября 1818-го года Вигель видит, как русские ничего не требуют от местных жителей, а наоборот сами «задабривают» их деньгами. При этом смотрим, что М.С.Воронцов отдал приказ по корпусу о возвращении в Россию 15 октября. Ну, и когда же он успел узнать о долгах офицеров, продать своё имение в России и погасить их? За две недели? Да письма шли дольше! Ну, и кому же верить: очевидцу Вигелю или вторичному свидетелю Соллогубу, записавшему через тридцать с лишним лет некий миф о благородном поступке Воронцова? Был ли этот поступок в реальности или всё-таки это миф, выдуманный самим Воронцовым и обросший различными выдумками его «адвокатов»? Подумаем.
А пока вернёмся к воспоминаниям Вигеля, о которых сегодня пишут следующее: «Вигель в своих знаменитых “Воспоминаниях” описывает посещение им Русского корпуса во Франции. В 1818 г. он отдыхал в Париже и заехал в г. Мобёж навестить своего брата, Павла Филипповича, который служил в Русском корпусе, и сестру, Наталию Филипповну, которая была супругой генерал-лейтенанта Алексеева. Вигель замечает, что его брат, служивший в чине полковника, получал 24 тыс. франков в год и это была большая сумма. А поскольку его брат не имел страсти к азартным играм, редко ездил в Париж и был полностью обеспечен всем необходимым, то “он имел благоразумие лишние деньги откладывать” (Вигель Ф.Ф. Указ. соч. С. 115). Стоит заметить, что так поступал не только брат Вигеля, но и другие офицеры корпуса» (15).
Вот и высветилась причина долгов НЕКОТОРЫХ офицеров корпуса Воронцова - это их «страсть к азартным играм»! Подчеркну: некоторых, а отнюдь не всех. Но и тут «чёрт прячется в деталях», поскольку в Мобёже с его пятитысячным населением и играть-то можно было только со своими товарищами, а вот в Париже были игорные дома, из-за чего Пушкин и писал о своём Германне: «Он хотел в открытых игрецких домах Парижа вынудить клад у очарованной фортуны» (16). Однако для того, чтобы в будущем играть в Париже, Германну пришлось сыграть в Петербурге на наличные деньги, поскольку банкомёт Чекалинский сказал ему: «для порядка игры и счетов прошу вас поставить деньги на карту» (17). Ну, а «Германн вынул из кармана банковый билет и подал его Чекалинскому, который, бегло осмотрев его, положил на Германнову карту». Т.е. если даже в Петербурге не верили слову игрока и просили предварительно показать деньги, то в Париже тем более. И поэтому не стоит думать, что долги у игроков-офицеров могли возникать в игорных домах, куда они должны были приходить со своими деньгами. Ростовщики же во Франции, как и вся их братия в других странах, давали в долг под залог вещей, превышающий сумму выданных денег в разы. И поэтому погашение долгов им было невыгодно.
Ну, а исходя из вышеизложенного, вполне можно предположить, что некоторая группа молодых игроков-офицеров корпуса Воронцова могла брать деньги взаймы у своих более богатых и сдержанных в тратах товарищей типа Павла Филипповича Вигеля, который «имел благоразумие лишние деньги откладывать». И именно эти товарищи могли дать в долг под честное (а карточные долги считались «долгами чести»!) слово, а потом легко посчитать их среди своих. Ну, и причём же тогда французские ростовщики, да и все французы, если долги без всяких залогов могли концентрироваться внутри корпуса? Да, собственно говоря, и сами офицеры могли играть между собой, а выигранные деньги проматывать в Париже. И без долгов местным жителям!
Когда же Третьякова помимо «прочих радостей жизни» упоминает любовь и женщин, то невольно возникает вопрос: а что это за любовь и женщины, требующие значительной оплаты? Уж не те ли «платные женщины», которых называют проститутками? Ну, и кто из них «обслуживал» в долг, а если клиент не заплатил, не устраивал ему скандал? А вот скандалы-то нашим офицерам были не нужны. Да, я думаю, все они прекрасно знали, что свой мужской и офицерский авторитет нужно поддерживать даже и в борделе!
Ну, а мы, помня поговорку «Нет дыма без огня», не будем полностью отрицать вероятность оплаты КАРТОЧНЫХ долгов («долгов чести»!) некоторых офицеров со стороны Воронцова внутри его корпуса. Хотя и не согласимся, что сумма этих долгов была столь уж велика, чтобы исчисляться миллионами рублей. Тем более что наличие у Воронцова таких больших денег должно быть подтверждено купчей на продажу имения Круглое, из которой можно было бы увидеть и сумму, и (что очень важно!) дату составления. А затем вычислить время получения наличных денег и возможность их траты не только на игроков корпуса, но в большей степени на взятки тем, кто мог бы повлиять на сглаживание того негативного мнения, которое Александр I имел о Воронцове в 1818-м году.
Смотрим хронологию этого недовольства по Удовику, биографу Воронцова (18):
1. «Раньше императора в путешествие по европейским странам отправился его брат великий князь Михаил Павлович. Вдовствующая императрица Мария Федоровна назначила руководителем этой поездки И.Ф.Паскевича. Паскевич сообщил Воронцову, что Михаил Павлович имеет позволение от государя осмотреть его корпус и после осмотра написать, каким он его нашел. … Паскевич опасался, что он останется недоволен корпусом Михаила Семеновича и дурно аттестует его государю. …Паскевич знал, что в корпусе нет той блестящей парадной выучки, которую требовали высшие военные чины, да и члены августейшей фамилии. А поэтому он решил принять меры, чтобы обезопасить друга. «Ваше высочество, — обратился Паскевич к великому князю, — Вы в трудном положении. Вы можете, конечно, донести, что в корпусе плохая выучка; но подумайте, что Вы тем обидите одного из лучших и достойнейших генералов русской армии и храброе его войско, с которым надо Вам будет когда-нибудь служить, и не забудьте, что Воронцов нужен русской армии». Заступничество Паскевича подействовало. Михаил Павлович, побывав в корпусе, в своем отчете «так благородно отозвался и с такою редкою осторожностью, что Государь остался доволен и уважил его мнение».
2. «10 октября у Валансьенна состоялся парад и смотр русского войска, обоза и артиллерийских парков. После смотра император сказал М. С. Воронцову, что войско двигалось недостаточно бодрым шагом. Михаил Семенович ответил с достоинством: «Ваше Величество, этим шагом мы пришли в Париж». Позже император сделал еще одно замечание — в церемониальном шаге солдаты не вытягивают носки. Для государя вытягивание носков было важнее всего».
3. «11 октября здесь же в Валансьенне состоялись маневры русских, английских, ганноверских, саксонских и датских войск. Командовал маневрами герцог Веллингтон. Российское войско победило на маневрах и было удостоено похвалы Веллингтона. Но Александр I и цесаревич Константин Павлович не были удовлетворены выучкой своего войска. Правда, при Веллингтоне они не стали высказывать своих претензий к корпусу Воронцова».
4. «12 октября в Мобеже был дан прощальный обед. В этот же день было объявлено, что графу Воронцову жалуется орден Св. Владимира 1-й степени. Слух о том, что он будет произведен в генералы от инфантерии, на что надеялся и сам Михаил Семенович, не подтвердился. Орденом Св. Владимира награждались и за военную, и за гражданскую службу. Награждение этим орденом М.С.Воронцова свидетельствовало, что государь и высшие военные чины остались недовольны его командованием оккупационным корпусом».
5. «А.X.Бенкендорф поздравил Воронцова с орденом Св. Владимира, но добавил, что надеялся на присвоение ему звания полного генерала». «С.Р.Воронцов, отец Михаила Семеновича, слышал, что «герцог Веллингтон принял более к сердцу, чем Михаил, это невнимание к его заслугам».
6. «…многие высокопоставленные лица считали, что полки Воронцова заражены либерализмом, что в них нет должной дисциплины, а поэтому по прибытии на родину корпус был распущен. По прошествии нескольких месяцев Михаил Семенович написал А. А. Закревскому, что начальник Главного штаба М. П. Волконский лично просил государя произвести его, Воронцова, в полные генералы, но получил отказ. «Немилость идет видно свыше».
Да-да, именно царская немилость и заставляла Воронцова быть в 1818-м году «щедрым» и к своим офицерам, чтобы создать среди них положительное общественное мнение, и к окружению царя, чтобы сдерживать его гнев. Всех надо было задобрить! Что и могло подвигнуть Воронцова и на его «беспримерный» поступок по оплате незначительных офицерских долгов, и на более значительный подкуп людей, приближенных к царю и могущих влиять на его мнение. Кстати, такое неустойчивое положение напоминает мне фразу о том, что «любой руководитель выглядит как поплавок на воде: ему надо, чтобы и сверху не утопили, и снизу не вытолкнули». Однако на причинах царского неудовольствия мы останавливаться не будем, т.к об этом написано немало, а вот на серебряную вазу, подаренную подчинёнными Воронцову, обратить внимание мы должны. А для этого напомним слова Оксаны Захаровой: «В знак уважения к своему командующему все офицеры корпуса, «довольные его начальством, поднесли серебряную вазу с прописанием их имен», — говорится в формулярном списке М.С. Воронцова. Но существует версия, что эта ваза была подарена командующему в благодарность за оплату М.С.Воронцовым всех долгов офицеров корпуса — примерно 1,5 миллиона рублей ассигнациями (из личных средств)». А присмотревшись к этим словам, мы видим, что внимательная и дотошная Захарова, которая всегда даёт ссылки на источники (и в данном случае по поводу вазы добросовестно указала на некий «формулярный список») почему-то умолчала об источнике версии о погашении Воронцовым «всех долгов офицеров корпуса». А почему? Нет, этой вазой нужно заняться плотнее, т.к. тут что-то нечисто! Но об этом позже.
Примечания.
1. В.А.Удовик «Воронцов», ЖЗЛ, 2004, гл.X.
2. Муховицкая Лира «Воронцовы. Дворяне по рождению», 2015г., глава IX.
3. Людмила Третьякова «Невольник чести» рубрика «Люди и судьбы» от 1 апреля 2001 года на научно-популярном портале «Вокруг Света».
4. Сергей Сокуров Из книги "Живая старина, Москва, ВТ, 2012.
5. Сергей Нечаев «Любовь и злодейство гениев», издательство: АСТ, 2011г.
6. Захарова Оксана Юрьевна «Генерал-фельдмаршал светлейший князь М.С.Воронцов. Рыцарь Российской империи».
7. А.В.Бугров «Русская армия и ассигнации в 1813 – 1815 годы: малоизвестная страница антинаполеоновских войн», сайт ДЕНЬГИ И КРЕДИТ от 7/2015.
8. Соллогуб В.А. «Воспоминания», М., 1998, гл.VII, с.508. Впервые текст с этой главой был опубликован в 1886г.
9. Википедия.
10. РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2090, л. 8.
11. Захарова О.Ю. «Генерал-фельдмаршал светлейший князь М.С. Воронцов», с.122.
12. Захарова, там же.
13. Пруцакова В.С. «Русский оккупационный корпус во Франции 1815-1818гг.: агрессоры или жертвы обстоятельств?» Вопросы всеобщей истории: Сборник научных и учебно-методических трудов. Вып. 16. Екатеринбург, УрГПУ, 2014, с.271.
14. Брейар Ж. «М.С. Воронцов в Мобеже», с.132-133.
15. «Представления французов и русских друг о друге во время оккупации Франции в 1815-1818 годы», 08.06.2017, интернет.
16. ПД 249.19.
17. ПД 250.35.
18. В.Удовик «Воронцов», ЖЗЛ, 2004, гл.X.