(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
3
Наутро день был так же неприветлив,
Перемежаясь, сыпал снег с дождём.
Владимир с пробуждением не медлил,
По-прежнему был лёгок на подъём.
Князь выскочил наружу, сумрак синий
В лицо ему промозглостью пахнул:
Привычная походная картина,
Какую видел каждый день. Нырнул,
Поёжившись, в шатёр к себе обратно
И начал сына тихо тормошить.
Бурчание послышалось невнятное,
Однако продолжал его будить:
«Вставай, Андрей. Пора. Уже светает.
Помолишься, поешь, одень броню.
Сегодня час за целый день решает...
Пока встаёшь, я братьев подгоню».
На зорьке сон, особенно ребячий,
Всегда бывает сладок и глубок,
Но, взяв с собою, князь уже иначе
С ним вёл себя и был, как нужно, строг.
Сын вскинулся, отцовский глас услышав,
Поднялся тут же и глаза протёр:
Жаровня углями уже не пышет
И выстыл сильно от того шатёр.
Слуга, давно привычки зная княжьи,
Для трапезы собрал на столик снедь,
Ушёл. Что надо будет, кликнув, скажут,
Когда князь ест, не принято глазеть.
Еда проста, такие же манеры,
Умылись и, с молитвой и крестом,
За стол присели, зная пищи меру.
Не ходят в бой с набитым животом.
Что будет он, Владимир был уверен:
«Хан так же, как и я, за мной следит,
Но он с ордой в своём сидит уделе,
Как в прошлый раз уже не побежит.
Полдня до них, а дальше жизнь покажет,
Разъезды хана день и ночь кружат.
Часы бегут, как нить с кудели в пряжу,
Но половцы почто же не спешат?»
Сменился сумрак утра светом тусклым,
Над вражьим станом шум стоял и гам.
Гонцов с известием о войске русском
Хан принимал и слушал лично сам.
«По их словам, не меньше трёх туменов(1)
И пеших вновь с собою привели,
На этих лезть, как всё равно - на стены,
Побить их, дважды помню, не могли.
За зиму кони очень ослабели,
А плеть им силу с прытью не придаст.
Фураж, для них спасительный, подъели,
Никто, нигде другого не припас.
Народ пришёл почти со всех становий,
А ждать ещё — нет времени совсем.
Хотя с урусами числом теперь мы вровень
И, значит, в поле выйти есть мне с кем», -
Хан, размышляя, объезжал стоянку,
Труся рысцой, внимательно смотрел.
Огруз, исчезла прежняя осанка,
За год ещё заметней постарел,
Но мыслить он умел и оставался
Задиристым таким же, волевым
И осторожным, и сейчас пытался
Понять, где враг не ждёт и уязвим.
За дни его тревожных ожиданий,
Как быстро соберёт он здесь орду?
Растерянность утихла и метание,
Придя в себя, с собою стал в ладу.
Теперь не ослеплённый сильно мщением,
Оценивал возможности свои,
Прикидывая место для сражения,
Хотел сначала здесь, где он стоит,
Но сразу оттолкнул: «Себе дороже!
Простора нет и речкою стеснён,
И будем как в мешке, орду положим,
Увязнем, коннице не взять разгон.
Врагу навстречу надо в степь, на волю,
И сразу сходу, навалившись, смять,
Не дать на изготовку час позволить,
Тогда пехоту можно растоптать».
И с мыслью этой знак рукою подал,
Орда послушная сигналу поднялась
И встретилась часа за два до полдня
С полками русских, но не удалась,
Как думалось, атака ...
Один, другой и третий, и четвёртый,
Гонцы спешили князю доложить:
«Их прорва, князь, идёт, всё поле чёрное,
От края и до края глаз не обежит.
До нас им больше часа будет ходу,
Спокойно скачут, силы берегут».
«Так-так... Не рвут своим коням поводья,
Уверенно и скопом все бегут?» -
Переспросил гонцов князь, подтверждая,
Что вести он услышал и понял,
Одновременно как бы рассуждая,
Тревогу бить не медля приказал.
Предчувствие его не обмануло,
Забилось сердце чаще и сильней,
Внутри опять всё всколыхнулось
От предстоящих крови и смертей.
Никак не мог он с этим примириться,
Хоть жизнь провёл в седле и воевал.
Не дал Господь ему ожесточиться,
Но, защищаясь только, убивал...
В каких-то полчаса полки стояли
В порядке том как было решено
Князьями загодя и напряжённо ждали,
Не зная, — живу, нет, быть суждено.
Одежду лишнюю оставили в обозе
В табун свели коней не боевых.
Кто жив останется, тот это после
Всегда использует для нужд своих.
Но всю орду увидели не сразу,
Сначала всадников по два и три,
А те, заметив, убирались с глаза -
Её разведчики-поводыри.
Как вскоре шум раздался отдалённый
От тысяч скачущих коней степных,
Пока ещё совсем не утомлённых,
Ещё способных мчаться словно вихрь.
Орда казалась тёмной тучей грозной,
Вот-вот собою застит свет дневной.
Невольно делалось сердцам морозно,
От мысли, что не минет стороной.
И всё уже теперь неотвратимо
И судный день пришёл для них и всех
Кто здесь сойдётся в бойне истребимой,
В себя и Бога с верой и в успех.
Но половцы коней притормозили,
Вдали узрев червлёные щиты.
«Нас ждут», - проехав чуть, сообразили,
Приблизившись ещё на полверсты.
Бунчук — знак Шарукана развевался,
Над пестрой необузданной толпой,
Но так мог думать тот, кто не встречался
В бою с её атакой вихревой.
Владимир каждым нервом, каждой клеткой
Последних чувствовал накал минут.
Не подвела его и в этот раз разведка...
Но как они, тревожные, текут!
В дружинах, ополчении прощались,
Не помнить зла просили и обид.
Друг другу — жив кто будет, обещали
Родных и близких в горе не забыть.
Священники молитву затянули,
Благословляя воинство на рать,
Внимая им, все головы пригнули,
О смерти мысль старались отогнать...
А враг притих и было непонятно -
Начнёт атаку или отойдёт?
Носились всадники туда-обратно...
И час прошёл, и два... а будто год.
«Ужели снова повторится Воинь
Иль что-то новое задумал хан?
Зачем орду тогда побеспокоил,
Когда приехать с миром мог бы сам»,-
Глядел князь на врага, понять пытаясь
Причину этой странной тишины.
Он также видел, что полки устали,
Давать нельзя, однако, слабины.
А там жалели, что пришлось раздеться,
Погоду материли кто как мог
Да прыгали, толкались, чтоб согреться
И крови своей в жилах дать толчок.
Подъехал Святополк: «Ударим сами!».
В кругу стоял Владимир сыновей.
«Князь, пешцам не поспеть за нами,
Когда под задом нету лошадей, -
Ответил тот, - Атаку? Мало толка,
Не хватит силы наших всех дружин,
Они без пеших выдержат не долго,
Тогда свечей не хватит на помин.
Давид, глянь, мчит... терпенья не хватило.
Нам только ждать, людей не распылять.
Хан не уйдёт, тут чтобы не случилось,
Вот здесь нам - смерть и надо твёрдо стать».
«Костры хоть разводи, князь, люди стынут, -
Ещё с дороги прокричал Давид, -
Чего мы ждём? Когда орда лавиной
Пойдёт иль кто кого пересидит?»
«Кто бережётся, тот не обожжётся», -
На память поговорка вдруг пришла.
Князь знал — успех терпением даётся,
А выдержка с ним об руку жила.
И повторив свои слова Давиду,
Владимир попросил уехать их:
«Князья, враги покамест безобидны,
Сорвутся, не успеть вам до своих».
В какой-то час вдруг всё переменилось,
Степная рать в движение пришла.
На борзых скакунов своих садилась,
Команды ожидая, замерла.
От глаз Владимира не ускользнуло,
Он с беспокойством войско оглядел.
Тревога по рядам и там порхнула,
И взор на лицах будто отвердел.
Посыпал снег ещё, густой и влажный
И половцам в лицо наискосок,
Но это никому уже неважно
И всех сомнений пройден был порог.
Привстав на стременах, князь руку вскинул,
В дружинах прекратилась суета
И стало тихо, сап лишь лошадиный
Слыхать да звякнет где-нибудь узда.
Незримо напряжённость нарастала,
Опять задвигались то тут, то там.
Но это так всегда перед началом,
Всего труднее было новичкам
И те к бывалым безотчётно льнули
В сей час, ища себе поддержки в них
От внутренней своей нервозной бури,
Что страхом предваряет битвы миг.
Пехота приготовилась к налёту,
Покрепче в землю уперев щиты
И копья выставив. Свою работу
Проделала она без колготы.
«Саженей двести пятьдесят меж нами,
Ударят, разогнавшись, как таран,
Из луков перебьётся часть стрелками
Но это, как плевок, для басурман.
Они и не заметят этой крохи
Под топот конский, свист и дикий гик.
Пока не выдохлись и ход их лёгкий,
То хан коней погонит напрямик», -
Так думал князь, но вышло по-иному,
Атака сразу началась везде.
Шаг хана был продуман, незнакомый
И неожиданный по простоте.
Но размышлять, решая, поздно было
Одно осталось — только уповать
На Бога, на умение и силу
И на способность войском управлять.
Стряхнув с себя секунд оцепенения,
Владимир снова холоден и трезв.
Гонца послал галопом с поручением,
Чтоб в сечу Святополк пока не лез:
«Пускай твоя дружина наблюдает,
Но пешцам, аще надо, - помоги.
Давид мне о себе не извещает,
Пошли к нему гонца, остереги».
...Скакал кочевник бешеным аллюром
И градом осыпал бессчётным стрел.
Пехота лишь щиты плотней сомкнула,
Но сердцем мало кто не холодел.
В ответ летели тысячи калёных
Железных, беспощадных острых ос:
Шлепок... и всадник, словно подсечённый,
Валился навзничь со стрелой насквозь.
И повод бросив, и вопя от боли,
Катился наземь под ноги коней,
И превращался в месиво, не более, -
Недавний властелин, гроза степей.
Орда с разгону врезалась, сметая
Клинком и грудью конской всё подряд,
Но так желалось хану. Пробивная
Угасла сила, как волны накат
Ударившей в скалу, и только брызги
Взметнулись вверх, оставив мокрый след.
Сползла назад, готовя новый приступ
Да мощи в ней уже начальной нет.
Дружины дрогнули... Однако, устояли
С трудом превеличайшим — так силён
Был натиск вражий, но сражались
Умело и несли ему урон.
Шла бойня только на уничтожение,
Рубились головы, трещала кость.
До крайней ярости, до исступления
Вскипала ненависть к врагу и злость.
Пехота встретила лавину в копья,
Летел кочевник кубарем на твердь,
Здесь, чтобы в рукопашном неудобье,
От рук мужицких тут же умереть.
В сей миг другое князя волновало,
Как то, чтоб видеть поле целиком,
Где враг сдавал, а где не удавалось
Расправиться пока со степняком.
Устали люди от смертей и крови
И кони истощили свой запал.
«Неужто, - спрашивал, - не остановим?
В какой момент, когда я прозевал?»
С молитвой к Господу просил: «Помилуй!
Дай крепость духа воинству и сил,
Чтоб сокрушить ему врага хватило.
И гнев свой обрати и порази».
А кони половцев изнемогали
И чаще плохо слушались руки,
Удушливо и загнанно дышали,
И кровью наполнялись глаз белки.
Давид и Святополк в бой не вступали,
Но часть дружин держали про запас.
Гонца от князя терпеливо ждали,
Когда сигнал атаки им подаст.
Врага ломали сыновей дружины,
Не пятясь ополчение стеной.
Невмочь им стало и тогда князь кинул
Последнее, что было под рукой.
И девять сотен бросились на помощь.
Как ветер свежий, как глоток воды
Была нужна она для перелома,
Заставить показать орду хвосты.
… Хан кутался от холода в богатый,
Подбитый мехом стёганый халат,
Смотрел туда, где в сече беспощадной
Уже не сотни — тысячи лежат.
Где враг сражался стойко, без уступок
И без намёка, бросив всё, бежать.
Надеяться на это, чуял, глупо,
Осталось, как и князю, только ждать.
Помочь туменам было просто нечем,
Азарт пошёл на убыль от потерь,
Усталости, и надвигался вечер,
И так же далека, как прежде, цель.
Носились кони неприкаянно по полю,
Хозяина искали, что в грязи
Лежал убитый, кто недавно холил,
Но нынче бранный меч его сразил.
А всадники былинные в шеломах
Ударили с боков и от чела,
Теперь хан понял в чём его был промах.
«Собака князь, опять твоя взяла», -
Вползала гадко мысль змеёй шипящей,
Противный привкус ощутил во рту,
Под ложечкой заныло и не слаще
В душе, увидев вновь свою тщету.
Орда не выдержав, рассыпалась по полю,
Но кое где ещё пыталась нападать,
Ещё отчаянно рубились и кололи...
В конце концов и им пришлось бежать.
Дружины пару вёрст гнались за ними,
Настигнув, добивали без труда
И пятнами темнела кровяными
От тел упавших талая вода.
Уже и ночью день грозил смениться,
И поле устлано телами, как ковром,
А всё не верилось ему: «Мне снится.
Не может быть! Как будто с неба гром».
Озлившись на себя и свет весь белый,
Огрел ни в чём невинного коня,
А тот от боли резкой ошалело
Шарахнулся — едва сумел унять.
Помчался, развернувшись, прочь отсюда,
За ним охрана — грязь из под копыт...
Ему князь в третий раз все планы спутал,
Но вновь орду собрать он повелит.
...Дружины возвращались из погони
Но все успели до ночных теней.
Устали крайне всадники и кони
Забрызганные грязью до плечей.
На ополченье больно было глянуть,
Побыв оно в побоище-аду.
Прошедшее казалось сном-дурманом
В себя под утро только там придут.
Враги вот только-только наседали,
Как их не стало вдруг перед собой...
Валились, не взирая, где стояли
На грязь, на кровь, на трупы под ногой.
«Бог миловал, - вздыхали, - одолели!»
И пот с лица стирали рукавом.
«Водицы бы испить и до постели
Добраться, замертво упасть ничком».
Охрана личная и всем кому хватало
Ещё силёнок собирать тела
Увечных, раненых, — а их лежало...
Слеза сама собой из глаз текла.
Обозники кострами занимались,
Готовили похлёбку, кипяток
И из сусек походных вынимали
На этот случай лакомый кусок.
Палатки ставили от непогоды,
Князьям- шатры, спешили дотемна.
Собравшись, те вели всему подсчёты
Да речь о предстоящем допоздна,
Но перво-наперво: вокруг сторожи
Расставили, потом уже сошлись;
Хоть враг бежал да весь не уничтожен,
Поэтому разумно береглись.
Не крадучись, ночь словно сразу махом
Укрыла землю непроглядной тьмой.
Едой и сыростью, и дымом пахло
И всей не благовонной остротой.
Андрей с отцом повсюду, как приклеен,
По-взрослому с ним сечу пережил
Он ей ещё в себе переболеет,
И будет, засыпая, ворошить.
Но высидел на княжеском совете,
Из сил из всех старался не дремать.
Владимир глянул: «Сам навряд доедет,
К себе в седло его придётся брать.
Весь день со мною проторчал, паршивец.
В обоз - упёрся ни в какую: «Не хочу!»,
Ну прямо хоть бери сажай на привязь,
За это завтра же с него взыщу».
Их до шатра сыны сопроводили,
Простившись с ними, сразу разошлись.
Хоть молоды, а тоже притомились;
То брани ждали, то с врагом дрались.
В четвёртый день, за днём двадцатым -
Пришёлся он на пятницу поста,
Побит был враг коварный и заклятый.
Прикончили! - казалось всем тогда.
Необъяснимо чувство непокоя,
Тогда и пульс уже не так стучит.
Пока умом не вникнешь — не откроешь
Такого состояния причин.
Ворочался Владимир, сон пугая,
Пытался распознать её исток.
Мелькнула мысль как будто бы шальная,
Но отвергать... — потом себе в упрёк:
«Пошто полон сегодня небогатый?
Кто ранен, кто в беспамятстве лежал
Но те из сострадания в плен взяты,
Не то бы беспризорно помирал.
А мысль вела и дальше развивалась,
Выхватывала тёмные места.
Неутешительной догадка получалась
И смута, значит, в сердце неспроста.
«Удрал пёс Шарукан, но он вернётся,
Не та натура, чтобы уступать.
Ему другого ничего не остаётся,
Как только ещё раз всю степь поднять.
Послать разъезды поутру по следу
Орды бежавшей, надо не забыть.
Пускай как можно дальше в степь проедут
Узнать, куда направил хан стопы».
От одного скакала мысль к другому,
Пока тревожный сон не одолел.
Проснулся рано он, среди потёмок,
Когда в жаровне уголь ещё тлел.
Наружу вышел — сыро и промозгло,
Луна неполная скрывалась в облаках
Пятном размытым тусклым. Гридень возле
Шатра дежурил, стоя на часах.
Кругом палатки, словно копны в жатву,
Торчат, куда бы взор не повернул.
Немного постояв, зашёл обратно,
И вновь, Андрея не будя, заснул.
Наутро Лазарево было воскрешение
И Благовещения день святой.
Большие праздники молебнопением
Отметили, Всевышнему хвалой.
Но службу отстояв, с небес спустили
Людей на землю скорбные дела.
Убитых отпевали, хоронили,
Делили с кем свой хлеб ещё вчера.
Им кущи райские, живым земное -
Судьбы превратности, терпя, сносить;
Какой бы не повёл Бог колеёю,
За всё рабам Его благодарить.
А после тризны и молитв прощальных,
Врагов убитых, сердцем отойдя,
Таскали с поля и рядами клали
В могилу, милосердие блюдя.
Оружие, доспехи подбирали,
Включая наконечники от стрел.
Стервятники над степью залетали,
Почуяв запах плоти мёртвых тел.
...Владимир ждал известий с нетерпением,
Держать себя в руках умел хотя
И речь пока не вёл о подозрении,
Другим князьям умы не бередя.
Под вечер, как всегда, примчалась новость:
«Князь, половцы съезжаются опять
Орда как будто змей многоголовый,
Коль за ночь успевают отрастать».
Гонцов дослушав, произнёс: «Понятно.
Вертайтесь в степь, глядите в оба там,
Чуть что не так, тогда мотай манатки,
Тикай, себя доверив скакунам».
Закончил он напутствие с улыбкой,
Довольный, что сомненья позади,
Что не случилось никакой ошибки,
Беду могущей вскоре принести.
«Теперь князьям всем сказку эту можно
Поведать об орде. Сомнений нет.
Скорей всего, что будут огорошены -
Конец, они решили, сатане.
Но это завтра, после литургии
И панихиды, после похорон,
Сегодня поздно, а дела такие
Решать не на грядущий лучше сон...»
...Настало утро. День пошёл на убыль,
Последних павших в битве погребли...
Печаль рождалась даже в душах грубых,
Когда кидали в яму горсть земли.
Но горечь постепенно усмирилась
И нужно думать было о другом,
Что вражья сила вновь закопошилась -
Добить её, чтоб знала что почём.
Для этого сошлись у Святополка,
Владимир роль его не умалял
Нисколько. Делал это без притворства,
В иной бы раз — сейчас не позволял.
И всем он выложил, что знал и думал,
И не скрывал сомнений и тревог.
Пока не оставляла их Фортуна(2),
Но будет дальше как, он знать не мог.
Князья и воеводы, и бояре
Вестям, что им дозоры привезли,
Сидели, озабоченно внимали,
Затылки, призадумавшись, скребли.
Предаться было отчего печали:
Людей уменьшилось почти на четь(3).
Едой, кормами для коней нищали -
То правда, если строго поглядеть.
«Болезни, хорошо, ещё не косят,
Мы месяц здесь безвылазно торчим.
Не приведи... чума нагрянет в гости,
Тогда уж точно ног не довлачим.
Страстная начинается седмица
И Вербное(4) уже почти прошло.
В молитве к Богу – «духом укрепиться» -
Просите, чтобы всем нам - снизошло.
Выходим утром, сразу ополчимся,
Не стоит понапрасну рисковать.
Как Бог пошлёт, никто не поручиться,
И враг к нам - не гостинцы раздавать! -
Владимир сел, закончив, молвить слово.-
Почто молчите? Мыслей что ли нет? -
Спросил у всех. - Иль выпили хмельного
В честь праздника, нарушили запрет?»
Дождь сыпал ночь, на миг не прерываясь,
А снег на склонах балочек степных
Лежал как был, ему сопротивляясь,
Однако дни упрямцу сочтены.
Такой вот март - промозглый и ненастный,-
Седой старик припомнил бы навряд.
По дням не сложится недели ясной,
Забыли уж как выглядит заря...
Владимир, Святополк, Давид покинув
Стоянку, ехали сейчас втроём,
Но путь их войску предстоял не длинный,
Орда уже брала в охват кольцом...
Порядок дня ничуть не изменился:
Подъём, еда и, с Богом, снова в путь.
На этот раз враг скоро объявился,
Искать не надо — вот он, грудью в грудь.
И трёх часов в дороге не пробыли -
Везли дозоры вести об орде:
«Князь, половцы округу наводнили
Да столько их, что кажутся - везде.
Верст семь до них, когда сюда помчались,
Теперь здесь скоро будут — не стоят.
Уныния у них не замечали,
Смеются да по-своему галдят».
Князья переглянулись, понимая,
Что дальше некуда, но время пока есть
Полки построить, кто что предлагает
Послушать, опыт свежий свой учесть.
К вестям дозоров надо попривыкнуть
Чтоб правильно, но верно рассудить.
А мысли тотчас наспех не возникнут,
И враг появится — того гляди.
И тут Владимир, озаряясь, вспомнил
Как сам хотел князь Святополк напасть.
«От нас такого хан не ждёт приема,
Опомнятся, уже порубим часть.
К дружинам, братья, тотчас поспешите
А сам я в ополченье загляну.
И о решении о нашем расскажите
Полки успели, чтобы развернуть».
Князья послушали и согласились
И сразу ускакали к сыновьям.
Те, сказанное быстро уяснили,
Как требовалось встали по местам.
И ополченцы верно рассудили,
Когда Владимир лично прискакал.
Увидев, меж собой заговорили,
О том, что каждый и без слов понял:
«Видать, пришли мы, мужики. Молитесь,
Чтоб старая с косой нас обошла.
Князь сам пожаловал сюда, смотрите,
Не то, как раньше бы, гонца прислал».
...Растерянности не было — заминка
Не долгая, её хватило, чтоб
Закрыть свои, щитами, лица, спины
И оценить, взглянув, ордынский скоп(5).
Была их уйма, «аки лес в борови»:
И спереди, и сзади, и с боков,
Уже к атаке были наготове
И ножны опростали от клинков...
Случилось то, чего в орде не ждали,
Дружины бросили коней в карьер,
Прыжком одним язычника достали,
И он, не двинувшись, оторопел.
Удар внезапный и молниеносный,
Передних всадников буквально смял.
И стрелами несметными забросанный,
Враг мало что сначала сознавал.
Лишившись и разбега, и маневра,
Туменам приходилось нелегко.
Они с усилием неимоверным
Удерживали натиски полков.
Опомнились и сами навалились
И стали кое-где уже теснить.
Со страстью правоты своей рубились -
Во чтобы-то не стало победить.
Не смог такого Шарукан предвидеть,
Как в прошлый раз взбешён и удивлён.
Испарину со лба в волненье вытер
Был в мыслях об успехе раздвоён.
И лютой сеча «быша» между ними,
И не было пощады животу.
Полки стояли насмерть, одержимо,
Как за свою заветную мечту.
Неразбериха бойни рукопашной
Для быстрой стала конницы степной,
Препятствием неодолимо страшным,
Бой с ополчением, как западнёй.
Владимир ждал с дружиной своей часа,
Гонцов выслушивал и снова ждал,
Когда в грязи увязнут непролазной
Степные кони и сойдёт накал
Напора половцев превосходящих,
Усталость станет волю угнетать
И диктовать на выбор мысль манящую:
«Погибнуть или смерти избежать?»
А люди, падая, не подымались.
Кто не убит - растоптан насмерть был.
Полки неистово с ордой сражались
Зайти себе, ей не давая, в тыл.
А там обоз стоял, кольцо сужалось -
Настойчив враг в стремлении своём,
Но сил его всё меньше оставалось,
Хотя довлел пока ещё числом.
Уже дрались дружины на пределе
Всех мыслимых возможностей своих
Какою мерой жертвы те измерить?
А также те, что до и после них?
Священники вновь к небу обратились,
Чтоб пал на половцев Господний гнев.
Услышал Он и ангелы спустились,
Блестя оружием, но не в броне.
Невидимой рукой Небесной Силы
Рубились головы и падал супостат!
И паника орду всю охватила
И стала пятится она назад.
Тогда и князь повёл свою дружину,
Сверкнув мечом, воскликнул:«С нами Бог!».
Ударили и враг был опрокинут,
Оставив бой, бежал, не чуя ног.
Судьбе на милость начал он сдаваться,
Увиденное ужас порождал:
Не приходилось с призраком сражаться,
Кто духом слаб, рассудок тот терял.
А хан подавлен был, обескуражен,
Не видел он такого никогда!
И зябко стало, и волной мурашки
Покрыли тело и свело уста.
Хотел сказать... замявшись, передумал,
Глазами зло повёл по сторонам,
Помыслил, голову склонив угрюмо:
«К чему слова, коль не дано мечам».
Теперь же он увидел обнажённо,
Чего с его ордой произошло
И понял, правдой драмы оглушённый,
Что время прежней жизни истекло.
Тумены удирали с поля битвы -
Им дела нет до мыслей вожака.
С утра ещё казались монолитом
И вот рассыпались, как горсть песка.
Уже ничем сейчас не остановишь:
Ни окриком, ни плетью, ни клинком
И пролито напрасно столько крови…
Как псам нашкодившим, сказали: «Вон!»
Хан панике всеобщей не поддался,
Молчал минуту, две, а, может, пять...
Как будто уходить не собирался,
О чём-то продолжая размышлять.
Но угрызений за чужие жизни
Он не испытывал - душевных мук.
Луку седла лишь конвульсивно стиснул
Сжав зубы, слушал гулкий сердца стук.
Чего жизнь стоила чужая чья-то,
Когда своя летела в никуда.
А совесть, как любой души придаток,
Была бы там — сгорел бы со стыда.
Трещало всё чем жил, к чему стремился,
Без родины кочуя по степям.
К наживе, власти? Но чего добился?
К каким теперь прибьётся берегам?
Крушился мир понятный и послушный,
Казался вечным, как в ночи луна.
Не сбережённый и разрушенный
Недальновидностью его ума.
Охранник вывел из оцепенения,
Конём наехав чуть: «Уходим, хан,
Здесь скоро будет светопреставление,
Попасть никто не хочет на аркан.
Успеем мы пока бодры лошадки,
А там укажешь дальше нам куда,
Где станешь ждать и собирать остатки
Чтоб тронутся на новые места».
Его услышав, Шарукан очнулся,
Схватив суть слов, ответил: «Нам
Ждать некого, - и хищно усмехнулся, -
Все кинутся трусливо по дворам».
Халата полы подоткнув за пояс,
Помехой чтоб не стали скакуну,
Он, дальше в мыслях попусту не роясь,
С охраной личной тихо улизнул.
Лицом к лицу не сталкиваясь с князем,
Хан знал, что станет с ним, попав к нему.
Наслышан был как тот за безобразия,
Казнил таких и глазом не моргнув.
(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)
__________________
1. Тумен – тысяча.
2. Фортуна - богиня удачи, везения.
3. Четь - четвёртая часть чего-либо.
4. Вербное – Вербное воскресение перед страстной неделей.
5. Скоп - скопище, много.
6. Старосл. - глаз, око, зрачок.