Вернулся князь с душевным облегчением
В обитель к Анне. Вечер весь опять
Прошёл в беседе, позабыв о времени.
Им было что друг другу рассказать.
За этим день провёл он у постели
У вдовой мачехи, теперь больной,
С лица опавшей и глаза глядели
Уже не с той веселою искрой.
Обманчив блеск в минуты увядания...
Румянец полыхавший на щеках
Поведал больше чем её признания
С улыбкой-маской на сухих устах.
Увидев внука, разом встрепенулась
И ожил взгляд, на нём остановясь,
Знакомо прежнее в лице мелькнуло,
Разгладилась густых морщинок вязь.
«Похож, похож... ни с кем не перепутать, -
Заметила Владимиру она, -
Но не твоя живёт во внуке удаль
Другая сторона души видна.
Сходить к отцу и деду не забыли?
Покоятся они где - должен знать,
Без памяти об этом, как без крыльев,
А соколу без них не полетать».
Княгиня свои выпростала руки,
Поверху одеяла положив,
Прищурившись, глядела близоруко
На князя, взгляд к нему приноровив:
«Спаси Бог! Хоть, бывало, редко,
Не брезгуя старухой, навестишь.
Детей пережила, сама как в клетке.
Не хочешь тут, а воем закричишь.
Сестра твоя, Владимир, нос воротит,
Какая перед ней моя вина,
Что стала в одночасье не в почёте?
Пред Богом - вашему отцу жена.
Его в мужья себе не выбирала,
Родитель мой решил так за меня.
В роду своем почти чужою стала
И здесь я вам, как вроде, не родня.
Была я Анны не на много старше,
Тебе ровесница, Владимир, и хомут
Не свой надела, здесь женою ставши,
Тебе вот жалюсь, больше никому.
Евфимин хлеб, ты думаешь, был сладок?
Что знали вы - отец и ты о нас?
Своей вы жизнью жили и укладом,
А жёны между делом, про запас...
Ты сердца не держи князь на обиду,
Слова мои, как поздний листопад:
Пожухлые, ненужные - для виду.
Но ты, Владимир, был всегда, как брат».
Сквозь толщу лет проклюнулась обида,
Упрёком полилась из уст вдовы,
Всё то, что было за годами скрыто
И жгло её от пят до головы.
Неловко перед ней от слов правдивых
Тут князю становилось за сестру,
Что часто к ней была несправедливой,
Что только ей пришлась не ко двору.
Владимиру ответить было нечем,
Что первое пришло на ум, сказал:
«Я, Анна(1), думал - время всё залечит,
Теперь же вижу, что умом плутал.
Трудны дороги жизненных познаний,
Порой простого не всегда понять.
Об этом я себе не в оправдание,
А только знаю, где живёшь - не гадь.
Но что услышать от меня ты хочешь?
Какие покаяния и в чём?
Слова для объяснения просрочены
Давно. Как воду в ступе их толчём.
Тебя никто из нас не обижает
Жила хозяйкой полной у себя.
Твои родные часто ль приезжают?
Как только голодно когда в степях?»
«Не помню уж, когда ко мне бывали, -
Ответила бесцветно, - раньше хоть,
Отец был жив, тогда не забывали,
Теперь я там - отрезанный ломоть».
«Права была сестра, плоха княгиня,
Возможно, не дотянет до весны, -
Мелькало в голове, - а может, минет...
Господь лишь знает - кто ему нужны».
На время замолчали, размышляя
О сказанном друг другу здесь. Андрей
Сидел, поглядывал на них, скучая,
Уйти мечтал отсюда поскорей.
И слушал он беседу отвлечённо,
Совсем не зная всех перипетий
Их прошлого, слезами обожжённом,
Потерями усыпанном пути.
И бабку лицезрел сейчас впервые,
Но тёплых чувств не вызвавшую в нём
И стены дома были - не родные,
Хотя по деду здесь он не в чужом.
Но мал ещё в подробности вдаваться,
С умом незрелым в дебри рода лезть,
Со временем поможет разобраться
Отец: как было и что нынче есть.
Отец же вёл глагол, не отвлекаясь,
То спрашивал её, то отвечал.
Ни на кого никак не намекая,
Пред нею не хулил, не защищал.
Прощальной рисовалась князю встреча
И думалось: «Как короток наш век!
Земное всё - лишь вечному предтеча,
Где ждёт в конце неотвратимый брег».
Глядеть вслед уходящему - не радость,
При этом понимать, что навсегда
И, что вернуть ни за какую плату
Никто уже не сможет никогда.
Ему казалось, даже воздух здешний
Пропитан предвкушением конца,
Высвечивал, из всех икон развешенных,
Огонь лампадки чистый лик Творца.
И этот минул день, наполнив грустью
Потоки мыслей князя, чувств души,
Что жизнь, как речка, тоже мчится к устью:
В бескрайность влившись, бег свой завершит.
Калейдоскоп теней и лиц. Утраты...
Особенно в последние года.
Их многих нет, кто был у сердца рядом,
С кем кров делил и славу... Пустота.
В последний вечер князь перед отъездом,
Не вытерпев, игуменье пенял:
«Тебя же, матушка, скажу я честно,
Такой бездушной никогда не знал.
Ты, Анна, поубавила бы норов,
За мачехой наладила пригляд.
Ей каждый день, как день последний дорог,
И слово доброе - цветущий сад.
Отправь сестру-монашку благосклонно
Сходить, не переломишься, самой.
Вреда не причинишь, сломав препоны,
Оттай, не будь душою к ней немой,-
Князь выговаривал сестре за чёрствость,
Прося одновременно за вдову,
И резко, как приказывал, - и шоры
Сними. Живи без них, как я живу».
Та, вздрогнув внутренне, не показала
Испуг, и тут же справившись с собой,
Ответила: «Там слуг у ней немало»,
Поджала губы, всхлипнула слезой.
«Побойся Бога, Янка! Милосердной
Теперь ты стала разве не ко всем? -
Стыдил сестру, - однако, всем примером
Ты благочестия слывёшь. Зачем?
Домой воротимся с Андреем завтра,
А ты подумай, Господа спроси,
Молясь перед иконами. Пиявкой
Приставши, неприязнь твоя висит».
…Прохладно по-осеннему и звёздно...
Охрана поджидала у ворот.
Прощались утром тихо и бесслёзно,
Увидеться чтоб снова через год
На тризне по почившей половчанке,
Княгине-мачехе свой долг отдать.
Собрать в последний путь как христианку:
Вдову отца, сестры и брата мать.
_______________________
1. Мачеху, как сестру, звали Анной