Посвящается моей маме
Усковой Екатерине Григорьевне.
Младенец на войне.
Ледяные иголки, поблёскивая на жгучем, морозном солнце больно впиваются в нежную кожу младенца.
“Младенец” – это я – Катя. Я медленно раскачиваюсь вместе с маминой спиной, к которой привязана большой шерстяной шалью. Мои непослушные белые отмороженные ножки выскочили из одеяльца. Я ору, но сил уже нет и я хриплю и “закатываюсь”. А мама, вместе с другими людьми всё идёт и идёт. Неужели она не слышит как я плачу, не чувствует, как мне больно? Она идёт и крепко сжимает руки моей пятилетней сестрёнки Ани и восьмилетнего брата Коли. Боль отпускает и я потихоньку замолкаю, лишь острое покалывание ещё немного тревожит меня.
- “Матка, матка!” – маму окликнул сердитый дядька с автоматом, которого почему-то все называют мадьяром. Он показывает маме на её спину. Она перетаскивает меня на грудь, и видит мои обмороженные ноги и испуганно смотрит на дядьку. Тот даёт команду остановиться. Мама кладёт меня на сугроб, ещё сильнее разворачивает мои ноги и начинает натирать их снегом. Сначала я ничего не чувствую, но постепенно боль возвращается. Ноги горят будто их опустили в кипяток. Я снова ору, а мама всё натирает и натирает их снегом. Она заворачивает мои непослушные ножки в одеяльце и привязывает меня к себе на грудь. Берёт Аню за руку, а Коля сам идёт впереди, процессия продолжается. Мои ножки так измучили меня, что я засыпаю. Открыв глаза, я вижу себя в огромной конюшне. Здесь всё ещё пахнет конями. Мама заметила, что я проснулась и пытается меня накормить. Но грудь у неё почти пустая и я с трудом высасываю молоко. Я голодна и снова плачу. “Ленка, на, попей кипяточку, может молоко прибудет, а то твоя девка себе грыжу накричит”.
Мои односельчане, прошедшие с узлами и малыми детьми больше тридцати километров, понемногу стали устраиваться в колхозных конюшнях. Не разговорчивые и угрюмые дядьки – мадьяры, которые нас стерегут, ругают русские морозы и мечтают вернуться домой в свою Венгрию, где их ждут маленькие дети, такие же как я. Но почему-то они не уезжают, наверное их не отпускает злющий дядька в длинной кожаной шубе и блестящих сапогах. Он иногда приезжает на своём красивом автомобиле. Никогда не заходит к нам в конюшню, но всегда обидно ругает дядек мадьяров, а они его тихо ненавидят.
Всех взрослых гоняют копать окопы и они приносят с замерзших полей мёрзлую свёклу. Её потом варят и едят. Мне особенно нравится красная. Я её конечно не ем, но от неё молоко у мамы сладкое. Всё было бы ничего, только ноги сильно беспокоят.
А через месяц я заболела. У меня на шее появилась огромная рана. Она мокрая и ужасно болит. Моё тельце пылает как в огне. “Золотуха”, - говорит маме бабка Прасковья. Не выживет твоя девка, только мучается зря. Ты, поди, положи её рядом с Валькой, так они вместе и отойдут потихоньку”.
Валя Терехов наш дальний родственник. Его мама Вера, также как и моя, ходит копать
окопы, а папы наши уже убиты на войне, но этого ещё никто не знает. У Вале дифтерит и он задыхается. Мама кладёт меня рядом с ним. А ночью, когда все спят, белые ангелы уносят его с собой. Он летит туда, где не бывает злых людей и все друг друга любят. Я знаю, там нет страха и страданий, жадности, зависти, жестокости, голода и войн. Я прошу ангелов, чтобы они взяли меня с собой, но они молча улетают.
Я просыпаюсь от дикого вопля тети Веры. Бабка Прасковья мажет мою рану какой-то вонючей дрянью. Я снова ору от боли.
На улице стреляют. У нас в конюшне шум и суматоха. Бабы заносят тело деда Матвея. Его убил мадьяр. Дедушка Матвей был печником. Он сложил и топил у нас в конюшне печку. Вот и сегодня рано утром он пошёл за хворостом, а мадьяр принял его за партизана, испугался и убил. Жалко деда Матвея. Кто решиться теперь топить нашу печку?
Ангелы всё чаще и чаще стали залетать в нашу конюшню. Уже много детей улетели с ними. А у меня жара спала. Вот только огромный шрам на всю шею остался, ноги сильно болят и всё время хочется есть.
Дядьки мадьяры стали очень злыми, постоянно ругают нас, а иногда даже бьют и взрослых и детей. Всё время гремит канонада. Бабка Прасковья говорит, что “наши” близко.
Сегодня я увидела много Дедов Морозов в белых одеждах, на лыжах и с автоматами. Мадьяры испугались их и убежали, а мои односельчане стали собираться домой. Они ещё не знают, что в деревне остался только один дом, потому что там проходила “линия фронта”. Не знают они, что пойма реки усыпана телами наших солдат и офицеров, ценой своей жизни, взявших “высоту”. И возвратившись домой, сельчане похоронят погибших. “Наших”- в одной братской могиле, а немцев и мадьяр – в другой. А на “пасху”, после войны, будут приходить на эти могилы и приносить красные пасхальные яйца.
- Мама, зачем ты кладёшь яйца на могилу наших врагов?
- Потому, что их родственники далеко и не могут это сделать сами.
- Но ведь они убили нашего папу, деда Матвея и многих других! Ты что забыла?
И в мамином молчании я услышу скорбь и жалость, любовь и прощение. Но я слишком мала, что бы понять широту маминой души и я замолчу.
А сейчас мы возвращаемся домой, копать землянки и жить дальше. Впереди ещё много проблем, но я ничего не боюсь, потому что я одержала свою первую победу.
Я выжила вопреки всему!