Жизнь в отражении авиационных приборов

Андрей Бернулли
Авиацией Серега грезил, что называется, чуть ли не с младых ногтей. Точнее говоря,  с того самого времени, когда  впервые  увидел он  самолет не на картинке и не на недосягаемой для человека  высоте, а в непосредственной близости – буквально на расстоянии вытянутой руки.  Увидел – это еще что, но он на нем полетел! Вот это было настоящее, без каких-либо натяжек, счастье!

И произошло это в тот замечательный день, когда после окончания четвертого  класса, он впервые вместе с отцом и мамой вылетел в Ленинград на самолете. Тогда ему, маленькому худенькому, но довольно шустрому и непоседливому  пацаненку из отдаленного северного лесного  поселка удивительно повезло. Его отец решил не только показать жене и сыну  знакомый  по простенькому стишку «… как я рад, как я рад, что поеду в Ленинград» город, но и реализовать это желание, доставив туда всю семью не традиционно - поездом, а на самолете. 

Но отнюдь не прекрасная и удивительная  Северная Пальмира больше всего поразила тогда сердце совсем еще юного романтика, не  ее изумительная архитектура и завораживающее культурно-историческое наследие, а  путь к ней и обратно домой  на неистово  ревущем и вибрирующем каждой  своей заклепкой двухмоторном воздушном монстре.

Это не телевизионное, не книжное, а  живое соприкосновение с настоящим полетом, со  стремительным взлетом к ранее недосягаемому и такому загадочному небу, безусловно, стало для Сереги самым значительным событием того памятного лета.  И разве мог он тогда предположить, что именно эти два самых обычных для кого-то полета определят в дальнейшем бурное течение  всей его жизни.

Бело-голубой красавец самолет, именуемый солидно и внушительно «Ан-24», сразу же сразил маленького шкета  неописуемо огромным размером и просто волшебной возможностью вознести  почти  полсотни уместившихся в нем пассажиров гораздо выше  облаков, в далекую и непонятную, но такую притягательную неизвестность. 

Эту  волшебную  возможность, как завораживающий аромат цветка, источал каждый   сантиметр самолета, каждая его, даже самая маленькая, деталька.  И неважно, что аромат этот был с авиационно-керосиновым и совершенно  непривычным для Сереги оттенком.

В самом начале воздушного путешествия эта возможность просто не укладывалась в  белобрысой  головке юного пассажира. Но когда взревели моторы и с бешеной скоростью закрутились воздушные винты, когда размашистые крылья, подрагивая нетерпеливой мелкой дрожью, приготовились к борьбе с земным тяготением, тогда Серега понял, что этот двухголовый, вернее - двухмоторный Змей-Горыныч действительно взмоет в северное небо и доставит пассажиров к месту назначения в  удивительно короткое время.

После взлета, прильнув носом к маленькому круглому самолетному  окошечку, называемому, как потом выяснилось, по авиационному -  иллюминатором, и,  наслаждаясь незнакомыми прежде видами уплывающей куда-то вниз земли с ее ровными квадратиками полей, огромными массивами леса, извилистыми ниточками рек и маленькими блюдечками озер, Серега просто не знал, куда себя деть от полноты новых, никогда не испытанных  ранее ощущений.

Здесь было все: и совершенно удивительное чувство блаженства, и невероятная радость от полета над земными великолепными просторами, и ощущение чего-то нового, ни разу ранее не испытанного; и абсолютно невыразимое, неподдающееся никакому описанию состояние души, именуемое в народе  простым и несколько грубоватым выражением «щенячий восторг». Ну и щекочущая нос газировка из маленького синенького пластмассового стаканчика, как и кисло-сладкая карамелька «Взлетная», также очень Сереге понравились и навсегда отложились в детской  незамутненной памяти.

Окончательно же перевернуло всю до этого полета сугубо земную  Серегину сущность посещение кабины экипажа. В то далекое и относительно спокойное  время это было вполне допустимым и возможным. Примерно минут через двадцать после взлета дверь в кабину открылась, и похожая на певицу Эдиту Пьеху красавица – стюардесса по просьбе Серегиного отца провела паренька и еще одного мальчика прямиком  в гости к летчикам - этим бесстрашным  укротителям яростно ревущего зверя, раздирающего в клочья проплывающие рядом облака.

Конечно же,  ребята были просто ошеломлены увиденным в кабине. Их поразило обилие различных кругленьких, похожих на циферблаты домашних будильников, приборов и приборчиков с маленькими цифирками и стрелочками. Их сразили наповал  разнообразные рычажки, рукояточки, переключатели и  кнопочки,  всевозможные маленькие светящиеся прямоугольные окошечки. Все это разноцветное чуть подрагивающее и подмигивающее пацанам авиационно-приборное самолетное хозяйство создавало атмосферу чего-то невероятного, волшебного и праздничного.

Такое восхитительное настроение  Серега испытывал раньше только на новогодних утренниках, когда атмосфера праздника создавалась яркими елочными игрушками, подарками, Дедом Морозом со Снегурочкой вкупе с маскарадными костюмами и всяческой праздничной мишурой. Но здесь, в кабине самолета, была отнюдь не блестящая мишура, а вполне рабочая атмосфера одного из обычных летных дней экипажа пассажирского самолета единственной и неповторимой тогда авиакомпании - Аэрофлота.  А вместо сказочного односуточного деда  и его маленькой шустрой  помощницы правил бал здесь экипаж, состоящий из реальных земных, а  не вымышленных, персонажей.
 
Больше всего, конечно же, поразил маленькие детские сердца необычный, не как у автомобиля или автобуса,  самолетный руль. Этот  похожий на коровьи рога самый главный атрибут системы управления самолетом, как потом сказал отец, назывался солидно и важно – штурвал. И  держал его  в руках пилот, сидящий в кресле  с левой  от ребят стороны, главный в этом элитном самолетном помещении.  Один из членов экипажа, находившийся в рабочем кресле посередине кабины, сняв с головы наушники, слегка наклонился к мальчишкам и, пытаясь перекричать страшный гул моторов,  спросил:
- Что, нравится?
 Пацаны, пораженные невероятным для них зрелищем, словно потеряли дар речи и  смогли в ответ лишь утвердительно покивать своими ошарашенными увиденным вихрастыми головками.  На что  улыбчивый голубоглазый  повелитель  ревущего зверя  добродушно среагировал:
- Учитесь хорошо и станете летчиками…

 … Под магнетическим или, может быть, даже магическим  влиянием  этих слов учился Серега в школе впоследствии очень даже неплохо, активно занимался спортом, увлекался техникой,  авиамоделированием, но летчиком в конечном итоге не стал. Видимо судьбе его угодно было другое, потому что в  ответственный и важный момент прохождения летной медкомиссии просто катастрофически, как Сереге тогда  казалось,   подвело его зрение.  Потом, чуть позже, по-видимому, устыдившись своей жестокости, это важнейшее из человеческих чувств  полностью восстановилось. Однако, «поезд, - как говорится, - ушел»,  и Серега, отработав несколько лет авиатехником на земле, перешел на летную работу в несколько ином, чем ему мечталось, качестве – стал бортмехаником вертолета.

Так авиация, несмотря ни на какие превратности судьбы,  стала смыслом и основой всей его насыщенной и беспокойной жизни, наряду с семьей: женой, детьми, внуками; вместе с друзьями и коллегами по работе, рядом с увлечениями, развлечениями и забавами; заодно с радостями и счастливыми днями, надеждами и приобретениями; воедино с горестями, жизненными трудностями, невзгодами, потерями, утратами и разочарованиями.

Буквально все, что происходило в его жизни после двух полетов на величественном красавце самолете Ан-24 в г.Ленинград и обратно в северный городок N-ск,  освящалось и осенялось впоследствии  Ее Величеством Авиацией.

Ведь Авиация – эта королева романтических грез и жестоких разочарований дарует всем влюбленным в нее огромную полноту, широту и глубину всевозможных чувств, переживаний и эмоций.
В ней неразрывно связаны между собой невидимой, но прочной нитью две абсолютно несопоставимые вселенские ипостаси: Небо и Земля.
В ней сплетены воедино «и жизнь, и слезы, и любовь».  В ней, как в репертуаре хорошего театра, намешано всего в избытке: героического и трагического, лирического и комического, эпического и одномоментного. В ней есть и свои герои, и свои статисты, и свои негодяи.
Ей одинаково присущи и гармоничность, и музыкальность, и  небесная божественная чистота, и дьявольская приземленная власть искушений, и чудовищная дисгармония с тихим и плавным течением земной жизни. Есть в ней не только осененная мужественной силой и женской чистотой жизнь, но и приносящая боль, скорбь, мучения и горе смерть.
Но, несмотря ни на что, Ее Величество Авиация была, есть  и будет повелительницей дум, устремлений и чаяний миллионов людей на планете Земля.

И один из этих миллионов – простой российский бортмеханик вертолета  Сергей Александрович,  тот самый пацанчик  Серега, который  когда-то давным-давно робко шагнул за дверь пилотской кабины  самолета Ан-24 и в эфемерном мерцании и отражении многочисленных самолетных приборов увидел смутные и еле различимые очертания своей будущей насыщенной авиационной, и не только авиационной,  жизни.