Семь сказок. Сказка шестая.
Бык Авгия
- А вы знаете, какой смертный грех нынче самый модный? - комик возвышался над посетителями со сцены.
- Гордыня! - гордо выкрикнул кто-то.
- Фи, как пошло! - скривился комедиант, - это мать всех грехов, а я про моду!
- Зависть... Гнев... Алчность... Прокрастинация... Инстаграм... - кричали из зала. Комедиант гримасничал, выдерживая паузу, потом он присмиряюще поднял руку.
- Чревоугодие!... И нет, я не про содержимое ваших тарелок. Я про содержимое ваших мозгов.
Сейчас только ленивый не сидит на какой-нибудь диете: без глютена, без сахара, без белка, без овощей, без красного, без зелёного, без твердого... А знаете, как я во всей этой какофонии узнаю о том, что начался пост? По сотням комментариев в соцсетях о том, что пост - это для жирных тёток, которые мечтают похудеть. А кто сказал, что пост - это только про еду?
Что такое, по сути, чревоугодие? Это значит положить жизнь на угождение телу. Телу, гормонам и нейронным соединениям. И оно выражается в ненасытности, ненасытности такой, что какая там еда! Мы сидим на диете без глютена, но ненасытны в плане лайков - это дофамин, кстати! Мы сидим на диете без сахара, но ненасытны в плане модных тряпок - тот же чертов гормон! Мы сидим на диете без алкоголя и ненасытны в плане планов на то, что мы сделаем со своей жизнью, которые, кстати, никогда дальше планирования не зайдут. Мы - и это встречается так часто, что я рискую жизнью, озвучивая вам это - сидим на диете без животных продуктов, и ненасытны в плане признания другими подобного героизма. Другими словами, как узнать, что перед нами веган? Он сам об этом скажет! В самой агрессивной манере!
А знаете в чём ещё мы ненасытны? В том, чтобы кто-то нам это всё сказал, разложил по полочкам, какие мы плохие, поставил диагноз, озвучил, высмеял и отпустил с миром. Тогда получается, что мы что-то сделали, мы не сидели просто так, мы выслушали - мы не безнажежны! Мы теперь знаем! Мы молодцы! Мы можем с чистой совестью идти домой и продолжать быть ненасытными. Я не знаю, что это за гормон, но, черт побери, это же теперь мой хлеб! Раньше хороший комик говорил, какое плохое правительство, какие плохие ОНИ. Теперь достаточно сказать, какие плохие МЫ, и все довольны. Мы плохие, но не конкретно ты, и не ты, и никто конкретный - МЫ!
Я сидела и слушала его. Он и правда уловил веяние времени. Страшное и депрессивное. Пожалуй, верным словом было "безысходное". Мы знаем, что мы - плохие, и мы смирились. Это всё равно, что постить у себя в ленте позитивно-мотивационные статусы, которых сама же не придерживаешься по ряду "объективных" причин. Хотя, я такие псевдо-объективные причины всегда ненавидела - они намекали на мои беспомощность и ограниченность, которые я ни в коем случае не желала признавать. Поэтому и статусы выкладывала только те, которые могла подтвердить на деле.
Илья был не таким. Он как никто подходил под описание, данное комедиантом: веган, который сам тебе об этом сообщит, полон несбыточных планов и идей, полон незаконченных начинаний и с таким бардаком в квартире, что кони царя Авгия от зависти бы удавились. Когда-то мы пробовали встречаться - дурацкая была идея. Илья вцепился в неё со всей ненасытностью человека, которому себя больше некуда приткнуть, а я тогда только училась находить собственные границы и их защищать. Даже удивительно, что мы после всего остались хорошими друзьями и иногда, раз в два-три месяца, выбирались в какой-нибудь бар, где могли жаловаться друг другу на всё, что с нами с прошлой встречи произошло.
- Надо что-то делать! - решила я.
- У тебя опять эта интонация, которая не предвещает ничего хорошего, - заметил Илья.
- А плохое предвещает? - поинтересовалась я.
- Она предвещает, что ты что-то решила, и что не важно, как мы это оценим, выбора у нас нет.
- А вот тут ты прав. Мы едем к тебе домой.
Всю дорогу до его дома я вещала о том, что внутренние изменения необратимо связаны с внешними, что бардак в голове отражается на бардаке в квартире, что, начав с бардака в квартире, можно постепенно привести в порядок и голову, и жизнь, что если он хочет что-то поменять, найти, наконец, работу, девушку надолго или себя, надо хоть что-то сделать, а не слушать, как его поносит мужик в драных джинсах со сцены в забегаловке. Илья неуверенно соглашался, видимо, опасаясь, что иначе я ещё больше разойдусь.
На самом деле, руки у меня навести порядок в его квартире чесались давно. Это была достаточно уютная квартира, если бы на полу не валялись бесплатные газеты, пакеты из всех супермаркетов, упаковки от фруктов, картонки от яиц, картонные коробки, садовые принадлежности, птичьи клетки, пустые аквариумы, ноты, нотные станы, диски, коробки из под дисков, древняя бытовая техника, чеки от покупок, горшки из под цветов, аудио и видеокассеты, старые компьютеры, пружины от матрасов, части от мебели... И вокруг этого всего лежали мотки пыли, паутины, дохлых мух, человеческих и кошачьих волос и гордо разгуливал кот Ганимед (не троянский принц, а спутник Юпитера, даже если второй назван в честь первого). Ганимеда я, кстати, уже пробовала привести в порядок, но его шерсть свалялась за годы настолько, что расчёску ломала, а срезалась только вместе с кожей. Ни Ганимеда, ни Илью это факт не тревожил.
- Мне нужны мусорные мешки и маски для лица как у маляров! - то, что они у него были, я знала наверняка. Не может быть, чтобы в таком бардаке что-то было выкинуто. Тем более, что от избытка пыли Илья страдал астмой, причём все припадки приходились на попытки самостоятельно начать уборку не зависимо от того, была на нем маска или нет.
С газетами, чеками, пакетами, упаковками и картонками было легко. Я трамбовала их в пакеты для мусора и складировала у двери. Илья нервно подергивал веком, но молчал, то порываясь помочь со сбором, то срываясь и обрызгивая всё водой из припасенного пульверизатора, дабы было меньше пыли. Приступов пока не было - видимо, моего шила в одном месте боялся не только Илья, но и его астма.
Я до сих пор не знаю, что на меня тогда нашло. Вообще-то я - ленивая, и уборку делаю не раз в три дня, а когда видно, что пора. Да и в бесплатные домохозяйки ни до, ни после ни к кому не навязывалась, но в те выходные всё было не как всегда. Под утро пришла пора "неявного" мусора - дисков, аудиокассет, бытовой техники. К ним добавились щербатая и треснувшая посуда, прогоревшие сковородки, заплесневевшие доски для нарезки, заплесневевшая еда... одним словом, Геркулесу было проще. В какой-то момент Илья даже вошёл во вкус, под лозунгом "что не пользовал полгода - то на вынос" выбросив коробку с видеокассетами записей своих же выступлений и свои же недостроенные макеты и модели исторических сражений. Вскоре энтузиазм сменился истерикой - мы приступили к самой дальней и "неприкосновенной" комнате - гостиной.
- Слушай, ты и правда стихийное бедствие!
- Так радуйся, что до свадьбы не дошло!
- Но ты же всё выносишь. А вдруг там что-то важное?
- Важное ты бы помнил!
- Я не выдержу...
- Не выдержишь - тогда начинай мусор на улицу выносить. Там воздух посвежее.
- Не могу! Ты же что-то важное выбросишь!
- Илюх, не беси меня! Ганимед присмотрит. Иди уж, мешки таскай!
К тому времени, как меня покинули последние силы, был уже вечер. Половину комнаты около входной двери занимали мешки с мусором и разобранный на запчасти сломанный диван, гардероб использовался наконец-то по назначению, кухня и гостиная были непривычно пустыми, а Ганимед - офигевшим. Илья грустно сидел на краешке уцелевшего дивана, таращась на подметенный, но не вымытый паркет. Я ощущала себя донельзя удовлетворенной, хотя сил донести стакан до раковины уже не оставалось. Илья протяжно выругался.
- Как ощущения? - спросила я.
- Как у выжившего после ядерного и зомби апокалипсиса, - признался он, - я тебя больше в гости не приглашу...
- И не надо. Я свою давнишнюю мечту исполнила уже. Можно и домой.
- Давай, - с облегчением согласился мой всё ещё друг.
- Ты завтра резюме разослать не забудь.
- После такого я всё не забуду, лишь бы от тебя избавиться!
До дома был один автобус и один трамвай. На пересадочной станции я купила себе японский суп с морепродуктами - забегаловка недавно открылась, и не хотелось её слишком скоро лишиться. Дома я посмотрела на свой "бардак", состоящий из двух тарелок в раковине и стопки неразобраных бумаг да книг на столе, сочла его приемлемым и пошла спать.
Илья позвонил через пару недель. Он злился, что я заставила его выкинуть столько "нужных" вещей, но хотел сообщить, что нашёл работу, а значит, возможно, я со своим "безумием" была права. Ещё через неделю он нашёл себе девушку, и теперь был уверен, что это только благодаря уборке.
- Понимаешь, я даже думать стал иначе! Я перестал перебирать в уме свой мусор, стал больше смотреть, что есть вокруг... И теперь мы вместе! Я... Кажется, я счастлив.
Укололо именно вот это "я счастлив". Кажется ему, видите ли! Нет, чтобы раньше квартиру в порядок привел, когда мы с ним встречались. Нет, я, конечно, не требовала никакой благодарности за "вынос авгиевых конюшен", я сама на это напросилась и была счастлива, что наконец-то смогла, справилась; я искренне радовалась, что у Ильи всё стало налаживаться, но... Это как-то обострило моё собственное чувство одиночества.
Легко говорить про самодостаточность, когда вокруг никого стоящего; ещё старик Хайям писал, "уж лучше будь один, чем с кем попало".
Быть одинокими вдвоем гораздо легче, чем быть одиноким одному. Вдвоём можно об этом поговорить. Иначе останется только напиться, наесться накуриться и зарыться в потоки информационного фастфуда. Отсюда те выброшенные мною из квартиры Ильи бутылки из под вина и обертки от сладких булочек. Да и я сама только что в таких бегбедеровских размышлениях распаковала очередной батончик мюсли с шоколадом.
Пожалуй, в этом и суть "модного" греха: мы все одиноки вместе, поэтому это вместе так долго и терпим. Ведь, если есть "мы", то, наверное, всё не так плохо? И именно это стремление не быть одиноким делает "модным" слово "мы": наши родители одинокими не были, для них "мы" - это семья, родные, а "злые они" - политики, буржуи, враги; а мы - одинокие, поэтому и мы. И от этого одиночества хочется спрятаться за бронёй знаний, статусов, достижений, фотографий, покупок, френдов и брендов, за бронёй "я могу", "я способен", "я устал" и "мне никто не нужен". А тоску по нужности стравливать в едких или истеричных комментариях, в изысканных коктейлях, сладостях да жалобах на жизнь.
Наше одиночество выгодно. Броню покупают - это все те телефоны, гаджеты, обувь, одежда, еда, питьё. Броню нарабатывают - прячась от себя за горами проектов, засиживаясь на работе до поздна и принимая на себя всё больше обязательств. Именно одинокие люди крутят колесики этой индустриальной махины.
Одиночество выгодно, поэтому его рекламируют под вывеской самодостаточности. Они... Нет, нынче модно говорить мы... Мы только забываем, что самодостаточность - это способность позаботиться о себе, а одиночество - это когда ты никого не заботишь. Они, то есть мы, не понимаем только одно - червячок одиночества сидит внутри, под бронёй, и под ней продолжает всё выгрызать, пока там не останется одной холодной пустоты. Незавидная перспектива.
И я решила, что надо разобрать "свою" броню. Так же, как я сделала для Ильи. Я начала со шкафов. Удивительно, сколько вещей, убранных "с глаз долой", но не выброшенных, в надежде, что они ещё пригодятся, собирают пыль у нас на полках. У меня набралось аж три мусорных мешка хороших вещей, отнесенных в бак для секонд-хенда. Дальше пришла пора ящиков и папок с документами. В мусор полетели черновики, зарисовки, более не актуальные письма, старые телефоны, наушники, коробки от телефонов, старые пластиковые карточки и прочий ненужный хлам.
Потом пришел черед головы: мечты, которые я не собираюсь исполнять, комплексы, страхи, убеждения... Сначала каждый день перед сном, потом по факту обнаружения. Так, чтобы это вошло в привычку...
- А если жалко было мечту выбрасывать? - спрашивал меня год спустя Илья. К тому времени он успел разойтись с двумя девушками, снова основательно загадить квартиру газетами, упаковками и чеками и обрести новую мечту: иммигрировать в Италию.
- А если жалко выбрасывать - придётся выполнять. Мечты хранить особенно вредно. Они протухают и начинают вонять особой безысходностью.
- Тогда, зачем они вообще нужны? - фыркнул Илья.
- Чтобы мы начали действовать. Сами. Без помощи извне. Чтобы сами разгребали Авгиевы конюшни в своей голове и своей квартире, чего тебе и желаю.
- Дались тебе эти Авгиевы конюшни...
- Мне не конюшни дались, а их обитатели!
- В смысле, я?
- В смысле, бык. Который принадлежал царю Авгию. Он же самое одинокое существо в истории.
- Мифологии! - занудно поправил меня Илья.
- Ну, мифологии! - согласилась я.
- Не ну, а мифологии, ты отлично знаешь, что это две разные вещи, и доказательств существования...
- Илюх, вот, не будь тем самым быком!
- Почему быком?
- Сам подумай, он чем известен? Что никого к себе не подпускал, а почему? Потому что был так одинок. И чем более одинок он был - тем меньше людей он к себе подпускал, окружая себя только собственным навозом...
- Я себя навозом не окружаю...
- Зато окружаешь всем остальным: хламом, занудством...
- А ты - стерва! - лениво огрызнулся Илья.
- Да, и предлагаю напоследок выпить за быка Авгия, а то за мной муж заехать с минуты на минуту должен.
- За быка, так за быка, - миролюбиво согласился Илья, и поднял свой стакан.
АП, 07/2019