Фимка-2 роман

Роман готовый, но без основной корректуры, так что за опечатки и ляпы прошу простить.


"Проживаем жизнь не мы,
это жизнь нас проживает".
Аркадий Смирнов,
поэт, бард.
г. Москва.



ЕФИМ ТАШЛИЦКИЙ


  ФИМКА-2

Хроника одного дня
или… Продолжение следует



Основано на реальных событиях





Вместо предисловия


Как жаль… Я дочитала роман Ефима Ташлицкого  «ФИМКА»! Я прочитала последнее слово на 437-ой странице книги: «Аминь!». До свидания, дорогой Фимка! Милый, чуткий мальчишка и юноша. Везде и всегда успевающий мужчина – Ефим. Мудрый, трепетный и смелый духом учитель, бард, поэт, писатель, журналист Ефим Владимирович…
За те несколько дней, в которые я была поглощена чтением романа, окружающий мир слегка отодвинулся на второй план. Вот уж не ожидала, что мой новый литературный герой, станет на время главным персонажем в моей жизни! С первых страниц автор, он же и герой этого романа, сумел стать для меня близким и родным человеком. Ведь только родному, близкому по духу и по крови человеку можно рассказать самое сокровенное!
Сердце сжималось, когда маленького Фимку, первоклассника, не знали, к какой национальности отнести. А он, милый, добрый ребёнок, не понимал, что между людьми есть некая разница, которая называется «национальность».
Я постоянно ловила себя на мысли, что в моей жизни тоже происходило что-то подобное: детская дружба, увлечение спортом, постоянная работа души при ответе на вопросы: «Что это? Почему так, а не иначе? За что? Зачем?». Неудивительно, я тоже выросла в Советском Союзе. Мы были обычные дети одной огромной многонациональной, дружной и сильной страны.
Вместе с Фимкой холодела душа, когда он стал невольным свидетелем отчаянной несправедливости, произошедшей у соседей по дому, когда звучали выстрелы, а потом – плач детей. Время шло. Фимка взрослел. Какой же он трогательный в поисках первой любви! Мужающий и приобретающий опыт, отсюда и весьма откровенные эротические сцены в романе, которые вполне  деликатны и привлекательны.
Есть страницы, которые заставили меня плакать…Фимка, Ефим, к которому я уже привыкла как к заводиле и созидателю, вдруг оказывается в шаге от афганской войны. Только не это, думала я про себя. Но это было! Слава Богу, что недолго. Мурашки по коже и одно желание: как в детстве хотелось, чтобы быстрее наступил счастливый конец «сказки», а здесь – конец этого жуткого эпизода. Помогли ему и его сотоварищам небеса, послав снегопад, который спас их дивизион от неминуемой гибели.
Как много нового, интересного  я узнала о времени, которое называется «советским прошлым». Удивительно, ведь передо мной был не учебник истории, а увлекательный рассказ о жизни одного человека. Главное, что было понятно: все события, описанные в романе, почти сто процентов реальные. Иначе журналист Ефим Владимирович Ташлицкий писать не мог, только факты, только цифры и всё – жизненная правда.
Вместе с Фимой – сборы в Израиль и прощание с Самаркандом. Я была с ним там, возле агалыкских камней, которые пробуждали в герое новые трепетные воспоминания. О своей новой жизни на доисторической родине Фимка рассказывает с лёгкостью и оптимизмом – новые люди, ставшие друзьями, похожие ситуации, борьба за выживание в новой стране, в новых условиях.
Герой всегда с открытым сердцем и душой! Боже, я вспоминаю страницы, когда автор пишет о том, что у его героя не выдержало сердце. Я вместе с  женой Фимы, Аней, молилась о его здоровье. С каждой главой,с  каждой страницей герой становился мне ближе. Нет. Даже роднее!
Оказывается, вся жизнь Ефима связана с поэзией и музыкой! Он  рассказывает о встречах с такими людьми, чьи имена до сих пор вызывают трепет при одном упоминании о бардовской песне. А Фимка с ними! Вокруг одного костра! На одной сцене! Вот это да! И уже гордость как за близкого родного человека переполняет мою душу.
Фимка умеет дружить, он и сейчас очень надёжный человек. Ах, как жаль, что пришлось прощаться с этим замечательным героем. Человеком! Фима, не бросай нас, твоих друзей, которые полюбили тебя и не хотят с тобой расставаться. Ну, скажи же: «Продолжение следует», пожалуйста.

Татьяна Ушакова,

Россия.

Часть первая.

Утро


Глава первая – 6.00. 

Без прикрас

«Пусть только будильник попробует зазвенеть, разобью вдребезги»,  –  пронеслась в голове нелепая мысль. Откуда она взялась – непонятно, но мозг, который наверняка почти никогда не спит, послал её, нежданную,  Ефиму Владимировичу Ташлицкому чётко и ясно. Седобородый мужчина пока ещё спал крепким сном, но мысль о неотвратимом исполнении служебного долга его уже пронзила. Вставать и ехать на работу семидесяти двухлетнему «пацану» страшно не хотелось. Тем более первого января нового года.
С трудом открыв левый глаз, герой нашего повествования смутно разглядел цифры на электронных часах, горевших ярко-красным цветом: было шесть часов утра, до «музыкального звонка» оставалось четверть часа. «Успею выспаться за эти пятнадцать минут», – подумал Фимка и тут же провалился в новый сон, который был вроде и недолог, но столько всего вспомнилось, оживилось, будто происходило здесь и сейчас в реальности. Похоже, сознание и память сделали свою удивительную работу: возникли давние события из прошлого, со службы в армии…   
Огромная современная казарма военнослужащих танковой дивизии Прикарпатского военного округа, располагающейся в городе Хмельницком. В казарме человек пятьдесят танкистов и пехотинцев из роты обслуживания и хранения боевой техники. Раннее утро, солдаты спят крепким, беспробудным сном. Но подъём уже скоро. Вот дневальный, дежуривший у тумбочки (кто служил, тот знает, о чём речь идёт), начинает выстукивать подошвами сапог шаги по направлению к десятку электровыключателей.  Так вот – пока он медленно идёт и по очереди включает свет в казарме, пока щёлкают пластмассовые рычаги этих самых выключателей, успеваешь выспаться так, будто спал сутки. Удивительно, но поверьте, что это на самом деле так. Проверено.
А тут – целых пятнадцать минут. Так что Фимыч, как его по-свойски называет брат жены Миша Рашкован, за секунду до мелодии звонка просыпается бодрым и, передвинув рычажок будильника, затыкает тому «рот», тем самым оберегая чудесный сон своей супруги, которая теперь на пенсии, а значит торопиться ей никуда не надо.
Кстати, каждый раз Фимка (будем по старой памяти и для удобства читателей называть его, седобородого, и так),  при побудке, вспоминает кадры из кинофильма «День сурка», в котором герой картины со злостью ломает вдребезги надоевший ему будильник. При этой мысли будильник, стоящий на тумбочке рядом с кроватью, всегда съёживается и предпочитает больше не шуметь, боясь неприятной участи своего американского собрата. Тем более, что сам Ефим Владимирович педант, каких мало: никогда никуда не опаздывает, всегда чтит своё время и время тех, с кем работает и рядом живёт. Читатель усмехнулся? Ну, почти всегда. Как говорится, из десяти восемь раз он никогда и никуда не опаздывает.
Пройдя в небольшую душевую комнату, в которой двум людям уже не поместиться, Фимка приоткрыл кран с водой, выдавил из тюбика немного зубной пасты на щёточку и, смотрясь в небольшое зеркало, начал процедуру чистки зубов. Глядя на них, он, как обычно, немного поморщился, поскольку зубов во рту катастрофически не хватало: из тридцати двух их осталось на десяток меньше. Дотронувшись пальцами до правой щеки, там, где когда-то во рту стояли,как солдаты, крепкие еврейские зубы, Ташлицкий снова вспомнил ту злополучную драку, когда ему один из правых нижних зубов и выбили.
Тогда он в очередной раз провожал после свидания Надю Лебедеву. Возле калитки её дома влюблённые принялись целоваться, не видя того, что за ними пристально наблюдает «местная шантрапа» с самаркандской улицы Нариманова. Фимке пора было двигаться домой, но только он отошёл от калитки, как дорогу ему преградили два довольно крепких знакомых парня, от которых ничего дурного вроде бы не ожидалось.
 Это были, в прошлом одноклассник Ташлицкого, Герка Скоробрехов и Муха, он же Мухамеджанов из 34-ой школы (имени его не помню). Неподалёку, трусливо прячась за дерево, стоял ещё один фраерок – Витька Блинков, живший с Лебедевыми по соседству и считавшим, что Надя Лебедева – это его девочка, чего на самом деле не было и в помине.
Летняя ночь. Свет от тусклого фонаря на столбе еле-еле освещает улочку. Дорога усыпана гравием.
– Ты чего на нашей улице делаешь? Тебе фабричных девчонок мало, –  чуть заикаясь, начал разговор Герка.
– Да, ты чего тут расхаживаешь, это наша улица, и девчат тут мы оберегаем от чужаков, – подхватил Муха.
Пока Фимка поворачивался на голос Мухи, Герка успел нанести парню удар кулаком в правую челюсть. Это был нокаут. На пару секунд жертва потеряла сознание. Очутившись на земле, Фимка не сразу понял, что произошло. Сквозь туманное ощущение удара он услышал крик Нади, бежавшей к парням. Тряхнув головой, юноша очнулся, руки нащупали камни гравия и неосознанно схватили два самых больших «голыша». В голове пронеслось то, чему когда-то «учил» сосед Толик Поликарпов: в неравной драке хватай пару камней в руки, чтобы удар был намного больнее. Ещё сидя на дороге, Фимка с размаху ударил нападавших по ногам кулаками, усиленных камнями. Те взвыли от боли, но тут же опомнились и в ответ начали пинать лежащего внизу парня ногами.
Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы не подоспевшая Надя, а затем и её отец Анатолий Семёнович Лебедев, который, услышав крики дочери, выбежал на улицу. В руках у него была охотничья двустволка, из которой он, не задумываясь, выстрелил в воздух. Хулиганы разбежались, а Лебедевы проводили побитого Фимку пару кварталов. До дома он добрался без приключений, но пара зубов дала себя позже знать. Один вскоре пришлось удалить, второй, поломанный, удалили в армии.
Кстати, по слухам, из тех троих живы и здравствуют двое: Герка и Витька Блинков! Если будут читать этот роман, то пусть знают, что один из них – трус, а второму, видать, было сподручней «кодлой» идти на одного…

Почистив зубы, умывшись, вставив в челюсть небольшой, но удобный протез, заполняющий керамическими зубами оголённое пространство, Фимка нарочито широко улыбнулся и, довольный собой, пошёл одеваться. Надев на себя положенную для работы униформу охранной фирмы с романтическим названием «Ноф ям», приладив на поясной ремень пистолет марки «Чезед», пару магазинов с девятимиллиметровыми патронами и баллончик с газом, прошёл в гостиную, посмотрел на рыбок в аквариумах, которые тут же сгрудились у кормушки, шныряя туда-сюда, ожидая кормёжки.
– Нет уж, подождите, – проговорил тихонько Фимыч, – пока ваша хозяйка проснётся, это её привилегия вас кормить.
Приготовив себе чашечку растворимого кофе с молоком, присел к столу, медленно попивая любимый напиток. С улицы были слышны раскаты грома и шум средиземноморского ливня. Он подумал о том, что в разных местах планеты идут разные дожди. В Самарканде, к примеру, дождь идёт крупными каплями, падающими на землю и покрывающими её пузырями. Или такие «жирные» капли взрывают нагретую солнцем пыль небольшими взрывчиками, превращаясь в грязевой светло-коричневатый поток воды, текущей к арыкам. В горах дождь льёт щадящим душем, от которого приятно спрятаться в палатке, где тепло от дорожного примуса и песен под гитару.
Другие дожди идут в российском лесу или в тайге. Там их почти не слышно, иная музыка, спокойная и равномерная. Капли падают на мохнатые ветви елей и сосен, медленно стекая по хвойным стволам на шляпки грибов, которые вдруг, мгновенно появляются невесть откуда. Грибы так рады дождю, что вокруг возникает удивительное настроение благополучия и бодрости. Здесь ходят практически без зонтов, надевая на себя либо дождевики из нейлона, либо знаменитые «штормовки», прекрасно защищающие тебя от ветра и влаги. Откуда мне это известно? Поверьте, сам испытал такое состояние – и в Самарканде, и в Фанских горах, и в пустыне Кара-Кум, и в российской глубинке, и в городах и лесах Норвегии, и на холмах Кипра. Да мало ли где ещё Фимка гулял под дождём.
Из дому Ташлицкий вышел во всеоружии: с большим чёрным зонтом, сумкой для документов, с небольшим ноутбуком, в который записывает и этот роман, и свои стихи, и сказки. Дождь лил буквально стеной, раскаты грома посылали на землю обетованную такие вспышки, что казалось, вот он –  конец света. До стоянки, где стояла машина, было метров сорок, но и за это время израильский дождь, особый, как и всё еврейское, мог промочить тебя до нитки.
Сами по себе капли дождя, казалось, мельчайшие, но падают они настолько насыщенно и с такой скоростью, что нет никакой возможности оставаться сухим даже под зонтом. Невзирая на то, что дожди идут почти три месяца подряд, с небольшими перерывами, в Израиле все рады этой божественной влаге, которая питает главный пресный водоём страны – озеро Кинерет. Это ближневосточное чудо природы даёт жизнь всему государству, а также близлежащим соседям арабам. Не будь этого озера, не было бы, наверное, и Израиля.
Добежав до своей маленькой «тачки», Фимка, радостно кляня погоду, сел за руль и покатил на работу.
По дороге он врубил на всю мощь магнитолу с песней Андрея Валова на свои стихи: «От ветра времени не остывай душа…». Он запел вместе с исполнителем, эмоционально переживая охватившие душу волнения. Ташлицкий любил петь, будучи за рулём автомобиля, балдея от того, что его никто сейчас не слышит и что он может регулировать громкость так, как ему захочется.
Иногда, останавливаясь на красный сигнал светофора, он врубал музыку на полную мощь, открывал окна, чтобы сидящие в соседних машинах водители могли слушать то, что сейчас слушает он. Правда, не всегда такое случалось, потому что израильтяне, практически все, ездят с закрытыми окнами автомобилей: летом включён мазган (кондиционер), а зимой, естественно, обогрев. Хотя зима – это громко сказано. Например, сегодня, первого января 2019-го года на дворе хоть и дождь, но плюс шестнадцать градусов тепла.

Глава вторая – 7.00. – 8.00.

Голос из будки



Школа, в которой Ефим Владимирович Ташлицкий теперь работает охранником, находится в одном из сравнительно новых районов города Петах-Тиква. Фимка часто любил подчёркивать в разговорах с разными людьми, что родился он в городе Янгиюле, название этого населённого пункта переводится с узбекского: Новый путь. Учился в школе имени  советского космонавта Германа Титова, работал в областной самаркандской газете – «Ленинский путь», а теперь живёт в прекрасном городе Врата Надежды, то бишь – в Петах-Тикве.
Когда наш герой подъехал к школе, дождь прекратился, но тёмные свинцовые тучи предвещали новые ливни. Фимыч вышел из авто, сказав своей «телеге» тихое, но всегда обязательное: «Спасибо!». Ему всегда казалось, что, отходя от машины, он чётко слышит ответ своего «средства передвижения»: «Да пожалуйста, чего уж там…».
Открыв главные ворота, ведущие в весьма просторный двор школы, охранник подошёл к своей «конторе».  Это была небольшое, но аккуратно сделанное современное помещение из пластика и алюминия. Короче, цивильная сторожевая будка, оснащённая кондиционером, без которого в Израиле никуда, небольшим столиком и электрическим освещением. А что, скажите, поэту и писателю ещё надо: полтора квадратных метра достаточно, чтобы творить, прятаться от жестокой жары и зимних средиземноморских ливней.
Во время обязательного обхода территории школы ничего необычного сначала не происходило, но что-то всё же встревожило Фимку. В какой-то момент он остановился посреди небольшого импровизированного школьного скверика, где между клумб с цветами, пальмами и лиственными деревьями стояли скамейки и столы для отдыха и игр. Интуиция опытного охранника подсказывала: что-то тут не так, чего-то он не увидел. И тут в подсознании вспомнился клич коршуна Чиля из «Маугли» (любимейшей настольной книги Ташлицкого): «Наверх, смотри в небо, – кричал Чиль».
Подняв голову, Фимыч внимательно оглядел деревья и высокий забор, отделявший школу от жилого массива. Зоркий взгляд поймал какой-то необычный предмет, свисающий с забора и заслонённый ветками. Охранник подошёл поближе и увидел огромный цилиндр, похожий на воздушный  фильтр от двигателя очень большого грузовика. Фимка видел такие фильтры, когда работал в Самарканде начальником отдела снабжения автобазы треста «Самаркандтрансстрой» (было и такое в жизни нашего героя…). Блин, в рифму получилось.
 Фильтр был закреплён на высоте двух метров и явно не для интерьера. «Хафец хашуд», с иврита – опасный неизвестный предмет. В Израиле, окружённом недружелюбно настроенными странами, это выражение в сфере безопасности имеет первостепенное значение.
Далее Ташлицкий действовал по известным инструкциям, как учили на однодневных курсах охранников, которые вместе со стрельбами и экзаменом у адвоката он проходил каждые полгода. Вызвал на помощь завхоза школы, закрыл на замки всё входные ворота и позвонил в полицию. Та не заставила себя долго ждать, «орлы» прилетели минут через пять. Из полицейской машины вышли два офицера, оба, улыбаясь, направились к воротам школы, по всему было видно, что это так называемый «таргиль», своеобразная проверка-упражнение, которые повсеместно устраивают израильские полицейские охранникам, чтобы те не расслаблялись и всегда были бы начеку.
– Как тебе удалось обнаружить эту штуку? – спросил Пини, так звали полицейского, давно знакомого Фимке по прошлым проверкам. – До тебя это никому не удавалось.
– Маугли помог, – шутливо ответил Ташлицкий.
– Кто такой Маугли? – удивлённо спросил Пини. – Учитель, школьник? 
Фимка, не ведая о том,  как сказать на иврите «литературный герой», произнёс таинственно: «хавер шели», то есть – мой друг.
– Друг? Он что, здесь в школе, откуда он?
И тут началось.
– Он из Индии, из джунглей. Его придумал Киплинг.
– Не понял, здесь ещё и Киплинг был?
 – Нет, Киплинг написал «Маугли», так звали мальчика, который жил у волков в джунглях, он дружил с пантерой Багирой и с медведем Балу.
Фимке едва хватало запасов ивритских слов, чтобы объяснять полицейскому, кто такие эти – Маугли, Багира, Балу и Шерхан. Когда он произнёс слово Шерхан, Пини насторожился.
– Шерхан? Мусульманин?
– Нет, тигр.
Ответ окончательно свихнул мозги у офицера, который понятия не имел о том, о чём говорит Ташлицкий. Единственное, что произнёс офицер, было:
– Ох уж эти «русские», чего только они не придумают.
– Киплинг был англичанином, – сказал Фимка.
Чем бы всё это закончилось неизвестно, но тут у офицера заработала рация, его срочно вызывали куда-то в другое место.
– Ты, конечно, молодец, что нашёл «хафец хашуд», я сообщу об этом твоему начальнику и директору школы, но Маугли, Шерхану и остальным скажи, чтобы здесь больше не появлялись, окей?
– Окей, – ответил Фимыч, с трудом сдерживая себя, чтобы не умереть со смеху.
Вы думаете, уважаемый читатель, что на этом приключения очередного трудового дня у Фимки закончились? Нет, дорогие, всё ещё впереди. Надеюсь, вам понравится.
Часов в восемь утра зазвонил мобильник. Увидев на экране пелефона незнакомый номер, Ташлицкий нехотя провёл пальцем в сторону зелёного значка, собираясь в который раз подшутить над любителями предлагать рекламу.
– Доброе утро! Ефим?
– Да, он самый, чего изволите предложить?
– Чудесно! Вам звонит Юля Таль, помощница известного советского и российского кинорежиссёра - документалиста Розалии Георгиевны Зеленской, знаете такую?
– Понятия не имею, простите.
– Да что вы?! Ладно, это неважно, познакомитесь, узнаете. Она хочет с вами встретиться, вы не против?
– С какой целью, зачем я ей нужен?
– Она хочет снять документальный фильм о «шомерах», то есть об охранниках, работающих в системе образования, в школах, в институтах, занимающихся, кроме основной работы,  творчеством, искусством, другими увлечениями. Ей стало известно от работников Тель-авивского издательства «Бейт Нелли», что вы пишете стихи, сказки для детей, сочиняете песни.
– И что?
– Ну, вы готовы встретиться с ней? Говорят, что вы знаете многих охранников, кто занимается творческой деятельностью в разных областях. Если да, то сообщите мне адрес школы, где вы работаете, и можно ли в ближайшее время к вам подъехать?
– Да, готов в принципе, я работаю до пяти вечера, можете подъехать в любое время. Это мне интересно.
Фимка назвал адрес.
– Прекрасно, ждите, скоро приедем к вам для беседы.
Примерно через полчаса к воротам школы подъехал шикарный джип, БМВ ослепительно белого цвета, за рулём которого сидела красивая молодая женщина лет тридцати. Машина остановилась, водительница, выйдя из джипа, открыла заднюю дверь салона и помогла спуститься на землю довольно пожилой, весьма модно одетой спутнице. Скорее всего, это и была Розалия Георгиевна Зеленская. Лица обеих как-то по-особому светились. Пожилая дама, взяв под руку молодую особу, медленно, с дворянским достоинством направилась к ожидавшему их охраннику.
Фимка, открыв ворота, вышел наружу. Поздоровавшись с гостями, Ташлицкий был в нерешительности от того, что не знал: целовать женщинам ручки или нет.
– Обойдёмся без излишних нежностей, – громко произнесла Розалия Георгиевна, словно угадывая мысли незнакомца. – Как поживаете, молодой человек?
– Слава Богу, вашими молитвами, – ответил Фимка.
– Понимаю вашу иронию, господин поэт, понимаю. Может быть, пригласите нас вон к тому столику под деревом, поговорим. Думаю, что вам за это не попадёт от начальства?
– Нет, конечно, – ответил Ташлицкий, – это можно, это не нарушение инструкций, проходите, я только закрою ворота на замок.
Закрыв ворота, зайдя в сторожевую будку, Фимка вынес оттуда запечатанную бутылку минеральной воды и одноразовые стаканчики.
– Может, вам кофе растворимый приготовить с молоком, у меня есть? – спросил охранник.
– Нет, спасибо, – ответила Розалия, – вода – это прекрасно, да и давление у меня. Итак, короче, к делу: задумала я тут проект один, фильм об «олимах русских» из бывшего «союза». Интересные вещи узнала в Израиле, оказывается многие наши земляки, учёные, инженеры, журналисты, подавшиеся от безысходности работать в вооружённую охрану, втихаря от начальства занимаются разного вида творчеством, искусством. Меня поразили масштабы этого дела, что ни сторож, то уникум. Вот вы, например, много о вас слышала от своей знакомой Неллечки, которая держит с дочерью издательство в центре Тель-Авива, можно сказать в центре Вселенной.
– Спасибо, приятно узнать об этом, – ответил Ташлицкий, – о себе долго рассказывать, лучше я вам подарю книжку, свой роман «Фимка», там всё про меня и обо мне. В издательстве у Нелли выпустил, кажется, двенадцать книг: семь сборников стихов, два романа, две книжки детских сказок.
– И всё же остаётесь работать здесь, в этой будке? Вам пора заиметь виллу и жить припеваючи в богатстве и радости. Что здесь не так?
– Думаю, вы и сами догадываетесь. Чтобы заработать на художественной литературе, нужен продюсер, толкач, у меня такого нет. Книги выпускаю за свои кровные денежки. Меня как-то богатство не прельщает, покойные бабушка и мама научили жить скромно и не желать больше того, что даёт труд. Воровать и обманывать не умею.
– Хочется посмотреть ваши книги и послушать пару стихотворений, говорят, что вы пишете практически каждый день. Сегодня есть что-нибудь свеженькое.
– Пожалуй, есть… Тут у меня есть рояль в кустах...
– Не поняла…
– Юмореска такая есть у Арканова, кажется, сейчас ноутбук принесу, все стихи у меня в компе. Вот, сегодня два стихотворения:





Первое января... утро

Не засыпают мысли, хоть убей...
Разлуки, встречи, хороводы судеб...
Что за окном... какое завтра будет?
Что там чирикает о жизни воробей?

Устанет музыка... ночной переполох
На новогодних ветках ёлки стынет,
Одна любовь жива, жива поныне,
Жива любовь? Так значит – день не плох...

Так значит всё ещё питаться чувством нам,
Вкушать и страсть, и ласки... поцелуи...
Как поздно мы с тобой вчера уснули...
Знать не подвластны мы ещё векам...

Приятно сознавать, что ты со мной,
Мой ангел нежный... сладкая истома,
Сознанию те чувства так знакомы,
Зима, поверь мне, кончится весной...

Всенепременно кончится она,
Успеем мы зимою насладиться,
Смотри, как снег на солнышке искрится...
Давай нальём искристого вина...

И в утро первое – бродяги января,
Без тоста... только взгляды и шептания...
Не засыпают мысли и желания...
Знать старый год прожили мы не зря...

01.01.19.

Из цикла стихов о Времени

Давай, давай, лети вперёд, я всё успею,
Перегоню тебя бегом, коль будет надо,
Я от природы фантазёр, "финтить" умею,
А не сумею, есть для этого бравада...

Превознесу словами то, что не под силу,
Над Временем я надсмехаться славно буду,
Оно под Бога, вечное, косило,
Похоже, что для Бога ты – Иуда...

А впрочем, признаю твои победы,
Над всем живым и над Вселенной тоже...
Играючи, ты навлекаешь беды,
Эх, съездил я б тебе по роже...

Куда торопишься? Кто гонит свет и воду?
Кто заправляет "фирмою" земною?
Кто устанавливает время и погоду?
Кто наказал людей – то холодом, то зноем?

Молчишь, собака, ковыляешь, стерва,
Управы на тебя, похоже, нету...
Давай, давай, трепи народу нервы,
Крути свои "рулетки" и планету...

Сегодня, Время, обнимусь с тобою,
Вот – на земле год Новый твой во власти...
Но ты бессильно над моей любовью,
И сам я строю дом себе и счастье...

Отнимешь всё, я знаю, но покедова,
Живу на всю катушку, как умею...
Давай, давай, лети, подлюка хренова...
А я над бегом, над твоим, уже балдею...

01.01.19.

– Не дурно, мне понравились стихи, спасибо! О вас мне теперь многое известно, расскажите о других, о тех, кого знаете, чем они дышат так сказать.
Фимка принялся рассказывать о друзьях и знакомых, кого знал, как говорится, по службе. Прежде всего, о Сергее Скляре, который занимается дизайном садовых участков и создаёт интересные произведения «дачного искусства». Далее о Борисе Типографе (это фамилия такая)  – у него в папках много архитектурных проектов, а также энергосберегающие лампы, говорит, что ни у кого таких нет. Дани Абрамов – вырезает из скорлупы яиц удивительные шедевры. Эдуард Авербух – талантливый музыкант, прекрасный исполнитель эстрадных песен…
Ну и, конечно, мой старый друг – Дмитрий Мазиров, в прошлом чемпион Узбекистана по боксу в полутяжёлой категории (я рассказывал о нём в первом томе романа), а ныне тренер юношей по боксу, кикбоксингу и восточным единоборствам. Тренирует ребят после работы. У его пацанов масса медалей и кубков, которые они привозят с международных соревнований. А ведь, как и все «шомеры», он охраняет покой израильских граждан и их детей. Так что талантов среди тех, кто сидит в будках, пруд пруди.
Пока Фимка рассказывал, Юля все подробно записывала себе в блокнот информацию. Розалия частенько кивала головой, делала широкие глаза, показывая, что её удивлению нет предела.
– Вы всех записали, Юленька? Ничего не пропустите. Материал великолепный, только как это нам всё назвать, чтобы было в точку?
– Знаете, Розалия Георгиевна, есть один «шомер», то бишь охранник, имя, к сожалению, забыл, но его легко будет найти. Так вот он частенько пишет в одну известную израильскую газету юморные и иронические байки о тех, кто приехал сюда из бывших республик СССР. Его рубрика называется на иврите «Коль ми будке», что в переводе на русский звучит как – «Голос из будки». Мы же все охранники сидим в основном в сторожевых будках, так что он придумал великолепное название своей рубрике – Голос из будки… Ведь здорово!
– Эврика! – вскрикнула Розалия, великолепно, это так соответствует действительности и смысл в бесподобной иронии момента! Браво, Фима, спасибо за подсказку. Мы начинаем КВН…
Вскоре дамы откланялись, сели в своего «коня белокрылого» и укатили. Что там будет дальше, а бог его знает, может и снимется кино.
 

Глава третья – 8.00. – 8.30.

Понаехали тут…


Через каждые час-два охранник обязан был сделать обход территории школы, чтобы убедиться, что во дворе нет незнакомых людей, что в порядке решётчатые заборы, что в мусорные баки никто не подложил чего-нибудь опасного для жизни детей и педагогов. Отправив киношников «на свободу», Фимка начал обход. В одном из закутков, за зданием школы, он увидел девочку, лет четырнадцати, сидящую на бетонной ступеньке  запасного выхода. Заплаканные глаза её тупо уставились в землю. Она ритмично шмыгала носом, тщетно пытаясь утереть слёзы ладонями рук. Увидев охранника, девочка уткнулась в сложенные руки.
– Что с тобой? – спросил Ташлицкий, протягивая школьнице так называемые традиционные израильские «вишим», тонкие, нежные салфетки для утирания носа и глаз, которые сам носил в кармане в эти холодные и дождливые «зимние» дни.
– Неважно, – тихо буркнула школьница. Затем подняла на охранника красивые, полные слез глаза.
– Я знаю тебя, ты Лиэль, правильно?
Разговор вёлся на иврите.
– Да, правильно, откуда ты знаешь моё имя, – всхлипывая, сказала девочка. (В иврите нет местоимения Вы для вежливого или официального обращения, все друг другу «тыкают», даже дети учителям, так заведено).
– Погоди, я помню тебя со школы «Амир», в которой работал года два назад.
– А, точно, тебя зовут Ефим. Я помню, ты хороший, ты спрашивал меня тогда, как переводится моё имя – Лиэль.
– Да, и ты объяснила мне, что оно переводится как подаренная, данная Богом. Но помнится, что ты говоришь и по-русски, правда?
– Говорю, конечно, – ответила Лиэль, переходя на русский язык, – мои родители, бабушка и дедушка из Харькова, с Украины, а там все умеют говорить по-русски. Ты ещё подарил мне две книжки детских сказок: про капельку Капа и ещё про Нику Попугайкину. Я всё прочитала сама. Мне и моему младшему братику очень понравились твои сказки.
Глаза Лиэль посветлели. Вытерев со щёк остатки слёз, девочка улыбнулась.
– Вот, лучше улыбаться, чем плакать, – сказал Фимыч, – а то развела тут нюни.
– Что такое – нюни, я такого смешного слова не слышала.
– Неважно… ты лучше расскажи мне, отчего плакала, что случилось, может быть, помощь нужна?
– Я перешла в эту школу с сентября месяца, со мной в новый класс перешли ещё пару моих друзей, их родители тоже из России. Ну, ты же знаешь, здесь израильтяне не понимают, что такое СССР, все, кто говорит по-русски, для них «русим», русские. Неважно – ты татарин, украинец или белорус. Так вот, мы с подружкой иногда втихую, чтобы нас не понимали, говорим по-русски. И тут начинается: понаехали, все женщины – проститутки, дипломы о высшем образование понакупили. В общем, бред какой-то.
 – И всё? Да не бери ты в голову, это скоро пройдёт. Наша «алия» вон какая мощная. Мнение о ней уже давно поменялось. Уважают и ценят «русских». Пойдём, провожу тебя в класс, сейчас звонок с урока будет.
И действительно, зазвенел звонок, то есть из динамиков, установленных по всей школе, понеслась короткая, тридцатисекундная очень модная ритмичная мелодия. В дверях класса, где проходили уроки группы Лиэль, они столкнулись с учительницей, кстати, тоже русскоговорящей. Увидев девочку в сопровождении охранника, педагог взволновано спросила, не случилось ли чего необычного. Фимка успокоил её, сказав, что всё в порядке. Он мельком заглянул в классную комнату, откуда вдруг послышался звук гитары.
– Можно посмотреть? – спросил Ташлицкий у учительницы.
– Да, конечно.
Фимыч вошёл в класс. Не успевшие выйти на переменку подростки заинтересовано смотрели на охранника. Обычно охрана приходит в класс, чтобы разыскать какого-нибудь ученика, который в чём-то провинился у ворот школы или во дворе. Осмотрев присутствующих, Ташлицкий попросил парня, игравшего на гитаре, посмотреть инструмент. Тот с саркастической улыбкой передал гитару. Фимка знал, что делал, такие фокусы он вытворял не раз, удивляя детей, а иногда и взрослых в незнакомых компаниях.
Взяв аккорд, проведя пальцами по струнам, неожиданный гость подстроил пару струн на нужный лад и вдруг запел: «Эх, поговори-ка ты со мной, гитара семиструнная, вся душа полна тобой, а ночь такая лунная… Эх, раз, да ещё раз, да ещё много, много раз…». Чем дальше он пел, тем скорее лица ребят светлели, становились улыбчивыми с оттенками восхищения, никогда они не слышали, чтобы какой-нибудь охранник школы пел под гитару, да ещё внутри класса. Это выходило за общепринятые в школе рамки.
В своей основной массе – израильтяне, как цыгане, народ заводной, весёлый, знающий толк в песнях и музыке. Хотя изначально, с созданием израильского государства, музыканты-песенники слагали свои тексты на музыку советских композиторов. Можете убедиться в этом сами, покопавшись в интернете по данной теме.
Спев на высокой ноте один куплет и припев знаменитой песенки, Фимка под одобрительные аплодисменты ребят передал гитару её хозяину. Собираясь выйти из класса, Ташлицкий сказал громко, так, чтобы все слышали:
– Лиэль – моя дальняя родственница, вы уж не обижайте её, пожалуйста.
А что, он никого не обманывал, исходя из того, что все евреи – братья. Впрочем, как все армяне, русские, узбеки, украинцы и так далее, все мы тут на земле – братья, только вот кому-то деньги застилают глаза, и нет никакой силы, чтобы перевоспитать богатеньких, воров и мошенников. Отсюда – распри, войны, катастрофы. А жаль, ведь жизнь прекрасна поэтому:
«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать её».
Николай Островский.

Случайность. Необходимость. Фимка всегда любил эти понятия, особенно после лекций по философии, которые слушал на занятиях факультета филологии Самаркандского Госуниверситета имени Алишера Навои. Он был сражён этой основой жизни не только в быту, но, как выяснилось, и во Вселенной. Повторимся, чтобы читатель вспомнил: случайность – это частный случай необходимости. Так уж устроена природа, земля, планеты, мироздание, оказывается очень многое в жизни вещей и разумных существ играет случай, происшествие, вовремя сказанное слово, действие.
Ташлицкому вдруг вспомнилось из любимого: короткий отрывок «Мастера и Маргариты» Булгакова, в котором сказано, что Аннушка уже разлила масло. Он до сих пор продолжает почитывать этот знаменитый роман и смотреть фильмы на эту тему, хотя надо сказать, что лучший кинофильм о Мастере и Маргарите ещё впереди. Какому-нибудь (случайному) гению удастся воплотить в экранную жизнь эту мистическую историю так, что народ ахнет.
Подул холодный ветер, снова пошёл средиземноморский дождь. Фимка отправился к себе в «конторку» и, глядя на стекающие по стеклу капли, улыбаясь, вспоминал одну из невероятных историй, которая однажды произошла с ним и с его друзьями. До поры до времени наш герой никому об этом не рассказывал, потому что это явно смахивало на виртуозную аферу. Теперь, после стольких лет, а их прошло около тридцати, существует презумпция невиновности за давностью лет. (Я так думаю). 
Фимыч не только участвовал в этом жизненном эпизоде, он сам его и создал, благодаря, наверное, врождённым еврейским качествам – находить счастье там, где другие его не видят, хотя самого героя нашего романа везунчиком, в смысле материальных благ, уж никак не назовёшь.
С одной стороны, этот случай – ну полный абсурд, такого не должно было произойти, но оно случилось. Происходили реальные события, как и все те, что описаны Ташлицким как в первом томе «ФИМКИ», так и во втором. Выдумки тут и фантазии всего пара процентов. Нам кажется, что выдумать такое просто невозможно. Только сама жизнь порождает невероятное событие, которое потом удивляет всех.
Итак, солнечный день начала июня. В Самарканде, как и по всему Узбекистану, очень жаркая погода. О кондиционерах тогда можно было только мечтать. А если бы кто-то сказал, что через двадцать-тридцать лет у людей будут уникальные компьютеры, смартфоны, интернет, «Ватсап» и «Вайбер», то над ним, как над с ума сошедшим, просто посмеялись бы.
В кабинете заведующего сельскохозяйственным отделом областной газеты «Ленинский путь» Ефима Владимировича Ташлицкого зазвонил телефон.
– Ефим, это Толик Аветисов, ты можешь приехать сейчас в городской парк, у нас тут мероприятие рядом с музеем, тебе будет интересно.
– Да, дружище, смогу. Основную работу я сделал. А что у тебя там такого интересного?
– Приезжай, увидишь, фотоаппарат не забудь, обязательно понадобятся фото для этого репортажа.
– Заинтриговал, еду.
Пока Фимка едет к парку на своём «Москвиче-412 фургон» ярко-коричнево-оранжевого цвета «кентавр», расскажем коротко о Самаркандском Музее Мира и Солидарности, пожалуй, единственном в мире общественном учреждении, которое занимается столь необходимым для людей делом, а именно – сферой «народной дипломатии». Этот маленький музей знаменит на весь мир и даже входит в официальный реестр ООН. А его основатель, руководитель Анатолий Аветисов является дипломированным Магистром музейных наук, о чём свидетельствует официальный диплом Всемирной Международной ассоциации музеев.
Надо сказать, что Анатолий в совершенстве владеет таким редким языком, как эсперанто. Прекрасно знает он и английский язык, поскольку окончил факультет иностранных языков того же университета, что и Фимка.
Подъехав к парку, оставив машину у обочины, благо в то время мест для парковки было немеряно, Ташлицкий увидел такую картину: неподалёку от музея, на одной из аллей у большой чинары, лежала гора «армейских», «военных» игрушек – танки, ракеты, бронетранспортёры, пистолетики, автоматы и даже пулемёты «Максим». Их демонстративно бросали туда многочисленные мальчики и даже девочки, которые по призыву музея решили поменять военную игрушку на мирную. Дети, пришедшие в парк, получали из рук Анатолия и работников местного Дома пионеров красивые, мирные игрушки: собачки, кошки, куклы, наборы для конструирования, домино, шахматы, мячи, теннисные ракетки и так далее и тому подобное.
Наснимав вдоволь фотоматериала, поговорив с детьми, их родителями  и организаторами мероприятия, Ташлицкий отправился вместе с Анатолием в помещение музея, а точнее – в кабинет Аветисова. Тот передал журналисту листок, заранее заготовленный текст репортажа. Фимка, взяв «материал», собрался было уходить, но тут его величество Случай приступил к своему коварному плану.
– Вот, смотри, что я получил на днях, похвастаюсь, – с гордостью в голосе сказал Анатолий.
– Что это?
– Официальное приглашение на Всемирный конгресс организации «Юла», который через месяц пройдёт в столице Норвегии, в городе Осло. Он признан в ООН самым чистым и здоровым городом на земле. Эта организация занимается пропагандой и мероприятиями, связанными с экологией и здоровым образом жизни городов и семьи. Ежегодно конгресс проводится в том городе, который по итогам проверок компетентной комиссии является самым экологически и физически чистым городом на планете.
– И что? Ты поедешь на конгресс?
– Да, конечно! Откуда у меня деньги на поездку? Две тысячи рублей стоит билет. Туда и обратно через Ташкент и Москву.
Фимка взял в руки приглашение, повертел его туда-сюда. Поскольку текст письма был на английском языке, то журналист сумел только прочитать имя и фамилию Толика Аветисова.
– Может быть, горком комсомола даст тебе такую сумму или мэрия? Ведь музей твой уникальный.
 – Держи карман шире. Они еле-еле наскребли мне на зарплату – сто сорок рублей в месяц.
– Слушай, Аветисов, у тебя есть уникальная коллекция автографов из проекта «Автограф мира». Она стоит десятки тысяч долларов, я думаю, продай, будут средства.
– Ни за что, даже не предлагай, я её собирал и собираю не для личной выгоды, она принадлежит городу Самарканду.
Пока Толик говорил, Фимка обратил своё внимание на необычную пишущую машинку, стоявшую у директора музея на столе. Необычность состояла в том, что шрифт машинки был с латинскими буквами. Ташлицкий приложил приглашение на конгресс к машинке, подумал и спросил:
– Этот агрегат печатает по-английски?
– Да, я же переписываюсь со всем миром, не буду же я писать по-русски, не поймут в большинстве стран.
– А ты очень хочешь поехать на конгресс?
– Спрашиваешь! Конечно, хочу.
– Если я найду деньги, сумеешь вписать сюда на своей машинке пару фамилий на английском.
– Куда вписать?
– Да вот тут, здесь под твоей фамилией и именем в тексте есть пробел, место, куда можно вписать ещё несколько фамилий, я правильно мыслю?
– А ну дай сюда… Да, пожалуй, можно… Но зачем? Не понимаю.
– Ты хочешь поехать на конгресс в Норвегию?
– Естественно!
– Ты знаешь, мне тоже захотелось.
– И что?
– Если я найду деньги, попросим у одного товарища, ты согласен вписать наши с ним имена в приглашение?
– Допустим согласен, что дальше? Ты не забывай, что для такой поездки нужны заграничные паспорта. У меня есть такой, а у тебя?
– Пока нет. А что это проблема – получить такой паспорт?
– Ну, ты и наивняк. Чтобы такой паспорт получить, нужно минимум три месяца, а то и больше, всё делается через КГБ, кроме того, надо получить на выезд разрешение в отделе туризма облисполкома. Тут столько волокиты, что ой-ой-ёй!
– Давай попробуем, попытка не пытка? Представляешь – Норвегия! А! Я знаю, ты парень рисковый, как и я. Давай, не трусь!
– Ты точно чокнутый…
Толик вышел из-за стола и начал нервно ходить по кабинету. Фимка молча наблюдал за другом, ожидая его решения.
– У кого ты возьмёшь денег?
– Есть один товарищ, у него в сейфе точно есть бабки. Хочешь, прямо сейчас позвоню и узнаю.
– Давай, звони, – усмехаясь, сказал Аветисов, предполагая, что ничего у Ефима Владимировича не получится.
Ташлицкий снял трубку телефона и набрал номер. После нескольких гудков ему ответили.
– Витя, привет! Как дела? У меня тоже нормально. Слушай, хочешь слетать на недельку в Норвегию, в город Осло на всемирный конгресс по экологии, ты же у нас депутат Верховного совета Узбекистана и состоишь в комиссии по экологии как раз? Готов? Вот и хорошо… Только тебе нужно оплатить поездку, стоимостью в шесть тысяч рублей. Почему так дорого? Мы тебя берём в компанию на конгресс, оформляем все документы, а ты платишь за три билета, за себя, за меня и за Анатолия Аветисова, ты его прекрасно знаешь, согласен? Гарантии? Витёк, ты же меня знаешь, если я говорю, значит, дело стоит того. Сколько у тебя времени на размышление? Минута, старик, минута. Решай. Да, я подожду у телефона.
Фимка, ожидая ответа от друга, посмотрел на полурусского, полуармянина Аветисова, который, разинув рот и широко раскрыв глаза, наблюдал за действиями журналиста. Из трубки телефона прозвучал ответ:
– Я согласен, завтра к обеду приезжай за деньгами, чёрт тебя дери, азартный Парамоша (смотри фильм «Бег»).
– Ну, вот и всё, давай вписывать фамилии. Постарайся аккуратно.
Аветисов, всё ещё не веря своим ушам и глазам, взял присланное из Норвегии письмо, вставил его в машинку и аккуратно напечатал в столбик фамилию и имя Фимки и Виктора Криворучко. Потом, повернувшись к Ташлицкому, сказал:
– Слушай, получается по нашим фамилиям: Аветисов, Ташлицкий, Криворучко – армянин, еврей и украинец, и ни одного узбека… Нас точно не пропустят в облисполкоме.
– Что будем делать?
– Давай я позвоню эсперантисту, активному помощнику нашего музея Анвару Абдукаримову, может, он тоже сумеет с нами поехать, хоть одна фамилия будет узбекская.
– Звони, а то, действительно, некрасиво получается.
Через несколько минут делегация самаркандских «конгрессменов» уже состояла из четверых человек.
– Надо бы снять фотокопию с этого документа, – сказал Фимка, – чтобы краска от машинной ленты не протёрлась бы. Так приглашение будет выглядеть более правдивым. Поехали в облисполком, там у меня есть одна знакомая, она нам поможет сделать фото, заодно и подпишем документ.
– Как, прямо сейчас?
– А чего тянуть, конгресс 14-го июля, у нас времени в обрез. Вперёд и с песней!
В облисполкоме Фимка с Анатолием нашли нужный кабинет, вошли в него. За столом в шикарном помещении сидела молодая красивая женщина. Увидев Ташлицкого, она заулыбалась, встала из-за стола и направилась к посетителям.
– Какими судьбами, Ефим Владимирович, дорогой мой учитель!
– Фируза Сафарова, ты всё хорошеешь, молодец, девочка! Как там наш 8-ой «Б», что нового?
– Недавно была встреча одноклассников, вспоминали Вас и Ваши уроки, многие уже разъехались по городам и весям. Что Вас привело сюда, какая помощь нужна?
– Нам срочно надо сделать фотокопии документа – пару экземпляров, я знаю, что у вас есть особый аппарат.
– Для Вас всё сделаю, давайте, что там у Вас?
Фимка передал Фирузе бумаги, та вышла из кабинета и минут через пять вернулась с копиями приглашения.
– Вот, готово, – сказала Фируза, – доброго Вам пути, я уже говорила с зав. отделом, Вам повезло, это мой муж, и он про Вас всё знает. Так что подпишет Вам приглашение и поставит печати. 
Ташлицкий с Аветисовым прошли в другой кабинет, где за огромным столом сидел красавец-чиновник, яркий представитель самаркандских узбеко-таджиков.
– Так, что тут у нас, – приговаривал он, разглядывая документы. – Ага, в Норвегию, на конгресс. Интересно, почему только вас пригласили, а меня нет… Я тут первый должен стоять в списке.
Чиновник пристально посмотрел сначала на Фимку, потом на Анатолия. Возникла напряжённая театральная пауза. Толик с Ташлицким переглянулись. Тут же послышался звонкий смех:
– Шучу, шучу, Ефим-ака! Вы уважаемый человек, простите. Вот, всё готово.
Через минуту новоявленные «конгрессмены» выходили из здания облисполкома с подписанными и заверенными приглашениями.
Тут же решили, не откладывая в долгий ящик, подойти в здание КГБ, чтобы оформить Фимке загранпаспорт, у остальных членов «делегации» такие паспорта уже были. Герою нашего повествования и здесь повезло: секретарём партийной организации самаркандского отделения Комитета госбезопасности был никто иной, как сокурсник и в прошлом сослуживец в армии Ким Авро (царствие ему небесное).
Дежурный вызвал майора Кима, сказав тому, кто ожидает его на проходной. Авро, как всегда улыбающийся, сводивший щелочки своих корейских глаз в совсем тонкую линию, встретил друга крепкими объятиями.
– Привет, дружище, давно не виделись, зашёл бы как-нибудь, угощу тебя вкусным «хе». Что у тебя случилось?
– Всё в порядке, Авро, все живы здоровы, на работе тоже классно! Я тут за границу собрался, вот, приглашают в Норвегию на конгресс, мне загранпаспорт нужен.
– Когда конгресс, в какие даты, когда вылетаешь?
– Мне бы до 10 июля получить паспорт, вылет пока не знаю, билеты только сейчас поедем заказывать.
– Узнаю Ташлицкого! Ты что, белены объелся? Какой июль, паспорт делается после всех проверок минимум в течение трёх месяцев.
– Да ты что… вот дела, как же, я дал согласие, меня там уже ждут.
– Чёрт с тобой, попробую, скажи спасибо, что знаю тебя как облупленного, – сказал Ким, а потом прошептал на ухо, – и не я один. Я позвоню тебе, когда будет готово. Пока, извини, братишка, дела.
Через две недели у Фимки в кармане был заграничный паспорт. Авиабилеты приобрели без проблем. Предстояли полёты – Самарканд-Ташкент-Москва-Осло и, естественно, обратно. Оставалось только посещение министерства иностранных дел республики в Ташкенте, где вся группа должна была пройти собеседование и получить визы.
Июль, время в краю самаркандском весьма жаркое – этот месяц местные жители называют саратон! Месяц пекла и месяц интенсивного полива сельскохозяйственных угодий: садов, виноградников, бахчевых культур и, конечно же, хлопка, когда-то главного богатства Узбекистана. Как обстоят дела в хлопководстве сейчас? Если честно, не знаю… знаю точно, что саратон, это время, когда любая тень – спасение для путника, будь то в пустыне или в оазисе. Только лишь в горах, на высоте более четырёхсот метров, ты можешь чувствовать себя в такое время более комфортно.
Либо в маленьком тенистом дворике между глинобитными строениями, где навес из виноградной лозы, тутовые деревья, карагач спасают тебя от зноя. Где нежный, лёгкий ветерок колышет прозрачный полог над тахтой, на которой ты отдыхаешь, а атласные подушки и курпачи (тонкие, небольшие матрасы-подстилки) прохладны, словно в них спрятаны маленькие холодильнички. 
Удивительно, но именно в саратон в этих краях не бывает сильных ветров или пыльных бурь. Природа застывает в каком-то медленном сне, не нарушая покой людей, цветов, птиц, воды. Всё течёт размеренно и плавно. Неспокойно только поливальщикам, мастерам своего дела, от которых зависит будущее урожая. Опытный поливальщик в это время владыка на поле и в саду, он тут главный до тех пор, пока земля, грядки, кусты и деревья не «напьются» вдоволь живительной влаги.
Кстати, в Израиле эту работу выполняет капельное орошение, которое в основном компьютеризировано и нуждается только в контроле небольшого количества людей. Да это и понятно, в этой стране всё живое питается от одного огромного озера с романтическим названием – Кинерет (скрипочка).
Однажды, ещё в Узбекистане, будучи в командировке в целинном совхозе, где выращивают хлопок, журналист Ташлицкий попытался объяснить труженикам, что есть капельное орошение, что к каждому кустику хлопка или другого растения, подведены трубки с дырочками, откуда и капает вода. Послушав гостя, который прекрасно владел узбекским языком и всё рассказывал профессионально, седобородый поливальщик в раздумье сказал: «Это, конечно, хорошо, что есть такой способ полива. Но тогда – у нас, поливальщиков, не будет работы, чем семью кормить?»
Что тут скажешь, старик прав. Кроме того, отмечу, что население Узбекистана за прошедшие шестьдесят лет увеличилось с семи миллионов человек – до тридцати семи миллионов. Задумайтесь! Каждому жителю этой республики нужны вода, хлеб, жильё…
Июль в Ташкенте такое же пекло, как и везде. Но в кабинетах и коридорах министерства иностранных дел прохладно. Фимка, Анатолий, Анвар и Виктор Иванович сидят в приёмной одного из чиновников, ожидая собеседования. Заходили в кабинет по одному. О чём там говорили, никто не сообщал друг другу. Главное, что возвращались с разрешённой визой и с улыбкой. Последним вызвали Ташлицкого.
В небольшом, но уютном кабинете за столом сидел молодой, спортивного типа мужчина, брюнет, с миловидным, гладко выбритым лицом, на вид – лет тридцати пяти. На столе – телефон, несколько папок и ручка.
– Присаживайтесь, Ефим Владимирович, сказал чиновник, указывая на стул, стоящий у стола. – Как поживаете, как здоровье?
– Да всё в порядке, вроде бы.
– В Норвегию собрались? Всемирный конгресс, это вам не халам-балам… Почётная миссия.
– Да, вот, пригласили, я пишу много об экологии и связан с нашим знаменитым музеем Мира и Солидарности.
– Я так понял, что Вы меня не помните, Ефим Владимирович?
– Простите, не припоминаю, – с волнением в голосе сказал Ташлицкий, – а что?
– Ахрор Абдуллаев я, помните, класс десятый «Б», школа номер 34, Самарканд, 1969-й год, уроки русского языка и литературы.
– Да, да, конечно, вот сейчас вспомнил. Ну ты молодец, в таком месте теперь работаешь.
– Если бы не Ваши уроки и беседы с нами, бывшими учащимися, походы в горы, откровенные разговоры во время сбора хлопка, может быть, я не сидел тут. Вы умели найти для каждого нужное слово, учили нас быть настоящими коммунистами, преданными своей родине. Помните, что Вы мне однажды сказали, это перевернуло всю мою жизнь?
– Простите, Ахрор, нет, не помню, к сожалению.
– Не страшно… Вы мне сказали тогда, в юности, после того, как я хвастался, что мой отец занимает высокий пост в обкоме партии, а сказали Вы следующее: «Папеньким сыночком быть хорошо, удобно, за тебя всё решат, а ты попробуй быть мужчиной, попробуй сам добиться успеха, что, кишка тонка?»
Ох, и задели же Вы тогда моё самолюбие, и я сказал себе: «Учитель прав, буду сам добиваться и идти к намеченной цели». Если честно, то мой отец, конечно, кое в чём помог мне, например, материально, пока учился, когда женился. Но в основном я стал таким, как есть теперь, успешным и знающим, чего хочу в жизни, только благодаря упорной учёбе и труду. Часто вспоминаю Вас.
– Спасибо, Ахрор, приятно.
– По долгу службы должен задать Вам много вопросов, но задам лишь один, протокольный, – скажите, Вы из Норвегии вернётесь в СССР, в Узбекистан? Не останетесь там?
– Для чего мне там оставаться, Ахрор. Я же здесь живу, тут моя родина, дом, жена, дети. Мне не совсем понятен вопрос.
– Ефим Владимирович, Вы же еврей по национальности, не тянет переехать в Израиль или в США, например?
– Бог с тобой, у меня даже мыслей таких не было.
– Знаю, знаю, Ефим-ака. Мы всё про Вас знаем, – многозначительно сказал чиновник. – Так что доброго пути и приятного времяпрепровождения. 
Ахрор демонстративно поставил печать в загранпаспорте и на каком-то бланке. Попрощавшись с бывшим учеником, Фимка вышел из кабинета. Намного позже он понял значение вопроса, заданного чиновником: оказывается, будучи в Норвегии, он мог запросто сесть в электричку, переехать беспрепятственно в Швецию, зайти в любой полицейский участок и, попросив политического убежища, свободно отправиться в Израиль, или в «штаты». Тогда Фимка и предположить не мог, что через два с половиной года он с семьёй переедет на постоянное место жительство на «землю обетованную», то есть в Израиль.




Глава пятая – 8.30 – 9.00.

Норвегия


Ил-62 плавно шёл на посадку, казалось, что мы садимся прямо на волны Балтийского моря, поскольку взлётно-посадочная полоса аэропорта города Осло начиналась в нескольких десятках метров от берега. Глядя в иллюминатор, где была видна сплошная водная гладь, Фимка всем телом вжался в кресло, ощущения были невероятные, но уже через несколько секунд шасси лайнера коснулись земли, и самолёт, притормаживая, покатился по бетонному покрытию.
 Все пассажиры самолёта облегчённо вздохнули и громко захлопали в ладоши, чем немало удивили Ташлицкого и его друзей. Такое он видел и слышал впервые. Увидев растерянно-удивлённое лицо Фимки, сосед по креслу сказал, что так пассажиры благодарят экипаж самолёта за проведённую работу. Удивления и сюрпризы только начинались.
Следующим удивлением была улыбка девушки-пограничника, которая ставила печать в паспорте о прибытии иностранного гостя. Очаровательная улыбка вместо той, что получаешь в советско-российских аэропортах: сухой, подозрительной и строго-безразличной. На вопрос, который был задан, ни слова не понимающему по-английски Фимке, был один ответ – конгресс. Тут же – штамп в паспорте и – вперёд. В зале прибытия самаркандцев ожидали три приятнейшие, одетые в шикарные вечерние платья пожилые женщины с синими лентами на груди, на которых было написано «Конгресс ЮЛА». Толик подошёл к ним, объяснил, что прибыли делегаты из Советского Союза, куда, мол, нам идти?
Одна из встречающих тут же надела на вновь прибывших делегатов ленточки с карточками, на которых красовалась эмблема конгресса. Она повела людей к автобусу, направлявшемуся в центр норвежской столицы. В то место, где располагался огромный дворец культуры и спорта, превращённый на неделю в шикарный зал на две тысячи посадочных мест. 
Подъехав к великолепному зданию, гости вышли из автобуса и направились в холл, где уже было весьма многолюдно. Кого тут только не было: индийцы, африканцы, южноамериканцы в национальных одеждах, корейцы, японцы, американцы, в общем – весь цвет планеты Земля, кто борется за её чистоту и охрану природы. В холле расположилось около двадцати стоек, за которыми сидели красиво одетые в особую форму регистраторы, в основном это были молодые и женщины.
Когда одна из них освободилась, четверо «самозванцев» подошли к ней, и Анатолий Аветисов представил для регистрации письмо-приглашение. По лицу женщины, читающей приглашение, стало понятно, что она находится в некоторой растерянности. Прочитав письмо дважды или трижды, регистратор попросила извинения и куда-то ушла.
Её не было около получаса, поэтому новоявленные «конгрессмены» принялись осматриваться, гулять по огромному лобби, в котором стояло несколько столов с корзинками, полными сладостей. Рядом с корзинками стояли бутылки с разными напитками. А в соседнем зале «узбеки» обнаружили огромный, метров на тридцать «шведский стол», на котором было столько закусок и всякого рода еды, что можно было накормить целую дивизию солдат. Официант, дежуривший там, любезно пригласил поесть бесплатно то, чего захочется. Так что гости не остались голодными.
Вскоре регистратор вернулась, подозвала Анатолия, поскольку он представился как старший группы, и начала задавать ему разные вопросы. Аветисов, надо отдать ему должное, с высокомерным лицом человека, который уверен в своей правоте и безнаказанности, объяснял женщине какие-то детали. После чего регистратор опять ушла, и так повторялось неоднократно, пока, наконец, она ни сказала, что мы должны пройти в отель, расположенный по соседству со зданием конгресса, для встречи с представителем оргкомитета этого мероприятия.
Пройдя в холл шикарного отеля, в котором по тогдашним ценам самый дешёвый гостиничный номер стоил девяносто долларов за ночь, «конгрессмены» встретились с высоким, прекрасно одетым господином, руководителем регистрационной службы (имя естественно не помню). Усевшись в удобное кресло, тот внимательно выслушал все объяснения, которые ему дал один за всех Анатолий по поводу нашего приезда на конгресс. Толик представился сам, затем «огласил весь список» по очереди: вот член известного даже в ООН самаркандского клуба эсперантистов – Анвар Абдукаримов, журналист – Ефим Ташлицкий, депутат Верховного Совета Узбекистана председатель комиссии по экологии – Виктор Иванович Криворучко. Слово «депутат» здесь было ключевым, как говорят сейчас.
Услыхав это крайнее сообщение, беседовавший с нами господин, изменился в лице, которое теперь потеплело. Он даже встал, приблизился к Виктору Ивановичу и пожал ему руку. Вопрос был решён. По поведению чиновника было понятно, что ему не очень-то хотелось связываться с людьми из Советского Союза, это попахивало бы, как мы поняли позже,  международным скандалом. Кому была охота связываться с «русскими» в этих вопросах. Оглядев «гостей» ещё раз с ног до головы, поняв, несомненно, что он имеет дело с проходимцами, господин чинно вышел их холла.
«Делегации» из Самарканда было дано разрешение на бесплатный проезд на всех видах транспорта в Норвегии, бесплатное проживание в домах волонтёров, вызвавшихся помочь делегатам, из так называемых «третьих» стран, неспособных платить большие деньги в местных дорогущих отелях. Кроме того, гостям выдавалась стипендия, прожиточный минимум (в норвежских кронах), на время прохождения конгресса, то есть на неделю.
Один маленький нюанс: немного позже Фимка с Толиком узнали, что их «мероприятие» спасло то, что женщина, приславшая Аветисову приглашение на конгресс, больна и в течение нескольких дней не отвечала на телефонные звонки. Её просто не могли найти и выяснить детали, которые были бы явно не в пользу «русских». А посему, пришлось принимать «дорогих гостей» и выдать им все положенные реквизиты. 
Надеюсь, уважаемый читатель, я не очень надоедлив, рассказывая об этой «удивительной» поездке во всех подробностях. Нет? Вам интересно, как там было, на конгрессе? Как «в поте лица» Фимка с друзьями работал на этом международном симпозиуме? Как эти «четыре мушкетёра» отдыхали на халяву? Ташлицкий называл это – месть капиталистам. О, об этом стоит рассказать.
Что ж, поехали дальше, хотя об этом вояже можно было написать целый роман. Ограничусь самыми интересными моментами. Надеюсь, что не будет скучно.
Часам к пяти вечера за Фимкой с Анатолием приехал один из волонтёров, который, как выяснилось, пожелал взять к себе в дом на время конгресса англоговорящего иностранца. И он его получил в лице Анатолия Аветисова, полурусского полуармянина, но прекрасно владеющего и английским языком, и языком эсперанто. Так что у Ташлицкого был личный переводчик, которому ничего не оставалось, как переводить беседы норвежца с «узбеком».
Анвара и Виктора заполучил норвежский миллионер украинского происхождения, мечтавший поговорить с  кем-нибудь на «украинской мове». Как там у них было, не знаю, но Виктор Криворучко совершенно не владел той самой «мовой». Так что им пришлось общаться исключительно на русском языке.
Итак, волонтёра, взявшего к себе на проживание Фимку и Толика, звали Уло Нэсланд. Жил он с чудесной женой Бютике и сыном Рюне в одном из пригородных посёлков норвежской столицы, в красивом трёхэтажном доме, наполовину собранном из брёвен. Гостеприимству этой прекрасной семьи не было предела. Хозяева окружили гостей заботой и добротой.
Первые впечатления: чистота кругом – идеальная, не только в доме, но и на дворе, в посёлке. Если попытаться выкинуть куда-нибудь, во двор или на улицу, окурок сигареты, он будет единственным и видным со всех сторон, изо всех окон. И так – везде, независимо от места, где ты находишься – на просёлочной дороге, в центре какого-либо города или на его окраине, чистота настолько идеальная, что она даже кажется оскорбительной для человека, приехавшего в Норвегию из Советского Союза.
Люди весьма общительные, но им совершенно нет до тебя дела, каждый в себе. Порядок во всём близок к идеальному. Первой мыслью Фимки было – вот он тот социализм, который нам обещали в нашей великой стране. Не надо ничего придумывать, скандинавы уже опробовали это. Забегая вперёд, расскажу, как Ташлицкий покупал сладости: конфеты, шоколад для своих близких.
Это был последний день пребывания в Норвегии, и Фимка решил потратить оставшиеся деньги с умом. Днём были куплены подарки для дочери и жены, спортивный костюм и шикарный батник. Затем для работы Ташлицкий купил себе портативный диктофон «Филипс». На оставшуюся мелочь покупал сладости. Набрав достаточно внушительный пакет шоколадной продукции, он вместе с Толиком и Уло подошёл к кассе рассчитываться. Хозяйка довольно большого кондитерского магазина, увидев Фимкин пакет, принесла ему ещё один с такой же продукцией, правда, чуть поменьше.
Сказав что-то по-норвежски покупателю, хозяйка с улыбкой протянула ему дополнительный пакет с разными конфетами.
– Толик, переведи ей: нет, спасибо, извините, но я возьму только то, что выбрал, у меня денег не хватит.
Аветисов перевёл это для Уло по-английски, а тот в свою очередь по-норвежски сказал продавщице. Её ответ поверг Ташлицкого в шок:
– Не надо платить, это вам подарок за то, что вы купили у меня много товара, это подарок.
Пришлось Фимке вспоминать давно забытое ощущение, которое гласит: «Слёзы у него брызнули из глаз». У остолбеневшего советского гражданина, действительно, слёзы брызнули из глаз. Ничего не понимающая хозяйка магазина стояла в недоумении, не зная, как себя вести. Она понятливо закивала головой лишь тогда, когда Уло Нэсланд сказал ей, что мы прибыли в их страну из Советского Союза.
Незадолго до отъезда, примерно на третий день заседаний конгресса, на котором присутствовали две тысячи делегатов со всех стран мира, Фимка понял, что на месте ему не усидеть, надо что-нибудь придумать. Перед огромным залом, где сидели конгрессмены, находилась весьма просторная сцена-подиум. На ней стоял длинный стол, за которым находились «шишки» президиума мероприятия и мощная трибуна с микрофонами. По обеим сторонам сцены возвышались два, ну очень больших монитора, примерно по восемь квадратных метров. На них операторы демонстрировали выступающих на трибуне. Так вот Фимке захотелось покрасоваться на этих самых мониторах.
– Хочу выступить на конгрессе, – сказал он своим друзьям.
– С ума сошёл, – воскликнул Аветисов, – с какой стати, что ты им скажешь?
– Скажу, что у нас есть Музей мира и солидарности, что мы тоже за экологически чистую землю.
– Давай, давай, Фимыч, – подзадорил Ташлицкого Криворучко, – а мы вот в эти телевизоры на тебя посмотрим.
В перерыве между выступлениями Фимка подошёл к секретарю, у которого записывались на выступления и показал ему жестами, что хочет выступить. Каково же было его удивление, когда секретарь заговорил с ним по-русски.
– Не стесняйтесь, я говорю по-русски, я из Польши, вы, как я понял, выступить хотите? С каким сообщением?
Ташлицкий коротко объяснил ему суть дела.
– Да, думаю, что это весьма интересно, я никогда не слышал о таком музее, но с радостью послушаю информацию.  Сейчас посмотрим. Вот тут у нас «окно», нет пока одного выступающего, пойдёте вместо него. Вас объявят. Прошу вас не забыть сказать в начале: «Дамы и господа!». И учтите – перевод будет идти на восьми языках, не ляпните чего-нибудь советского.
Вскоре Ташлицкий услышал своё имя и фамилию и понял, что его приглашают выступать. Пройдя в проходе по центру зала к сцене, он подошёл к трибуне и, забыв, конечно, сказать «дамы и господа», с ходу начал рассказывать о Самарканде и о Музее мира и солидарности. Его выступление длилось минут пять, и закончилось жиденькими аплодисментами с мест.
– Ну, как я вам? – спросил Фимка, поднявшись к друзьям в зал.
– Красавец, – ответил Витя, – классно смотрелся на обоих мониторах, жаль, я сфотографировать не успел, заслушался.
– Горжусь тобой, – сказал Анатолий, – спасибо, что рассказал о музее, я бы на такое не решился.
В воскресенье конгрессмены отдыхали. Но и этот день, благодаря Нэсландам, оказался весьма примечательным для Ташлицкого и Аветисова. За сутки до выходного Уло повёз гостей в редакцию местной газеты, чтобы гости познакомились с тем, как и кто выпускает здесь печатные издания с ежедневной информацией.
Удивительно то, что здание редакции напоминало огромную летающую тарелку, приземлившуюся в самом центре небольшого парка. Оно было лёгким и воздушным по архитектуре. Войдя в довольно просторный холл редакции, Фимка увидел стоящую в углу, большую, окрашенную в чёрный лакированный цвет типографскую печатную машину, такую же, что стоит и работает в самаркандском издательстве, выпускающем газету «Ленинский путь» и другую печатную литературу. Уло, увидев удивлённый взгляд гостя, сказал, что это древний экспонат, мол, машиной много лет уже никто не пользуется. На вопрос, а как же здесь печатают газету, он многозначительно улыбнулся и пригласил нас в кабинет главного редактора, который, как оказалось, является близким другом Нэсландов и сотоварищем Уло по рыбалке.
Зайдя в прекрасно оформленный кабинет, норвежец познакомил друга со своими гостями. В роли переводчика выступал, естественно, Анатолий. Когда он представил Ташлицкого как журналиста, редактор оживился:
– О, коллега, очень приятно видеть у нас в гостях журналиста из далёкого Узбекистана. Как вам нравится Норвегия?
           – Прекрасная страна, мы в восторге, – ответил Фимка. – Интересно было бы посмотреть, как вы готовите и печатаете газету. Я заметил там, в холле, печатную машину, которой, по словам Уло, вы уже не пользуетесь…
– Она там уже лет восемь стоит, а как мы печатаемся, сейчас вам покажет Рональд, он у нас немного говорит по-русски, надеюсь, вы его поймёте. Шеф вызвал секретаршу, которая увела Фимку из кабинета, провела его по коридору в просторный зал, посреди которого стоял большущий круглый стол с готовящимися к печати макетами газетных страниц. Один из помощников оператора набора, молодой парень, он же – Рональд, стал показывать гостю технологическую цепочку создания печатного органа.
Чем дальше Рональд на ломаном русском языке рассказывал о процессе печатания, тем грустнее становилось лицо «узбека». Теперь было ясно, что в Узбекистане отстали от Норвегии в сфере газетного дела лет, эдак, на двадцать-тридцать. А узнав, что небольшая местная «газетёнка» выходит на двадцати четырёх цветных страницах ежедневно, Ташлицкий вообще потерял дар речи. Но и это было ещё не всё.
Зайдя в печатный цех, Фимка увидел всего лишь двух рабочих в синих комбинезонах, которые контролировали пятнадцатиметровый барабанный агрегат офсетной печати. В конце цеха из агрегата вылетали готовые газетные листы, складывающиеся и скрепляющиеся особыми механизмами. Затем газеты складывались в пачки, оборачивались полиэтиленовой плёнкой и ложились в заранее подгоняемые тележки. Эти тележки тут же подхватывались водителями грузовиков и грузились в фургоны.
Друзья, на дворе стоял не 2019-й, а 1991-й год.
Доконал Фимку один из корреспондентов, сидящих за столом с ноутбуком, на экране которого была цветная фотография. На вопрос, чем этот парень сейчас занимается, был ответ, который ввёл «узбека» в ступор:
– Перегоняю фото по компьютеру в центральную прессу. Сейчас они её получат и запустят в печать у себя.
Всё, братцы, полный улёт! Сегодня это кажется обыденным, и даже уже устаревшим, но тогда, в начале девяностых, подобные дела были недоступны на большей части Советского Союза. А вот у гадов капиталистов, с их загнивающим строем, это уже было и работало на полную катушку.
Вернувшись в кабинет главного редактора, на его вопрос узбекскому журналисту, ну, как? Ответа не последовало, Фимка только развёл руками и что-то невнятное промычал.
Пришла пора прощаться. Главный спросил у Уло, идут ли они завтра на концерт Боба Дилона?
– Да, мы идём вместе с Бютике, ей очень нравится рок, – ответил Нэсланд.
– А гости как же?
Уло замялся, ответив, что у гостей нет билетов на концерт. Всё-таки билеты дорогие – восемьдесят долларов.
– Я помогу, – сказал шеф, – минутку, будут вам билеты, получите по электронной почте. Он тут же снял трубку телефона, связался с кем-то и утвердительно кивнул головой Нэсланду, мол, всё в порядке, два билета для этих двух парней заказаны.
Утром следующего дня вчетвером: Уло с Бютике и я с Анатолием ехали в «хонде» норвежца в парк, где должен был состояться концерт самого Боба Дилона, всемирно известного рок-музыканта. Тогда Фимка не понимал значение этого события и не сделал ни одного снимка, он вообще не взял с собой фотоаппарат в тот день. А следовало бы.
На территории большущего парка, окружённого речными протоками и маленькими озёрами, собралось более десяти тысяч зрителей, любителей музыки, любителей рока. Был прекрасный солнечный июльский день. Поляна перед гигантской эстрадой была заполнена весёлой и счастливой публикой. Уло с женой и новыми друзьями сидели на раскладных стульчиках метрах в сорока от сцены. Перед ними стоял небольшой раскладной столик, на котором красовались различные закуски, цыплята, запечённые в фольге, рядом со столиком стояли две пяти-баночные упаковки классного пива. Пиво в этот день на этой поляне поистине «текло рекой».
Когда зазвучали первые аккорды музыки, ударная звуковая волна от мощнейших динамиков начала бить в грудь присутствующим, танцующим и счастливым людям. В основном это была молодёжь от семнадцати до тридцати лет. Такой музыки Фимка ещё не слышал. Она ему не очень нравилась, но, подчиняясь всеобщему настроению и бесподобной энергетике, он вместе со своими друзьями танцевал, прыгал, орал и вёл себя как мальчишка.
В перерыве концерта, неподалёку от того места, где мы сидели, раздались крики: «Боб, Боб идёт, Привет, Дилон!». Фимка, будучи под действием уже полутора литра пива, вскочил и кинулся в ту сторону, откуда доносились крики. Не обращая внимания на протесты Толика Аветисова, он отправился посмотреть, что там происходит. Дело в том, что Боба Дилона заинтересовал развёрнутый возле поляны магазин ярких восточных одежд. Когда знаменитый музыкант проходил мимо Фимки, тот, перекрикивая толпу, не своим голосом закричал: «Хау ду ю ду, Боб! Ай эм фром ю эс эс а, фром раша!». Боб остановился, глянул на «пришельца» из-под гривы своих волос, затем, показав большой палец, ответил: «О, раша! Гуд, гуд!».
Это сейчас я рву на себе остатки волос и причитаю – ну почему ты не сфотографировался с ним, почему не сфотографировал сам концерт? Хотя справедливости ради надо сказать, что в норвежском ежегоднике о главных событиях страны 1990-го года есть фото, где Фимка с Анатолием Аветисовым сидят весёлые на складных стульчиках и, растопырив пальцы буквой «ви», показывают, что всё у них в порядке.
Когда концерт закончился и огромная, десятитысячная толпа, выпившая за два-три часа цистерну пива, направилась к пешеходному, довольно узкому мосту через широкую водную протоку, Фимка предложил компании переждать, пока люди пересекут этот мост. Однако Уло успокоил всех, сказав, что всё будет в порядке. Далее удивлению Ташлицкого и Аветисова не было предела, потому что перед самым мостом толпа вдруг переставала кричать и радоваться увиденному, молодёжь останавливалась и молча, терпеливо ждала, пока волонтёры не приподнимут большой белый канат с красными лентами, чтобы пропустить часть зрителей на мост. И только тогда, когда группа из двухсот-трёхсот человек, покидала место, канат поднимался для пропуска очередной партии людей.
По обеим сторонам моста, на протоке, мерно покачиваясь на воде, находились четыре спасательные шлюпки, на которых в полной готовности прыгнуть немедленно в воду стояли специально экипированные спасатели-аквалангисты.
Подойдя к машине, Бютике предложила всей компании посетить одну экзотическую деревенскую пивную. Несмотря на большую порцию уже выпитого пива, мы согласились, было интересно посмотреть, что это за пивная такая? Но тут произошла заминка, Уло сказал жене, что у него нет достаточно денег на мероприятие. «Так в чём дело, – спокойно сказала женщина, – подойди в банк и возьми, это же рядом, на парковой аллее». Ни секунды не задумываясь, Нэсланд вышел из машины.
– Я пойду с ним, – сказал Толику Фимка, – интересно, из какого банка он возьмёт деньги, я не вижу тут ни одного здания.
– Сиди спокойной, – ответил Толик, – неудобно как-то.
– Да ладно тебе, пойдём.
– Нет, иди сам.
Фимка жестами показал, что хочет идти с Уло. Тот был не против, и они направились к парковой аллее. Оказалось, что кусты скрывали небольшое каменное строение, типа сторожевой будки, с двух сторон которого стояли агрегаты, похожие на игровые автоматы (банкоматы, или «каспоматы», как их называют в Израиле), Фимка не видал и в помине, он даже не мог предположить, что такое уже существует.
Подойдя к аппарату, Уло вставил какую-то карточку в небольшое отверстие, затем набрал на табло номер кода, зачем-то прикрывая табло телом от пристального взгляда Ташлицкого, и стал ждать. Через пару секунд аппарат зажужжал, зачирикал и выдал из одного отверстия деньги, тысячу крон, а из другого карточку норвежца.
Описать шок, который охватил Фимку, было невозможно. Первое, что он подумал, что всё происходящее ему снится, затем он огляделся, нет ли поблизости полицейского патруля, охраняющего этот «денежный домик». После этого Ташлицкий мысленно представил такой вот домик, полный денежных знаков, на центральной улице Самарканда. Да его украли бы вместе с бетоном и крышей ближайшей ночью, так что и следа от строения не осталось бы.
Сегодня, конечно, многое изменилось, но тогда, в самом начале 90-тых годов, действие выглядело просто фантастически.
Вернувшись к машине, Фимка рассказал Толику, где Уло взял деньги. Друг не поверил, посчитав это просто фантазией.
– Не веришь?
– Нет!
– А откуда сейчас у Нэсланда появилась тысяча крон?
– Не знаю…
– Вот надо было пойти с нами – узнал бы, «фома неверующий».
Аветисов обиженно отвернулся.


Надо сокращать повествование, рассказ о пребывании в Норвегии, а то целой книги на это не хватит. Коротко расскажем о том, что была поездка в местный клуб эсперантистов, где самаркандцы устроили аукцион, продав ничего не понимающим членам клуба продукцию самаркандского фарфорового завода, пиалы, чайник, ургутские ножи, тюбетейки и пару бутылок «Московской водки», которая весьма ценится в Норвегии.
Затем была поездка в музей Тура Хейердала, где стоит знаменитая папирусная лодка РА-1. Потом была экскурсия во Всемирный центр детского изобразительного искусства, организованный родным братом поэта и барда Александра Галича. Там Фимку поразила картина девочки из Украины, которая нарисовала горящую Чернобыльскую атомную электростанцию, глядя из окна своего дома.
Было ещё одно знаменательное событие: Аветисову, как магистру музейного дела, было разрешено с друзьями посетить зал Нобелевского комитета, тот самый, где торжественно вручаются нобелевские премии лауреатам. Последним портретом в ряду лауреатов на стене зала красовался портрет Михаила Сергеевича Горбачёва, которому тогда оставалось править месяц с небольшим.
Уло, указывая на портрет, сказал, что вы, наверное, гордитесь своим руководителем страны, как я горжусь королём Норвегии. На что Фимка ответил, что, скорее всего, когда мы вернёмся в «Союз», Горбачёва уже скинут.
– Я этого переводить не буду, – пробурчал тихо Аветисов, – ты что с ума сошёл, с чего ты это взял, что его скинут?
– Чувствую, – ответил Ташлицкий, – что-то там, наверху, назревает.
Через месяц с небольшим так оно по сути дела и произошло во время «августовского путча».
Вскоре Уло и Бютике проводили в аэропорт Фимку и Анатолия. Прощались со слезами на глазах. А к Новому году Ташлицкие получили из Норвегии от Нэсландов большущую посылку со сладостями.
До отъезда в Израиль оставалось около двух лет.


Глава шестая – 9.00 – 9.30.

Димка-боксёр

Подошло время очередного обхода территории. Фимка посмотрел на небо, покрытое тяжёлыми свинцовыми тучами, и, взяв с собой на всякий случай зонт, вышел из сторожевой будки. Через минуту раздался мелодичный звонок пелефона, звонил Дима Мазиров, о котором вы уже знаете из первого тома романа.
– Привет, старик, как дела? – бодрым голосом спросил Димка.
– Нормально, как у тебя?
– Да всё окей, хочу с тобой договориться по поводу похода в русскую баню 23-го февраля. Сможешь? Нельзя нарушать традицию. Будут свои – «афганцы» и пару моих боксёров молодых.
– Им же пиво пить нельзя, молодым твоим.
– Выросли они уже, Фимыч, им по восемнадцать, в армию скоро.
– Мой внук Давид уже больше года как в армии, сам теперь руководитель курса, в авиации служит.
– Да ты что, вот время бежит. Помню его совсем маленьким, когда ходил на капуэро. Так как – насчёт бани?
– Замётано, конечно, буду.
– Гитару не забудь захватить.
– Да уж не забуду, куда мне без неё, родимой.
– Слушай, совсем забыл, у меня тут очередной турнир намечается по боям без правил, хочешь поработать судьёй?
Димка на том конце «провода» засмеялся. Он знал, о чём говорил, частенько напоминая Ташлицкому один из эпизодов жизни в Израиле.
– Иди ты к чёрту, боксёр, каждый раз напоминаешь мне об этом, однажды я уже судил твои соревнования. Давай, пока.
– Пока, дорогой, это я так, к слову, настроение тебе поднять.
Ох уж этот Мазиров, напомнил-таки ещё об одной страничке жизни нашего героя, который редко когда отказывал друзьям в помощи. И Фимка снова предался воспоминаниям.
В каком году это было? Пожалуй, в 1997-ом, в апреле. Мазиров позвонил Ташлицкому и попросил срочно помочь ему в одном, весьма важном мероприятии. Дима под вечер позвонил другу и попросил его выйти на улицу.
– Фимка, я к твоему дому подъехал, ты мне срочно нужен, выйди к воротам парка, на стоянку, поговорим.
Дело было после рабочего дня, поэтому Ташлицкий с явной неохотой поплёлся выслушать друга. Вышедший из машины Мазиров, атлет мощного телосложения, как-никак боксёр, в недавнем прошлом чемпион Республики Узбекистан в полутяжёлой весовой категории, обнял друга, да так, что косточки затрещали.
– У тебя бабочка и белая рубашка есть? – сходу спросил Дима,  – наверняка нету.
– Белая рубашка есть, конечно, только она на тебя, на такого бугая,  не налезет. А бабочка мне зачем, я и галстуки теперь не ношу, к чему ты клонишь?
– Завал у меня, Фимка, через два часа начало международного турнира по боям без правил, я же его и организовал для своих «бандитов». А тут беда – двое моих помощников, судья и конферансье, один заболел, другой срочно выехал к родственнику, там случилось что-то, не знаю. Турнир не рейтинговый, малозначимый, это просто подготовка к более серьёзным соревнованиям, считай, что просто тренировочный турнир, но кто-то должен же его обслуживать?
– Я-то тут причём?
– Ты говорил, что когда-то занимался каратэ? Так?
– Допустим.
– На сцене выступаешь, в народном театре играл, так?
– Ну, играл.
– Друг, помоги, мне нужен человек, который будет объявлять фамилии участников поединков, и судья нужен.
– Мазиров, ты с ума сошёл, я никогда этим не занимался. Я даже правил не знаю.
– А в данном случае правил и знать не надо, он так и называется турнир по боям без правил. Есть два только правила: болевой приём и нокаут, я тебя научу, это просто, выручай! Остальное сделают, если надо, тренеры и врачи.
– Не получится у меня.
– Ещё как получится. Я знал, что у тебя будут сомнения, но тут ещё есть ещё один момент, после которого ты точно согласишься.
– Какой ещё момент?
– За вечер можно получить гонорар в тысячу шекелей. А, годится? Блин, я помогу, буду рядом – давай, соглашайся.
– Тысячу шекелей, в самом деле?
Фимка задумался, для того, чтобы заработать такие деньги, ему надо было трудиться целую неделю. А, была не была!
– Так у меня же бабочки нет.
– Вот, – смеясь, сказал Дима, – друзья у тебя для чего, вот тебе бабочка, – и он достал из бардачка своей машины чёрного цвета мужской аксессуар. – Теперь беги, переодевайся, да и брюки желательно тоже чёрные.
Когда Ташлицкий вернулся к стоянке, где ждал его друг, Димка аж крякнул:
– Выглядишь потрясающе, импозантно, с седыми усами, ну вылитый судья, никто, глядя на тебя, ничего не заподозрит. Класс!
Через час друзья уже подъезжали к большому спортивному комплексу, который находился в одном из районов  Тель-Авивского округа. Войдя внутрь, увидев ринг и публику на зрительских местах, Фимка малость сдрейфил, но отступать было некуда, да и тысяча шекелей гонорара не давали покоя напряжённо работающему мозгу. Ташлицкий сделал глубокий вдох, прикрыл глаза и представил себе, что он на сцене играет роль судьи в каком-нибудь спектакле. 
Тут же Мазиров познакомил Фимку с членами жюри, представив его, как судью международной категории, вручил ему список бойцов, и, приподняв канат ринга, пропустил друга на «поле». От волнения «судья» начал ходить по рингу и зачем-то проверять упругость канатов и стойки, которые держали эти самые канаты. В принципе на него никто не обращал внимания, зрители думали, что рефери так и должен поступать.
Кто-то передал Ташлицкому беспроводной микрофон и сказал, что надо объявить первую пару. Он, поднеся микрофон к губам, посмотрев на имена первой пары, стал вызывать спортсменов на поединок. Однако динамики по всему спортивному залу молчали. Ничего не понимающий «судья» повторил в микрофон снова фамилии участников.
На помощь поспешил Мазиров, рванув к канатам, он зашипел:
– Рычаг на микрофоне передвинь, включи микрофон, дубина!
Фимка посмотрел на микрофон, увидев там небольшой рычажок, двинул его вперёд. По залу прокатился дикий электронный писк. Дело в том, что звукооператор, думая, что не включил звук, повёл тумблер усилителя до предела. Когда звук был восстановлен, Фимка, вспомнив, как он видел это по телевизору, закричал, причём сначала по-русски: «На ринг вызываются бойцы лёгкой весовой категории (и далее прокричал протяжно имена и фамилии парней).
Услышав отдельные смешки из зала, «рефери» повторил то же самое на иврите. Зазвучала музыка, и к рингу один за другим двинулись весьма крепкие ребята, в накинутых на голову и плечи капюшонах.
После нескольких боёв Фимка, как судья и «объявитель», освоился. Так что к перерыву он оправдал ожидания друга. В перерыве Дима попросил Ташлицкого пройти с ним в одну из раздевалок: «Поговорить об одном деле надо».
Зайдя в раздевалку, Мазиров во-первых сделал «судье» несколько замечаний, после чего сказал вот что:
– Через два поединка будет третий, очень важный для меня. Сражаться будут два амбала, один из которых мой ученик – Сева Гринштейн, которому в Израиле нет равных в его супертяжёлой категории, никто против него не хочет выступать, боятся остаться калеками. Ему впору выступать в высших эшелонах именитых на планете борцов в боях без правил. Но по израильским спортивным законам выступать на международном ринге высокого класса имеют право только чемпионы страны. Севе не хватает победы в одном официальном турнире, чтобы продолжить карьеру.
– Дима, пока не пойму, к чему ты клонишь, я что – теперь выйду на ринг в качестве боксёра?
– Да нет, побойся Бога, когда ты увидишь Севастьяна, тебе будут сниться страшные сны. Я нашёл одного крутого мужика, он сосед мой по дому, случайно познакомились. Здоровяк, каких мало, ничего не боится, он в прошлом вышибала, работал «чистильщиком» в России в конце 80-х, в начале 90-х, кустарщина, но опыта в драках ему не занимать. Клянётся, что любого уложит, независимо от веса и роста. Сам знаешь, что тогда там творилось. Этот громила, зовут его Илья Розенблюм,  согласился на бой с Севой ради интереса, да и ради денег.
– Моя задача какова? – спросил Фимка.
– Твоя задача – при первом же падении Ильи, присудить Севе чистую победу.
– А он точно упадёт?
– Фимка, увидишь Гринштейна, поймёшь, что к чему. Не переживай, я буду рядом. Тут же, за канатами. Дело в том, что Севастьяну нельзя говорить, что это подстава, он обидится и ещё чего доброго, проболтается. Он, несмотря на свой вид, наивен, как ребёнок. Кстати, сюда сейчас придут оба, увидишь.
– Кстати, я по матери и по фамилии своего деда Абрама – Гринштейн. Может быть, Сева – мой родственник.
В это время в раздевалку вошёл высокий, довольно крупный мужчина, одетый в джинсовый костюм и одесскую фуражку. По всему видно было, что мужик невероятно силён, несмотря на то, что был явно перекормлен израильской кухней.
– Ну, кого тут надо погвать, – громко проговорил он, не выговаривая букву «р», – его што ль, – указывая на Фимку.
 – Нет, Илюша, это Ефим Ташлицкий, рефери поединка.
– А, а то я уже расстроился, что бой будет продолжаться пару секунд.
Напевая про себя, «ах, Одесса, жемчужина у могя…», Илья начал переодеваться в спортивную форму.
– Так кто же мой сопегник? Покажи несчастного, Дима. Ух, погву!
Именно на этих словах, с лёгкостью отворив тяжёлую железную дверь в раздевалку, вошёл Севастьян Гринштейн. Рост парня – два метра два сантиметра, примерно столько же в плечах (шутка). При одном только виде этого атлета хотелось сразу броситься наутёк или застыть и стать просто невидимым.
– А вот и твой соперник, – улыбаясь, сказал Мазиров, знакомьтесь.
Илья, только что надевший боксёрские перчатки, яркие синие трусы и майку, на которой был изображён тигр Шерхан из «Муагли», резко развернулся. Фимка видел, как менялось выражение лица бойца, который только что грозился «погвать» всех и вся. Сначала лицо было улыбающимся, потом удивлённым, а затем и почти потухшим. Но через несколько секунд Илья приободрился, произнеся что-то похожее на выражение – «цыплят по осени считают».
– Илюша, ты иди в тренировочный зал пока, а я тут с Севой поговорю.
– Я на договогной поединок не согласен, – хорохорился Илья с явной дрожью в голосе. – Буду биться до последнего…
Позже, после этого «исторического» боя, Дима рассказывал Ташлицкому, о чём они говорили с Гринштейном. Он не стал открывать тайну, что подобрал борцу человека со стороны, но предупредил, чтобы Сева не гробил Илью, а действовал в щадящей манере. Доказывал спортсмену, что тому нужна номинальная победа, для того, чтобы завоевать право в будущем участвовать в боях на всемирной арене. Пусть это будет победа, только все должны остаться здоровыми и невредимыми.
«Другого соперника у тебя просто нет, скажи спасибо, что этот согласился, ты понял», – убедительно сказал Мазиров. Сева с наставником согласился.
Дальше всё происходило по Ильфу и Петрову. Два раунда Илья пытался ударить Гринштейна по лицу, но попадал только в перчатки и иногда в корпус. Он размахивал руками налево и направо, изображая из себя великого бойца за справедливость, так что Ташлицкому это судейство далось не просто. Он со своим ростом в сто шестьдесят семь сантиметров казался лилипутом между этими двумя гигантами. Главное для «судьи» было увернуться от перчаток этих двух громил. Один случайный удар, который мог свалить быка, и – «пиши пропало». Спокойствие приходило к Фимке, когда он мельком видел рядом с канатами Диму Мазирова. 
В конце третьего раунда надоевшему защищаться Севе пришлось резко выкинуть правую руку вперёд. На неё тут же нарвался Илья, свалившийся на пол ринга как мешок с зерном. Секундант Розенблюма выкинул на ринг белое полотенце, и бой был закончен. Каждый получил своё: Сева – титул и чемпионство, Илья – по роже, как видно за прошлые деяния, Димка успешно справился с проведением турнира, Ну а Фимка получил огромное удовольствие от этой классной «работы» и тысячу шекелей гонорара.  Больше на турниры по боям без правил его не приглашали.





Глава седьмая – 9.30. – 10.00.

Юбилей
 
Снова пошёл дождь. Да ещё какой, ливень с грозой и молниями. И это первого января. Для средиземноморья это нормально, поскольку три зимних месяца здесь сезон дождей. Совсем как у Маугли в джунглях Индии. Дожди идут порой неделями без передышки. Но это – великое благо для Израиля, не будь природной влаги, страна превратилась бы в пустыню Сахару.
Фимка едва успел забежать в помещение, чтобы не промокнуть. Сложил зонт, включил обогреватель. На дворе всего плюс семнадцать градусов, что для Израиля – холодина. Сняв рабочую куртку, Ташлицкий «оживил» ноутбук и принялся читать пришедшие за последний час сообщения в соцсетях. Сообщений пришло огромное количество, друзья и родственники поздравляли с Новым годом, желали здоровья, счастья, удачи. Были и запоздалые поздравления с днём рождения.
День рождения. В детстве, юности и молодости – весёлый праздник. Однако после пятидесятилетнего возраста значимость его снижается. Человек чувствует приближение старости, что само по себе грустно и не очень-то хочется веселиться и радоваться. «Сладкий стол» для детей и внуков, пару рюмок сухого вина, воспоминание о прошлом – этого теперь вполне достаточно.
Фимка вдруг вспомнил, как два года назад на семидесятилетний юбилей сбежал с женой Аней от всей этой суматохи, ресторанов, вечеринок в Россию, в Москву и Коломну к двоюродному брату Борису Астафьеву (смотри в первом томе главу «Караганда»).
Настроение тогда из-за судебной тяжбы «с одной нерадивой женщиной» по поводу квартиры было жуткое. Стоило как-то развеяться, забыть на время о предательствах и агрессивности близких людей, которым деньги застилают глаза и им наплевать на мораль, на логику, на справедливость. Главное – урвать то, что этим поганым тварям, по сути дела, не принадлежит, причём сделать это коварным, тайным способом. Но об этом расскажем позже. А пока – Москва, Коломна, концерт в Доме Озерова, Красная площадь. 
Боря встретил родных в аэропорту и повёз их к себе в Коломну на новенькой мощной машине, способной проходить любые российские дороги (ну, почти все). Это было важно, поскольку двухэтажная деревянная дача с приусадебным участком Астафьевых находилась в глухом лесу. И проехать туда в дожди и снега было не так-то просто.
Все участники этого отрезка повествования были по-настоящему рады встрече. Между этими людьми уже очень давно сложились прекрасные взаимоотношения. Уважение, доверие, умение понять и принять ситуацию: будь то радость или не дай Бог беда какая. Такова природа человеческая.
В прошлый приезд Ташлицких на Новый год в 2008-9-ом годах Борис Астафьев, зная о материальном положении двоюродного брата, не задумываясь, оплатил родственникам поездку в Коломну. А когда в 2010-ом Фимка издавал свою первую книгу сказок «Необычайные приключения Доремисика», прислал сказочнику тысячу долларов, потому книга и была издана.
Если ты принят близким человеком душой и сердцем, если он и ты готовы понимать друг друга с полуслова и ни в коем случае не держать обиды на какие-то житейские мелочи, это и есть то, ради чего стоит жить, потому что ты знаешь: у близкого тебе человека есть совесть, справедливая оценка ситуации, а главное, умение всегда прийти на помощь, подсказать, приободрить. Каждый из вас, кто читает эти строки, знает и понимает, что без таких взаимных отношений друг к другу жить очень непросто.
Так должно быть в идеале. Что ж, взаимоотношения Ташлицких-Астафьевых близки к такому идеалу, я так думаю. Жаль вот только живут они в разных странах, далеко друг от друга. Но духовной и душевной связи это, поверьте, не помеха, согласны? Если – да, то пишите мне сюда: efemta@mail.ru с удовольствием почитаю ваши мнения.
В Коломне, в только что отстроенной новой квартире, дорогих гостей встречала Люся, жена Бориса, чудесный, мудрый человек, разговоры с которой всегда приносят душе покой и умиротворение. Громким лаем встретили приезжих и два «звоночка», собачки, «мама и дочка», Фрося и Жуля, породы (сразу и не выговоришь название) «коникер хондье». Умнейшие и преданные хозяевам создания.
Фроську нашли случайно в совсем ещё юном возрасте в одной из поездок. Кто-то из дачников просто выбросил собачку, не желая везти её в городское жилище. Люся сумела разглядеть бедное животное на обочине дороги. Остановились, вышли из машины, огляделись, поблизости никого, взяли собачку домой, откормили, подлечили. Ветеринар, осматривающий спасённую «красотку», сказал, что Фрося необыкновенно редкой породы и что Астафьевым крупно повезло. Получилось, что радости и дружелюбия, верности и отваги люди получили от этого чудного создания, что хватило бы на две-три семьи.
Удивительная вещь, когда мы пару дней жили у Бориса с Люсей, происходили чудеса с собаками. Первое, что они делали, когда хозяева уходили на работу или за покупками, запрыгивали на подоконник и внимательно, практически не моргая, смотрели в окно в ожидании хозяев. Под окнами частенько проходили люди. При виде некоторых собаки начинали негромко, но грозно рычать. Так они определяют – хороший человек или плохой, объясняла Люся, как они это чувствуют, совершенно непонятно, но это так.
Второе – было ощущения, что они прекрасно понимают наши разговоры, настолько проницательно и умно они смотрели на говорящих людей. Все команды выполнялись беспрекословно и быстро. Они чётко угадывали настроение хозяев. Стоило кому-то загрустить, тут как тут были эти двое ложились у ног или у плеча, стараясь согреть, успокоить. А уж если в квартире радовались и смеялись, тут начинался переполох, поскольку собачки бурно выражали и свою радость. Когда Боря начинал играть на гитаре и петь, Фрося уводила Жулю в коридор, где они сидели бесшумно, как будто их нет в доме и в помине, понимая, что сейчас никому нельзя мешать.
Те дни празднования Нового года были особенные. На даче собралась прекрасная компания: сыновья Астафьевых со своими красивыми молодыми женщинами, племянница с мужем. Для всех хватило места. Прогретая большой печью дача была полна уюта, доброжелательности и праздника. Фимка, заранее побывавший на коломенском рынке и закупивший продукты, приступил под вечер к приготовлению фирменного блюда, узбекского плова. Это, как и многое другое, Ташлицкий делал мастерски. Готовить узбекский, самаркандский плов учился в близлежащих от этого древнего города кишлаках. У людей, которые никогда не видели интернета, не знали других рецептов, кроме своего, и варили чудесную еду, исходя из опыта предков.
Восьмилитровый узбекский казан, кем-то заранее привезённый на дачу, был установлен на плиту, к которой поначалу непозволительно было приближаться никому, особенно женщинам, но потом, превратив приказ в шутку, Фимка показывал этапы этого «священодейства»  всем желающим.
Очень люблю готовить. Однажды на спор целую неделю варил и жарил на завтрак, обед и ужин совершенно различные блюда, делал это с превеликим удовольствием. Естественно, что спор выиграл.
Думаю, что это желание и умение готовить еду у Фимки проявились ещё тогда, в подростковом возрасте, когда мама, Ида Абрамовна Ташлицкая (в девичестве Гринштейн), работала в ресторане официанткой с утра и до ночи. Поэтому иногда, чтобы накормить себя и сестрёнку, приходилось самому жарить картошку, яичницу, варить супы. Плов научила варить соседка, мама Рустама Джаббарова.
Семья Джаббаровых жила по соседству, в частном глинобитном доме с типичным для узбеков двориком, с тандыром для изготовления лепёшек, с глиняным «учагом» для большого чугунного казана. Фимка с Рустамом были большими друзьями, да и сейчас эта дружба продолжается, только уже виртуально: Рустам с семейством живёт в Москве, а Ташлицкий в городе Петах-Тиква, в Израиле.
Но, продолжим.
Когда в казан, где масло и курдючный жир раскалились до предела,   были отправлены кусочки из шести килограммов чудесной баранины, поднялся невероятно шипящий шум, так что многие «дачники» из компании прибежали посмотреть, как это всё происходит. Фимка, гордо стоящий у казана в кухонном переднике и с шумовкою в руке, смотрелся, как полководец, ведущий войска на бой. Но «минута славы» была ещё впереди, поскольку плов заказали именно к бою курантов, возвещающих о начале Нового года.
Два-три часа повар практически не отходил от плиты, постоянно следя за процессом.
– Иди, присядь, чего ты всё время у казана? Вот, выпей пива, – говорил Боря или ещё кто-нибудь.
– Не могу, – отвечал Фимка, – плов надо «слушать», так говорила мне мама Рустама, упустишь малость, еда получится не очень вкусной, я должен чувствовать плов, разговаривать с ним и снова «слушать», как кипит, как варится рис. Вот, смотри, открываю крышку и шумовкой постукиваю по центру  этой рисовой массы, слышишь, пока что нет отзвука, значит влага ещё не вся испарилась.
– Ничего я не слышу, – улыбаясь, говорит братишка, – ладно, тебе видней, не подведи, а то я тут расхвалил тебя народу.
Ровно к назначенному сроку, перед выступлением президента России, плов был готов и уже лежал, дымясь, на огромных восточных подносах, на столах, за которыми сидели двадцать, пожалуй, самых счастливых людей на земле. О том, как была вкусна еда, можно было судить по пустому казану и пустым тарелкам. Съели всё подчистую, до последней рисинки, приговаривая: «Да, такого плова мы ещё никогда не ели, молодец!». Фимка ходил гордым именинником, ведь ему точно три дня назад исполнилось семьдесят, и он очень любил делать подарки людям.
Утром первого января проснулись только к полудню и сразу начали готовиться к «местным олимпийским играм». Эта неуёмная компания, друзья и близкие Астафьевых устраивали на дачах такие развлечения, которые запоминаются на всю жизнь. Эти люди так просто не прожигают жизнь, они делают её наполненной, красивой, весёлой и радостной, разумеется, в выходные дни и праздники. Чего стоит парад Победы, устроенный ими девятого мая, теперь уже прошлого года.
Мимо дач, на лесной опушке, под бравурные марши проходили ветераны в орденах и медалях, «боевые машины» (джипы – импровизированные танки), дети-суворовцы с «винтовками и автоматами». Потом были крики: «Урааа!» и салют из охотничьих ружей и ракетниц. В общем – это  «сумасшествие» надо видеть своими глазами, чтобы понять этих милых и преданных России людей, которые высоко ценят дружбу, взаимопонимание, взаимопомощь.
Фимку, как старшего, избрали председателем «МОК», вечером зажигали олимпийский огонь, передавая друг другу факел на расстоянии километра от дачи Астафьевых. Потом Ташлицкий зачитывал уставные правила олимпийского движения, «арбитры» и участники команд давали клятвы бороться честно и по справедливости. Олимпийский огонь был водружён на голову огромного снеговика. Он горел всю ночь, и весь следующий день. День, когда проходили соревнования по катанию на санках и резиновых баллонах, по биатлону и катанию на лыжах. Завершалась «вакханалия» футбольным матчем.
Фимка стоял на воротах, пропустил всего лишь один мяч, а во второй раз ему залепили холодным, заснеженным мячом прямо в глаз, который на утро висел «фонарём». Но Ташлицкий был весьма горд и доволен этим. Вечером, тот парень, что ударил по мячу и попал в лицо «голкипера», принёс израильтянину в знак примирения подарки: армейский ремень времён СССР и солдатскую пилотку с пятиконечной красной звездой.
Вернёмся маленько назад. До поездки на дачу, то есть – 28-го декабря, в самый, что ни на есть юбилейный день рождения Ефима Владимировича Ташлицкого, в Доме Озерова города Коломна, директором которого является удивительная, прекрасная женщина – Галина Владимировна Дроздова, состоялся концерт, вечер авторской песни, куда приехали поддержать Фимку Виктор Дурицын и Тимур Ведерников. Поддержать друга и поздравить его с юбилеем.
Витю Дурицына любезно согласилась привезти из Москвы Зоя Лаврова, бывшая жительница Самарканда, большая поклонница творчества Ташлицкого, которая с удовольствием покупает книги поэта и отчасти является спонсором издания его книг, за что ей огромное спасибо!
Приехал на концерт и очень близкий друг юбиляра – Юра Попов, бывший самаркандец, ныне проживающий в Москве. После концерта он должен был забрать Фимку с Аней к себе домой, где и намечено было отпраздновать день рождения друга.
Концерт прошёл – на ура. На нём присутствовало много друзей и близких юбиляра, но главной, пожалуй, была Катя Астафьева. Называть её «тётей» язык не поворачивается. (см. первый том, глава «Караганда»).
Посидели с Катей, поговорили, посмотрели друг другу в глаза, было что вспомнить, над чем поплакать и посмеяться. Жизнь – она так полосками и состоит, то серая, то чёрная, то ярко-белая , ну и иногда – розовая. Сейчас была очередь белой, чему мы очень рады.
Белая полоса обозначена была и белым пушистым российским снегом. Зима в тот год выдалась снежная, красивая, просто восхитительная. Юра вёз гостей вдоль заснеженных трасс, вдоль леса, стоящего в белоснежном одеянии. Южанам этих вещей не понять, не ощутить той прелести, когда ты сливаешься с природой, морозным чистым воздухом, с предновогодним настроением.
Возникает ощущение, что от этой, казалось бы, холодной природы ты вдруг получаешь огромные духовные силы, она спасает тебя, помогает увидеть прекрасное, пусть даже погрустить, но это особая, русская грусть. Иностранцу с запада тяжело это понять и принять, их история отлична от российской, иные традиции, иной язык, иные привычки.
Но на западе хотят, чтобы россияне думали, как они, жили, как они, ели то, что едят они. Господа, опомнитесь, так не бывает, уймитесь в конце концов, перестаньте писать и говорить о России всякие бредни, забудьте про враньё и грубую пошлятину. Господа, вы не правы! Поймите это и принимайте эту великую страну такой, какая она есть. Или просто забудьте про неё и отойдите в сторону.
Нет, Фимка, тебя на западе не слышат, они глухи к тому, что для них неприемлемо. Слушай, а может – зависть берёт? На сто сорок с лишним миллионов людей, такая огромная, богатейшая природными ресурсами территория, с которой «русские» не хотят делиться. Да, не хотят, но это их собственная, историческая территория, вы-то тут причём. Вы уже поубивали миллионы индейцев, а их остатки согнали в резервации, это что, по-вашему, демократия, гуманизм, свобода личности? Да вы на все эти принципы плевать хотели. Главное – деньги, барыши, главное – благополучие для горстки людей. И кто вам на это дал право? А? Планета Земля – она, как теперь выясняется, всехняя.
Что, слово употребил не употребительное? Так это я не от неграмотности, только ведь верное слово: планета Земля, она для всех людей, а не для горстки кровожадных прохиндеев! Для всех: для тебя, меня, для моих детей и внуков так же, как и для твоих, для их, для всех людей. Только не все это пока что понимают.
От Коломны до Москвы ехали полтора часа, дорога была прекрасная, без тогдашних ужасных пробок. Дверь в квартиру Поповых открыла Галина, жена Юры. Девичья её фамилия – Паряева. Удивительной души человек, в советское время отдававшая всю себя делу комсомола и партии, а после переезда в столицу точно также посвятила свою жизнь детям и внукам. В прошлом прекрасная спортсменка, играла в волейбол за сборную команду Узбекистана. А это вам – не халам балам, как говорили в Самарканде.
Она, как говорили раньше на уроках литературы, типичный представитель своего времени. Юра, Фимка, Галина, Аня, естественно, они разные люди: по характеру, по складу ума. Но вот что поразительно: у них в сердце и душе, в отношении к окружающим людям, к окружающей среде было, несомненно, что-то общее, главное. Общее, главное было присуще практически всем людям, жившим в СССР. Жаль, что эти ценности канули в Лету. На смену им приходят новые, не всегда приемлемые и понятные нам.
– Фимка, Анечка, дорогие мои, как здорово, что вы к нам приехали, – говорила Галя, – мы очень, очень рады, так давно не виделись, всё по скайпу, да по скайпу. Вот честно скажу вам: наша дружба со школьных лет и до сих пор – это такое подспорье в жизни. Суета, дела, проблемы, но вот посмотришь в глаза другу, выслушаешь его мысли, выскажешь ему своё, и на душе, братцы, так хорошо становится, ведь правда, Юра?
– Несомненно, ты права, – поддержал жену Попов, – старая дружба никогда не забывается. Давайте проходите в гостиную.
Сняв куртки и обувь, получив традиционные домашние тапочки, Ташлицкие вошли в гостиную, где сначала был полумрак, ничего практически не было видно. Но вот щёлкнул выключатель, загорелись лампочки большой люстры и в глаза гостям брызнул праздник.
Посреди большой и светлой комнаты стоял сервированный стол, уставленный салатами, пирогами, винами и другими угощениями. Рядом со столом стояла большая компания нарядно одетых гостей. Это было чудесное  семейство Поповых: сын Сергей с женой, дочь Юлия с мужем и их дети. Был здесь и братишка Юры, Володя Попов с женой и дочерью Еленой. Что сказать, в такие моменты слёзы сами льются из глаз. Тебе приятно, что о тебе помнят, тебя уважают и любят близкие сердцу люди.
После обнимашек и традиционных приветствий сели за стол. Первое слово взяли Галина и Юра, поздравляли, говорили массу приятностей юбиляру. Выпили, закусили. Потом слово взял Сергей Попов. Почему так подробно описываю эти моменты? Сейчас поймёте.
– Дядя Фима, во-первых, поздравляю Вас с днём рождения, с Вашим семидесятилетием, живите, как у вас в Израиле говорят, до ста двадцати. Во-вторых, и это главное для меня, для моих детей, думаю, что и для моей сестры Юли и её детей: мы стараемся жить так же, как вы с тётей Аней, так же, как живут наши родители. Вы для нас прекрасный пример тому, как надо дружить, несмотря на время, заботы и занятость. С годами ваши взаимоотношения с моими родителями не поменялись ни на граммулечку, Вы всегда готовы прийти на помощь, будь то дела или душевное состояние. Делаете это от всего сердца, никогда не требуя ничего взамен. Думаю, что ради этого и живёт человек. Без близких друзей, а вы нам как родственники, в этом мире просто не выжить. Спасибо вам, и мы гордимся, что живём с вами в одно время. Сказал пафосно, но то, что думаю!
Этот эпизод, как и всё описанное в первом томе романа и здесь, во втором, истинная правда. Ничего не придумано, так оно и было и есть на самом деле. Проверить не составляет труда, потому что герои моего романа живы и здоровы, спросите у них, если сомневаетесь.
Засиделись за полночь. Разговаривали, вспоминали, хохотали до слёз и плакали, поминая тех друзей, кого уж нет с нами. В какой-то момент расчехлили гитару, и Фимка пел для друзей старые и новые песни. «Самаркандские дворы» и «Исповедь» пели все, кроме детей, хором,  С самым маленьким внуком Поповых, Фимка спел песенку про ёжика, мальчик сиял от счастья.
Вскоре гости разошлись (Юля с семьёй живёт в этом же доме, несколькими этажами выше), разъехались по домам, их ждали новогодние праздники.
После того, как была вымыта посуда, сложили стол, приготовили чай, конечно, зелёный, который пили из узбекских пиал, и начали беседу.
О, эти ночные, задушевные беседы между друзьями и близкими людьми. Какое прекрасное и родное русское словосочетание – «задушевные беседы». Именно в них происходит то, что мы называем общением, сближением друг с другом. Это своеобразное проникновение друг в друга, понимание того, что сейчас происходит в душе и сердце говорящего. Он или она говорит, рассказывает, делится впечатлением и своим мнением о чём-то важном, необходимом. Ты принимаешь рассказ, проникаешься участием, отвечаешь человеку, соглашаешься с ним или нет. Тем самым ты ослабляешь боль друга, если ему не по себе от суеты и забот. Или радуешься вместе с ним успехам и жизненным подаркам.
Говорили в основном Галина и Фимка, Аня и Юра, внимательно слушая их,  иногда вступали в беседу. Естественно, «перемыли косточки» всем, поговорили о том, как нелегко было уезжать из насиженных мест, ругали на чём свет стоит недальновидных политиков, которые, развалив страну, поломали судьбы миллионам людей, не задумываясь о страшных последствиях.
С гордостью поведали друг другу о жизни своих детей и внуков. Пожалели о том, что рядом нет Ларисы Ким, царствие ей небесное, что нет рядом Витьки Криворучко, которому «намылили бы шею» за то, что отдалился ото всех по совершенно неизвестным причинам. Да ладно, Бог тебе судья, Витя. Сколько времени прошло, не помню, только ко сну отправились, наверное, под утро.
А когда проснулись – на душе было светло и радостно, потому что такого дня рождения у Ташлицкого ещё не было.
На следующий день, прихватив, как всегда, с собой гитару, отправились с визитом ещё к одному другу, Эдику Галаеву, у которого есть большой собственный дом в подмосковном элитном посёлке. К тому самому, который когда-то сыграл в судьбе Фимки не последнюю роль, когда уговорил его поступить на факультет русской филологии Самаркандского Госуниверситета. Ох, и бедовое же было время студенческое. Играли в народном театре, гоняли на мотоциклах по горам за грибами, ходили в походы в горы, к ледникам и озёрам. И нигде не было пограничников, наркотрафика, никого не боялись, потому что жили одной большой советской семьёй.
Как сказал однажды Хаим Абраму, глядя на пустые прилавки магазинов 90-х годов, во время диких событий «горбачёвской перестройки»:
 – Скажи, Абрам, ты помнишь, как перед правлением «кукурузника» Хрущёва здесь лежали товары, продукты?
– Конечно, помню, прекрасное было время.
– А теперь скажи мне, кому это всё мешало?
К Эдику приехали к обеду, он и его жена Рита встретили нас тепло и душевно. Сидели на весьма просторной кухне, в которой бы разместилась половина Фимкиной квартиры, купленной в Израиле за девяносто тысяч долларов, под кредит на двадцать восемь лет. Домработница Галаевых, стоя у электроплиты, что-то стряпала.
– Узнаёте запах? – спросил Эдик. – Угадайте с одного раза, что для нас сейчас готовят?
– Знаю я тебя как облупленного, угадаю сразу, – ответил Ташлицкий, – сто процентов, что это наши любимые и незаменимые пирожки с картошкой и ещё с зелёным луком и яйцами.
– Точно, – улыбаясь, сказала Рита, – их не проведёшь, помнят ребята.
Под пирожки пили коньяк армянский, пренебрегая всеми правилами распития этого чудесного зелья. Вспоминали прошлое, пели старые песни. И снова «Самаркандские дворы» и «Исповедь» прошли на ура и вызвали слёзы не только друзей, но и у домработницы, как оказалось, в прошлом жительницы Самарканда. Она вежливо попросила Фимку исполнить «дворы» на бис, чтобы записать песню для друзей и родственников на мобильный телефон. А что, ему не жалко, и снова запели:



Я б не стал заводить разговор,
Только память не знает покоя,
И уводит в наш маленький двор,
К роднику со студеной водою.

Припев: Самаркандские наши дворы -
        Бульданежи, сирени, ромашки, (*)
        И до звезд беготня детворы,
        Нестареющие куликашки.      (**)

Я б не стал заводить разговор,
Только видится снова и снова,
Как мы лазили через забор
За черешней для Галки Поповой.

Припев: Самаркандские наши дворы -
        Потайные углы, закоулки,
        Слезы горькие юной поры,
        Шепот губ, поцелуй в переулке.

Я б не стал заводить разговор,
Только мама мне как-то сказала:
"Помнишь, как провожал тебя двор
От ворот до перрона вокзала".

Припев: Самаркандские наши дворы -
        Позабыть мы сумеем едва ли,
        Как чинар золотые шатры
        Нас осенней листвой осыпали.

Я б не стал заводить разговор,
Как боялись от жизни отстать мы,
И под сводный оркестр радиол
Мы играли веселые свадьбы.

Припев: Самаркандские наши дворы
        Ревновали, наверно, к невестам,
        Мы спешили в другие миры,
        Во дворах становилось нам тесно.

Я б не стал заводить разговор,
Может, кто-то и жил интересней,
Только вот позабыть старый двор
Не могу, как припев к этой песне.

Припев: Самаркандские наши дворы,
        Бульданежи, сирени, ромашки,
        И до звезд беготня детворы,
        Нестареющие куликашки.

Октябрь 1987 г.
_____________________________
* - бульданежи - шарообразные цветы
** - Куликашки - игра в прятки
Прощаться вышли на просторный заснеженный двор, усаженный ёлками и соснами. На этом фоне дом друга выглядел как барская усадьба. А что, добился человек богатства своим трудом, своей энергией и умением работать, как лошадь, по двадцать часов в сутки. Это только с виду кажется, что благополучие и достаток приходят легко. Однако, лёжа на диване и подняв глаза к потолку, этого не достигнуть никогда.
В углу двора дымилась труба красивого здания баньки по-белому!
– Может быть, ненадолго останетесь? Вон, баньку готовят мои помощники, – спросил Эдик. 
– Нет, дружище, в следующий раз, у нас ещё поездка к брату моему двоюродному. Новый год будем на даче встречать. А вам – здоровья крепкого и счастья! С наступающим.
На этом друзья, попрощавшись, расстались.
Возвращались Фимка с Юрой в Москву по заснеженной красивой дороге, идущей вдоль леса. Красотища неописуемая.
– Юра, остановись где-нибудь на обочине, поближе к лесу, хочу насладиться воспоминанием, минут на пять остановись, пожалуйста.
Попов понимающе взглянул на друга и через пару минут съехал в «карман» шоссе, специально отведённый для случайных стоянок.
– Слушай, там снег по колено, а ты в ботиночках своих израильских, – сказал он Ташлицкому.
– Да ладно, потом отогреюсь.
– Нет, так дело не пойдёт, у меня в багажнике валенки есть, погоди, переоденешься.
Юра вышел из машины, открыл багажник и передал другу огромные валенки. Ещё бы, у Попова размер ступни сорок пятый. Легко всунув ноги в эту чудесную русскую обувь, почувствовав знакомую блажь от приятного тепла, Фимка вышел из машины и направился к лесу. Друг остался в машине.
– Ты, это, далеко не заходи, ищи тебя потом по следам.
– Да я тут, рядом.
Никогда не забыть ощущения зимнего леса, когда снегом, белым и пушистым, украшены мохнатые ветви хвойных деревьев, тонкий, но устойчивый запах, от которых, входит в тебя с глубоким дыханием. Бесподобная тишина, и только лёгкое поскрипывание снега под валенками. Юрка был прав, тут в ботинках не пройти. Угодила лесу и людям природа, «подбросила» столько небесного чуда, что просто – восторг.
Пройдя вглубь леса метров на десять-пятнадцать, Фимка остановился, привалился плечом к высоченной сосне и заплакал. Казалось бы, что ему, еврею по национальности, кому Господь предрёк жить у Средиземного моря, в вечнозелёном лете, грустить? Отчего столько неясной боли в груди, столько печали в сердце и одновременной радости от происходящего? Чем он пронизан в этот момент, когда вокруг суровый климат, снежище кругом, застывшая на несколько месяцев жизнь этого края? Кто в этом способен разобраться?
Парадоксально то, что здесь, в России, тебя называют евреем или того хуже – жидом. Считай – чужаком. Потому что ты, якобы, потомок Иуды, предавшего Христа. А там, в Израиле, тебя называют не иначе, как «русским».  И там ты тоже человек второго сорта, независимо от того, что ты в двадцатом поколении – иудей. Кстати, до сих пор на западе, в любой стране, кроме России и стран бывшего «Союза», многие смотрят на россиян, как на людей второго сорта.
Фимка снял перчатки и дотронулся до холодного ствола дерева. Оно живое, оно пока в дрёме до весны. Рука дрожала. Казалось, что дерево передаёт человеку какую-то невидимую сильную энергию, тайную и очень важную. Может быть, в этом сила русского характера и тепло русской души, может быть, они получают эту неизведанную силу от деревьев, от снега, а весной и летом от ручьёв и трав. Вот и сейчас Фимыч заряжался этой энергетикой, животворящей и благовестной.
Услышав сигнал машины, это Юрка начал волноваться, Фимка очнулся от раздумий, вытер слёзы и направился назад к шоссе. Попов, всё понимающий, не произнёс ни слова. Вскоре они вернулись домой.
Второго января Боря Астафьев отвёз Ташлицких в аэропорт, и они улетели к себе на «землю обетованную».


Глава восьмая – 10.00. – 10.30.

Стихи под гитару и Самара


Не знаю, кто как, а вот Фимка всегда любил и любит до сих пор предаваться воспоминаниям. Если помните, то в первой книге говорилось о том, как подросток Ташлицкий ходил «думать» на брёвна, лежащие неподалёку от их двора. Это было особое, целенаправленное думание, анализирование происходящего, своеобразная проверка ощущений. Эти ощущения, картинки, пейзажи, события, запахи, звуки, Фимка старался запоминать практически на всю жизнь.
Для чего это надо было, он понял лишь тогда, когда начал писать стихи и прозу, когда составлял сценарии для заводской агитбригады, с которой когда-то, в далёком теперь 1985-ом году, стал лауреатом Всесоюзного смотра-конкурса агитбригад и агиттеатров Советского Союза. Он хранил эти воспоминания в какой-то особой «шкатулке мироощущений», и спасибо его памяти, что всё это прекрасно сохранилось. Теперь есть о чём рассказать друзьям, читателям, (и пафосно) потомкам. Авось, эти «новые израильтяне» когда-нибудь, научившись читать по-русски, прочитают его романы, сказки, стихи. Ведь будет приятно, не правда ли.

Скоро полдень. На иврите это звучит так, что язык поломаешь пока скажешь – цогораим, причём буква «г» произносится так, как украинцы с придыханием произносят её в имени – Галя. Ну вы понимаете, о чём я говорю. Итак, пора перекусить, заварить зелёного чайку в узбекский чайник и пить его из чудесной узбекой пиалы. Это уже традиция, и ломать её Фимка не собирался. На быструю руку готов бутерброд с хумусом, поверх чёрного хлеба кусочек любимой итальянской колбаски «пипироне».
Как, вы не знаете, что такое – хумус? Зря, эта великолепная паста из коричневого гороха, специй и оливкового масла, очень многим по миру нравится. По началу те, кто ни разу не пробовал хумуса (ищите в гугле), не воспринимают его на вкус. Он не сразу может понравится, но зато потом, когда вы поняли, что эта еда энергетически полезна, что после съеденного вы надолго забываете о чувстве голода, вам хочется есть этот самый хумус постоянно.
Внуки Ташлицкого, когда приходят к нему в гости и заглядывают в забитый продуктами холодильник, спрашивают, есть ли свежий хумус? Если его, не дай бог, нету, значит кушать просто нечего. Вот такие они – сабры, то есть дети, рождённые в Израиле. Цабр, сабры – с иврита кактусы, колючие, свободолюбивые, по-хорошему вредные, любящие свою маленькую страну и готовые её защищать до последней капли крови.
У Фимки зазвонил пелефон. Звонила Алла Абрамова, в прошлом жительница Самарканда, певица и ныне – руководитель русскоязычной литературной гостиной в городе Афула.
– Фима, привет! Как поживаешь? Что нового?
– Цогораим товим (доброго полдня), Алла! Всё в прежнем режиме, как вы там поживаете?
– Всё хорошо… Ты помнишь, что у нас твой концерт в четверг, напоминаю, люди ждут тебя с нетерпением. Не подведёшь?
– Да нет, что ты, конечно, помню, привезу новые книги и новые песни.
– Вот и славно, начало в семь вечера, постарайся приехать за полчаса до начала, аппаратуру настроить. Пока, ждём.
Попивая чай, Фимка вынул из сумки тексты новых песен и начал потихоньку напевать, стараясь выучить слова наизусть, хотя это было и необязательно. Всегда есть пюпитр, на который можно положить листы с текстом. И всё же большинство своих песен Ташлицкий знал наизусть, чему удивлялся сам и удивлял слушателей. Сейчас он повторял новый романс, написанный от женского лица: «А эту ночь я проведу с тобой».


Сам себе от любимой

романс

А эту ночь я проведу с тобой,
чтобы унять сомненья и тревоги,
мысль о любви подкашивает ноги,
по ласкам ноет тело... боже мой...

Пред зеркалом стою... как хороша,
тебе понравится шикарный атлас тела,
мой милый, я так этого хотела,
и страстью наполняется душа...

"Шанели" капелька добавит аромат,
волшебный запах освежит дыханье,
разбудит восхищенье и желанья...
Тебя ждут ласки... ты им будешь рад...

Фантазии неистовых стихий
сознанье будоражит возбужденьем,
сам Эрос наградит нас откровеньем,
и он же нам отпустит все грехи...

Ах, эту ночь... я провела с тобой,
насытившись хмельным, любовным грогом...
Благодарю случайность я и Бога,
соединившего сердца судьбой одной...

25.07.18.
https://www.youtube.com/watch?v=8JukyhAQVjs

© Copyright: Ефим Ташлицкий, 2018
Свидетельство о публикации №118072502488

https://www.youtube.com/watch?v=YF3OSuCCNQs

Исполняет Светлана Солей

Напевая романс, Фимка улыбался, думая о том, как кто-нибудь из слушательниц-женщин обязательно спросит его: «Вы много пишете от женского лица «сам себе от любимой» и так далее, откуда вы так хорошо знаете женскую натуру?».
У Ташлицкого всегда готов ответ на этот вопрос: «Понимаете, в прошлой жизни я был женщиной, наверное,  поэтому всё про вас знаю, ну, почти всё».
Так ли это на самом деле? Да, наверное, поскольку в нескольких медитациях Фимка видел себя географом, путешественником, и подозревает, что был никем иным, как Миклухо-Маклаем. Кстати, посмотрите наши портреты, если убрать пышные волосы Николая Николаевича, заменив их нынешней «причёской» Ташлицкого, то есть сходство, мы так думаем. Если вы в это не верите – просто улыбнитесь, поднимите себе настроение.
А вот какой женщиной видел себя автор этих строк, пока оставим в секрете, возможно, что расскажем об этом позже.
Пересматривая программу на концерт в Афуле, Фимка вспомнил, как готовился к поездке на очередной фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина, а попросту – на Грушинский фестиваль. Это была его восьмая поездка в «новом времени», мы имеем в виду время после переезда из Самарканда (Узбекистан) в Петах-Тикву (Израиль). В каждый свой приезд в Самару и на Мастрюковские озёра, место проведения этого чудесного мероприятия, Ташлицкий участвовал в поэтическом конкурсе фестиваля. Стихи, которые он подбирал, казались ему на тот момент лучшими для чтения перед компетентным жюри. Каждый раз поэт проходил во второй тур, и это уже было почётно.
На сей раз были выбраны два стихотворения: «Привет, Россия!» и «Я забываю русские слова». Второе прошло два тура. Приблизилось время читать стихотворение на третьем туре, что автоматически присваивало Фимке звание дипломанта фестиваля. А вот лауреатом «грушенки» стала, на сей раз, невысокого роста чудесная девушка, лет двадцати пяти, худенькая, стеснительная, с мягким и чистым голосом, с красивым русским именем и фамилией – Анастасия Фролова. Она прочитала пару коротких, но весьма значимых стихотворений, которые потрясли всех, кто хоть что-то понимает в поэзии. Тем, кто не понимает, мои сожаления. Вот одно из них:
В сухой колодец кот наплакал,
А люди с вёдрами пришли...
Несла бидон невеста дьяка
Цистерну вёз китаец Ли,
Младенец взял пустую кружку,
Две бабы таз приволокли.
В сухой колодец кот наплакал
А люди с вёдрами пришли.
         
Подошло время выйти к микрофону Ташлицкому. Волновался ли он? Скорее да, чем нет. Фимка много раз выступал перед зрителями на вечерах, концертах, посиделках, там волнений ощущалось гораздо меньше, за плечами был опыт. А тут, в огромном шатре (на «поляне» моросил летний дождь) в жюри сидят Александр Городницкий, братья Мищуки, Наталья Кучер…
Прежде чем читать стих, Фимка поправил чуточку микрофон, посмотрел в импровизированный зал, увидев там за спинами жюри друга Виктора Дурицына. Тот, вскинув большой палец правой руки, показывал, что всё хорошо, давай, вперёд! Но только Ташлицкий открыл рот, чтобы начать чтение, как сидящая в центре жюри Наташа Кучер вдруг падает в обморок. Поскольку скамья, на которой сидели самые известные в России барды, была без спинки, то Наталья, завалившись назад, упала на более менее мягкий ковролин, под которым была трава. Это спасло женщину от травмы.
К коллеге тут же бросились на помощь, хотя Наташа через секунду очнулась, не понимая, что произошло. Ей побрызгали на лицо водичкой, дали сделать пару глотков влаги. Затем отвели в её «избушку», в деревянный домик гостевого двора, а Фимка, по разрешительному жесту Городницкого, начал читать своё дипломное стихотворение.
– Ну и энергетика у тебя, – подшучивал над другом Витя, – так ты их всех (он имел в виду членов жюри) мог уложить одним только взглядом. Шучу, они там восемь часов подряд жюрили, вот и подустала девушка, сколько можно слушать песни, стихи, с ума сойдёшь, мне это знакомо. Но ты молодец, дипломантом стал, поздравляю.
Кто не знаком с моим другом – бардом, поэтом, музыкантом Виктором Дурицыным, читайте о нашем знакомстве в первом томе «ФИМКИ» и, естественно, в интернете.
После удачного выступления в третьем туре поэтического конкурса Фимка отправился в «хозяйство Кирюхина», где намеревался похвастаться дипломом фестиваля. Место, где стояли палатки близких друзей героя нашего повествования, находилось практически в центре, так называемой «поляны», своеобразного большого полуострова между Волгой, протоками и посёлком Прибрежным. Географически «поляна» это – Мастрюковские озёра, на которые вот уже более пятидесяти лет съезжаются любители самодеятельной, бардовской, студенческой, туристской песни. Сейчас за жанром закрепилось название – бардовская песня.
До сих пор многим людям непонятно, что влечёт сюда десятки тысяч любителей песен под гитару разных возрастов и национальностей из всех уголков России, а с недавних пор и русскоязычных бардов из стран запада. Что такого притягательного в этом краю, где двадцать четыре часа в сутки целую неделю, ежегодно, в начале июля звучат песни, гитара, смех, разговоры у костров. А вечером в субботу грандиозный концерт лауреатов фестиваля разных лет на знаменитой сцене – гитаре, лежащей прямо на воде протоки.
За концертом наблюдает многочисленная «гора», которая иногда вся светится морем огоньков, если песня нравится зрителем, и темна, когда что-то пришлось не по вкусу. Ощущения с обеих сторон – неописуемо. С «горы» ты видишь знаменитых бардов и новых лауреатов фестиваля, слушаешь любимые песни и стихи, стараясь не пропустить ни одного слова, ни одной ноты. С другой стороны, когда тебе посчастливилось встать на гитару и спеть свою песню, ты ощущаешь эту невероятную энергетику многотысячной горы, которая втекает в тебя, придаёт тебе силы для нового творчества.
А главное – ты поёшь то, что людям нравится, ты поёшь песни, от которых становится тепло и приятно, ты ощущаешь свободу, словно у тебя выросли крылья, и ты паришь над миром. Это не какая-то там дежурная попса, дикая по содержанию и тупая по музыке. Тебе поют то, что ложится на душу, на сердце, а слова запоминаются сразу и на всю жизнь. Здесь ты дышишь подлинной свободой и беспечностью.
Мало того, на этих песенных форумах, проходящих в разных краях и весях не только России, но и во многих других странах, происходят удивительные события, которые захочешь, никогда не придумаешь. То о чём я писал в первом томе романа и в этом – чистая правда, вымысла здесь на несколько процентов, чтобы было похоже на литературный рассказ. Чего стоят поездки Ташлицкого в Норильск, на Чимган, в Таллин и Питер. Есть о чём рассказать и над этим посмеяться вдоволь.
Кое-что происходило и на «Груше», поведать об этом как-то не довелось, да и кто бы в это поверил, потому что это был случай из разряда непредсказуемых и невероятных. Год не буду называть, чтобы не подвести друга. Хотя большой тайны здесь нет. Я так думаю.
Утром в пятницу, было запланировано выступление на так называемой «военной» сцене. После нескольких спетых песен, когда Фимка спустился со сцены в «зал» под аплодисменты слушателей, к нему подошёл мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения, одетый в камуфляжную форму с эмблемой «МЧС».
– Ефим Владимирович, добрый день!
– Здравствуйте, а вы кто?
– Майор Завьялов Геннадий Викторович.
– Приятно познакомиться, Геннадий Викторович, почему подошли ко мне, диск мой хотите или книжку, у меня кое-что осталось.
– Это потом, может быть. Дело в том, что один человек, большой любитель авторской песни, приглашает вас на прогулку по Волге на своей яхте. И обязательно с гитарой.
– Ничего себе, а кто этот друг-то? Да и времени у меня немного, есть дела кое-какие.
– Это ненадолго, хотя – там видно будет, сами решите, согласны?
– У меня есть выбор?
– Есть, конечно, но, думаю, надо уважить друга.
– Заинтриговали, ладно, я согласен, куда идти?
– Здесь рядом у шлагбаума нас ждёт машина, так быстрее подъедем к месту.
И действительно, возле фестивального пропускного пункта нас ждал серого цвета джип. Через минут двадцать, проехав замысловатой лесной дорогой, машина оказалась у некоего причала на одной из волжских проток. Майор препроводил барда к яхте и, ничего не объясняя, вернулся к машине и уехал, оставив нашего незадачливого песенника возле сияющей белизной, пятнадцатиметровой яхты, на палубе которой в шезлонге сидел мужчина, одетый в футболку и шорты. Спортивное телосложение, седые волосы, на глазах тёмные очки – ну типичный мафиози.
На носовой части сидел ещё один человек, по виду явно – охранник. Рядом с «мафиози» сидели две нимфы, ну очень сексуального вида «девочки» в ярких купальниках, едва прикрывающих определённые женские места. Перед компанией находился небольшой столик, на котором находились бутылки с пивом, шампанское, коньяк, фрукты в вазе.
– А вот и наш знаменитый бард. Проходите, не стесняйтесь. Мы вас тут ждали. Так что, девочки, будем слушать песни под гитару.
– Шансон, что ли? – пролепетала одна из «пташек».
– Нет, милая, это серьёзные песни, вы проходите, Ефим Владимирович, Кеша, принеси ещё один стульчик и фужер для гостя.
Голос мужчины показался Фимке весьма знакомым. Герой нашего повествования обладал прекрасной слуховой и зрительной памятью, но из-за тёмных очков глаз говорящего не было видно. А узнать человека по голосу мешала хрипотца.
 – А теперь, девочки, показываем фокус, я сниму очки, и господин Ташлицкий начнёт меня узнавать. Внимание!
Мужчина снял очки, поначалу зажмурившись от лучей июльского солнца. Затем с улыбкой посмотрел на гостя. Прошло несколько секунд.
– Погоди, погоди, Мишка? Мишка Рокотов, это ты что ли?
– Узнал, братишка, узнал, – вставая с шезлонга и обнимая Фимку, весело сказал Рокотов. – Знакомьтесь, мой однокашник, однополчанин, Ефим Ташлицкий, бард, поэт, писатель. Там, на носу, мой кореш, Иннокентий. А это, – он указал на девушек, – да ладно, неважно. Садись, брат, чего тебе налить? А ну, девчонки, пойдите, покупайтесь да позагорайте на песочке, пока мы тут с другом поговорим, поплаваем по Волге, а потом вернёмся за вами, берите с собой всё, что надо.
Девушки покорно поднялись с мест и, захватив пляжные сумки с одеждой и едой, перешли на берег.
– Слушай, старик, что это всё значит: яхта, девочки, вид у тебя такой, будто бы ты богачом стал. Рассказывай, что у тебя – бизнес или большим начальником заделался.
– Ни то, ни другое, Фима, вор в законе я, понимаешь, вор в законе. Такая вот петрушка. И денег у меня – куры не клюют. И жизнь теперь прекрасная, но намотался я по тюрьмам и лагерям в далёком прошлом, да и в недавнем тоже. Тебе, братан, этого не понять, я знаю, ты человек другого склада. Я всегда ценил нашу дружбу, когда чаще общались. Знаю, что ты друзей не подводил, помогал многим, честно жил и живёшь. Я откуда узнал, что ты тут, на «Груше», смотрел как-то список гостей и участников и вдруг вижу, Ташлицкий (Израиль). Потом погуглил и нашёл тебя, твои странички в сетях. Захотелось встретиться, вспомнить прошлое. Не возражаешь?
– Нет, что ты! Я очень рад встрече, честно. Конечно, неожиданно то, что ты сказал, но в жизни всякое бывает. Одно дело мы с тобой в третьем классе помидоры на базарчике ургутском воровали, помнишь? Ох, и врезала же мне мать тогда по заднице ремнём.
– Не только ты пострадал, меня моя мама, царствие ей небесное, тоже отдубасила. Но видишь ли, после тех «афганских» событий выручил я брата своего младшего, ограбили они с дружком магазин продуктовый, денег из кассы взяли – кот наплакал. Ему тогда, дурному, всего шестнадцать лет было. По слухам, ему должны были дать срок условно. Я поверил этим сказкам и взял вину на себя. Когда дело дошло до суда, мне влепили три года колонии. Следователь, который вёл дело, такая гнида оказалась, навешал на меня ещё пару дел нераскрытых. Так что отвертеться не удалось.
– Да, невесёлая история, Миша.
– У меня теперь кликуха – Рок. В колонии, суки, начальник один подстроил так, будто бы я охранника избил. Срок добавили. Обозлился я сильно, понял, что справедливости в нашей стране нет, и пошло-поехало, начал воровать, грабить людей, но отнимал деньги и добро у очень богатых людей, как Робин Гуд. Отсидел в общей сложности семнадцать лет за пять «ходок». Вот, теперь возвели меня в ранг – вор в законе. Живу тут, на Волге. Есть у меня в запасе пара заводиков, я сам в тени, но денежки идут. Считай на персональной пенсии я. Давай, Ташлиц, (так Мишка называл Фимку в детстве, в школе) споём с тобой наши старые песни, а потом ты мне свои новые.
Фимка расчехлил гитару, и они принялись орать на всю округу песенку А. Городницкого:
«А мне не Гали снятся и не Вали,
не поля родные, не леса…
А в Сенегале, братцы, в Сенегале,
я такие видел чудеса…
Ох, и славно, братцы, ох, и славно,
Плеск волны, мерцание весла,
И крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла…»

Потом пили пиво и коньяк, пели про звезду, что упала на ладошку, про самаркандские дворы, «Милая моя, солнышко лесное» и другие песни.
– Пора мне, Мишка, дела кое-какие есть, детям обещал.
– Рад был тебя увидеть, Фимка, очень рад. Просьба есть одна, я ведь не только с песнями тебя приглашал. Есть человек один, он скоро приедет в Израиль, в Узбекистане помог я ему однажды, но всё равно гады посадили его ни за что ни про что. Друзья бизнес у мужика отжали, очень богатый был еврей, но против системы ничего не смог сделать. Книгу он хочет написать, чтобы отомстить сволочам. Я ему наколку на тебя дал, так что если обратится, помоги.
– Обязательно помогу, Миша, даю слово.
– Да что ты всё – Миша, Миша… – Рокотов заплакал – Рок я, понимаешь – Рок! Всё, успокоился, сейчас причалим, позвоню, тебя отвезут на «поляну». Координаты твои знаю, как-нибудь позвоню, жаль, в Израиль меня не пускают, прошлые дела дают себя знать. Хочешь тайну тебе открою, мама моя, царство ей небесное, еврейкой была, Клара Семёновна Цейтлина, это по отцу я – Рокотов. А по маме Мойше Цейтлин. Так что, как говорил Маугли, мы с тобой одной крови. И это здорово.
Рокотов попросил Кешу принести из каюты конверт и вручил его Фимке.
– Что это?
– Это немного денег тебе на новую книгу, бери, не обижай, они честно заработанные, знал, что ворованные не возьмёшь. От души, братан! Только потом книжку пришли, и чтобы про меня там написано пару строк было, согласен?
– Ладно, согласен, я постараюсь, – ответил Фимка.
– Ну, давай, будь здоров, авось ещё свидимся.


Не успел Фимка подойти к палаткам друзей, как к нему бросились двое детей – Ярослава и Святослав. Девочка и мальчик ежегодно приезжающие на фестиваль с мамой и бабушкой. У нас с ними сложилась давняя традиция: в пятницу, в самый разгар «Груши», мы идём на ярмарку за подарками. Дядя Фима предлагает им свободный выбор, по деньгам в пределах разумного. Фотографии с этими прекрасными детьми в разные годы вы можете увидеть на моей странице в «Одноклассниках» в альбомах под серией «Груша».
За восемь лет знакомства эти детки подросли и стали прекрасными девушкой и юношей, который уже сам принимает участие в поэтическом конкурсе фестиваля. С Ярославой и с её мамой, Светой Берюзовской, Фимка познакомился в первый свой приезд на фестиваль в 2010-ом году. Об этой встрече вы наверняка читали в первой книге повествования.
– Не могу предугадать, что хочу приобрести в этот раз, как вы думаете, дядя Фимочка? – спросила Ярослава.
– Есть у меня одна мыслишка, я тут для своей внучки в прошлом году купил серёжки интересные ручной работы, миниатюрные из природных материалов. Вот и посмотрим, надеюсь – тебе понравится.
– Я тоже иду и думаю, чего бы мне хотелось? – размышлял Святослав.
– Ну, уж точно не резиновую прилипалку, как прежде.
– Это я тогда маленький был, дядь Фим. Теперь нам по двенадцать лет с Ярославой, поумнели. Кстати, сказки ваши все прочёл, очень понравились книжки.
– А я эти сказки давно первая прочитала, раньше тебя, Святославушка, – похвасталась Ярослава.
– Хвастунишка…
– Не спорьте, смотрите, вот, мы пришли.
Ташлицкий с детьми остановился возле одного лотка, в котором молодая пара – муж и жена, торговали прекрасными поделками: серёжками, браслетами, кулонами, сделанными вручную из прозрачной смолы, в которую были вживлены миниатюрные листочки цветов и соцветий, крошечные веточки, разнообразные шестерёночки от маленьких часов. Работа изумительная и стоит недорого. Ярославе сразу приглянулись серёжки янтарного цвета с целым набором миниатюрных предметов внутри.
– Хочу эти, дядя Фима, можно?
– Нравятся – бери.
– Очень нравятся, я такая довольная, – пританцовывая на одной ножке, сказала девочка.
– А нет ли у вас чего-нибудь для этого прекрасного юноши?
– Сейчас посмотрим. Андрей, – обратилась она к мужу, – где браслет, тот, что ты вчера закончил? Давай продадим мальчику.
– Ира, ты же знаешь, что я хотел его себе оставить, такая вещь получилась классная.
– Покажите, – попросил Фимка.
Парень приподнял рукав рубашки и показал диковинный браслет, сделанный в том же стиле что и серёжки, с большим набором миниатюрнейших предметов природы и мельчайших колёсиков, шестерёнок, листочков растений. Это поистине было произведение искусства.
– Прошу вас, продайте это для Святослава.
– Какое красивое имя у мальчика, давай продадим ему, чувствую, что надо, – сказала Ирина.
– Ладно, – ответил Андрей, – как отказать любимой жене.
Он назвал цену. Фимка начал торговаться, в конце концов, сошлись на приемлемой сумме, плюс Ташлицкий пообещал принести в подарок молодожёнам свой новый сборник стихов. Так что дети были на седьмом небе от счастья. Но самым счастливым человеком здесь был дарующий подарки. Его переполняла гордость от того, что он доставил радость двум чудесным маленьким людям.
Вернувшись в лагерь, Ярослава и Святослав обошли всю большую компанию бардов-туристов, показывая и хвастаясь подарками от дяди Фимы. А вечером, вернее, а с вечера почти до утра сидели у костра и пели песни, и пили водку и чай, и говорили, говорили, потом снова пели песни – и в одиночку, и хором. И столько в этом было настоящей жизни, столько чувств и покоя, что вам, тем, кто не был на фестивалях, и не снилось.
В воскресенье прощались: Таня и Андрей Исаевы уезжали к себе на рыболовную станцию. Сергей Кирюхин, бывший самаркандец, Сергей Гольдебаев, бывший военный лётчик, и Володя Сидоров с женой к себе в Сызрань. Ира Летуновская в Грачёвку, Балагур и прекрасный фотограф, знаток литературы русской, Валера Согрин уезжал с дочерью и её женихом в далёкую Пермь. Зинур Миналиев держал путь в Красноярск, хотя сейчас, по слухам, живёт на Северном Кавказе. Хотелось бы написать и про Валеру Белоусова, но – несколько лет назад его с нами не стало. Земля тебе пухом, дружище, помним тебя в сердцах наших.
В Самару Фимку забирали Ирина и Андрей Колесниковы, очень светлые и талантливые люди. Эта семейная пара живёт и здравствует так, как ей нравится: вся в творческом поиске, в песнях, ну и, конечно, в бизнесе, который сами же организовали и ведут дела свои профессионально. Наверняка, прочитав этот отрезок повествования, Андрей и Ирина будут улыбаться своими неповторимыми улыбками, дескать – всё правильно, но есть ещё внутрисемейные дела, а они, как и у всех, порой не идеальны.
Милые мои ребята, конечно, вы правы, но то, что у вас происходит вне общественного внимания, это ваши личные дела, они никого не касаются. Сто процентов, что у семейных пар есть постоянно свои маленькие и большие проблемы, есть они и у нас с Аней, и у моей дочери с зятем. Однако для нас, для друзей, для всего мира – вы чудесные, тёплые и сердечные люди, которые несут своим творчеством радость и счастье, настроение и любовь. Достаточно посмотреть на то, как вы друг к другу относитесь, трепетно и участливо, понимая близкого человека с полуслова, с полувзгляда.
Пока ехали в Самару, машину вела Ирина, Фимка разговаривал с Андреем, естественно, похвастался, что издал новый сборник своих стихов, десятый по счёту, выпустил новый диск. Передал Колесникову новую книгу. Тот открыл её и прочитал несколько стихотворений.
– Плодовитый ты, однако, Ефим, столько стихов, многие мне нравятся, я понимаю, что у тебя свой стиль, свои темы, я пишу, казалось бы, о том же, о любви, о дружбе, о состоянии души, но делаю это по-своему. В этом и есть смысл творчества, его многообразия и нескончаемого интереса тех, кто это читает или слушает. Романтик ты до мозга костей.
Приятно было слышать такую оценку от известного барда, члена жюри Грушинского фестиваля, песни которого нравятся и в России, и в Америке, в Израиле, куда Андрей с Ириной ездят на международные слёты и фестивали.
Забегая вперёд, отмечу, что осенью прошлого года Колесниковы снова выступали на израильских сценах, а в один из дней отдыха Фимка отвёз их в замечательный парк орхидей «Утопия». Там они бродили в оранжереях между красивых цветов и растений. Смотрели и слушали «поющие фонтаны», наслаждались тишиной и гармонией этого прекрасного уголка земли обетованной. Была прекрасная по-летнему погода, и даже не верилось, что в это время в Самаре идёт снег и метёт метель.
Домой из Израиля Колесниковы уезжали наполненные до краёв новыми впечатлениями, новыми знакомствами. А в стране, «где жили Боги», барды оставляли тепло своих сердец и удивительно трогательные впечатления от песен, которые они пели.

На следующий день Фимка встречался с давними своими друзьями, прекрасными женщинами – Катей Молчановой и Ириной Щербич (Рогаткиной). Это были традиционные, весьма приятные встречи.
Сначала Ташлицкого подобрала от Колесниковых Ирина. Эта невысокого роста, стройная женщина, которая обладает сокрушающей энергетикой, более трёх лет назад приезжала в гости к Ташлицким отмечать свой юбилей. Как она сама признавалась Ане, сбежала от ресторанов, букетов и разного рода хлопот. Зато мы ей устроили в Израиле весьма приятный вечер в ресторанчике бизнес-центра города Петах-Тиква, с чудесными угощениями и тортиком в честь её дня рождения.
Есть такое красивое русское слово – взаимопонимание. Как оно точно отображает дружеские отношения Фимки с близкими людьми из Самары. Оно отражается в весьма близком, обоюдном восприятии поэзии, музыки, жизни в целом. Видимо, человеку просто необходимо знать, что рядом с тобой или где-то в другом месте есть человек, который думает почти также, как ты, поступает в жизни по совести и справедливости, умеет понять боль и хочет уменьшить её у тебя, если вдруг беда какая.
А если уж радость, то здесь чувства и эмоции бьются через край, но каждый об этом знает, он соучаствует в этом. В дополнение ко всему, у таких друзей есть уникальное чувство единения души и мысли. Как это происходит? Может быть, об этом знает профессор Татьяна Черниговская (новое увлечение Ташлицкого), хотя, я думаю, что эти тонкие материи пока ещё недостаточно изучены. Получается, что если открыться другу, рассказать о том, что тебя волнует и тревожит, разобраться в себе, найти верное решение при возникшей ситуации, то боль души твоей и тяжесть жизненного отрезка пути перекладывается на того, с кем ты делишься.
Вероятно, поэтому встречи с Рогаткиной (мне нравится эта её фамилия) приносят столько положительных эмоций. Нет здесь никакого подтекста, всё открыто и прозрачно, но только для этих двух людей, остальных это в данный момент не касается.
Фимка и Ирина сидели у неё дома на просторной, прекрасно оборудованной кухне. Пили «капучино», приготовленное хозяйкой, и говорили, говорили, говорили. Она – о своём, он – о своём. Вспоминали о том, как Ира впервые прочитала мои стихи на страничке у двоюродной сестрички – Колесниковой. Потом встречи в Самаре, поездка в монастырь на Волге. Посиделки в кафе.
Про одну такую посиделку расскажу, похвастаюсь. Договорились встретиться в Самаре в одном чудесном кафе вместе с Колесниковыми. Первыми приехали Фимка с Рогаткиной. Подошли к стойке заказов, поскольку официантов в этом кафе не предусмотрено. Самообслуживание. У стойки заказов посетителей встретил высокий симпатичный, с иголочки одетый парень лет двадцати семи, который весьма профессионально, со знанием дела описывал разную вкуснятину, которую здесь готовят: пироги, тортики, пирожные, мороженое. Когда он закончил свою «речь», Фимка сделал парню несколько комплиментов:
– Знаете, я бывал во многих странах, и в ресторанах, и кафе Израиля, но ни разу не слышал такого профессионального рассказа о том, что подают в заведениях. Вы просто – спец! Браво!
Парень засмущался, мы сделали заказ и сели за один из свободных столиков. Через несколько минут в кафе вошли Ирина и Андрей Колесниковы. Вскоре к нашему столику подошёл тот самый парень с одной из девушек-кондитеров, которая несла на подносе наш заказ. Фимкины друзья очень этому удивились: дело в том, что в этом кафе принято самим забирать свой заказ.
– Такого тут никогда не было, – удивились Колесниковы, – к чему такая почесть нам?
– Ничего удивительного,  – сказала друзьям Рогаткина, – это всё Ефим, он так красочно расхвалил распорядителя кафе, что тот, видимо, решил отблагодарить Ташлицкого за комплименты, которые раньше не слышал в свой адрес.
Вроде малость, но Фимке было очень приятно доставить радость друзьям, ну и себе, конечно.
Вернёмся в дом Ирины, где уютное пространство было наполнено откровениями, вопросами, ответами, правдивой оценкой жизни и необыкновенно лёгким состоянием души. Разговор tet а tet, спокойный, полезный для настроения и понимания друг друга. Своеобразное переливание чувств, опыта, чтобы ощущения дружбы и добра сохранились бы до следующей встречи.
Через пару часов Рогаткина отвозила Фимку к Кате Молчановой. Интересно было наблюдать за этой миниатюрной «Барби», сидящей за рулём огромного джипа, не пристёгнутой ремнями безопасности и отвечающей на беспрестанные телефонные звонки своих подчинённых и друзей. Машину она вела мастерски, любой мужик позавидует.
Вскоре они подъехали к месту, где живёт в новой, шикарной квартире Катя Молчанова с мужем Игорем. Здесь Фимка ещё не бывал, хотя знаком с Катей с конца 80-х годов, когда она с подружками из ансамбля «Эльдорадо» бывала в Самарканде. Прощаясь, Ирина попросила передать привет Анечке и детям. «Помню, какая была у меня чудесная поездка в Израиль, – сказала она, – и всё благодаря тебе, пока, до встречи!»
Катя Молчанова радушно встретила гостя, провела экскурсию по шикарной просторной квартире, где было много места и света. Посидели, поговорили. Катя похвасталась своими новыми фотоработами, поскольку вот уже несколько лет как профессионально занимается художественно-сюжетной фотографией. Надо сказать, что Фимка, работавший когда-то и фотокорреспондентом, был поражён увиденными, совершенно уникальными, снимками.
Больше всего его поразили фото, сделанные Молчановой на тропическом острове, где ведут ожесточённую борьбу за спасение джунглей от жуткого растения под названием – ежевика. Какому-то незадачливому путешественнику вздумалось посадить на этом чудо-острове куст ежевики. Через несколько лет она расплодилась так, что буквально «съедала», ни в чём не повинные джунгли. Теперь туда посменно съезжаются добровольцы волонтёры, которые вырубают злосчастное растение, пока проигрывая это безумное сражение.
Где-то в середине беседы, Катя вдруг вспомнила:
– Слушай, я же дочитала твой роман «Фимка», ты знаешь, мне очень понравилось повествование. Ты молодец, здорово всё описал и рассказал. Горжусь тобой, честно говоря, не ожидала, что будет так интересно. Читается легко, и многое узнаёшь впервые. Надеюсь, что будет продолжение, думаю, что тебе есть ещё много чего рассказать людям.
Надеюсь, что Катя Молчанова сейчас читает эти строки, и я стараюсь снова оправдать её ожидания. Недавно у неё был день рождения, которое Фимка отметил стихотворением, посвящённым другу. Вот оно:

Екатерине Молчановой

В толпе неприметна, простая Катюша,
Но голос её так и слушал бы, слушал,
Смотрел бы в глаза, где бездонные грусти
Сливаются с радостью, с радостным чувством,

Смотрел бы, без слов понимая улыбку,
Иронии светлой дарил бы ей рыбку,
Да ту, "золотую", желаний царицу,
Чтоб счастьем и радостью вдоволь напиться,

Я помню – мы вместе гуляли по парку,
Сидели и слушали вместе гитарку,
Нам пели друзья про снега и про горы,
Про серый Норильск и на стёклах узоры...

Все наши признания в дружбе на лицах,
Без слов мы друг другом могли удивиться,
Надёжный товарищ, в беседах с тобою,
Как в связке в горах, мы гордились любовью.

Тобой достижимы все трудные цели,
Мы справиться с грустью, с печалью умели,
Настала пора пожинать урожаи,
Будь счастлива, много здоровья желаем,

Ты, дева, скромна, тих твой омут, но черти
Познали характер Катюши, поверьте,
Живи долго, долго, без меры и края,
Мы пьём за здоровье твоё и "лехАим"

(ле хаим – с иврита – за жизнь!!)


На следующий день водитель рабочей машины Колесниковых – Олег отвёз Фимку в аэропорт Курумыч, откуда Ташлицкий улетел на самолёте прямого рейса: Самара–Тель-Авив.


КОМЕТА ПОД НАЗВАНИЕМ – «КАТЯ ЯРОВАЯ»

Неожиданно вспомнилась ещё одна прекрасная женщина с именем – Катя… Она  пронеслась по отрезку жизни Ефима Ташлицкого как комета: яркая, живая, энергичная, талантливая и смелая. В короткую эпоху перестройки и ужасных «девяностых» годов Екатерина Яровая – профессиональный бард, поэт, композитор ворвалась в бардовское искусство как сильный свежий ветер, который с одной стороны сметает всю шелуху вокруг, с другой – рождает новые чувства, взаимоотношения, новое искусство, оно называется: ГОВОРИТЬ ПРАВДУ.
«Говорить правду? – удивится читатель, – не многим это сегодня доступно, правду скрывают, её прячут подальше. Одни, чтобы никто не узнал, сколько ты наворовал у государства, другие, чтобы никто не догадался о том, что он злодей или хам». Это, конечно, мои сугубо личные мнения. Вы можете с ними соглашаться, а можете и нет, дело ваше.
  А было это так: проходя по центральной улице города Самарканда мимо информационной тумбы, Фимка вдруг увидел небольшую афишку, на которой было написано: «Екатерина Яровая, г. Москва. Вечер авторской песни». Был там и номер телефона для заказов билетов и адрес зала, где будет проходить концерт.
Герой нашего повествования очень удивился такому объявлению, поскольку тема самодеятельной, как её раньше называли, бардовской песни, как её называют теперь, была, как говорится «схвачена» местными самаркандскими клубами «Доминанта» и «Памяти Высоцкого».
Придя домой, Фимка стал названивать по указанному телефону, интересуясь подробностями. На первый же телефонный звонок ответил мужской голос, который после того, как Ташлицкий представился, разъяснил кое-какие подробности гастролей Екатерины Яровой в Узбекистане.
– Можно подъехать к вам в гостиницу, поговорить с Екатериной?
– Минутку, сейчас узнаю.
В трубке телефона послышался какой-то неясный диалог, после чего мужчина сказал:
– Приезжайте, у вас будет ровно пятнадцать минут на разговор с Катей.
Был прекрасный осенний день начала октября. В Самарканде это время, когда начинают желтеть листья деревьев, на полях и в садах области много фруктов, овощей, хлопковые поля, где выращен богатый урожай, ждут сборщиков и хлопкоуборочные машины. Воздух чист и прозрачен. Базары, которые славят город на весь мир, просто переполнены красками и вкуснятиной: горы арбузов и дынь, запахи – бесподобные. Рай да и только.
Вот в такое время и приехала на свои гастроли Екатерина Яровая.
Она немного скептически-равнодушно встретила незнакомца, который вошёл в небольшой, и надо сказать, не очень уютный номер гостиницы. Катя сидела на небольшом диванчике с гитарой в руках, одетая в джинсы и лёгкий свитерок, и что-то напевала. Познакомились, рассказал – кто я и что из себя представляю. Узнав, что я журналист и руководитель клуба авторской песни, Катя заинтересовано улыбнулась.
– Знаете, об этом можно много говорить, но я ужасно голодна, и мы собирались где-нибудь что-нибудь перекусить.
Фимка предложил свои услуги, он сказал, что может отвезти их в укромное местечко, в одну красивую чайхану, где готовят прекрасный плов, шурпу и прочие узбекские блюда. Катя согласилась.
Пока ехали в машине, Яровая молчала и как-то невесело реагировала на возбуждённый рассказ Ташлицкого о знаменитом городе. Фимка успел рассказать и про клуб, и про местных бардов, про фестивали, где они бывали. Катя внимательно слушала, изредка задавая вопросы.
Подъехали к чайхане. Кате понравилось сидеть на тахте, где можно было даже прилечь на атласные курпачи (тонкие мягкие подстилки) и подушки. От плова она отказалась, а вот шурпу решила попробовать. Сидя по-турецки за низким столом, Катя с аппетитом уплетала лепёшку с шурпой, хваля узбекскую кухню.
– Надо будет про чайхану песенку написать, – приговаривала Яровая, – столько экзотики. А это правда, что в Самарканде проживают люди девяносто национальностей?
– Правда, – отвечал Фимка, – я сам когда-то участвовал в переписи населения. Самарканд – уникальный город. Думаю, на вашем концерте будет полно народа, мы тут провели свою подготовительную работу.
– Мне кажется, что посетители – узбеки как-то подозрительно на меня смотрят, не находите?
– Здесь особое отношение к женщине, но они будут терпеливыми, понимая, что вы из Европы. Тут главное для хозяина чайханы – деньги. Ему всё равно, кто приходит пообедать, лишь бы платили и вели себя прилично.
– Хозяин? Это что частная лавочка?
– Вы будете удивлены, но Узбекистан весь – это частная лавочка. Тут все притворяются, что живут при советской власти, но клановая система средних веков ещё сильна в умах местного населения.
Кате было всё интересно, и она задавала массу вопросов, на которые бойко отвечал Фимка. Если он чего-то не знал, открывал «шлюзы» своей фантазии, чтобы не показаться незнающим. После десерта: прекрасной дыни, винограда и знаменитого самаркандского инжира, Яровая сказала:
– Так, до концерта несколько часов, теперь надо немного погулять, отдохнуть и порепетировать. Спасибо, Фима, за прекрасный обед. Давно так с аппетитом не ела. Это чудо какое-то.
Фимка отвёз гостей в гостиницу, из которой позже забрал Катю и её продюсера и отвёз к зданию, где намечался концерт. Яровая была молчалива и сосредоточенна. Было ощущение, что она снова где-то далеко со своими мыслями. Вскоре начался концерт.
Катя подошла к микрофону и заговорила. Через пару минут зал был полностью подчинён её необыкновенной харизме, юмору, иронии, правдивости. Она была – настоящая, невычурная и неслащавая. Говорила то, что думала, и пела про то, что её волновало, невзирая на боссов от политики. В середине концерта Фимка услышал, как за его спиной одна из слушательниц сказала своему другу: «Эта Яровая – просто  Владимир Высоцкий в юбке…».
А пока что Катя заканчивала рассказ о том, как она начала писать песни и исполнять их под гитару. Для этого она поступила в Литературный институт и попала в группу известнейшего поэта-песенника Льва Ошанина.
Каждый свой концерт Катя начинала детской песенкой «Жил на свете гномик...», посвящённой маленькой дочке. Этим самым она как бы отдавала дань судьбе, наградившей её поэтическим даром после того, как она родила ребёнка. С годовалой дочкой Катя отправилась к морю и смело путешествовала с такой крошкой почти все лето, переезжая с места на место.
– Помню, как мои пару песенок опубликовали в детском журнале, – рассказывала Катя, – прихожу за гонораром, мне вручают сорок рублей, (по тем временам – приличная сумма), спрашиваю, чего так много, они отвечают: рубль строчка. Вот думаю, чего я им там не на «фьютила» и не «нафрякала», больше. Получила бы гораздо больше денег.



Жил на свете гномик,
Он был ужасный комик,
Он любил варенье
И под настроенье
Тихонечко свистел:
фюить-фью, фюить-фью,
фюить-фью, фюить-фью, фюить-фью.
Жил один слонёнок,
Совсем ещё ребёнок,
И он любил варенье,
Но под настроенье
Тихонечко пыхтел:
упфу, упфу,
упфу, упфу, упфу.
Жил один утёнок,
Жёлтый, как цыплёнок,
И он любил варенье,
Но под настроенье
Тихонечко кряхтел:
фряк, фряк, фряк,
фряк, фряк, фряк.
Жил один котенок,
Резвый, как чертёнок,
И он любил варенье,
Но под настроенье
Тихонечко шуршал:
шу-шурум-шу-шум-шум,
шу-шурум-шу-шум.
Жил один ребёнок,
Пушистый, как котёнок,
Маленький, как гномик,
Толстенький, как слоник,
Жёлтый, как цыплёнок,
Он только из пелёнок,
Ещё не ел варенья,
Но под настроенье
Он целый день сопел,
Свистел, пыхтел, кряхтел,
Однажды в воскресенье
Ввёл всех в недоуменье —
Он пыхтел, сопел
И вдруг тихонечко запел:
ля, ля, ля, ля, ля, ля,
тра-ля, ля, ля, ля, ля,
пам-парам-па-пам-пам,
пум-пурум-пу-пум-пум,
бум-бурум-бу-бум-бум,
фум-фурум-фу-фум-фум,
там-тарам-та-там!
 
1981 год.

Потом Катя пела про Афганистан, про ЦК КПСС, про то, как «отец недолюбил»… Все песни были, как оголённый нерв, или такие, что зал покатывался со смеху. Были цветы от клуба «Доминанта». А после концерта Фимка забрал Катю и её продюсера к себе домой. Пили чай, ели приготовленный Анечкой ужин, пели песни. Потом Ташлицкий отвёз гостей в гостиницу.
На следующий день Фимка повёз гостей на экскурсию по памятникам старины Самарканда. Катя почти всю дорогу молчала, взгляд её блуждал по глянцу глазури Регистана, по минаретам… Казалось, что она сейчас где-то в другом мире, в мире своих стихов и песен. Вечером Катя была приглашена в  «Доминанту», где познакомилась с Натальей Нестеренко, Шухратом Хусаиновым, с другими ребятами, послушала их песни и осталась весьма довольная знакомством и гостеприимством.
Прощаясь с Фимкой, она сказала: «Будешь в Москве, позвони мне или моей подруге Ольге Гусинской, вот телефоны».
Больше Ташлицкий её не видел. И лишь в 1995-ом году, будучи уже в Израиле, в Петах-Тикве, встретил совершенно случайно бывшего продюсера Яровой. В компании нескольких бардов к Фимке подошёл седовласый мужчина и, улыбаясь, спросил:
– Вы меня не помните, Ефим?
– Простите, не припоминаю, хотя лицо мне ваше знакомо.
– Катя Яровая, Самарканд, концерт.
– Да, да, конечно, боже мой, как там Катя, что у неё нового?
– А Кати больше нет, – на его щеках появились слёзы, – свалила её жуткая болезнь в 1992-ом году, как раз, когда вы уехали в Израиль. Вот такие дела.
Дома Фимка налил себе и Ане две рюмашки коньяку, и они молча выпили за упокой души чудесной девочки, прекрасного барда, удивительно талантливой женщины, какой была Екатерина Яровая.

http://www.katyayarovaya.com/index.php

Здесь читайте о Екатерине Яровой.


Глава девятая – 10.30. – 11.00.

«Одноклассники»


Мудра была моя бабушка Софья Израилевна Ташлицкая, в девичестве – Богомольная, когда однажды сказала мне в юности: «Прими этот мир, какой он есть, не пытайся его переделать, потому что есть какие-то законы природы, о которых мы не ведаем. Есть у тебя немного денег на хлеб, есть, что одеть и где спать ночью – радуйся и не желай большего. Большее – оно само придёт, если трудишься хорошо, ведёшь себя честно по отношению к близким и родным людям. Трудись на той работе, что тебе нравится. Если придётся, то и дворником можно работать и уборщиком. При этом – даже унитаз надо вымыть так, чтобы на него приятно было бы сесть. Не стесняйся «чёрной» работы, но и к лучшему стремись».
Может быть, баба Соня, как мы все её называли (царство ей небесное), сказала не совсем литературным языком, но смысл её слов я запомнил на всю жизнь. Так и живу. «Живи и радуйся!» – вот главный мой лозунг. Поэтому, когда у меня появился компьютер, а затем и интернет, было это, кажется, в году 1999-ом. Какая классная цифра! Так вот, с тех пор я безоговорочно принял этот новый виртуальный мир. Я стал в нём жить второй и, как оказалось, весьма насыщенной жизнью.
Первое, и вы все со мной согласитесь, я нашёл и начал общаться с людьми, о которых уже начал забывать, думал, что никогда уже их не увижу и не услышу. Прежние средства связи: почта, телефон, справочные бюро – были неудобны и малоэффективны. Интернет, как теперь модно говорить, просто «взорвал мозги» людям, вывел их жизнь на какой-то новый, небывалый уровень. Он в корне изменил прежние устои жизни, он изменил время и пространство. Но к этому надо было адаптироваться, поскольку новые технологии, прошу прощение за тавтологию, обновлялись и обновляются, вы не поверите – ежесекундно.
Итак, первое, что сделал Фимка в интернете, не угадаете – он начал искать однофамильцев. Сначала удивление и некая гордость за свою фамилию пришли из Украины. Оказалось, что там находится крупнейшая в этой стране, мощная газоэлектростанция – Ташлицкая ГАЭС. Я не придумываю, именно – Ташлицкая. Фимка написал администрации станции пару сообщений с вопросом, почему так называется это предприятие, но ответа на них так и не получил. 
Затем были найдены десятки людей-однофамильцев, родственные связи с которыми не подтвердились. Но тёплые, дружеские взаимоотношения с Ташлицкими с Украины, США, Германии и России сохранились до сих пор. Некоторые из них у меня в друзьях на «Одноклассниках» и в Фейсбуке. Каждый день приносил вести от новых, а главное от старых друзей, с кем учился, служил в армии, с кем жил по соседству. Это было бесподобно! Письмо, написанное автором, могло быть тут же, в течение секунды, отправлено адресату, ответ также получался мгновенно.
Если бы Фимке лет эдак двадцать-тридцать назад кто-нибудь сказал, что такое возможно, Ташлицкий бы просто посмеялся над фантазией. Теперь же этот параллельный мир существует, мы в нём живём, мы получаем от него удовольствие, а те, кто поумнее и изворотливее, имеют от работы в интернете ещё и материальные блага. Теперь Фимкины стихи читают тысячи людей по всему свету, его видеоклипы с песнями и стихами смотрят и слушают во многих уголках планеты. О том, кто создавал эти видеоклипы, разговор ещё впереди.   
Для тех читателей, кто не поверит в то, о чём я буду рассказывать далее – вы можете убедиться в правдивости моих слов, рассуждений и описания событий, поговорив с людьми, о ком я буду рассказывать. Все они живы и здоровы. Читателю может показаться, что я выдумываю свои сюжеты, фантазирую, но это не так. События и факты, описанные мною, из реального времени и о действительно существующих людях. Единственное, что делает автор – это оформляет данную прозу литературным языком художественного произведения. Эпизоды как в первой, так и во второй книге «Фимка» взяты из жизни и происходили с героем нашего повествования на самом деле. Вымысла в них практически нет.
За восемнадцать лет пребывания в интернете виртуально случалось всякое, были серые обыденные, мимолётные, ничего не значащие общения. Как всё новое, интернет осваивался потихоньку, наощупь, иногда огорчая, но чаще всего радуя и рождая прекрасное настроение. Но бывало и такое, что под видом какой-нибудь девушки, с тобой общался какой-то идиот, которого сразу и распознать-то было невозможно. Но очень скоро Фимка научился различать тупоголовых обманщиков от настоящих собеседников.
Были и такие, кто откровенно завидовал поэту, поскольку сам не мог так писать стихи, и тогда дёгтя они добавляли в бочку с мёдом не ложкой, а лопатой. Что ж, для этого есть прекрасная папка под названием – «чёрный список», в него и отправлялись «доброжелатели», их у Фимки более двухсот в этом самом списке.
Почему я вдруг решил рассказать кое-какие подробности пребывания в «Одноклассниках»? Да всё по той же причине – это продолжение виртуальной жизни, вернее солидная её часть, которая привлекает нас своими возможностями, красотой, доверительностью, важной информацией и новыми, чудесными взаимоотношениями.
А теперь к делу. Как всегда, буду рассказывать правду, одну лишь только правду и ничего, кроме правды. И снова – эпизоды, теперь они из виртуальной жизни в интернете. Это особая, мало похожая на реальную жизнь, но она происходила, происходит и, надеюсь, ещё долго будет происходить. Расскажу не о тривиальных вещах, не о каждодневном общении с людьми, а об особых случаях, вызвавших бурю эмоций, терпения и времени.
Вот один из эпизодов.
Фимкина привычка, приходя на работу класть перед собою чистый лист бумаги и ручку для написания (вдруг) очередного стихотворения, канула в Лету. Теперь у него был небольшой ноутбук, который сразу «ныкался» куда-нибудь под стол, если возникал «шухер», ну, вы понимаете, о чём я. Печатать стихи было удобно в особой программе, где тут же исправлялись ошибки, в общем – новые технологии. Скоро забудем, как надо писать шариковой ручкой, всё идёт к этому. Кроме того, иногда Ташлицкий «заскакивал» в интернет, чтобы просмотреть почту, почитать новости, переслать новое стихотворение своим читателям и на сайт «Стихи. Ру»… 
Однажды я отослал на страничку в «Одноклассниках» очередное своё, стихотворение, кстати, вот оно:

Я тайные мысли читаю твои,
Их скрыть от меня невозможно,
Мечтаешь о яркой и страстной любви,
Но к ней ты летишь осторожно...
Чтоб крылышки нежные вдруг не обжечь,
Дрожишь, и сердечко так бьётся,
А может ли милый любить и беречь?
Аукнется как... отзовётся?

Доверься, девчонка, рассеется дым,
Неверья, незнанья... и вечер
Придёт, тёплым ветром надежды гоним,
И радостной сложится встреча...
И тайны свои ты раскроешь ему,
Склонятся от нежности ивы...
Любовь ты доверишь ему одному...
И знаешь, что будешь счастливой...

Фимка вдруг получил сообщение от незнакомой молодой женщины: «Всё вы врёте, нет любви и в помине, все вы мужики одинаковые, только и можете, что приносить нам, женщинам страдания и обиды… Не верю вашим стихам и точка!»
– А подробнее?
– Чего подробнее? Не собираюсь я с вами обсуждать свои дела и проблемы.
– Но вы же написали мне по поводу стихотворения, что в любовь не верите, я другого мнения: любовь есть, и она прекрасна. Попытайтесь это принять и понять.
– Некогда мне этим заниматься, на мне двое детей, мне их кормить, обувать, воспитывать надо. А муж часто пьёт, да ещё вместе со свекровью, им плевать на нас, да ещё и рукоприкладством занимается. Устала, надоело! Если б не дети, давно бы на себя руки… Да ладно, не ваше дело.
– Так уйдите от него, разведитесь.
– Не всё так просто, господин поэт, как детям без отца… А с другой стороны… Вы мне пришлите ещё парочку ваших стихотворений, может, успокоюсь.
– Как зовут вас?
– Венера… Венера Штайнмайер, это по мужу, а девичья фамилия Сафарова. Муж у меня из поволжских немцев.
– А сами вы из казанских татар?
– Точно, как догадались? Родителей теперь нет в живых. Помочь некому, кручусь одна, как могу.
–  Сочувствую вам. Я родился и жил в Средней Азии, так что это мне знакомо. А кем вы работаете, чем живёте?
– Воспитетельница в детском саду. Больше ничего говорить не буду.

Фимка переслал Венере ещё несколько своих стихотворений. Кроме того, отправил ей ссылку на роман «Фимка», он делал это каждый раз, стремясь популяризировать свою прозу. А что, почему нет?
Два-три дня от женщины никаких вестей не было, Фимка уже начал забывать про этот случай, как вдруг пришло сообщение:
«Ну, вы и даёте, Ефим Владимирович, прочитала ваш роман на одном дыхании, очень понравилось, легко читается и столько событий, а уж про любовь-то написали, я вам скажу, круто, даже завидки берут. Потому я тут и призадумалась. Жизнь у меня день ото дня становится невыносимой, посоветуйте, что делать?»
Пришла очередь задуматься нашему герою, как тут быть, что посоветовать, когда чужая душа – потёмки. Спасло положение высказывание Венеры:
– В романе сказано, что вы экстрасенс, гадаете на кофе, можете мне погадать?
Фимка сообразил, что женщина «хватается за соломинку». Интуиция никогда не подводила Ташлицкого, он почувствовал, что каким-то образом сумеет помочь человеку. Ответил, что попробует, надо только выпить по определённому, но простому рецепту  чёрный кофе из небольшой белой чайной чашки, потом провести простую манипуляцию: перевернуть чашку с остатками кофейной гущи от себя на блюдце. Потом, когда всё подсохнет, сфотографировать чашку внутри с разных сторон, чтобы видны были потёки кофейной гущи.
Через день фотографии чашки были  получены. Внимательно осмотрев все рисунки, оставленные абстрактным образом, «гадальщик» сделал для себя кое-какие выводы, а затем подготовил Венере небольшой «отчёт» о том, что увидел. Честно говоря, он описывал то, что есть и то, что будет, как говорится, «от фонаря», подчиняясь какому-то непонятному закону вхождения в космические слои информации. Кто-то назовёт это глупостью и шарлатанством, нелепой, ничего не значащей фигнёй. Кто-то безоговорочно поверит в сказанное  и будет следовать предписаниям гадалки.
Но вот что интересно: в течение энного количества лет жизни в Израиле Фимка бывало гадал, в основном женщинам, на кофейной гуще, и очень многое из того, что им предсказывалось, на удивление сбывалось. Как это получается, какие силы небесные помогают познать непознанное, непонятно? Кто вкладывает в уста ясновидящего ту информацию, которую он доносит до человека? Вряд ли кто-то вразумительно сможет ответить на эти вопросы. Мы ещё порассуждаем с вами на такие темы, а сейчас происходило вот что, опишем следующий диалог:
– Я получил фотографии чашки. Скажите, Венера, у вас есть родственники, близкие друзья?
– Да, есть, а зачем это вам?
– Надо. Где живут они, рядом с вами, кстати, а в каком городе вы живёте?
– Я – в Ульяновске,  дядя и тётя, мамина сестра, живут под Чимкентом, в посёлке. Вы не томите меня, я вся испереживалась, что будет со мной, с детьми, напишите скорее.
– Значит так: берите детей и уезжайте к родственникам, они вас примут, я уверен. Второе, вы обязательно встретите там, в том посёлке человека, мужчину надёжного, и выйдете со временем за него замуж. Потом он заберёт вас с детьми к себе, вот куда точно не знаю. Но там вы будете счастливы, а дети у вас очень талантливые, вижу, что они добьются успехов в жизни. Вы молоды и красивы, так что впереди у вас прекрасное будущее с любимым человеком.
– Ну, вы даёте, господин поэт, ну, нафантазировали, так я вам и поверила. Найти в каком-то захудалом посёлке мужчину, который бы взял в жёны женщину с «прицепом», с двумя детьми, да ещё и увёз бы к себе? Денег на дорогу я ещё, может быть, найду, займу у подруги. Начудили! Хватит меня успокаивать… мне сейчас на улицу не в чем выйти, сапоги протекают, работаю на детей, муж – копейки не даёт. Идите вы к чёрту со своим гаданием!
– Я сказал то, что увидел, а там ваше дело… Кстати, а сколько стоят нормальные женские сапоги в Ульяновске? Напишите в долларах, в рублях не пойму, отвык.
– Зачем вам это? То же мне филантроп нашёлся. Сапоги, самые дешёвые – долларов двадцать-тридцать.
– Завтра вышлю двадцать долларов на почту, пойдёте получите в любом почтовом отделении на ваше имя. Я устал говорить с вами, поступайте, как хотите. Но помните, что я редко ошибаюсь в гадании.
Фимка перестал писать. Задумался. Первый вопрос в голове: «Тебе это надо? У каждого свои проблемы, свой путь, мало тебе своих забот?»
Но на следующий день, зайдя на почту, всё-таки отправил двадцать «баксов» на имя Венеры, переслав по «Одноклассникам» секретный код для получения денег.
Прошло месяца два-три. От Венеры – ни слуху ни духу. Фимка, как это принято человеческой природой, стал забывать про эти события. Лишь однажды, из чисто спортивного интереса попытался зайти на страничку Штайнмайер, на мониторе компа возникла надпись: «Пользователь закрыл свою страницу».
Но вот однажды, в другом уголке всемирной сети интернета, появилось сообщение, вернее целое послание от той самой Венеры: «Дорогой мой Ефим Владимирович, как же я благодарна вам за ту помощь, что вы мне оказали! Удивительно, но практически все предсказания ваши сбылись. Совершенно правильное утверждение, что случайность – это частный случай необходимости (цитирую ваши слова из романа «Фимка»). Короче, я, по вашему совету, предъявила ультиматум своему мужу: если он не изменит отношение к семье, не перестанет пить водку, не займётся воспитанием детей и не обеспечит нас нормальным достатком, то я ухожу от него.
Не буду писать про ту грязь, которую получила в ответ, но на следующий день, когда муж ушёл на работу, собрала вещи свои и детей и вместе с ними прямиком на вокзал. Там взяла билеты на поезд, помогла близкая подруга, и уехала к дяде с тётей в Казахстан. Мне уже ничего не было страшно, думала – будь, что будет. В посёлке, куда приехала, родственники встретили меня радушно, вы же знаете, казанские татары – дружный народ, своих в беде не бросают. Первое время плакала ночами так, чтобы никто не слышал, но, видимо, есть Бог на небе и есть ваши предсказания.
Дело в том, что ещё в поезде познакомилась с мужчиной, оказались в одном купе. Почти двое суток езды, и мы с ним говорили, говорили, говорили. Он про своё, я про своё. Зовут его Константин, и ехал он в Чимкент по делам своей фирмы. Как выяснилось – недавно овдовел, дочь у него одиннадцати лет осталась, живут они в Киеве, на Украине. Прощаясь, он записал адрес дяди и номер моего мобильного телефона.
Прошла неделя, я, конечно, без конца переживала за своё будущее, за деток своих, уже думала устроиться там, в посёлке, на работу в детский садик. Но случилось чудо. Однажды – стук в дверь дома, где мы жили с дядей и тётей, открываю, на пороге Константин. Не знаю, что со мной произошло, я, как с ума сошедшая, кинулась к нему, обняла, заплакала, А он прижал меня к себе, а потом и поцеловал, прямо в губы…
Дальше всё как во сне, прощание с родными, отъезд с моим, теперь уже любимым мужчиной и с детьми в Киев. Его мама прияла нас как родных. Константин оказался чудесным человеком: умным, обаятельным, нежным. Поэтому прошу у вас прощения за то, что критиковала ваши стихи. Для меня любовь – это было что-то недосягаемое. Теперь я вошла во вкус, я знаю это чувство, я счастлива.
Мои дети подружились с дочерью Кости, и теперь у нас прекрасная, полноценная семья. Я работаю в детском саду, дети учатся в школе и недавно записались на музыку и танцы. С первым мужем оформила развод.
Я счастлива, Ефим Владимирович, и всё благодаря вам. Кстати, сапожки, купленные на ваши деньги, берегу, несмотря на то, что у меня теперь полно всякой обуви. Вот такие дела. В свои тридцать пять лет я думала, что жизнь кончилась. Однако с вашей помощью она только начинается. Храни вас Господь!»
Фимка, прочитав послание, заулыбался и тут же, сев за компьютер, написал стихотворение:


Живу не зря

Живу не зря, спасаю, как могу,
Людские души, помолившись Богу,
Горю звездой, и свет тот берегу,
Чтоб освятить заблудшему дорогу...

Живу не зря скитаниям назло,
Друзьям и слову беззаветно предан,
Мне в этой жизни явно повезло,
Лишь только раз судьбой и другом предан.

Живу не зря, Вселенную кручу,
Как муравей, домой неся соломку,
И припадаю к знанию-ручью,
Пытаясь разрешить головоломку

Основы мироздания... Плывёт
Вокруг меня неразрешимый хаос...
Не зря живу, и лёгок мой полёт,
И наплевать на "сколько там осталось".

Живу не зря, кормлю любовью стих,
И впитываю волны истин вечных...
Осенний шёпот на листве затих,
И засыпает мирно путь мой Млечный.


О «жизни» на «Одноклассниках» Фимка мог бы написать несколько романов. Настолько она, эта самая жизнь, богата разнообразием, насыщена информацией, событиями, переживаниями и судьбами людей. Захочешь пофантазировать, придумать ситуацию, эпизод, случай, но то, что творится в судьбах людей, в их повседневной работе, в быту, в душах, и сердцах, и переживаниях, сочинить, высосав происходящее из пальца, не получится. Жизнь преподносит такие неожиданности, такие сюжеты, что ни в одном сериале не снимешь. По рассказам и откровениям некоторых друзей Ташлицкого был написан его роман «Виктория».
Справедливости ради скажем, что один из друзей нашего героя, Валера Согрин, прочитав «Викторию», отметил: «Скажу, старик, честно – «Фимку» читал с большим интересом. Хвалю, здорово написано, а  «Виктория»? Чего-то мне там не хватило. Ты только не обижайся, говорю, как есть». 
Интересно, как он отнесётся к тому, что я пишу в «эту минуту», как воспримет «Фимку – 2»? Ведь работаю в том же ключе, да и события, как мне кажется, происходят тут не ординарные. То ли ещё будет. Но всё равно волнуюсь.
Глава об «Одноклассниках» будет далеко не полной, если не расскажу о нескольких своих «боевых» друзьях и подругах. Собственно говоря, это уже своеобразный семейный клуб, в котором есть место дружбе, разногласиям, ссорам, примирениям, спорам – всё, как у людей. Но, может быть, поэтому и интересно жить такой виртуальной жизнью, особенно если твоя настоящая, прошу прощения – «живая» жизнь у тебя одинокая, серая, никому вроде бы и не нужная. Здесь же, среди сотен людей, объединённых одними увлечениями, у которых схожие проблемы, можно общаться сутками, не выходя из дома. Причём, в любую погоду.
Стихи, песни, картинки, новости политики, уникальные случаи из жизни, высказывания великих людей, новые знакомства. В общем, такое разнообразие и разноцветие событий и бесед, что скучать не приходится. Каждому, кто испытал на себе влияние социальных сетей, наверняка приходило в голову восклицание: «Слава тому, кто придумал интернет!». Фимка нашёл огромное количество людей, с кем в прошлом дружил, был знаком, приобрёл массу новых, прекрасных друзей, с помощью которых реализовал несколько своих давних мечтаний.
Пусть другие не обижаются, но начнём мы с Алевтины Пономарёвой, попробую рассказать о нашей дружбе её словами, нисколько не придумывая небылицы. В этом случае, как впрочем и в первом, и во втором томе «Фимки» события на сто процентов реальные. Так проще писать, всё, как говорится, под рукой. Журналистская привычка писать о том, что видел и испытал сам по «фактажу», правдиво и почти без прикрас.
Итак, тебе слово, Аля. 
«Интересно, что Ефим Ташлицкий появился в моей жизни в нужный момент: я прекратила работать в школе, где преподавала русский язык и литературу, и больше половины из своего 46-летнего трудового стажа работала директором и заместителем. Моя работа по достоинству оценена учащимися, родителями и властями всех уровней, т.к. всю жизнь работала до полного самоотречения. Я человек с активной жизненной позицией, оптимист по натуре, с невероятным чувством ответственности, поэтому меня и без общественной  работы  никогда не оставляли, да я особо и не сопротивлялась.  Постоянно участвовала в различных мероприятий, конкурсах, составляя проекты и программы, благодаря чему моя школа стала самой оснащенной и современной в районе. Жизнь была  насыщенной, времени скучать не было. Уход на пенсию… Особо не страдала, я общительный человек, у меня много друзей и реальных, и виртуальных, нередко в инете была и психологом, и психиатром, и Скорой помощью, и просто добрым человеком, к которому тянулись и тянутся люди отовсюду. Но после 12-14 часовых рабочих дней без выходных и отпусков, я чувствовала  какую-то пустоту, душа требовала чего-то серьезного.Образовалась брешь и во времени, и в том, что я  поняла, что нужно что-то менять, как-то реализовать себя. Поэтому случайное знакомство с удивительным поэтом, писателем, бардом и в прошлом коллегой заставило меня по-новому взглянуть на жизнь. Говорят, что нет ничего случайного, поэтому и наша встреча была ниспослана мне свыше в какой-то степени для того,  чтобы я смогла ещё долгое время чувствовать себя нужной, полезной и счастливой.
        Первые дни общения…Я погружаюсь в необычный поэтический мир незаурядной личности, талантливого поэта…И  хотя трудно чем-то удивить учителя литературы, но признаюсь, я была в шоке.  Читаешь каждый новый стих и кажется, что с тобой происходит какая-то увлекательная, будоражущая душу  перемена. Каждое слово поэта  словно  идет из глубины собственной души. Поражает всё: форма, рифмы, ритмы, образы, метафоры. Восхищает свежесть содержания, восприятия, многообразие сюжетов, удивительная лексика. Обычная речь превращается в чудесную мелодию. Такое чувство, что она звучит в душе, когда погружаешься в его стихи. Так выразить глубинные чувства души, всколыхнуть всю душу, дано не каждому! А Ефиму Ташлицкому  это прекрасно удаётся. Первым романом, открывшим мне  его как писателя, человека, гражданина, патриота, наконец, интеллектуально развитую, творческую личность с богатым духовным миром, конечно,   был автобиографический роман «Фимка», в котором он раскрывает своё собственное Я через видение  проблем, потрясений, радостей, разочарований,  которыми ему пришлось пройти. Чувствую, что чем больше я узнаю этого человека, чем больше читаю его произведения, тем сильнее тянет меня к нему и его творчеству. Он обладает невероятным  жизнелюбием, человеколюбием, каким-то особенным  магнетизмом, которые распространяются на всё и всех. Я благодарна судьбе, которая свела меня с этим необыкновенным человеком.
         Да,  на сотрудничество с писателем и поэтом я и направила свои нерастраченные силы, оно стало для меня в какой-то степени смыслом жизни. Сейчас, когда прошло достаточно времени, я адаптировалась к своему новому положению. Нет больше тоски по работе, но я по-прежнему живу его стихами, сказками, романами, песнями. Да и сама творю немало. Видимо, судьбе нужно было направить меня в то русло, где я найду себя, найду удовлетворение и радость.
Я душой воспринимаю каждое стихотворение Ефима Владимировича. Настолько реально, естественно в его произведениях показаны  любвь, нежность, ласка, страсть, уважение, бережное отношение к женщине,  кажется, что  сам автор буквально проникает в душу. Какая прекрасная находка – писать от лица женщины в рубрике «Сам себе от любимой», какое глубокое знание внутреннего мира, привычек, пристрастий, чувств, что кажется это, действительно,  писала его возлюбленная.
Думаю, что все женщины, знакомые с творчеством Ефима Владимировича, воспринимали и воспринимают его стихи точно также. Каждая примеряет стих на себя, вспоминаются моменты своей жизни, нежные, яркие, забытые, кажется, что стих написан для тебя и про тебя…что тут поделаешь, такова природа искусства, такова наша женская природа, никуда от этого не деться.
Бывало, в начале общения задавала ему наивные вопросы: «Кому посвящены стихи? Кто ваша муза?». Ответы были разные, уклончивые с хитрецой и иронией. Но я же учитель литературы, и знаю, что поэтам можно всё, их литературный герой и автор не всегда идентичны. А я совершенно не любопытна и понимаю, что личная жизнь поэта и автора –это то закрытое пространство, куда не каждый имеет доступ. Но жизнь Ефима Владимировича в полном объеме раскрывается в его произведениях. Восторгаясь любовной лирикой, восхищаясь тем, что редко какой мужчина так бережно, нежно и трепетно относится к женщине, безоговорочно считаю его лирику-учебником для мужчин. В то же время  с особым чувством глубокого уважения и восхищения читаю стихи о Родине, о семье, о любимых жене, дочери, внуках, и тогда образ Ефима Ташлицкого у меня вырастает до настоящего мужского  идеала.
  Лирику и прозу писателя,  поэта знаю хорошо, может быть, даже лучше многих. Каждый стих прочитан мною не менее трех раз. Ведь мы с Ефимом Ташлицким сейчас не просто друзья, но и соратники. Однажды, когда он написал, что нужно сдавать книгу в издательство, а он не успевает проверить ошибки, я предложила свою помощь. С этого времени в шести изданных книгах и ещё нескольких неизданных есть небольшая доля и моего труда. К чести Ефима Владимировича скажу: он абсолютно грамотен, работать с его произведениями – удовольствие.
Когда я ему рассказала, что делаю клипы для друзей и родных, он попросил попробовать сделать и для него. Ну а потом по его просьбе я работала над каждой его новой песней. Мне было интересно: я пыталась понять смысл песни, авторский замысел, значение образов,  вновь и вновь открывала «Фимку», чтобы понять то, что звучит в песнях. Это мне нравилось, я словно проникала в мир поэта, писателя. Хоть этот процесс и не простой и занимал много времени, но я работала всегда с радостью и удовольствием. И мне приятно, что создано свыше девяноста роликов с песнями на стихи любимого поэта, здесь и  авторские песни, и песни, написанные на стихи Ефима Ташлицкого Аркадием Рабкиным, Юрием Поповым (Ладога) из Москвы, и Андреем Валовым из  Барнаула. Все эти клипы с песнями и стихами легко можно найти в ютубе, набрав в поиске имя  автора.
Конечно, моя личная жизнь непростая, я рано потеряла  сына и мужа, но  благодаря семье, моим замечательным дочкам, отличным зятьям, заменившим мне сына, внукам,  людям, которые любят меня, всегда поддерживают, я не чувствую своего одиночества. А уж благодаря дружбе и сотрудничеству с Ефимом Ташлицким, жизнь кипит, течёт весёлым ручейком, поскольку я  приобщена к настоящему искусству – творчеству моего прекрасного друга, известного и знаменитого человека. Очень радуюсь, честное слово, когда читаю в адрес поэта добрые комментарии, мне нравятся люди, которые с открытой душой говорят о нём и его творчестве. Радуюсь каждому новому произведению.
С вхождением его в мою жизнь мне стало легче, и мысли стали радостнее, и на мир смотрю иначе. Вот такая я… Перечитываю стихи и думаю, что новый сборник поэта этого года будет не хуже остальных десяти книг».

К этому трогательному рассказу не могу не добавить то, что Алевтина почти ежедневно совершает прогулки: зимой на лыжах, летом пешком по пять, восемь, десять километров. Живёт она в самом что ни на есть русском крае, где великолепная природа, леса, реки, озёра. Где зимой топится печь, и полно в доме летних даров: ягод, грибов, варения, солений и так далее.


Алевтине Пономарёвой

Над деревней зимней тишина,
Нет такой тиши нигде на свете,
Участь дня давно тут решена,
Лёгкий дым печной судьбою вертит...

Отдыхает время на окне
В нарезных наличниках застряло,
Здесь зимой беспечность на коне,
Осень с летом всё уж напахало...

Ломятся все полки в кладовых,
От солений, сладостей, компота,
Тот, кто лени дал в сезон под дых,
Отдыхает нынче беззаботно...

По боку падение рубля,
Здесь деньжищ от роду не видали,
Новости послушают: "Ля-ля!
Много над собой "царей" видали...

Прохиндеев разных и вельмож,
Но на нас всё держится, поверьте...
Ненавижу ерунду и ложь,
И болит вот за Россию сердце...

Уж она воспрянет, будь здоров,
Только б каждый, каждый россиянин,
Родиной был дорожить готов,
Так как берегут её селяне...

Будь же честен на своём посту,
И трудись до пота, до седьмого...
Слава тем, кто семьи свято чтут,
Страждущим приедут на подмогу...

Что посеем, люди, то пожнём,
Нас и хуже беды не скосили,
Сдюжим, отработаем, спасём,
Не чужие матушке России...

Над деревней зимней тишина,
Нет такой тиши нигде на свете,
Участь дня давно тут решена,
Лёгкий дым печной судьбою вертит...

13.01.16.


А недавно Фимка прислал для местной библиотеки в посёлке Подосиновец, Кировской области России свои книги, подарок людям к юбилею этой самой библиотеки. Аля провела там своеобразную обзорную беседу о Ефиме Владимировиче Ташлицком. Вот первые весточки от читателей:
Татьяна Сергеевна Курдюмова, журналист:
«С интересом прочла вашу документальную прозу. Книга  «Фимка» – это, действительно, сюжет для романа. Жизненные коллизии увлекают, не отпуская внимание читателя от начала до конца. Подкупает непосредственность, с которой автор рассказывает о себе в третьем лице, что само по себе очень необычно. Некоторые страницы хочется сохранить на память.
Особенно мне понравилась глава  «Карелия» и стихотворение «Колодозеро», написанные с большой теплотой и   пониманием российской глубинки. Запомнилась глава об «Афгане», так как о той войне мы очень мало знаем,  и каждое слово очевидца очень важно!
Ещё одно письмо:
«Здравствуйте, Ефим Владимирович!
Впервые Ваше имя я услышала на праздновании сто пятого юбилея Подосиновской библиотеки им. А.А. Филева и сразу же с выставки взяла вашу пьесу «В двух шагах от счастья». С первых реплик пьеса меня захватила своей интересной идеей и коллизией. Интерес и интрига вели меня  до конца. Я, Тестова Валентина Владимировна,  режиссёр народного театра. Думаю, что менталитет людей сельской местности несколько далёк от тех откровенных сцен, которые есть в пьесе. Но пьеса мне понравилась и спасибо автору за мудрость, ведь понятно, что, проводя героев через испытания любовью, автор приводит к выводу, что только настоящая любовь приносит счастье! Спасибо, автору!
А через неделю я взяла в библиотеке уже следующую книгу: «Ненаписанные стихи». Я пока не прочитала её до конца, но каждый стих сборника вызывает удивление и восторг. Мне кажется, я ещё никогда не читала о любви так много и откровенно, красиво и без пошлости. Каждое слово проникает в душу. Всё тонко, понятно, нежно. Стихи, как музыка, льются прямо в сердце. Читаешь и думаешь, да это же песня, она звучит в душе… Ну, наверное, так и есть… ведь Алевтина Пономарева на юбилее библиотеки говорила, что у Вас есть много авторских песен, и обещала с ними познакомить. Будем ждать с нетерпением. Одну мы прослушали на вечере. Замечательная песня, и голос у вас молодой, красивый, выразительный. Я даже думаю, перед следующей репетицией спектакля познакомлю актёров с вашей любовной лирикой. Спасибо вам большое! Где же вы были раньше? Если бы ни Алевтина Анатольевна, мы бы, может, и никогда не узнали  о вашем творчестве! Огромное спасибо ей и вам! Кстати, моего папу звали Владимир Ефимович.
С уважением В.Тестова».
Как и любой другой мужчина, Фимка любит, когда его хвалят. У него словно вырастают крылья, и вновь хочется творить, писать, доставлять людям радость. Хвалите мужчин и особенно юношей и мальчиков. Хвалите по поводу и без повода, и тогда они намного лучше учатся, работают, мыслят и достигают больших успехов. Вы думаете, что это я сказал, да нет же – почитайте и послушайте лекции Татьяны Черниговской, профессора, доктора наук, уникальной женщины, которая посвятила себя изучению человеческого мозга, сознания и тому подобное. Надо сказать, что Ташлицкий буквально «заболел» этими лекциями, как, впрочем, и беседами профессора Сергея Савельева. О них мы ещё поговорим далее.
А пока что вернёмся к «Одноклассникам», да простят меня те мои друзья, о ком не успею написать ничего в этой книге или затрону нашу дружбу и общение лишь поверхностно. Думаю, что вы поймёте меня, иначе надо будет писать ещё не одну, а десятки книг.
Чаще всего с теми, с кем общался Фимка, в основном это касается женщин (мужикам как-то легче выживать в этой жизненной суете), так вот, чаще всего звучали слова:
«Спасибо за невероятное спасение души, спасение от жуткой серости, от непонимания близких людей, спасение от одиночества, поскольку интернет наделил нас всех новой, виртуальной жизнью. Спасибо за поддержку, за стихи и песни, если бы не Вы, не знаю, что было бы со мной в этой сложной, наполненной несправедливостью жизни. Перечитываю книги, которые Вы мне прислали. Они помогают мне жить и радоваться».
Написанное мнение не придумано Фимкой, а послано вполне реальным человеком, а конкретно – Антонидой Розановой из города Уфа. Её комментарии мы дополним позже.
Кто мог бы ещё подписаться под этим высказыванием? Хотел организовать своеобразный флешмоб по этому поводу, да скромность не позволяет. Одно скажу, что таких сообщений или примерно с такими же мыслями, Фимка получал десятками и продолжает получать до сих пор. Что это значит для него? А вот что.
Такие мысли и благодарности от читателей дают ответ некоторым коллегам, которые ругают Ташлицкого за то, что очень много пишет о любви. За то, что приземляет человека, не уводя его в поэзии к «фантазиям и высотам, непонятной для простых людей философии», когда вычурные, замысловатые, витиеватые фразы уводят мысли, закручивая спирали, якобы, высокой поэзии.
Или, например, некоторые восклицают: «Где, Фимка, твоя гражданская позиция? Поэт – это глас народа! За что ты борешься, почему пишешь так, а не иначе?». Блин, задолбали, ребята! Пишу, как могу, не нравится, не читайте. Лотков с помидорами много, эти не нравятся, иди купи в соседней лавке. А мне достаточно тех сотен тысяч читателей, в основном женщин, для которых то, что я пишу – приятное благо для души и сердца. Не согласным – дверь открыта, спасибо!
 
«Ах, какие ты находишь слова! Рыцарь верный, любовник странный... Нет, вот мне так точно не отвертеться от твоего притяжения!  Это настоящее наваждение, оно такое: и мучительное, и приятное одновременно! И непонятно, и сладостно, и тайна, и стыд, и нежность, и страстное желание. Потянуло твои «От кровения» читать. В жизни не читала ничего более прекрасного в своей откровенности. Красиво до невозможности и так же до невозможности стыдно читать. Но разве красивое может быть стыдным? Красиво, стыдно и тянет окунуться в этот красивый стыд.
Почему так притягательна тема эта твоя? Может, я хочу заместить чужими эмоциями и чувствами отсутствие у себя любви и ласки? Это подобно тому, как мы любим есть вкусное мясо или вкусный торт, запивая вкусным вином. Но почему стыдно читать? Наверное, потому что, читая, чувствуешь полное своё несовершенство физическое, несоответствие стандартам красоты.
Увы, старость – это такой сволочной скульптор, старость так уродует тело, что гадко бывает на себя смотреть! Куда подевалась вся былая телесная роскошь? Хоть и говорят, что главное не упаковка, а содержимое, но я себя чувствую завёрнутой в старую рыжую обёрточную бумагу, подобно той, что раньше в магазинах упаковывали колбасу. Смешно и грустно, но я не могу себя принимать в этом стареющем облике! И что делать? Как с этим смириться? Ах, что делать, что делать, вот сейчас поиграю с котом, попью чаю, накормлю зверей и так далее. «День сурка» продолжается! А тебя всё равно читаю, стихи твои читаю с упоением. Просто одержима этой страстью.  Продолжай в том же духе, дай нам, женщинам, насладиться любовью, пусть даже виртуальной. За неимением настоящих мужиков – и эта хороша! Аминь!»
Пишет это Фимке Елена Украинка. Удивительная женщина, обычная домохозяйка, пытающаяся выжить в невероятных условиях украинской действительности. Женщина, потерявшая недавно мужа, на плечах которой дети, внуки, невестки, огромное домашнее хозяйство, огород и так далее. Женщина, для которой русский язык такой же родной, как и украинский. Женщина, которая боится поставить «лайк» под стихотворением Фимки, если там есть слово «Россия».
Потому что следят за ней, как и за другими людьми, чёрные силы бендеровцев, решивших, что с помощью силы и оружия можно запугать народ, доказывая всем, что украинцы и русские – враги. Дикая ложь, эти два народа, история которых восходит к Киевской Руси – братские народы и точка!
А Лена Украинка – прирождённый литературовед, это у неё в крови – разбираться и глубоко понимать художественные произведения. Она не училась этому специально, это – от природы, такое дано не каждому. Думаю, что Лене давно пора самой писать и стихи, и рассказы, и романы. Жизнь у неё такая, что есть о чём рассказать. Вот один из отрывков комментария к стихам Е.В.Ташлицкого:
"Утреннее послание" написано в ноябре, в преддверии зимы. Но разве есть времена года для чувств, облекаемых в слова, чувств, идущих из доброго сердца? Наше настроение может зависеть от времён года. Вот и "полынный цвет у неба ноября" может вызвать прилив грусти и прочие признаки осенней хандры.
Но разве только в ноябре, во временном владении этого "грустного и серого" умельца, нас посещает непонятная тоска и чувство неудовлетворённости жизнью? Не всегда и не у всех получается, проснувшись, "быть бессовестно счастливой". Это "Утреннее послание" как раз и предназначено, независимо от времён года, нести позитив своим друзьям, любителям поэзии. Какое удивительное слово: стихо-творение! Творение стихов... А ведь, действительно, настоящий поэт творит стихи.
Но не только образность, изысканность слога и стихотворный ритм пленяют в поэзии Ефима Ташлицкого, но и глубинное понимание таких человеческих чувств, как любовь и радость. Каждое его стихо-творение можно назвать радостью-творением, любви-творением, потому что адресуемые нам строки он пропускает через душу свою и сердце. Поэтому они так затрагивают струны наших душ. Недаром он пишет: "…ищу созвучья ритмов для тебя, стараюсь подобрать приятных сердцу...". Сердцу своему и нашим сердцам. Не зря живёт поэт, если его посыл, "луч надежды", прилетевший издалека, способен согреть, воскресить охладевшие мечты, "освятить заблудшему дорогу".
И пусть вокруг нас плывёт хаос, наполненный головоломками, и вся жизнь кажется порою сплошным миражом. Но если есть хоть один человек на свете, способный найти слова утешения для страждущих, то река жизни, "продрогшая от осени", уже не будет казаться такой безнадёжной в своей серости.
Однажды известный русский поэт Ф. Сологуб так отозвался о собрате по перу К. Бальмонте: "Поэт – редкий гость на Земле. Поэт – воскресный день и праздник Мира...". Можно с уверенностью отнести эти слова и к творчеству Ефима Ташлицкого. Ведь он сам сказал о себе: "Горю звездой, и свет тот берегу...". Пожелаем поэту, освещая тёмные лабиринты наших душ, утренним посланием пробуждать нас к радостному бытию».










Часть вторая

Полдень


Глава десятая – 11.30. – 12.00.

Дорога из рая в ад и обратно

После очередного обхода территории Фимка включил в своей «конторе» кондиционер. Сразу стало теплее и уютнее. На улице ни души, дождь всех загнал в помещения, и только машины, умытые от пыли, недавно пришедшей с пустыни Негев, сверкали и катились по дорогам, как дельфины и киты. Новые волны воспоминаний накатывали на мозг, на душу и сердце.
Мозг. Теперь Фимка увлёкся лекциями двух умнейших людей, профессоров – Татьяны Черниговской и Сергея Савельева. Поразительно интересные вещи рассказывают эти известные на весь мир учёные. А главное – полезные вещи для жизни человека, который серьёзно относится к теме сознания, души, Бога и религии.
Фимка всегда верил людям, хотя частенько за эту веру и доброту ему доставалось так, что будь здоров. Вы скажете, что таких людей мало, мол, больше злых и недобросовестных. Ошибаетесь, добрых, отзывчивых, а главное умных и порядочных людей больше, гораздо больше. Хотя, вот вам случай, когда человек, всецело преданный семье, а главное – государству, её законам и порядкам, попадает в такие ситуации, что не дай вам Бог испытать то же самое.
Как-то под вечер раздался звонок пелефона (так в Израиле называют мобильные телефоны).
– Здравствуйте, Ефим?
– Он самый, а это кто?
– Вам привет от Миши Рокотова, он дал мне номер вашего телефона и сказал, что вы можете мне помочь.
– Спасибо за привет, а в чём помочь?
– Написать книгу.
Тут Фимка вспомнил просьбу Рокотова помочь кому-то в Израиле.
– Да, я помню, надо бы встретиться, где вы живёте, в каком городе страны, это важно?
– Живу в Раматгане, это недалеко от вас, но не стоит беспокоиться, я уже сижу в парке напротив вашего дома на скамейке. Подходите, вы меня сразу узнаете.
– А каким образом вы нашли меня?
– Это было несложно, жду вас.
Фимка пожал плечами, надел на себя спортивный костюм и вышел в парк, расположенный тут же у дома. Это место называется в Петах-Тикве – Музей и парк Яд-ле-Баним. Парк небольшой, но уютный и любим горожанами, которые устраивают здесь гуляния на праздники, концерты, дни рождения своим детям. Достопримечательностью парка служат небольшой зоопарк с массой птиц и животных, а также советский танк Т-65, захваченный израильскими солдатами у сирийцев во время войны Ём Кипур (война Судного дня) и установленный на пригорке для всеобщего обзора в качестве экспоната музея.
Символично было то, что рядом с танком сидел на скамейке «человек-танк», подбитый уже в мирное время своими самыми близкими друзьями. В парке почти не было народу, так что Фимка сразу заприметил незнакомца. О таких людях говорят: в нём угадывается порода. Высокого роста полноватый слегка мужчина, такой же седобородый, как и автор этих строк, вальяжно сидел на скамье и с удовольствием щурился от лучей израильского солнца. Когда Ташлицкий подошёл, гость с трудом поднялся со скамейки и протянул руку:
– Ефим Пинкас, – с улыбкой произнёс он громким, с небольшой хрипотцой, голосом, – как видите, ваш тёзка.
– Очень приятно, Фима! Редкое у нас с вами имя, – оба рассмеялись, разряжая обстановку, – слушаю вас, говорите. Может, сразу перейдём на ты, чисто по-израильски?
– Согласен, тем более, что я младше тебя лет на пять-семь. Дело у меня вот какое: хочу книгу написать о некоторых событиях моей жизни и таким образом отомстить кое-кому. Мог бы чисто физически, но я добрый человек, хватит и морального наказания тем, кто со мной зло сотворил. Сам понимаешь, «словом можно убить…», ну и так далее. Сначала расскажу очень коротко, а ты уж решишь – писать об этом обо всём или нет. Факты я могу изложить, но мне хочется, чтобы это было художественное произведение – повесть, роман, как хочешь это называй, я – бизнесмен, а не литератор, лучше всего это сделать профессионалу. Кроме того, тебе не помешает заработать пару копеек. Согласен?
– Естественно, – ответил Ташлицкий.
То, что поведал тёзка, потрясло Фимку до глубины души. Он думал, что такое можно услышать и увидеть, разве что только в крутых киносериалах, но здесь сюжет был закручен даже похлеще, главное, что рассказ был из первых рук, то есть – от очевидца и участника жутких событий, от которых волосы порой вставали дыбом.
Договорились так: Ташлицкий будет записывать рассказы Пинкаса на диктофон, а затем расшифровывать их и писать книгу. Итак, поехали!
Рассказчик: «Совсем не важно, в какой стране, республике или мегаполисе это происходило, кстати, скорее всего, происходит до сих пор и в эти минуты тоже. Важно лишь то, что я хочу сделать стотысячное «китайское предупреждение» тем, кто серьёзно решил заняться бизнесом и вкладывает в это огромные деньги, свои нервы, здоровье и сердце. Будьте бдительными и готовыми одномоментно потерять всё, что вы заработали своим адским трудом. Говорю это со знанием дела, поскольку сам пережил подобное.
Никогда не знаешь, где тебя поджидает беда или случай, который меняет твою жизнь на сто восемьдесят градусов. Ещё больнее, если это предательство близких тебе людей, от которых уж точно не ждёшь подлянки. Никогда не думал, что это произойдёт со мной, потому что был уверен в том, что работаю и живу по справедливости. Однако оказалось, что рядом со мной, с моим бизнесом, процветает вопиющее беззаконие, дикое болото коррупции и стяжательства, неимоверной жестокости, воровства и грабежа.
Но это не те преступники, что грабят квартиры, прохожих, банки, тем положено сидеть в тюрьмах. Я имею в виду, прежде всего, чиновников, наделённых государственной властью, следователей и судей. Тех, кто работает в тюрьмах и колониях. Беспредел их деятельности просто омерзителен. Я испытал это на своей шкуре. Так что, уважаемые читатели, у вас есть возможность получить мастер-класс от человека, прошедшего ад и «рай». Мой опыт, может быть, оградит вас от разорения и бед.
– Ты был богатым человеком, твой бизнес процветал, как тебе это удалось? – сросил Фимка.
– Представь себе, что я был очень богатым человеком, ну, очень богатым. Огромный дом с бассейном посреди столицы, небольшие фабрики, выпускавшие прекрасную сладкую и другую продукцию. Я даже выполнял со своими рабочими государственные заказы, заказы для армии, которые давали огромную прибыль. Но это были не простые, заурядные продукты, часть из них были доведены до совершенства и отличались уникальной оригинальностью. Здесь и конфеты, шоколад, сливочное масло, сухпайки для солдат.
Дело в том, что я хорошо владел, как теперь говорят – матчастью, поскольку был выпускником весьма престижного вуза – республиканского института народного хозяйства. Работал сначала заместителем директора крупного завода. Но в начале девяностых годов, организовав хозрасчётное предприятие, понял, что мой путь – это частное предпринимательство. За что бы ни брался, всё получалось отлично. Не буду подробно описывать дело, но денежки потекли рекой, и чем больше, тем чаще я их вкладывал в новое дело.
Все тогда были воодушевлены новациями и перестройкой в СССР, а потом и в СНГ. Казалось, что вот – начинается новая эра, эра, когда ты сможешь работать не только на «дядю», но и на самого себя. Эйфория была невероятная. Арендовав небольшое помещение  на территории домостроительного комбината, мы начали выпуск дефицитной тогда продукции: лобовые стёкла для автомобилей, как для легковых машин, так и для грузовиков.  Дело пошло, поехало, да с такой скоростью, что вскоре мы открыли филиалы в городе Одессе, на Дальнем Востоке в Южно-Сахалинске.
Занимались шитьём постельных принадлежностей, продавали их даже в Канаду. Пережив распад СССР, выдержали многие испытания.
Моими партнёрами были два друга, с которыми дружил с детства, со школы: Сулейман Обидов и Константин Соловьёв. Знал их, доверял им, как самому себе. Дружили семьями, дети наши были друг другу как родные братья и сёстры. Но тут появилось такое злое явление, как рэкет.  Наехали на меня бандиты, как теперь говорят, по полной программе. Кроме своих республиканских рэкетиров, приезжали, так называемые – «залётные», которые ни с того, ни с сего «просили поделиться» частью полученных доходов. Честно говоря, становилось страшно от таких требований за своих родных и близких, и я отправил своё семейство: жену, детей и родителей на постоянное место жительства в Израиль.
Наверняка, найдутся такие читатели, которые спросят, мол, почему не уехал сам? Вот не уехал, фанатично верил в то, что в стране, в которой я вырос и трудился, нет угрозы для бизнеса, всё тут своё, родное, созданное потом и кровью, нервами и невероятно напряжённым трудом. Верилось в друзей, в партнёров, в справедливость. Даже тогда, когда бизнес пошёл на спад, даже тогда, когда со мной случился инфаркт в 1996 году, я не оставлял надежды на лучшие времена.
Так и получилось, возродился, как Феникс из пепла: открыл новые фирмы, совместные с израильтянами, выпускал крепкие напитки, лимонад, пищевые добавки, маргарин для птицеферм, строил дома, чем только мы не занимались. На моих предприятиях работало более полутора тысяч человек. Люди вовремя получали зарплату и были весьма довольны своим положением. Не знал я, что в это же самое время за мной пристально наблюдают хищники, жаждущие крови и денег, а главное – лёгкой наживы.
Они планировали завладеть моим богатством и присвоить себе моё богатство, накопленное и заработанное с таким трудом. Для таких тварей нет ничего святого, есть только дикое желание разбогатеть за счёт кого-то. Удобный для них момент наступил быстро и неожиданно: мне срочно надо было уехать в Киев для заключения очень крупной сделки.
Всё шло по плану, и я должен был возвращаться назад в республику, но тут мне позвонил Костя Соловьёв и предупредил:
– Фима, назад не возвращайся, тебя объявили в розыск по всему СНГ и в Интерполе. Прости, приходится спасать свою шкуру, и я улетаю. Куда? Потом сообщу. Но ещё раз предупреждаю, ни в коем случае не возвращайся домой. На тебя в министерство внутренних дел написали «телегу» и тебя сразу же арестуют.
– Кто написал? О чём ты говоришь, ты в своём уме?
– Сулейман написал, кто-то «сверху» на него наехал, он испугался и написал заявление в прокуратуру о том, что ты, якобы, украл все деньги, снял с банковских счетов и уехал, кроме того, тебе в вину вменяется неуплата налогов в крупных размерах.
– Но мы все налоги платили исправно, как такое может быть? И никаких денег я из банков не брал.
– Я говорю тебе то, что есть, улетай в Прибалтику, отсидись там, пока всё выяснится и уляжется, иначе тебя упекут в тюрягу.
Фимка, записывая разговор на маленький диктофон, сидел и молча слушал эту невероятную исповедь.
– Таким образом, уважаемый тёзка, я из богатого и самодостаточного бизнесмена мгновенно превратился в бомжа. Как ты думаешь, сколько я вешу сейчас?
– Ну, килограммов девяносто пять.
– Почти угадал, а сколько я весил до того, как попал в тюрьму? Не пытайся угадывать – сто пятьдесят.
– Ты сидел в тюрьме?
– И в тюрьме, и в колонии. Но это я расскажу тебе при следующей встрече».
Мы вышли из парка на автостоянку музея. Фима Пинкас сел в машину и уехал. А Ташлицкий вернулся к себе в квартиру, сел в кресло перед компьютером и долго размышлял над тем, что он услышал от своего тёзки.
Через пару дней они снова встретились.
Рассказчик: «Родился и вырос в столице одной южной республики. Учился, сначала в школе, потом в институте, время было классное, сам знаешь. Читал твоего «Фимку», схема жизни примерно та же. Жизнь перевернула, так называемая «перестройка» горбачёвского времени, развал «союза». Тогда у многих были поломаны судьбы, для одних была манна небесная, для других трагедии, переселение, эмиграция, жуть! Я вдруг оказался «в своей тарелке», на меня свалилось вдохновение, которое велело мне стать предпринимателем, бизнесменом, капиталистом.
Течение понесло меня в приятный кошмар, и я был весьма рад этому. Я уже тебе об этом начал говорить. И вдруг, бац! Земля из-под ног уходит, кто-то стремится прибрать к рукам мой бизнес, видя в этом только наживу за счёт другого человека. У тех, кто сделал меня нищим, не было иной цели, как разворовать всё, что я создал, продать оборудование, получить деньги и не задумываться над тем, что бизнес надо развивать, что это стоит тысячам людей место работы, которое они одномоментно потеряли.
Короче, еду в Прибалтику, был там один знакомый, который тоже, в конце концов, предал меня. Сидеть без дела не могу, природа такова. Организовал фирму, занимающуюся различными делами. К примеру, мы пекли израильские «бурекасы», попросту – пирожки из слоёного теста, и продавали их свеженькими на заправочных станциях. Бурекасы пошли на ура. Там же я нашёл специалиста, который умудрился изобрести способ нанесения золотого порошка на ювелирные изделия и столовые приборы слоем в два микрона. Такого производства я не видел ни у кого, минимум, что делали другие, семь-восемь микрон. Ты понимаешь, что это значит?
– Не совсем, что тут такого важного?
– Как что, экономия золота. Но самое главное – прибыль, на один доллар затрат мы получали десять долларов навара. Годится?
– Да уж, конечно. А что с твоими делами в республике?
– Работаю почти год, жду, когда там всё «разрулится», не ведая, что топор уже занесён над моей головой. Верю в справедливость, я столько сделал для этой страны, открыл огромное количество рабочих мест, договорился с израильтянами о программе, которая планирует пол ребёнка, до его зачатия.
– Господи, и такое возможно? Зачем это нужно, какая тут цель, и что – это должно было принести деньги?
– Фима, евреи и не такое могут, ты же знаешь. А деньги? Дело в том, что для этой республики очень важно планирование пола ребёнка. Большинство семей хочет иметь сыновей, мальчиков, а не девочек. Сам знаешь, какие трагедии разыгрываются в тех семьях, где рождаются в основном девочки или все новорождённые – девочки. Из-за этого семьи распадаются, причём в огромном количестве. И это не сказки, а реальность, можешь проверить.
– И что же с этим проектом?
– Всё – коту под хвост! Только я мог организовать и договориться с учёными и врачами. Этот проект окупился бы очень быстро, а потом приносил бы сумасшедшую прибыль. Фима, я был миллионером, бизнес мой был почти на самой высокой точке развития. И вдруг – такое!
Короче, скажу тебе так: работники МВД, силовых структур, чиновники, приближённые к президентам и просто уголовники спят и видят, как поживиться за счёт честных и трудолюбивых частных предпринимателей. Отнять силой или предательством, или подлогом то, что накоплено и создано титаническим трудом. Это говорю тебе я, познавший на собственной шкуре невероятный кошмар. Думаю, что такой дикий средневековый способ практикуется во всех странах бывшего СССР, а может быть и во всём мире.
– И всё же ты вернулся домой?
– Я вернулся, потому что меня заманили уверением, что нет ничего страшного, что справедливость восторжествует. У меня там оставалось моё благополучие, мой бизнес, деньги в конце концов. Думаю, кто-то, узнав, что я в Прибалтике, подкупил местного чиновника, который выдал мне бумагу об экстрадиции назад в республику по линии Интерпола. Смешно, но я сам приехал в аэропорт, где меня ждали два сотрудника силовых структур, которых послали за мной. Они улыбались и уверяли меня, что всё окей!
Однако, по прибытию в страну, они передали меня полицейским, которые, не церемонясь, надели на меня наручники и отвезли в  «сизо». И вот я, никогда не нарушавший закон, верящий в то, что в мире настал век справедливости, унижен, оскорблён, брошен в дичайшую обстановку, в которой невозможно выжить, в которой тебя просто уничтожают как человека, как индивидуума, ты становишься никем, навозом, который выбрасывается на землю… Но навоз хотя бы приносит пользу тем, что является удобрением для растений. А вот ты, попавши  в лапы тюремщиков, становишься просто призраком, С этого момента у тебя даже имени нет, мало того, ты перестаёшь существовать для своих близких и родных людей, которые порой и знать не знают, что с тобой сотворили эти твари. Для них нет законов. Нет, простите, один всё же есть – деньги!
Что вы сказали? – Гражданские права? Посмейтесь вместе со мной, потому что только теперь я узнал, что у меня нет никаких прав: ни гражданских, ни политических, ни даже человеческих. Все права были теперь у начальника «сизо», который предстал передо мной в мокрой от пота майке и в трусах. Жара в республике была в это время неимоверная. Поливая на себя воду из шланга, глядя на меня, он оскаливался в какой-то идиотской улыбке и приговаривал с диким южным акцентом:
– Ух ты, какой кабася, хочешь побороться со мной. Давай побуцкаемся. Что, боишься?
– Во-первых, я прошу вас мне не тыкать. А во-вторых, требую, адвоката и следователя, если я в чём-нибудь виноват.
– Во-первых, рот закрой, скотина! Ты есть преступник, и я могу с тобой поступать так, как захочу.
– На каком основании?
– Я сказал – рот закрой! Вот тебе моё основание.
Поливающий себя из крана «правоохранитель», размахнулся и влепил мне такую затрещину, что я свалился с ног. Потом он наклонился надо мной, схватил рубашку за ворот и шипящим голосом произнёс:
– Я тебе и адвокат, и следователь, и палач, понял, жидовская твоя морда! Увести его в камеру, – приказал он двум надсмотрщикам.
Сразу скажу, что целый месяц я провёл в этом «сизо» без следствия, без вызовов на допрос, без адвоката. Каждый раз, когда я задавал вопрос, когда меня вызовут к себе дознаватели, я получал один ответ – рот закрой! С трудом, через других зэков, сумел передать записку жене, после чего был вызван на первый допрос.
Ради такого случая мне передали из дома одежду: костюм, чистую рубашку. Привезли в здание УВД. Посадили на скамейку в коридоре, рядом с охранником, где я просидел несколько часов, наблюдая единственную картину: мимо меня в кабинет, напротив скамейки, проходили люди, причём это были бывшие мои партнёры по бизнесу, директора крупных магазинов, складов, заводов и фабрик, с кем я раньше был связан делами, контрактами. Каждый день в течение недели была одна и та же процедура, о которой я только что рассказал.
О том, что это была за «комбинация» я узнал намного позже от «знакомого» из того же УВД. Оказывается, каждому, кого приводили к следователю, говорили следующее: «Видел в коридоре Ефима Пинхаса? Ты с ним работал? А мы точно знаем, что ты с ним работал, так вот – с тобой будет тоже самое, что и с ним, если не откупишься. Ставка взятки была в зависимости от того, где человек работал. Сошки помельче платили по тысячу долларов, покрупнее от пяти до десяти тысяч долларов. По моим подсчётам «руководители правоохранительных органов» получили от этой показухи более десяти миллионов баксов. Я был для этой операции – подсадной уткой.
Суд по моему делу состоялся через три месяца. Он продолжался пару минут: судья огласил вердикт – десять лет колонии строгого режима. Когда я осмелился спросить, за что? Ответ был прежним – закрой рот! И это не выдумки, уважаемые читатели, это происходило и происходит до сих пор, потому что система стяжательства и наживы так работает. Силу имеют только деньги! Демократия, свобода слова, гражданские права – это для наивных рабов, не желающих знать, чем и как живут там, «на верху». Тебя не трогают, ну, и слава богу, а там, хоть трава не расти.
Четыре с лишним года я отсидел в колонии. Это было ужасное время несправедливости, издевательства и насилия. За малую провинность тебе добавляли срок, всё делалось так, чтобы ты уже никогда из этого проклятого места не вышел. За это время всё моё имущество, деньги, богатство было разграблено близким другом, чиновниками прокуратуры и другими негодяями. Если вы думаете, что я такой один? Вы глубоко ошибаетесь. Сотни бизнесменов республики были «наказаны» точно так же. Эти стервятники ждут, когда ты разбогатеешь, когда ты выложишься по полной программе.
Вот тогда и прозвучит команда: «Фас!», и ты будешь ограблен, втоптан в грязь, раздавлен беззаконием. Скажите, прекрасная работа – ничего не делать, не трудиться сутками, не зная отдыха, создавая рабочие места для людей, создавая ценности для населения, не переживать за процесс создания бизнеса, а потом – хап! И оттяпать готовое, разорить, украсть. Вы думаете, что это не про вас? Глубоко ошибаетесь, господа! Система продумана на государственном уровне, она нигде не прописана, её не видно, но она на самом деле существует. Так что – берегитесь, они уже идут к вам!
Мне ещё повезло: я отсидел вместо десяти лет – четыре, так как президент республики объявил амнистию в честь какого-то праздника. Освобождались из тюрем и колоний преступники, которым исполнилось шестьдесят лет. Против такого указа мои «законники» были бессильны. Меня освободили, и через пару дней я уже летел в Израиль, на свою доисторическую родину, которая пока что так и не дала мне гражданство из-за того, что я был где-то осуждён. И местным чиновникам неважно, что я был осуждён незаконно и не совершал никаких преступлений…
Но это уже другая история.
– Вот, тёзка, об этом я и прошу тебя написать книгу моих воспоминаний. Это только малая часть того, что я пережил в тюрьме и колонии, остальное в процессе наших бесед».
– Я согласен, – ответил Фимка, мне это очень интересно.










Глава одиннадцатая – 12.00. 12.30.


Праздники и будни



Банальная фраза – «Большое видится на расстоянии», многие не понимают значение этих слов, пока сами не переживут что-то типа развала Советского Союза. Радость перемен и эйфория надежды на новизну жизни, на так называемые «демократические свободы» заканчиваются не сразу, а лет эдак через десять-двадцать после происшедшего. Демократия, свободы, капиталистический строй – всё это, в конце концов, оказалось диким блефом и бестолковым проведением времени. Такое ощущение, что кто-то специально подталкивает мир к самоуничтожению: образование мельчает и превращается в такой бедлам, что назад, к мудрости, уже дороги нет.
Чем тупее молодёжь, чем она бесшабашнее, тем выгодно людям, которых мы не видим, мы их не знаем, но они, суки, ведут мир к катастрофе. Система, построенная ими, продумана и жестока. Главное для этой группы богатых выродков – уничтожить массу людей, чтобы на планете было бы посвободнее. Почему я так думаю, откуда я это взял, спросите вы? Отвечу – интуиция, которая никогда Фимку не подводила. Статьи и лекции умнейших людей планеты, их анализ и выводы, постоянная читка новостей приводит именно к такому суждению…
Развал «Союза», как теперь выясняется, была запрограммирована и осуществлена американцами, вернее – верхушкой власти, и это никем теперь не скрывается. К чему эта акция привела, можете убедиться сами. Огромное количество людей потеряли кров, средства к существованию. Великое переселение конца прошлого века и начала нового принесло горе и страдание населению бывших советских республик. На Ближнем Востоке действия американцев привели к необоснованной ничем гибели сотен тысяч людей. Именно американцы и англо-саксы, люто ненавидящие русских, поссорили Украину с Россией. Принцип старый – разделяй и властвуй.
Именно США «вырыли» огромную пропасть между Западной и Восточной Европой, а уж между Россией и США – это уже не пропасть, а катастрофический разлом. По этому поводу советую посмотреть в ютюбе видеоматериалы Назара Илишева, профессора А. Фурсова, профессора С. Савельева.
Для чего пишу это, почему пишу? Да потому что и моя жизнь, и жизнь моих близких людей поломана, переиначена, заменена на другую, «благодаря» тупой, серой тварью, которая зовётся – власть. Ей глубоко по фигу, кто и как будет страдать, мучиться, метаться из страны в страну, терпеть беды и лишения. Главное, чтобы кучке людей, против которых не попрёшь (и они прекрасно это знают), было бы хорошо! Будь я моложе, организовал бы свою революционную партию, добиваясь хоть какой-то справедливости. Главное – чтобы тот, кто руководит страной, народом, был бы мудрым, честным и заботился бы о том самом народе.
«Наивный человек – Фимка, – скажет кто-то, – ну, чего тебе неймётся? Живи спокойно, жуй свою корочку хлеба, пиши стихи и прозу. Зачем тебе революция?».
– Воспитан так, – ответит Фимка, – вырос на идеях интернационализма и коммунизма, о котором вдруг сегодня на Западе вспомнили и начали читать заново Ленина, Маркса и других вождей пролетариата. И такой у них живой интерес возник, что капиталисты снова стали бояться революций. А мой мир, в котором теперь живу – хорош. Выдержали, выстрадали переезд в Израиль, всё начали с нуля. Забыли про то, что по сорок лет пахали на Советы, не получив теперь ни копейки денег пенсии. А ведь их планировали, они где-то были. Сейчас понятно – где эти денежки – в карманах у властных толстосумов.
Вспомнилось окончание стихотворения Новеллы Матвеевой «Гипноз», которое любил с юности:

И вот, то сокращаясь, то вздуваясь,
Переливаясь, как железный дым,
И все-таки над кем-то издеваясь
Самим существованием своим,
Прохлестывая туловищем травы,
Ушла змея...А попугай вослед
Орал ей что-то вроде: «Твар-ри! Твар-ри!
А крыльев нет! Ур-ра! А крыльев нет!..»

У власти точно нет крыльев, только змеиное туловище, съедающее нас – людей. Но мы живём, а как же иначе, наш мозг не допускает иного, он требует жить, есть, спасть, рожать детей ради беспрерывного пребывания разума во Вселенной. Ради радостей, пусть скромных, но с огромной долей счастья, если, конечно, ты оптимист и у тебя в голове осталось и живёт то, что называется воспитанием, уважением к старшим, любовь к женщине, к детям, к природе.
Фимка недавно написал пьесу «В двух шагах от счастья», где вывел формулу поистине настоящей, долговременной любви с огромной степенью доверия друг к другу. Он назвал эту любовь – резонансной, поскольку только в обоюдном стремлении быть вместе, в резонировании чувств до степени высшего проявления ласки, страсти, взаимоуважения, только в этом случае любовь, как нам кажется, вечна. Она правдива, как истина, как гармония, как все вместе взятые чувства всего живого.
Высокопарно? – Да. Но о любви нельзя говорить иначе.
Есть ещё одна любовь – она к детям, внукам, близким людям, к верным друзьям. Фимка умеет любить и дружить. Вот только предательства простить никогда не сможет. Об этом напишу чуть позже. А пока что о тех праздниках души, которые и есть – сама жизнь. Уже много лет подряд, практически на каждый праздник, в основном это праздники израильские, еврейские, вся семья собирается у дочери, у Рины. Меня прекрасно поймут те, для кого важны давние человеческие ценности – семья, друзья, работа. Здесь, на первое место выступает такая ситуация, при которой твои дети и внуки живут рядом, по соседству.
Сочувствую тем, кто когда-то переехал в Израиль, но их дети и внуки живут в разных странах по всему свету. У Вадима Эдельмана, близкого друга Фимки – один сын в Америке, другой – в Японии, третий – в Санкт-Петербурге, четвёртый тоже вскоре собирается работать в «штатах». Вадик мотается – то к одному, то к другому. Но он не унывает, а главное – недавно у него родилась внучка, типичная китаянка. Смотрю вместе с ним на фото и думаю: и тут китайцы успели, скоро от них будет некуда деться. Вся земля станет одним большим Китаем, к этому идёт.
К празднику всегда особая подготовка: зять и доча, вместе с внуками, которым деваться было некуда – научились быть классными поварами, поскольку их папа, я так считаю, повар от Бога. Это надо видеть, как он готовит свои аппетитнейшие блюда. Главное, с каким выражением лица он это делает, любо дорого смотреть, ну настоящий импровизатор, «поэт»,  Вдохновенное выражение лица говорит о том, что молодому мужчине это жутко нравится. А уж когда за столом, попробовав то или иное угощение, гости хвалят приготовленное угощение, то лицо мастера (иначе не могу его назвать) светится необыкновенной улыбкой истинного удовлетворения.
Фимке и Ане повезло, их дочь вышла замуж за чудесного парня из прекрасной семьи. Свояки оказались настолько близкими по духу людьми, что остаётся только благодарить за это Бога. С другой стороны, оба: и Рина, и Вячеслав – это теперь настоящие израильтяне. А уж их дети, наши внуки – и подавно! Любят свою страну самозабвенно, что сказать – типичные «сабры», напомню: цабр с иврита – это кактус.
Так вот, дети Израиля колючие, не признающие компромиссов, свободолюбивые и своенравные. А как иначе выжить в стране, окружённой врагами, которые спят и мечтают уничтожить Израиль как государство, стереть его с лица земли. Но народ земли обетованной жив и здравствует, имея передовые технологии как в сельском хозяйстве, так и в электронике. Кто придумал знаменитую флешку? Израильтянин, причём советского покроя. Кто придумал навигатор? Тоже наши. Так что есть чем гордиться. Наверное, поэтому в этой маленькой, но прекраснейшей стране люди умеют веселиться от души да так, что весь мир удивляется.
Скоро, к примеру, праздник под названием Тубишват. В эту зимнюю пору (учитывайте, что это вечнозелёная страна, где лето не кончается никогда) сотни тысяч людей выходят на природу сажать деревья, кустарники, цветы. В эти дни по стране высаживаются миллионы растений. Если вы приедете в Израиль, то увидите, насколько всё утопает в зелени, но каждый кустик и дерево посажено тут руками человека, поскольку в пролом эта местность была сплошь выжженная пустыня.
Причём, что удивительно – к каждому кустику, дереву, к каждому цветку подведена трубка капельного орошения. Даже на хлопковых полях я не увидел традиционных узбекских арыков. Каждое растение питается влагой из дырочки капельного орошения. Огромные поля обслуживают всего несколько человек.

Размышления нашего героя прервал телефонный звонок, звонил внук Давид:
– Деда, привет! Я в ближайшую субботу буду дома, приеду в четверг вечером. Как ты насчёт того, чтобы в снукер поиграть?
– Привет, парниша! Да, конечно, готов. Должок у меня: в прошлый раз ты выиграл, так что готовься.
– Да я-то всегда готов, как ты говоришь, как юный пионер! Я позвоню, заеду за тобой, беседер? (Беседер, с иврита, в порядке, это как американское – окей!).
– Беседер, солдат, беседер. Договорились.
«Эх, закурить бы», – подумал Фимка, хотя вот уже двадцать четыре года он, как говорится, ни-ни, ни одной сигареты. Ташлицкий прикрыл глаза и умилённо улыбнулся, вспоминая первую поездку с внуком на машине после того, как тот в семнадцать лет сдал на права, да ещё с первого раза. Вот где праздник, не сравнимый ни с одним, даже с международным гулянием: ты сидишь в машине, едешь по мокрому от дождя шоссе, а за рулём твой родной внук, красивый, статный, сильный.
Когда-то ты возил его в детской коляске, кормил его кашей, потом любимой пиццей. Выходя в парк, Давид не торопился бежать к детям и играть с ними. Он, лев по гороскопу, садился рядом с дедом на скамейку и внимательно осматривал обстановку в парке, словно примериваясь, оценивая, чем бы тут «поживиться», чем занять себя. И только через полчаса он вставал со скамьи и шёл в песочницу или гонял по траве мяч.
Сегодня внук служит в авиационных войсках, освоил за год три сложнейших курса и теперь сам преподаёт молодым солдатам науку электронных приборов самолёта. Ну, не праздник ли это – гордиться тем, что внук твой –умница и служит стране, как и подобает молодому человеку.
В город Раанану, что неподалёку от Петах-Тиквы, доехали быстро. В субботу в Израиле на дорогах благодать, свободно, поскольку шаббат, и многие израильтяне наслаждаются отдыхом дома, в чтении молитв и Торы. В огромном, полуосвещённом зале поначалу было не так много посетителей, любителей поиграть на бильярде. Около двадцати столов ждали своих игроков.
Давид принёс шары для снукера, подобрал себе кий, Фимка тоже выбрал «орудие» для ударов по шарам. Поскольку снукер игра не такая простая, как русский бильярд, играли долго. Но внук всё же оказался удачливее и выиграл две партии, Ташлицкий – одну.
Здесь надо заметить, что с этой прекрасной игрой, под названием снукер, Фимка и Аня познакомились давно, лет двадцать назад. Сначала ничего не было понятно: огромный стол, размером три метра на полтора, шесть луз, ширина которых превышает шар в полтора раза. Затем – пятнадцать красных шаров, семь цветных (жёлтый, зелёный, коричневый, синий, розовый и чёрный) и «биток» – белый шар.
Игроки принимают необычно низкую позицию для удара, касаясь кия подбородком. Удивительно и то, как игроки высших категорий, в основном это жители Великобритании, Китая, Австралии, Гонконга и других стран, справляются с этими миниатюрными, по сравнению с русским бильярдом, шариками. Причём делают это настолько виртуозно, что, пожалуй, снукер можно назвать и искусством, а не только спортом. Так что зачастую семейство Ташлицких предпочитает многим другим телепередачам именно снукерные турниры, передаваемые по Евроспорту один и два.
Играть с внуком было так приятно, что Фимка больше любовался тем, как тот ведёт партию. В конце концов Ташлицкий проиграл 2:1. По лицу Давида было видно, как он счастлив. С детства не любил проигрывать, особенно, когда дед выигрывал у него в шахматы. Кстати, он по дороге так и сказал: «Я тебе проигрывал в шахматы, зато выиграл в снукер!». Фимка молча улыбался себе в усы, он был весьма рад, что внук стал взрослым.
Банальное выражение: «праздник жизни». Однако по-настоящему начинаешь его понимать только в зрелом возрасте, если всё сложилось, как говорится – как у людей: семья крепкая, дети, внуки, близкие друзья и родственники. А как без этого – такова природа человеческая, так по сути дела и надо жить. Тот, кто ленится и бурчит себе под нос, что не он должен обществу, государству, а они ему, поступает, на наш взгляд, неверно Ты сначала заработай, заслужи, отдай силы и время любимому делу, а потом уж проси вознаграждений.
Думаю, что некоторые люди, прочитав эти мои размышления, сплюнут и скажут: «Да пошёл ты со своими нравоучениями, мы сами с усами». Но таких читателей будет несоизмеримо мало, потому что остальные несомненно будут со мной согласны.
– Ты же тоже служил в армии, – прервал размышления деда внук, – как там было в русской армии?
– Правильно говорить в советской армии. Я послужил в вооружённых силах СССР.
– Какая разница?
– Почти никакой, но тогда в союз входило пятнадцать республик, теперь они все самостоятельные.
– А Россия?
– А Россия, Давид, сильнейшая держава, хорошо бы тебе знать истрию этого государства.
– Зачем мне это?
– Для общего развития хотя бы. Езжай после армии не в Индию, не в Тайланд, как это делают после дембеля израильские солдаты,  а в Россию, многое станет ясным.
– Я знаю твою любовь к этой северной стране, наверное, я так и сделаю, но всё же, пока едем, расскажи о том, как ты служил?
– Да нормальная была служба, хотя временами тяжёлая, ответственная, но и смешная. Много говорить не буду, а вот об одном случае расскажу. Посмеёмся вместе.
И Фимка поведал внуку правдивую байку о своей дембельской работе. Служил он тогда в танковой дивизии Прикарпатского военного округа, в городе Хмельницком, что на западе Украины. Это была, так называемая, кадрированная дивизия, в которую входила рота хранения и обслуживания боевой техники, в частности – танков и грузовых автомобилей. Народу в ней было немного, человек пятьдесят. Но, как и положено, был генерал, командир дивизии, командир пехотного полка, офицеры штаба дивизии.
Рота несла ежедневную службу, ведя профилактику танков, стоящих в ангарах, охраняя их, в общем, занималась рутинной спокойной работой. В случае войны это воинское подразделение должно было принять более тысячи человек с гражданки, переодеть их, распределить обязанности.
– Советская армия, в которой я служил, завоевала себе доблестную славу, в Израиле её называют до сих пор Красной армией, как это было в далёком прошлом. Именно советская армия нанесла поражение гитлеровцам во Второй мировой войне 1941-45-х годов. Я тебе об этом много раз рассказывал, погибли миллионы людей. Ты пару лет назад ездил с группой израильских школьников в Польшу, где были расположены фашистские концлагеря.
– Да, деда, это было ужасное зрелище, многие мои одноклассники впервые узнали, что не англичане и американцы, а именно советские войска освобождали Польшу и другие страны от фашистов. Впечатляющая была поездка.
– Оставим прошлое. История армии Советов – особая история, не всё в ней было гладко. О том, как началась, так называемая «афганская война», я рассказал в первой книге «Фимка». Ты же читал, наверное?
– Деда, я понемногу читаю, у меня проблема с литературным русским языком, но, даю тебе слово, я дочитаю роман до конца.
– Я надеюсь. Ладно, так вот, в тогдашней армии, да скорее всего и сейчас в российской, для солдат есть негласнодембельское поручение.
– Что значит – дембельское? Впервые слышу это слово.
– Оно от слова «демобилизация», то есть солдаты прекращают службу по особому приказу о демобилизации из армии, срок службы заканчивается у одних, а других мобилизуют на службу. Отсюда и слово «дембель», русские любят всякого рода сокращения. Вот и мне дали дембельское поручение: покрасить панели в коридоре штаба полка.
– Что значит – панели?
– Так называли площадь внутри, в основном в административных зданиях, покрашенную масляной краской от пола вверх до полутора метров стены.
– Для чего?
– Чтобы не пачкались стены, если они были покрашены известью в белый цвет, то позже на стене оставались разные пятна от обуви, мебели, от мытья полов и прочего. А крашеную масляной краской панель можно было отмыть мылом. Допотопная технология.
– Почти понял, – улыбаясь, сказал Давид, – а что значит «допотопная» технология?
– Та, что была до всемирного потопа, Ной, ковчег, помнишь, вы изучали это в школе.
 – Деда, давай по существу, я не пойму, что такого было в твоей дембельской работе?
– До этого панели были покрашены в грязно-зелёный цвет, и командир полка решил, что коридор штаба должен выглядеть красивее, параднее. Так вот, вызывает меня начальник штаба подполковник Попов, ведёт меня в длинный штабной коридор и говорит: «Решил я тут порядок навести, по новой покрасить панели в более подходящий цвет, а то смотрятся они погано. Слово «погано» он произнёс с типичным украинским «г», на выдохе. Вот книга стандартов Советской армии, видишь цвет краски, которую я выбрал, что-то типа цвета какао. Иди на склад, скажи прапорщику Стойко, чтобы обеспечил тебя именно такой краской. Потом бери щётку и – вперёд! Думаю, к дембелю успеешь, впереди целый месяц.
Фимка отправился на склад, где прапорщик Стойко, матерясь всеми известными ему «словами и выражениями» подбирал олифовую краску. От такой краски идёт жуткий запах, и сохнет она очень долго. Вскоре с целым ведром краски рядовой Ташлицкий был уже в штабе и приступил к покраске панелей. Торопиться было некуда, поэтому за два дня солдат покрасил два метра панелей.
Приступить к третьему метру не удалось. С утра пораньше, после километрового кросса и завтрака в столовой, Фимка приступил было к работе, как тут в коридор вошёл сам командир полка, полковник Гужвин Александр Сергеевич.
– Так, Ташлицкий, чем занимаемся?
– Панели перекрашиваю, товарищ полковник.
– Кто приказал?
– Начальник штаба, подполковник Попов.
– Вот именно, подполковник, почему ж такого цвета панели будут, что других цветов нету что ли? А ну зови мне сюда Попова.
Фимка отправился в кабинет начальника штаба, с которым вскоре вернулся в коридор.
– Слушай, Герасимович, ты почему такой цвет подобрал для покраски? Со мной не посоветовался?
– Так ведь по стандарту делал, товарищ командир, всё как положено, по книге.
– А ну неси мне эту книгу.
Фимка побежал за книгой стандартов, состоящей из тысячи страниц инструкций и приказов на все случаи армейской жизни.
– Так, посмотрим, – сказал Гужвин, листая страницы с картинками образцов покраски армейских административных помещений. – Слушай, Попов, а мне этот цвет, светло-синий, больше нравится. Дай команду, пусть вот такой цвет панелей у нас будет.
– Есть, товарищ полковник! Действительно, так будет красивше, я думаю.
– Вот-вот, думать надо, прежде чем что-то сделать. Приступай!
– Ты, Ташлицкий, всё понял? – спросил начальник штаба, с кривой усмешкой глядя на солдата, закрашивай это безобразие новой краской.
– Так точно, товарищ подполковник, но закрасить свежую эту краску невозможно, у меня есть кое-какой опыт. Надо подождать, пока высохнет.
– И сколько ждать?
– Дня два-три, а то и больше.
Подполковник протянул руку к свежей краске и провёл по ней пальцем. Лучше бы он этого не делал: палец был испачкан краской, которая, естественно, не успела ещё просохнуть.
– Ты прав, солдат, что же делать? А знаешь что, ты продолжай красить той краской, что приказал командир дальше вдоль коридора, а когда эта краска засохнет, пройдёшься кистью и здесь, закрасишь, как положено. Вперёд, на склад! Книгу стандартов не забудь, чтобы Стойко именно такой цвет тебе подобрал.
Фимка, спрятав бежевую краску в каптёрке штаба, поплёлся снова на склад, где его, сами понимаете, какими словами встретил прапорщик Стойко. После тирады из всех известных матерных слов он сказал:
– Где я тебе возьму такого цвета краску, да ещё на весь коридор штаба? Они что, из ума там выжили?
– Так и передать Попову?
– Да нет, что ты. Посиди тут, я к ракетчикам, к соседям схожу, там у них всё есть, на что-нибудь поменяю краску.
Через час улыбающийся прапорщик, доставший полбочки нужной краски, уже наливал её в ведро, и Фимка отправился выполнять своё «важное дембельское поручение».
Покрасив ещё примерно три погонных метра, солдат взялся было перекрашивать первоначальную работу, благо краска та, бежевая, уже подсохла. Но тут Фимку ждал новый сюрприз. С утра в штаб полка пожаловал весьма редкий «гость», сам генерал, командир дивизии. Высокий мощного телосложения, он выглядел типичным советским военкомом.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – отчеканил Ташлицкий.
– Здорово живёшь, солдат, чем занимаешься, что за запах такой сильный?
– Панели крашу, товарищ генерал.
– Это хорошо, давно пора, а то со времени похода в Чехословакию тут ничего не ремонтировали.
Генерал размеренным шагом прошёлся по коридору в том месте, где блестела свежая краска, потом, не говоря ни слова, зашёл в кабинет командира полка. Через несколько минут, оттуда вышли трое: Генерал, за ним Гужвин и Попов. У начальника штаба в руках была книга армейских стандартов. Увидев её, книгу, Фимка сразу представил себе физиономию прапорщика Стойко и те слова, которыми этот «вояка» будет крыть начальство.
– Что ж вы, братцы, тут намолевали, не нравится мне это, давайте подбирать другой цвет.
Примерно через полчаса офицеры и генерал пришли к единодушному мнению и указали Ташлицкому какой краской надо красить панели. И это был, вы уже, наверное, догадались цвет яичного желтка. Когда генерал ушёл, подполковник Попов подошёл к Фимке и сказал:
– Знаю, знаю, будешь снова говорить, что ещё та краска не высохла. Короче, иди, получи ту, что генерал приказал, и продолжай красить дальше, потом закрасишь остальное безобразие.
Через неделю коридор штаба был похож на цветную радугу, не хватало только сиреневого, красного, ну, и так далее.
– Что было дальше? – спросил деда внук. – Докрасил панели?
– Ты будешь смеяться, но – нет.
– Неужели…
– Да, парень, через неделю, когда я покрасил панели уже на половине коридора, приехала высокая комиссия из штаба округа, и какой-то капитан раскритиковал покрашенные панели, сказав удивительную фразу: «Что вы здесь, товарищи, устроили Третьяковскую галерею»! И убедил командира покрасить панели в ярко-зелёный цвет, поскольку, как сказал он, живём среди прекрасной природы Прикарпатья. После чего прапорщика Стойко пришлось откачивать от сердечного приступа в санчасти. А я во время обеденного перерыва, когда в штабе никого не было, начал водить своих сослуживцев на экскурсию, чтобы те поржали вдоволь над человеческой тупостью.
Кстати, дополню свой рассказ, когда я уезжал из части 25-го ноября 1973-го года, зашёл в штаб попрощаться с офицерами. В коридоре увидел подполковника Попова, который строгим голосом говорил молодому бойцу:
– Все панели перекрасишь в светло-синий цвет, как приказал командир полка, понял?
– Так точно, товарищ подполковник!





Глава двенадцатая – 12.30. – 13.00.

Конфликт


Новые размышления нашего героя прервал сигнал пришедшего на фейсбук сообщения. Эти своеобразные «клики» доставали Фимку. Иногда он их отключал, но каким-то невероятным образом они снова возвращались. Ташлицкий, недовольно поморщившись, открыл сообщение на ноутбуке. Оно гласило, что некто Насыр Якубов «хочет с вами подружиться». Фото, сопровождавшее сообщение отображало человека, одетого в какой-то непонятный, расшитый золотом, комзол, похожий на те, что носили лакеи или вельможи в прошлых веках.
Насыр Якубов? В друзья? Вот это номер, Фимка улыбнулся, однако улыбка была более похоже на кривую усмешку: с чего бы это бывший комсомольский и партийный деятель города Самарканда решил вдруг подружиться с Ефимом Ташлицким. Я бы хотел и сам задать этот вопрос Насыру, но посчитал это неприемлемым, потому что после заданного вопроса посыпались бы ругательства на русском и узбекском языках, которые заслуживает этот, с позволения сказать, «человек».
Нет, он красив собой, статный, умный, изворотливый, хитрый, наверное, неплохой семьянин, но этот тип, вскормленный советскими устоями и партократией, когда-то сыграл короткую, но запоминающуюся роль в жизни нашего героя. Теперь об этом можно говорить, за давностью лет, хотя, думаю, что это будет интересно и поучительно сегодня, в наши дни. Отмечу лишь в который раз: все события, происходившие и происходящие сегодня и описанные в романе – и в первом, и во втором, практически сто процентов реальные. Художественного вымысла тут немного, лишь для того, чтобы было интересней читать документальные эпизоды.
Начнем с того, что в самом конце восьмидесятых годов прошлого столетия, не будем уточнять дату, хотя помнится, что это было зимой, Фимка, как обычно, занимался рутинной работой в своём кабинете, в отделе сельского хозяйства редакции областной самаркандской газеты «Ленинский путь». Он давно перешёл в этот отдел, поскольку не любил постоянно сидеть в «конторе», не выезжая в командировки. А в областные колхозы и совхозы ездил довольно часто сначала на мотоцикле знаменитой фирмы «Ява», а потом на автомобиле марки «Москвич-412(фургон)». 
Репортажи и корреспонденции он готовил без фотокорреспондента, поскольку сам был неплохим фотографом ещё с юности.
Так вот, в середине рабочего дня в кабинет вошла Диля, наша прекрасная секретарша, и сообщила, что Ташлицкого вызывает главный редактор Борис Щеголихин.
– Слушай, Фима, тут меня попросили послать корреспондента редакции на самаркандский кожевенный завод. Какое-то там мероприятие. Из промышленного отдела газеты нет никого, заняты, поезжай, узнай, что они там хотят и напиши материал.
– А о чём конкретно идёт речь?
– Бог его знает, скорее всего опять кому-нибудь вручают переходящее красное знамя. Давай, давай, проветрись.
Фимка послушно отправился на кожевенный завод. Всё-таки какое-то развлечение. На проходной, показав своё журналистское удостоверение, он узнал, что мероприятие, о котором надо было писать материал, проходит в заводском актовом зале. То, что увидел и о чём услышал Ташлицкий в этом самом зале, поразило бывшего комсомольца до глубины души. Сначала, войдя в зал, он увидел традиционный длинный стол президиума на сцене, покрытый красной скатертью. За столом чинно, в темных костюмах, в белых рубашках с галстуками сидели партработники из самаркандского горкома и обкома партии и представители, как потом выяснилось, министерства лёгкой промышленности Узбекистана.
В центре стола сидел тот самый Насыр Якубов, который в то время был ни много ни мало первым секретарём самаркандского горкома партии. Увидев Ташлицкого, он почему-то замахал руками, всем видом показывая, что прессе здесь не место. Интересно, кто же тогда позвонил Щеголихину и вызвал представителя газеты?
Делая вид, что не замечает жестов Якубова, Фимка прошёл ближе к сцене и сел на свободное место в первом ряду. Затем, оглянувшись, он увидел переполненный людьми зал. Их было здесь пару сотен человек. Но не количество присутствующих поразило корреспондента, а злобные, искажённые лица рабочих, которые, невзирая на призывы со стороны президиума успокоиться, что-то громко кричали и обсуждали между собой. «Тамаре, дайте слово Тамаре, – кричали одни, – будем бастовать, пока не примите наши условия!» – кричали другие.
Забастовка? – Фимка слышал это слово только в кино или читая книги. А тут всё происходит наяву, на его глазах. Постепенно прояснялась причина забастовки: оказывается областные власти пару месяцев назад назначили на должность директора кожевенного завода Борисову Людмилу Николаевну, прежде занимавшую должность начальника промышленного отдела обкома партии. Она, руководствуясь идеями перестройки, повела дела так, что для тех, кто плохо работал, воровал государственные средства и материалы, обогощаясь за счёт предприятия, настали плохие времена.
Рабочим повысили зарплату, обновили оборудование. Для детей молодых рабочих открыли новый детский сад и ясли. Но самое главное – упорядочили контроль за выпуском готовой продукции, улучшили производственный процесс и перекрыли жуликам каналы преступных торговых махинаций с поставщиками и потребителями. Кое-кому эти действия нового директора не понравились, поскольку на кожевенном сырье «наваривались» многие товароведы, кооперативы, заказчики, обувные фабрики республики. Порядок и контроль в планы преступных кланов не входили.
Договориться с новым директором, чтобы вести дела по-старому, они не смогли, поскольку Борисова от взяток отказалась, как и от доли незаконной прибыли тоже. Что оставалось делать: дискредитировать её в глазах министерства и уволить, посадив в кресло своего, «проверенного» человека. Дело приняло особый оборот, когда рабочие и служащие завода узнали о том, что в министерстве решили поддержать увольнение  Борисовой, в ответ на жалобы «некоторых товароведов».
Забастовка началась спонтанно, да так быстро, что по началу административные и партийные ведомства не сразу поняли, с кем и с чем они имеют дело. Для них забастовка была так же, как и для Ташлицкого, понятие несовместимое с коммунистической идеологией.
«Тамаре слово, дайте слово Тамаре!» – кричали присутствующие в зале. Наконец-то из президиума откликнулись и предоставили слово бригадиру отделочного цеха Тамаре Хамраевой. В зале вдруг воцарилась тишина. За Фимкиной спиной послышался громкий, ясный женский голос, в котором царила уверенность и напор. Ташлицкий оглянулся: над креслами десятого ряда стояла высокая, крепкого телосложения, симпатичная женщина, похоже таджичка. Говорила так громко, что её было слышно без микрофона в каждом уголке зала:
– Короче, все мы против того, чтобы Борисову снимали с должности, она знает, что делает, специалист, которого давно не было в руководстве завода. Забастовку не закончим до тех пор, пока вы не оставите её в покое, она наш директор и точка!
В президиуме возникло явное замешательство, во время которого представители руководства города и области пытались найти решение. Однако всё завершилось тем, что к сцене подбежал молодой человек, который размахивал листком бумаги и громко говорил: «Телефонограмма из министерства, из Ташкента». Он передал листок в президиум, который, прочитав содержание послания, пришёл наконец-то к определённому выводу.
Якубов, встав из-за стола, огласил вердикт: «По распоряжению министерства лёгкой промышленности Узбекистана Людмила Николаевна Борисова остаётся директором кожевенного завода до особого распоряжения. На завод для выяснения причин забастовки выезжает спец. комиссия, всем ясно? А теперь расходитесь по рабочим местам!». В зале снова наступила тишина, никто из рабочих даже не шелохнулся. Все взоры сконцентрировались на том месте, где сидела Тамара Хамраева.
Через несколько секунд она поднялась, махнула рукой и крикнула, словно командир, дающий отбой атаке: «Хоп, майли! Мы своего добились, айда работать!». Только тогда люди с шумом поднялись с мест и, радостно переговариваясь, повалили из зала через три открытых выхода.
Фимка увидев, что Якубов пытается жестами подозвать его к авансцене, слился с толпой и, выйдя наружу, отправился в кабинет директора за интервью. Делал он это бессознательно, чуя, что тут «пахнет жареным» и можно «сварганить» классный материал для газеты.
Директор приняла корреспондента весьма радушно:
– Какими судьбами, Ефим Владимирович, вот уж кого не ожидала в гости. Присаживайтесь, пожалуйста. Кстати, я пару раз бывала на ваших вечерах авторской песни «Доминанты», мне нравится авторская песня.
– Здравствуйте, Людмила Николаевна! Приятно слышать о том, что вы любите песни под гитару. Надеюсь, вы не против интервью по поводу забастовки? Я могу записывать ваши ответы на вопросы на диктофон?
– Нет, не против, наоборот даже рада, что все узнают правду.
Не буду долго мучать читателя фактами и цифрами, но главное, что рассказала директор завода – это раскрытие махинаций с кожевенным производством и перехода к нормальному учёту и работе всего комплекса. Схема была проста, но очень эффективна для тех, кто контролировал выпуск новой продукции и наживался на махинациях. Каких?
Всё было довольно просто и отработано по определённой схеме: контейнеры с готовой высококачественной продукцией отправлялись поставщикам: обувным фабрикам, цехам, где шили кожаные куртки, пальто, плащи, сумки, чемоданы. Однако вскоре эта же продукция возвращалась на самаркандский завод с пометкой «Брак». Якобы «бракованная партия кожи», по возращению на заводской склад, списывалась в утиль. Однако на самом деле товар был высококлассный и пригодный к производству. «Списанная кожа» снова шла в оборот, Но теперь уже за наличные деньги. Так что товароведы и агенты по продажам наживали на этом миллионы, обходя установленные законы. Естественно, что «дельцы» делились с начальством, а те в свою очередь с представителями министерства, которые частенько приезжали «с проверками» на завод.
– Понимаете, Ефим Владимирович, к концу года по документам накапливалась масса так называемой «бракованной продукции». Отсюда – рабочие не получали премии, да и по документам мы были как бы – не рентабельны. Я эту схему волевыми приказами нарушила, теперь экономика завода улучшилась, появились средства для строительства детского сада, да и для многоэтажного дома для молодых семей. Понимаете, сами мы говорим о перестройке, но ничего для этого не делаем. Как только приступаем к наведению порядка, тут же  находятся и ставят палки в колёса те, кто нечестным путём зарабатывает деньги.
Разговор продолжался более часа. Прощаясь со мной, Борисова спросила:
– Вы уверены, что это напечатают в «Ленинском пути»?
– Почему нет, мы же тоже перестраиваемся.
– Я знаю, что ваш клуб авторской песни зарегистрирован в Фонде мира, давайте мы вам поможем деньгами для организации культурных мероприятий. У вас есть официальное письмо с просьбой.
– Есть, случайно, а откуда вы всё знаете?
– Мне положено знать, я же работала в обкоме партии, в промышленном отделе и много наслышана про агитбригаду «Товарищ» завода «Красный двигатель». Давайте письмо, сколько вам надо денег для начала?
Фимка замялся, не зная, что ответить.
– Для начала две тысячи, – сказала Борисова, – этого хватит, чтобы свозить бардов на какой-нибудь фестиваль, правда?
– Точно, – ответил Ташлицкий, – вполне хватит.
– Всё по безналичному расчёту, так что не переживайте. Буду ждать публикации.
Через день Ташлицкий представил репортаж с места события на полстраницы газетной полосы под названием «Конфликт» заместителю редактора газеты Владимиру Антоновичу Жидкову (кличка «Антоныч»). Тот, вычитав материал и сделав пару замечаний, отправил публикацию в печать.
На следующий день, с утра на планёрке, Фимка ждал поздравлений за сенсационный материал, однако первое, что услышал журналист – тебя вызывают в горком партии.
– Я не партийный, что мне там делать?
– Не знаю, – сказал Щеголихин, – мне лично позвонил первый секретарь горкома и настоятельно требовал прислать именно тебя, видимо, по поводу «Конфликта».
– А что там не так, у меня есть магнитофонная запись разговора с директором.
– Материал, действительно, – бомба, но что-то тут не так. Поезжай и всё проясни до конца, потом сразу к Антонычу, поскольку он подписывал в печать.
Накануне в Самарканде выпал снег, который, как обычно, пролежит около недели, потом растает. Но в это время город выглядит фантастически красиво. На ветках деревьев огромные белые хлопья, если ударить ногой по стволу молодого дерева, с него на землю повалит маленькая лавина снежинок. Так мы поступали в школьные и в молодые годы, специально подводя девчонок под деревья, а затем – встряска и девочки засыпаны снегом. Конечно, после этого ты мог получить портфелем по башке, но было весело. Никто ни на кого не обижался.
В эту пору особенно красив архитектурный ансамбль Регистан и другие городские строения «старого города». Разноцветная глазурь, которой покрыты отделочные кирпичики минаретов и медресе, на фоне белого снега так ярки и контрастны, что кажется – красивее древних памятников средневекового зодчества в мире ничего нет. В зимние снежные дни в Самарканде, словно в дальнем кишлаке, тишина и покой. Над старыми строениями виден дымок от печки. Идиллия.
Не смолкают только громкие призывы торговцев на знаменитом самаркандском рынке. Тут изобилие деликатесов и пряностей. Горы арбузов и дынь, так называемых зимних сортов, лежат под брезентовым покрывалом. Продавцы одеты в зимние узбекские яркие халаты, на фоне лежащего по краям рынка снега это разноцветье радует глаз и придаёт обстановке небывалый восточный шарм.
Припарковав машину у здания Самаркандского горкома партии, Фимка вошёл в помещение. Надо сказать, что построено оно было бухарским евреем Абрамом Калонтаровым к визиту в Самарканд в 1914 году  царя Николая II. Но из-за начала  Первой мировой войны визит царя в Самарканд отменили. А  в 1924 году, при советской власти, в части дома Калонтарова организовали  Музей истории Узбекской ССР, а в здании приёмов гостей и официалльных лиц разместилась городская управа. С 1936 года здесь располагался  Городской комитет  ВКПБ. 
Войдя в огромный кабинет «первого», Фимка увидел следующую картину. В центре большущего и длинного стола восседал сам Насыр Якубов, по обеим сторонам стола сидело двенадцать человек, я бы сказал мордоворотов и мордовороток, которые злобными глазами буквально просверливали вошедшего. Якубов встал, вышел из-за стола, поздоровался с Ташлицким и сказал:
– Я оставлю вас на несколько минут, мне срочно надо переговорить с инструкторами, потом я вернусь, и мы поговорим. А пока можешь ненадолго посидеть в моём кресле.
– Нет уж, спасибо, «я пешком постою» (см. кинофильм «Мимино»).
Насыр, с которым, кстати, Ташлицкий когда-то учился на филфаке СамГУ, ушёл, оставив «ягнёнка» на съедение «волкам». «Ягнёнок» пока что ещё ничего не понимал, в таких ситуациях он ещё не оказывался. И к чему этот спектакль? В кабинете сначала воцарилась тишина, которую прервал один из сидящих за столом. Он протянул Фимке газету со статьёй «Конфликт» и хриплым голосом спросил:
– Это ты написал?
– С какой стати вы мне «тыкаете».
За столом послышался смех.
– Ты знаешь, с кем говоришь?
– Представьтесь, узнаю. Моё имя и фамилию вы знаете из газеты.
– Не собираюсь я тебе представляться. Короче, ты сейчас едешь в редакцию и пишешь опровержение на свою поганую статью, да ещё с извинениями в адрес коллектива кожевенного завода, понял?
– Нет, не понял, я написал этот материал, опираясь на факты, которые мне предоставила директор завода. У меня есть магнитофонная запись беседы с нею. Кроме того, у меня есть мнения простых рабочих завода, они совпадают с мнением директора.
– А мы будем опираться вот на это, – послышался голос ещё одного «представителя», сидевшего в конце стола.
Повернувшись в сторону говорящего, Фимка увидел вещь, которая никак не сочеталась с понятием городской комитет коммунистической партии Узбекистана. В руках у человека был пистолет «Макарова». Показав оружие, говоривший быстро спрятал его в карман пальто, после чего в  разговор вмешался ещё один представитель «социалистического реализма».
– Нам известно, где ты работаешь и живёшь, где работает твоя жена и где учится твоя дочь. Так что если хочешь, чтобы все были живы и здоровы, иди и пиши опровержение.
Фимка весь съёжился, по его спине прошла волна холодного пота. Такого он явно не ожидал. В голове вдруг возник образ Павки Корчагина, смотрящего прямо в душу бывшему комсомольцу. В кабинете снова возникла гнетущая тишина, которую прервал вернувшийся Насыр Якубов. Он бодрой походкой подошёл к Ташлицкому и, улыбаясь, похлопав парня по плечу, сказал:
– Надеюсь, ты всё понял, Фима, возвращайся в редакцию и передай привет Щеголихину. Да, и осторожней на дорогах, там гололёд, не дай бог авария.
Как доехал до редакции, я уже не помню, всё как в тумане. Ясно видится только разговор с Антонычем после того, как рассказал ему про «встречу», про пистолет и предупреждения. Жидков, слушая внимательно, покуривал сигарету, прищуриваясь от надоедливого дыма.
– У тебя запись разговора с Борисовой сохранилась?
– Да, конечно, сохранилась.
– Иди к себе, ничего пока не предпринимай, я разберусь и вызову тебя. Позвонить кое-куда надо, понимаешь?
– Понимаю, – ответил Ташлицкий, хотя толком ни черта понять не мог.
Придя к себе в кабинет, Фимка первым делом позвонил Ане на работу.  Поговорив с женой о всякой чепухе, он немного успокоился. Жуткие ощущения никак не отпускали ни сознание, ни тело. Животный страх сковывал мозг и не давал ему работать в нормальном режиме. Полчаса, до вызова к Антонычу, показались Ташлицкому вечностью. Наконец, позвонила секретарша и сообщила, что Жидков ждёт его по срочному делу.
Войдя в кабинет Антоныча, Фимка увидел развалившегося в кресле зам. редактора, мурлыкавшего себе под нос какую-то весёлую мелодию. Улыбнувшись, он сказал:
– Поезжай снова на кожевенный завод, там, у директора, возьмёшь документы, прибывшие из министерства, и пиши второй материал, назови его «Конфликт-2». Прочисть им всем мозги, даю тебе зелёный свет. Мне тут сорока нашептала, что мы всё сделали правильно и есть разрешение на продолжение статьи. Никаких опровержений, наоборот – атака! Давай, одна нога там другая здесь. Да, и пять звёздочек не забудь, понял?
– Да понял я, понял, Антоныч! Спасибо, выручил!
– Уж пришлось, сам ведь я материал подписывал на свою голову. Слава Богу там, он указал пальцем наверх, решили не идти против рабочих, от греха подальше. Давай, вперёд! И танки наши быстры!.
Фимка на всех парах помчался на кожевенный завод. Подъехав к проходной, он увидел, поразившую его картину: на просторной веранде чайханы, расположенной здесь же, у проходной, за двумя маленькими столиками, уставленными тарелками с только что приготовленным пловом, сидели те самые мордовороты, правда, без мордовороток, которые «принимали» его в кабинете первого секретаря Самаркандского горкома партии.
Они, приложив руку к сердцу, вежливо поздоровались с журналистом.
– Ассалому алейкум, Ефим-ака! Как поживаете? Не желаете с нами отобедать, вот плов, вот шурпа, самса… Присоединяйтесь.
Фимка что-то буркнул в ответ и поспешил к директору завода.
Через два дня в газете вышла вторая статья по проблемам кожевенного производства: «Конфликт-2», за что потом в редакцию «Ленинского пути» пришло благодарственное письмо от профсоюзного комитета завода.
Что и как происходит на заводе сегодня, этого Фимка, конечно, не знает, поскольку почти сразу после этого случая уехал в Израиль. Да и существует ли завод вообще? Многие из предприятий союзного значения, которые базировались после Второй мировой войны в Самарканде, приказали долго жить.

Глава тринадцатая – 13.00 – 13.30.

Слушая Димаша

Половина рабочего дня прошла и, жуя свои любимые бутерброды с узбекской лепёшкой и салями «пипироне», то есть с итальянского, перчонные, по традиции Фимка принялся прослушивать две-три любимые песни, мелодии или клипы на ютубе. Это входило в ежедневную практику уже давно, поскольку вдохновляло на новые стихи и прозу. Откуда узбекская лепёшка? Так эти лепёшки, отдаленно напоминающие самаркандские, пекут на базаре в Петах-Тикве бухарские евреи.
Зайдя на сайт, Фимка тут же включил уже давно знакомую песню казахского певца Димаша Кудайбергенова.
А перед этим вспомнилось, когда впервые услышал бесподобный голос молодого дарования. Снова сработала случайность, вечный спутник жизни нашей, от которого никуда не деться, достанет везде. Вот и теперь, гуляя по просторам интернета, Фимка наткнулся на какой-то неизвестный пока клип. Врубил его просто из любопытства. Но то, что произошло позже, простыми словами не описать. Можно только приблизиться к оценке творчества восходящей звезды, которой и является Димаш Кудайберген, как его нынче называют на афишах.
Отлично зная в прошлом узбекский язык, Ташлицкий ясно перевёл имя и фамилию Димаша: имя полное – Динмухамед (арабский), сокращённо Димаш, благословенный. Фамилия переводится как – подаренный Богом, данный Господом. В узбекском языке Всевышнего называют – худо (ударение на букву о), в казахской транскрипции – кудо. Берген – данный, даренный.
Но не это главное, хотя имя и фамилию судьба выбрала для певца, попав в самую точку. Он подарен своим родителям и людям для величайшего наслаждения, которое Вселенная дала своим обитателям – голос и музыку. Голос Димаша, диапозон которого кажется бесконечным, поражает своей чистотой и красотой звучания. Исполнение песен Димаша уже с первых аккордов заставляет трепетать тело и душу, слёзы на щеках возникают спонтанно, неожиданно, а главное – неизвестно сначала – почему? Посмотрите сами знаменитые клипы, видеозаписи, когда поёт этот молодой Орфей. Вы увидите множество деталей, когда зрители, чаще всего это молодые женщины, вдруг начинающие заливаться слезами, слезами счастья, соучастия в этом волшебном моменте. Фимка видел, как слёзы появлялись у членов жюри, которые оценивают пение на икс-факторе, как мужчины пытаются скрыть своё сильнейшее волнение от этого невероятно красивого голоса.
Голос Димаша обладает каким-то магическим свойством: ты вначале удивлён его диапазоном, его великолепным исполнением, потом ты забываешь, где находишься, всё вокруг исчезает, остаётся только певец, его мастерство, увлекающее тебя туда, где нет ни времени, ни пространства. Ты чувствуешь себя снова тем, кто ты есть, только после взрыва аплодисментов зала, который ликует, приветствуя певца.
После первого же прослушивания песни «Любовь уставших лебедей» Фимка очнулся весь в слезах. Как это возможно? Заставить плакать человека, пропевая слова, текст и музыка сливаются в одной точке – в голосе певца, который захватывает тебя в плен гармонией звуков, тембром голоса, виртуозными трелями и вибрациями. Это что-то Божественное! Не написать стихи здесь и сейчас, после прослушивания песни, Фимка уже не мог. Строчки рождались мгновенно, словно кто-то свыше диктовал их, а поэт едва успевал записывать слова:

Пространство рушится

Пространство рушится... за музыкой летит,
чтобы собрать эмоции-осколки,
не поспевает и как зверь скулит,
пытаясь в косы времени заколки
воткнуть, чтоб больше не текло,
чтобы продлить очарованья ноту...
певец поёт... вибрирует стекло,
свершает голос чудную работу...

Соединяются все чувства в океан
мелодии, подхваченной оркестром,
ошеломлённый зритель просто пьян,
и музыкальной страсти мало места...
По стенам зала вариаций рой,
ещё та нота, главная, не спета...
Вселенная теряет вдруг покой,
в лихом восторге кружится планета...


Мозг не выдерживает... мается слезой,
от непонятной дрожи... вес теряет
весь этот бесподобный шар земной
и в руки Мастера судьбу свою вверяет...
Певец в ударе... Боже, что творит!?
Из голоса он "выжимает соки"...
Пространство рушится... за музыкой летит,
чтобы собрать эмоции-осколки...


Это было начало стихотворного сумасшествия, когда после каждого прослушивания песен Димаша, наблюдая за его необыкновенной способностью самобытного исполнителя петь одновременно красиво и оригинально песни Игоря Крутого, народные казахские песни или композиции знаменитых певцов и музыкантов, хотелось снова писать стихи.


Дай мне наплакаться

Дай мне наплакаться,
вместить в себя слова,
насытить душу музыкой соблазна,
сложить в единое цвет нот
и звуки-пазлов,
чтобы душа могла повелевать
великой силой, ритмами страстей,
невероятной гаммой ощущений,
когда поёт певец, великий гений,
читая мысль по тонкой бересте,
где нарисованы значки
хитросплетений...
По ним играет ноты музыкант,
от них не отрешиться, в плен захватят,
и голос от певца нам счастьем платит
за то, что слушаем его мы без конца...

Дай насладиться этой песней вновь,
готов её я бесконечно слушать,
она не пустит боль и беды в душу,
из пепла возродит она любовь...
Сплетает голос ноты и стихи,
пульсирует Вселенная, сверкая,
нам в этот миг открыты двери Рая,
и в звуках растворяются грехи...
Необычайна сила бытия,
её основа – мысли, краски, ноты,
откуда ты – певец, посланник, кто ты?
в чём роль Божественная чистая твоя?
Я знаю... чтобы память ожила,
насытив душу музыкой соблазна,
сложив в единое цвет нот
и звуки пазлов,
чтобы на нет печаль мою свела,
чтобы звучал гармоний клавесин,
и не исчезла б неба синь...
Аминь!

Венец этого безумства: были написаны в общей сложности двадцать стихотворений, которые решено было объединить в поэтический сборник «Слушая Димаша», чтобы потом подарить книгу самому певцу в день его двадцатипятилетия, то есть 24-го мая 2019-го года…
Подводя итоги этой части повествования, скажу, что выходящий на сцену певец несёт слушателям своё откровение, откровение поэта и композитора, написавшего песню. Но что поэт и композитор без певца? Нет, конечно, они значимые люди, они сотворили чудо. Однако пока певец её не споёт, а оркестр ему не поможет аккомпанементом, о песне никто ничего знать не будет. Только этот симбиоз донесёт до вас  музыку, слова, мелодию и голос. Голос, музыка – это до сих пор фантастические понятия, о которых мы практически мало что знаем. Как мы слышим музыку? Почему она звучит в нашем сознании? Как мы угадываем мелодию, распознаём голос, тембр, неповторимый колорит певца, воспроизводящего ноты красиво, чётко, гармонично так, чтобы сердце у слушателя то сжималось от грусти, то радовалось от счастья. И здесь всегда важен первый опыт: услышал песню от исполнителя и запал он тебе в душу на всю оставшуюся жизнь... Или наоборот: услышал песню, голос, и никакого впечатления, никаких эмоций, так себе: и песня однодневка, и певец "однодневка".
Когда же ты впервые послушал Димаша… О, здесь особый случай. И неважно, какую песню он спел, где это было, его голос пронзает тебя, заставляет запомнить, поражает своей амплитудой, вокалом, звуком, чудодейственным тембром, который воздействует и на подсознание. После чего ты уже не можешь не слушать певца. Ты внимаешь  ему снова и снова, и тебе совершенно не надоест  ни голос, ни музыка, ни мелодия. Всё входит в твоё нутро, в твой мозг, в каждую его клеточку.
Слушая Димаша, у меня каждый раз на глаза наворачиваются слёзы, слёзы радости, счастья, удовлетворения. Как, отчего это происходит? Ответов на такие вопросы просто нет. Есть магия голоса Димаша, есть магия тех песен, что он исполняет, магия внутреннего, бесподобного влияния на певца культуры современного, а главное исторического наследия казахского народа. Димаш-певец, музыкант – это жизненная квинтэссенция  народа, объединяющая и по-человечески беспрецедентная.
Причём, восхищение его творчеством сосредоточено не только на Казахстане или на других республиках бывшего "союза", оно мировое, находящее своего слушателя в любой точке земного шара. Нам остаётся только благодарить Всевышнего за такой драгоценный подарок и пожелать молодому дарованию и его семейству процветания, здоровья, счастья, доброго пути в мир песенного искусства!
Нарушим немного правила, забежим вперёд, поскольку пока писалась эта проза, прошло какое-то время, и Фимка издал красивый и очень яркий по оформлению и по содержанию сборник стихов, посвящённый творчеству Димаша Кудайбергенова. Рисунки для иллюстрации стихов любезно предоставила Регина Шафир, за что ей особое спасибо!
«Слушая Димаша» – так Ташлицкий назвал эту книжку, в которую вошло два десятка стихотворений. Сразу после публикации, Фимка отправил три книги на имя мамы Димаша, Светланы Айтбаевой, подписав подарок к двадцатипятилетию певца, самому Димашу, его родителям и композитору Игорю Крутому. Через четыре дня Ташлицкий получил сообщение от экспресспочты, что пакет доставлен адресату. Затем он позвонил в посольство Казахстана, рассказав о сборнике стихов.
Там очень заинтересовались книгой, пригласили сначала в консульство, а потом сам посол Казахстана в Израиле Дулат Куанышев пригласил поэта и Регину Шафир с мужем к себе в резиденцию, где был весьма тёплый приём, пикник, разговоры о Димаше… Фимка подарил послу и его супруге Гульмире несколько своих книг. Это и была народная дипломатия в действии.








Глава четырнадцатая – 13.30. – 14.00.


Ты молодец, Фимка!


Над очередной главой романа – задумался. Далее-то знал, примерно, о чём писать. Дело в том, что никогда не составлял планы для написания прозы: ни черновиков, ни заметок, всё укладывалось в голове по-журналистскому принципу, когда видишь как бы весь материал для печати целиком в голове, зная его начало, середину и завершающие моменты. Главное было придумать броский заголовок, чтобы читатель сразу обратил внимание именно на твою газетную корреспонденцию, репортаж или ещё какую-нибудь публикацию. От заголовка и плясали, поскольку в нём была заключена основная идея и мысль напечатанного. Эта привычка сохранилась у Фимки и при написании новых повествований.
Идея, как обычно, пришла сама собой, случайно. Фимка получил на почту (в разное время) комментарии своих читателей о своём первом романе. Наверное, пришло время рассказать об этих рассуждениях и мнениях. Они явно прибавили автору этих строк вдохновения и мотивации, чтобы написать продолжение романа, поскольку Ташлицкому вспомнилось то, что не сразу пришло в голову в первом повествовании.

Роза Фахрутдинова, однокурсница Ташлицкого, много лет проработавшая учителем русского языка и литературы в городе Ижевске, Россия:
«Ну ты, Ташлицкий, даёшь! Во-первых, спасибо за присланные книги, во-вторых, удивил ты меня и обрадовал одновременно, поскольку роман «Фимка» читала с внутренним волнением, в блаженном оцепенении, пережила много сильных эмоций.  Я ведь училась с тобой в одной группе филологического факультета Самаркандского университета. Много о тебе знала по студенческим временам. А тут ты открылся мне с другой стороны, как вдумчивый и талантливый писатель. Меня затронула до глубины души неординарная судьба твоя, а значит и твоего героя.
А может, наоборот, типичная?  С присущей тебе  искренностью, исповедальностью, задушевностью рассказываешь о всевозможных перипетиях своей судьбы и жизни других людей.  Цепляет то, как ты доверительно ведёшь разговор со своим читателем, с которым вступаешь в духовный контакт, отсюда лёгкость восприятия произведения. Мало того, роман автобиографичный, основан на реальных событиях, произошедших с тобой, значит сведения, информация о событиях получена из первых рук, а не со слов кого-то неизвестного.   
Как здорово ты описываешь наш родной Самарканд. Читала и словно снова побывала там, среди чинар Абрамовскго бульвара, на старогородском базаре, в горах Зарафшанского хребта.
Мне понравилось то, что ты, ничуть не умаляя достоинств Узбекистана, а наоборот, восхищаясь им, рассказываешь и о нелицеприятных моментах, негативных явлениях в этой стране: коррупции, взяточничестве, приписках, разделении людей на две касты (управляющие и управляемые), а также других фактах, малоизвестных широкой общественности, так как Узбекистан – закрытая в информационном плане страна.
Такое ощущение, что всё увиденное тобой, это подсмотрено глазами ребёнка, юноши. Эти страшные последствия сталинизма, который приводит к гибели хороших людей. Уникальные исторические справки, ужасающие  статистические данные (официальные и неофициальные), раскрывая в цифрах катастрофические картины жизни людей. 
Не знала, что ты был в прошлом пытливым, умным, любознательным мальчишкой, который столкнулся с недетскими вопросами и проблемами и хочет «во всём дойти до самой сути».
Тебе удалось показать и тонкий лиризм, и грусть, и драматизм, и юмор. В некоторых местах, при чтении, хохотала до слёз. Понравилось, что много места отвёл описанию семьи, отношения к родине, о товариществе, о нравственных ценностях.  В  лирических отступлениях подробно, дотошно излагал именно свою точку зрения на те или иные события. Это говорит  о том, что ты больше всего ценишь в жизни, что для тебя свято и дорого, в чем ты убеждён и чем руководствуешься в своих поступках.
В своём романе, впрочем, как и в сказках твоих ты пытаешься до нас донести доброе, светлое, вечное. Понравилось твоё название: «шкатулка мироощущения».
В романе удивительное разнообразие человеческих типов, о многих из них (Рашкованах, Либихиной и т. д.) ты пишешь тепло и уважительно, с любовью, чувством благодарности.
Рисуешь незабываемые образы друзей, большинство из положительных твоих героев – люди сильные, творческие, талантливые, наделённые волей и ментальностью, с нелёгкой, порой трагической судьбой. Благодаря трудолюбию, вере в себя, в собственную силу духа, они с честью и достоинством проходят через все испытания, не теряют себя и  находят своё место в жизни.
Завидую тому, как ты описываешь удивительные картины природы, а как рассказываешь о любимых женщинах, просто – вау! А первые свидания, первые поцелуи, первые ощущения беспредельного счастья, первые разочарования. Потряс меня рассказ об одинокой удивительной женщине, жившей в дремучих лесах Карелии, потому что здесь, защищая родную землю,  погиб её любимый муж, которому она предана до конца жизни. Такие факты уникальны для журналистики и писателя, а ты оказался именно в то время и в том месте. Здорово!
А чего стоят любовные сцены в романе, которые Фимка рисует с игривым настроением, весёлой хмельной бесшабашной удалью, иногда иронично, с уместным юмором и каким-то куражом («Три ночи»). Честно, такие откровенные эротические сцены привели меня в шоковое состояние. Хулиган!
Хочу поздравить тебя с литературной удачей. Рисуя события сначала на одной, потом на  другой родине, ты всё же стараешься быть объективным, честным, высказывать личную точку зрения на события, происходившие там, как положительные, так и отрицательные.  В твоей книге очень много интересной информации, неизвестной большинству людей России, о жизни репатриантов на новой родине, в Израиле.
Главный герой романа – искренний, честный, откровенный в своих чувствах человек. Это личность незаурядная, талантливая, тонкая, болезненно чувствующая несправедливость и ложь, со своим острым взглядом на мир, который выражает в своих лирических отступлениях. 
Фима, у тебя получилась прекрасная книга о жизни и смерти, о любви и ненависти, о нравственных и духовных ценностях героев и судьбах Родины. Если честно – с грустью дочитала последнюю страницу. Надеюсь, что будет продолжение».

Антонида Розанова, художник из города Уфа, Россия:
Прежде всего, уважаемый Ефим Владимирович (выговорить – Фимка, язык не поворачивается), мне казалось фантастикой то, что интернет познакомил меня с вами. Получить от вас сборники стихов и роман «Фимка» было самым главным подарком за много лет жизни. Читала роман и узнавала себя, словно смотрела забытое старое кино, которое было утеряно и вдруг – нашлось! Моя оценка: потрясение и безмерное благоговение перед автором.
Казалось, что особая машина времени, управляемая писателем, совершила чудо: перенесла меня  в юность, и я за краткий миг прочтения смогла заново пережить этот кусочек жизни как наяву.
Особая благодарность за роман «Виктория», где неожиданно для себя прочитала часть истории своей жизни. Получилось так, что вы запечатлили сюжеты моих странствий в своих произведениях. Это было волнительно и приятно! А стихи, которые выходят из-под вашего пера! Это что-то изумительное и неподражаемое. Они таят в себе яркие глубинные человеческие  чувства, которые по простоте ума своего не можешь сам сформулировать, нет слов в запасе. А ваши слова связаны в какой-то немыслимый узор красивых фраз. И кажется, что именно это мои мысли, мысли читателя.
Все так тонко и изящно, просто играючи, Вами созданы такие живые картинки из словосочетаний, что становится просто не по себе, оказывается – вы читаете мои мысли, где-то сокровенные, где-то грешные. Как это вам удаётся, уму непостижимо. Песню «Спаси меня любовь» в исполнении Аркадия Рабкина прослушала уже ни одну сотню раз. Это такой шедевр! У вас свой яркий, романтический, лирический стиль, непохожий на других поэтов. Вы оживили меня, мою жизнь, моё существование. Благодарна вам безмерно!
   
Людмила Ларченко, г. Москва:

Наверное, у каждого есть в жизни
Сознаньем не забытый человек,
Необъяснимо дорогой и близкий,
Судьбою с вами связанный навек....

Он может быть за сотни километров,
На краешке земли, в другой стране,
Но рядом он, вдаль унесённый ветром,
            Стихи, как прежде, он читает мне…

     Такой человек есть и у  меня, человек, которого я знаю со студенческих времен. Студенческие годы, самые интересные, самые запоминающиеся, наполненные романтикой, пребывание в весёлых  компаниях прекрасных друзей-единомышленников, которых связала любовь к литературе, поэзии, музыке, театру. Да, я не оговорилась, был у нас народный студенческий театр. Эдуард Даниэльян, Эдуард Сагалаев, Ефим Ташлицкий и другие парни ставили различного рода спектакли, небольшие пьески под руководством знаменитого в Узбекистане актёра и режиссёра Валерия Ивановича Смирнова. Многому он тогда нас научил. Сценическая школа помогла нам позже работать в школе учителями, а Сагалаеву и Ташлицкому – быть ведущими телевизионных программ.
Студенческие капустники, месяцы, проведенные на уборке хлопка, все это наша студенческая юность. И везде в центре внимания был он, наш Фима, человек с гитарой, поющий и свои песни, и песни Визбора, Галича, песни на слова Александра Файнберга, народного поэта Узбекистана.
Запомнились на всю жизнь литературные посиделки, проходившие  дома у Эдика Сагалаева или у Фимы. Тогда и зарождались кирпичики творчества этих талантливых людей. У Фимки дома нас всегда, как своих родных, принимала мама Ташлицкоого – Ида Абрамовна. Душевность и доброта этой женщины просто зашкаливали. Мы любили её и почитали, как родную. Светлая ей память! Она была прекрасным человеком, с доброй, открытой душой, очень любившая друзей сына, всегда улыбающаяся и гостеприимная. Мы отвечали ей взаимностью.
Шли годы, судьба разбросала нас в разные стороны, в разные страны. Встреча с Фимкой, виртуальная, произошла лет шесть назад в «Одноклассниках». Я узнала, что он пишет  прекрасные  романы, сказки, стихи, по-прежнему увлекается бардовской песней. Как здорово, что мы снова вместе, пусть даже и виртуально. Горжусь тобой, Фима, так держать!

Лилия Либихина, Нью-Йрк, США:

Мне везет на хороших людей. С одним из таких, с Ефимом Ташлицким,  я случайно познакомилась, живя какое-то время в Израиле. И считаю это большим везением, потому что иметь надежного друга – это удача. А  Ефим для меня надежный друг, интереснейший человек, который всегда поддержит в трудную минуту и всегда рад твоим успехам. С ним интересно и весело. Но главное было в том, что я, как врач, получила себе в пртнёры чудесного массажиста, экстрасенса, с которым мы, в буквальном смысле слова, поставили на ноги ни один десяток пациентов, страдающих разными недугами.
Я  лично была свидетелем его мастерской способности лечить людей. То, что Ташлицкий описывает в первой книге «Фимка», где рассказывает о нескольких сеансах биоэнергетики, сущая правда. Мало того, он ещё и прекрасная «гадалка». Я вообще не верила в разного рода предсказания и гадания, но Фимка творил чудеса. Он сообщал мне, гадая на кофейной гуще, о таких событиях, которые, по идее, не должны были случиться, но – они случались, было ощущение, что он видит будущее…
У нас с ним были разного рода беседы, в которых мы делились воспоминаниями и тревогами, поскольку репатриация, переезд в другую страну – это всегда не так-то просто. Когда я прочитала роман «Фимка», то с удивлением увидела там себя, свою семью и всё то, что происходило с нами в Израиле. Все сообытия он описал такими, какие они были на самом деле.
Наверное, не я первая, не последняя, кто восхищён творчеством Ефим Ташлицкого. Его стихи, песни, сказки, романы – плод высокого таланта. Всем советую прочитать его произведения. Пусть так будет долго.

Всё это Фимка читал с блаженным лицом, он понимал, что такие письма-рассуждения добавят вдохновения и сил творить дальше. К тому же, кто не любит, когда тебя хвалят, хотя бывали, а может и сейчас есть такие друзья, а может быть и недруги, кто постоянно причитает: «Почему так много пишешь о любви, где твоя гражданская позиция, поэт?» Отчасти я ответил таким людям в предисловии к сборнику стихов «Я у тебя любви учусь», вот, что там написано: «Уважаемые дамы и господа, есть огромный пласт читателей (скажем прямо, в основном, читательниц) женщин, которым всегда не хватает ласкового слова, нежного и романтического отношения к себе. Им не хочется влезать в поэтически сложные дебри, которые понятны «истинным любителям и знатокам поэзии».
Они хотят приземлённых, чистых и светлых мыслей: о любви, верности, надежде. Стихи о встречах и расставаниях, о чувствах и взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Таких читательниц – миллионы. Именно для них я и пишу свои стихи, в основном из жанра любовной лирики. Это моя стезя, я так понимаю своё предназначение в жизни. Критики и «доброжелатели» часто предъявляют мне претензии, мол, почему так много стихов о любви? Где гражданская позиция автора? Почему он называет огромное количество своих произведений под рубрикой «Сам себе от любимой», сочиняя произведения от женского лица?
Отвечаю: потому что такая поэзия востребована великим множеством людей и, естественно, в первую очередь именно женщинами. Ведь поэзия земная – это мост между Господом, людьми, любовью и искусством. Я возвожу эти мосты, как умею.
Приятного вам вам прочтения».



Глава пятнадцатая – 14.00. – 14.30.

Новелла о любви


Откинувшись на кресло, Фимка на минуту прикрыл глаза. Возникло предчувствие, которое никогда его не обманывало, сейчас он напишет очередное стихотворение или верлибр. Верлибры – это была его страсть. Начиная с первого, написанного в начале этого века (а, как звучит, вы только подумайте – в начале этого века, с ума сойти).

Загадочный тон твоего голоса,
отраженный звуками солнечного дождя,
висящего на тонкой радуге жизни,
то вселяет надежду, то убивает ее
слепым неповиновением судьбе.
Рыжие лучи веселого дня
обжигают летним теплом мои плечи,
которых ты касалась прохладными руками
после купания в море.
Прижмись щекой к парящему в небе облаку,
передай мне любовь по тонкому проводу
дрожащего тела.
Замри в моих объятьях.
Пусть мир забудет о нас навсегда,
расстояния между сердцами проглотит туман,
стелющейся по влажной от росы траве.
Прикоснись виском к губам моим,
чтобы снять боль прошедших дней,
дай выпить слезу твоего несчастья,
чтобы превратиться в сильную птицу
и унести тебя в синюю долину
мимо стеклянных взглядов домов,
которые сжалятся над нами
и пропустят к счастью.
Просыпайся! Скоро утро...

Для справки, на всякий случай: «Верлибр – (франц. vers libre – свободный стих) – форма метрической композиции, характерная для ХХ века. В целом верлибр определяют по следующим признакам: у него нет ни размера, ни рифмы, и его строки никак не упорядочены по длине. Это означает, что можно взять любой кусок прозы, произвольно разбить его на строки – и в результате должен получиться верлибр. В результате этого произвольного разбивания появляется феномен стихотворной строки, то есть единицы, лишь потенциально присутствующей в нестиховой обыденной речи.
Верлибр по сути дела схож с новеллой. Фимка на секунду задумался, а потом, как это часто бывает, стал лихорадочно строчить по кнопкам ноутбука, торопясь записать мысли, пришедшие здесь и сейчас, в данную минуту. В это время поэт улетал неизвестно куда, пребывая в состоянии невесомости, когда исчезает время и пространство. Он очнётся только тогда, когда допечатает последнее слово, когда его душа и сознание вдруг одновременно поймут – всё! Всё что надо для читателя и для самого себя ты написал. О чем писал Ташлицкий? Догадайтесь с одного раза. Ну, конечно, о любви. Поехали!




Новелла о любви

Момент истины… Вот он настал… Он родился внезапно из туманности, из утренней тишины, которая покоилась на дрожащих росинках трав раннего лета. Цвет этих трав невозможно воспроизвести никакими яркими красками, изготовленными руками человека. Только природа способна на такие картинки. Только уникальная природа Земли сумела волшебным образом своих хитросплетений создать две сущности, взаимосвязь которых и есть сама жизнь: конечно же, речь идёт о мужчине и женщине.
Что движет ею, жизнью, какой властелин, обладающий невероятной силой, нет, не физической, скорее – духовной, мог создать такое чувство, особенность которого не могут разгадать и описать миллионы историй, рассказов, сказок и легенд, философских размышлений и практических опытов. Этому чувству нет ни начала, ни конца. Оно бесконечно, как сама Вселенная, которая, как предполагают  некоторые исследователи, и послала на Землю плоды уже сотворённого в глубинах космоса состояния физической и духовной жизни.
Добавим маленькую толику в осознание того, что человечество называет великим, необычайным, самым ценным и глубоким словом – любовь.
Хотите верьте, хотите нет, сама любовь мне об этом рассказала:
«Очнувшись от очередного сна, я увидела те самые июньские росинки, о которых ты начал писать. Я видела их такими красивыми, сверкающими в первых лучах восходящего солнца, от которого невозможно было скрыться, оно настигало тебя повсюду. Правда были потаённые, теневые места, где можно было поиграть с солнечными лучами в прятки. Но зачем, это было неинтересно, поскольку двое людей уже были обречены на встречу. Надо было торопиться, успеть возникнуть именно там, именно в эту секунду и, что особенно важно, именно между этими двумя людьми.
Кто их для этого выбрал? Не знаю, я, любовь, просто чувствовала, что они очень нуждаются во мне, нуждаются во встрече друг с другом. Размышления о целесообразности такого шага будут потом, когда разгорится… И тут – я взглянула на себя… Невероятно, но моё состояние, бытие, существование  нельзя было описать никакими словами. Это было нечто безумно красивое, переливающееся всеми цветами радуги, плывущее одновременно по всем морям, рекам и горам, по зелёным листочкам нежных деревьев. В глубине непроходимых джунглей. Стекающее по диким водопадам, красота которых просто поражает воображение.
Я была везде, повсюду и в то же время в одной какой-то целевой точке, из которой исходил божественный свет, направленный одновременно на тех двоих людей, которым в этот миг будет подарена любовь. А любовь – это и есть я. Представляйте меня в каком угодно образе, и он всегда будет светлым, радостным, счастливым, уютным, ласковым. Господи, сколько красивых слов вмещается в это чувство! Да, так и должно быть на самом деле, поскольку у любви столько граней, что не сосчитать. Хотя позже я поняла и приняла эту истину, решившую одну из загадок безмерной любви. Но об этом чуть позже. А пока вот о чём.
Она сидела в парке, наслаждаясь прекрасным летним днём, когда нет особых дел, когда просто хочется отрешиться от суеты и быта. Обычная женщина, с очень приятным, добрым, симпатичным лицом, с шелковистыми тёмными волосами, от которой исходило нежное свечение. Сколько женщине лет, каков её возраст? Придумайте сами, как говорится, у женщин нет возраста, они всегда прекрасны.
Цветной ореол её мыслей окутывал всё вокруг, перекатываясь ласковыми волнами то солнечного света, то небесной голубизной, то музыкой пения летних птиц и теплого ветерка, прилетевшего посмотреть на то, как буду возникать я между теми, кто сейчас встретится. Ему, ветерку, как и мне, уже не терпелось поскорее увидеть и прочувствовать момент сближения, момент встречи. Мы с ветерком были заинтригованы именем женщины, которую звали Аригаб.
Смотрите, смотрите, он уже подходит к скамейке. Человек, мужчина, не высокий, не низкий, обычный, нормального телосложения, темноволосый, но с большой долей проседи в волосах. Будет идти в толпе среди прочих людей – не заметишь, не обратишь должного внимания. Единственно, что было необычным: мужчину звали – Ревег. А главное – я обратила внимание на ореол его состояния (некоторые называют это аурой). Она, аура, переливалась еле заметными для человеческого взгляда волнами каких-то фантастических цветов и была полностью  идентична ауре той чудесной женщины, сидящей на скамейке.
Дальше всё, как в романтическом кино: он едва заметным взглядом оценивает её. Пройти мимо уже не может, поскольку аура женщины накрепко проникла в ауру мужчины. Эти две «подруги», давно мечтавшие встретить нечто подобное, одномоментно переплелись, не желая разделяться и призывая двух людей подчиниться судьбе, которая избрала их для меня, то есть для любви.
Что испытали те двое в этот миг энергетического воссоединения, мы расскажем позже. Мне хочется поведать вам то, что испытала я, при совершенно фантастическом рождении. Дело в том, что когда Ревег присел рядом на скамейку, где сидела Аригаб, сошлись на небе не только звёзды – в переплетении участвовали галактики Вселенной, силы, которые не поддаются объяснению и определениям. Я – любовь, рождалась, нет, ни в муках, как дитя, а во всплеске невидимых молний и энергетических бурь, которые сначала метались между телами, душами и сердцами этих двух людей, совершенно случайно встретившихся здесь и сейчас.
Случайно ли? Ответа на этот вопрос вам не даст никто, разве что тот самый философский закон, гласящий, что «случайность – это частный случай необходимости», которая должна была произойти неминуемо, пусть даже и случайно (для некоторых я организовала, как теперь говорят, «вынос мозга», но тут уж ничего не поделаешь, надо как-то по-особому объяснить состояние, чувство, которое возникает между людьми).
Итак, вначале этого состояния от взаимного взгляда Аригаб и Ревега я взлетела к небесам с невероятной скоростью, через секунду вернувшись на землю, пробивалась в сердца этих людей, в иступлённом желании найти там подходящее уютное место для вечного проживания. Затем произошло ощутимое согласие между душами мужчины и женщины, о котором они оба пока ещё не подозревали. Это мимолётное, но совершенно с ума сошедшее действо, а вместе с ним и я, родилось в момент очаровательной улыбки Аригаб, которой она одарила Ревега.
Моё существование в тот миг можно было сравнить разве что с полотнами гениальных художников Поллока, Моне, Модильяни, Фриды и сотен других, вместе взятых. Хотите верьте, хотите нет, но это так и было. Никакие другие чары зла и отрицания не могли теперь противодействовать мне, любви, чтобы накрепко связать судьбы, души и сердца этих двух людей. Родилось благо, благодать, гармония, совокупность счастья и радости. И всё это в один миг, за который человечество до сих пор благодарит высшие силы Вселенной.
– Не помешаю?
– Нет, что вы, наоборот, я тут сижу одна, наслаждаюсь этим чудесным летним днём. Рада буду, если это состояние поймает ещё кто-то.
Я улыбнулась, когда увидела чуть покрасневшее лицо женщины, которая, сама того не понимая, уже была ранена стрелой Амура. Следующее попадание было в сердце Ревега, он почувствовал это острее. Я присела между ними, там ещё было расстояние, которое энергетически уже давно сузилось до соприкосновения плеч наших новоявленных влюблённых.
«Такое невозможно, – воскликнет равнодушный скептик, – выдумки, такого не бывает!»
«Зачем нести «пургу», – скажет недоучка и лентяй, для которого нет на свете ничего святого.
Бывет, друзья мои, ох, как бывает! И дай вам Бог испытать это чувство, познать меня во всех ипостасях, потому что в этом и есть предназначение и цель нашей жизни на Земле. И не спорьте, а то прилечу к вам.
Сидящие в парке разговорились. Слово за слово они всё больше ощущали моё присутствие и тягу друг к другу. Нашлись общие знакомые, общие интересы. Теперь их голоса звучали мягче. Им было уютно и хорошо. Как я это поняла? У меня вдруг начали вырастать крылышки, я могла не только летать, но и петь, и восхищаться окружающим миром, проникать в самые потаённые уголки сознания и памяти этих двух людей.
По секрету скажу вам, что увидела среди прочего нелёгкую жизнь обоих, со всеми перепитиями, бедами, горем и радостью. Как оказалось, счастья на их долю выпало больше, но вечно не хватало тепла, взаимопонимания, гармонии отношений и, чего греха таить, интимных отношений. Обо всём этом ни Ревег, ни Аригаб пока что не говорили, это узнала только я. Но придёт время, они откроются друг другу, поскольку посмотрите, как я, любовь, расту и крепну. Мне под силу перевернуть мир, сделать его добрее и приветливее. Смотрите, огромное пространство уже занято великолепным чувством, о котором эти двое так мечтали.
А впереди вас, друзья, ждёт главное: взаимопонимание, величайшая степень доверия, всепрощение по любому поводу, сознание того, что вы созданы друг для друга, – вот что я значу для людей. Вершина этих чувств – вспышка, резонанс, непредсказуемое влечение друг к другу, когда амплитуда любви врывается в спираль летящего к небесам сознания невозможности быть друг без друга: всё делать вместе: смеяться, петь, радоваться, праздновать, горевать и преодолевать сложности этой быстротекущей жизни.
На мне вдруг появилось фантастически красивое подвенечное платье, я кружилась в танце, захватывая в это кружение с собой Аригаб и Ревега. Они уже не были подчинены каждый самому себе, они были – одно целое, два крыла одной красивой, сильной и доброй птицы. Чтобы достичь такого резонанса, не надо было прилагать усилия, я, любовь, всё сделала за них, им оставалось только беречь меня, хранить и упиваться случаем, подарившим людям – божественное чувство.
Мужчина и женщина уходили из парка вместе, они, не прекращая, оживлённо говорили друг другу что-то, как им казалось, самое важное. Вскоре она первая взяла его под руку, было ощущение, что никуда она его теперь не отпустит.
Я шла, плыла, летела рядом с ними, следом за ними, в них самих, сопровождаемая тёплым ветерком летного дня, клонившемуся к вечеру.
«День был прожит не зря, – думала я, любовь, – ещё одна пара сделалась невероятно счастливой. Завтра рожусь заново. Хочешь, дорогой мой читатель, появлюсь рядом с тобой? Знаю, что хочешь. Так что – до встречи. Я уже веду к тебе за руку ту, о ком ты всю жизнь мечташь. Аминь!»
Фимка очнулся от наваждения, чуточку отдышался и начал читать свою новеллу заново, иногда удивлённо вскидывая глаза, нашёптывая сам себе в усы: «Неужели это я написал?».





Глава шестнадцатая – 14.30. – 15.00.

Эрмино*

Этот литературный термин, означаюший – эротическая мини новелла, я придумал в 2009 году.

Рабочий день понемногу подходил к концу. После очередного обхода, Фимка, уставший от погоды, от беспрестанного дождя, начал вспоминать свои прошлые опусы. Один из них врезался в память надолго. Ташлицкий начал вспоминать детали рассказа, который когда-то ему прислала знакомая по «одноклассникам» лет так десять назад. Тогда ему пришло в голову попробовать более откровенную прозу, которую позже он обозначил, как «эрмино», эротическая мини новелла. Получилось «итальянское», красивое и не совсем понятное слово.
Фимка «залез» в старые папки и нашёл-таки те сообщения, что ему прислали много лет назад. А что, может быть, кому-то это будет интересно.
Ну что ж, начнем, помолившись. Приступим к новому повествованию, чтобы в который раз доказать себе и человечеству, что незыблем закон жизненной философии, который гласит примерно так: случайность есть  частный случай закономерности, необходимости. И, во-вторых: вечные темы любви, верности и надежды снова дают повод рассказать о буре чувств и эмоций.
О том, что первопричиной всего является близость мужчины и женщины, их взаимоотношения, которые, с одной стороны, стары, как мир, с другой – у каждой пары все происходит по-своему оригинально. В конце концов,  и в нашем рассказе будет... Стоп, вот тут, пожалуй, не стоит раскрывать все карты, потому как читателю станет не интересно двигаться дальше, он будет в начале повествования знать  конец этой истории.
А наша задача – так подцепить тебя, о уважаемый читатель, чтобы держать в напряжении, как держит пират за горло своего  соперника при дележке добычи. Не отпуская его до тех пор, пока тот  не согласится на равную половину добра! И только прочитав заключительный абзац этого рассказа, ты вздохнешь свободно и скажешь – боже мой! Наконец-то, я узнал то, чего хотел! Кстати, рассказ пойдёт от женского лица, от того самого, от которого и получена была когда-то информация:
«А началось все с того, что в доме у меня появился компьютер. И главное не сам гудящий умными мыслями, файлами, дисками ящик, а экран и элегантная, не знающая покоя "мышка". Вот эта самая  "мышка", которой и подчиняется в основном компьютер (клавишами могут клацать и делать то же самое только опытные программисты, которые презирают "мышку" точно так же, как мышь настоящую, живую).
Мастер по установке этого нового аппарата, соседский паренек Славка, худощавый, высокий, но с умными глазами, довольно быстро все наладил. Подключил интернет и, проведя первую консультацию,   коротко рассказал, как этим чудом двадцать первого века  пользоваться.
Поначалу новые слова для меня, молодого преподавателя психологии в  пединституте, были китайской грамотой. Файл, сайт, ник, логин, курсор – кошмар, да и только! Казалось, к этому привыкнуть нельзя никогда! В книжном магазине я приобрела брошюру "Компьютер для женщин" и  стала вникать в этот удивительный, новый мир. Пропустим все начальные мучения мои по этому поводу, тем более, что я оказалась  умницей и довольно быстро все освоила.  Теперь в перерывах между лекциями, даже давала дельные советы подругам и коллегам по работе.
Пора вам познакомиться со мной поближе: Инна Александрова, сорок два года от роду. Восемнадцать лет замужем, дочери шестнадцать. Я красивая, умная, с удивительно стройной фигурой.  Большие карие глаза, доставшиеся от бабушки армянки, тонкие черты лица королевы, темно-каштановые, чуть завивающиеся локонами волосы.
Удивительно соблазнительные губы, которые приводят в состояние нокдауна многих мужчин. Я бы сказала – губы высочайшего стандарта. И если бы проводился такой конкурс – они были бы на пьедестале почета!
Компьютерному экрану повезло больше других, потому что он практически постоянно (даже, когда дремал), видел моё лицо, наблюдал, как  женщина раздевается, как преображается, то в голую нимфу, то в вальяжную и томную богиню в пеньюаре, то в светскую  львицу, одетую в шикарное вечернее платье, для похода в театр.
Но больше всего, наверное, экрану нравилось, когда я обнажалась, когда невероятно нежное тело приводило в восторг даже кристально-пластмассовый экран, который вдруг неожиданно сам включался и светился всеми цветами радуги, на которые был способен электронный  бог.
Каждое движение которой вызывало у электроники восторг. Ровная спина, покатые плечи, узкая талия, в меру пышные бедра. Когда поворачивалась к экрану лицом, то энергетика очертаний божественно красивой груди, живота  проникала сквозь стены квартиры наружу и зажигалась на ночном небе ночной звездой и огромной луной. А днем – ярким весенним  солнцем. Это происходило даже зимой, в любые холода, потому что жар и красота моего тела выходили за рамки уже известных в мире чудес.
"Ах, вот я какая! – шептала фигура, стоя перед зеркалом,  в чем мать родила. – Да мне нет равной!". При этом она совершала бесподобный и удивительный по красоте жест своими тонкими руками и телом. Ладони, с длинными очаровательными пальцами, скользили от мочек ушей, к шее, плечам, мякоти груди к соскам, напрягшимся, как весенние почки, и далее к животу. И вниз!
Проведя ладонью по бархатистой  поверхности тела, я откидывалась назад, выгибаясь и беспредельно наслаждаясь моментом истины. Не замечая при этом, что экран компьютера пытался выскочить из рамки, кинуться к женщине, обнять ее и целовать, целовать, целовать!
Однажды, длинным,  февральским вечером, как всегда в этот час, я, как сейчас говорят, "сидела в интернете". Муж пребывал в одной из многочисленных командировок. Дочь отпросилась на дискотеку. А мы с экраном на пару общались с подружкой на сайте одной из социальных сетей всемирной паутины. По ходу диалога, подруга прислала стихотворение.
– Я знаю, – ты любишь поэзию. Вот стих, посмотри, тебе,  несомненно,  понравится!
Начала читать стихи, не подозревая, что именно сейчас, в ту минуту, закон о случайности и необходимости заработает на полную катушку. С этой минуты и до конца нашего рассказа, все у меня пойдет не так, как было. Читателю со слабыми нервами предлагаю закончить на этом чтение повествования и заняться более спокойным делом. Поскольку события и чувства, о которых я поведаю, могут подействовать  на вас по-настоящему серьезно, и вы потеряете покой и сон, думая обо  всем этом. Я предупредила, а там, как знаете. Я снимаю с себя ответственность за последствия! Шутка! А может... Да кто его знает... Стихи читала, сначала про себя, потом вслух, дважды, трижды!
Впитай меня в изгибы губ твоих,
В изгибы тела раствори желанья,
И наших душ взаимное слиянье
Апофеозом станет для двоих,
Скользящих вверх дельфиновым прыжком,
И ввинчиваясь в волны сладострастья,
На зависть всем богам, не знавшим счастья,
Любовь трепещет на ветру флажком.

Соленый пот стекает словно мед ,
И обжигает губы вкус греховный,
Спрессован мир до точки смехотворной,
И по вселенной только стон идет.
О, время – сгинь! Не остужай тела,
Не прерывай течение блаженства.
Пусть будут вечны муки ласки женской,
И … К черту неотложные дела!

Потом подруга прислала еще несколько стихотворений на эту же тему. Все читалось на одном дыхании. После чтения очнулась, откинулась в кресле и прикрыла глаза. Казалось, слова, ритмы и рифмы, проникали в меня ядом кураре и парализовали совесть, страх и комплексы, которыми изредка страдала. Эти стихи привели девушку в трепет. Чудилось – они звучат как заклинание шамана-колдуна. От этих слов, образов и мыслей уже нельзя было скрыться, убежать, забыть и не читать!
С экрана сыпались призывы: "Ауу! Ты где! Что случилось, ответь!". Вдруг – телефон. Я вздрогнула от неожиданного резкого звонка и взяла трубку.
– Алло. Да...
– Ты чего молчишь, не отвечаешь? Ты у компьютера? Я тебе стучу, стучу!
– Светка, можно я тебе потом перезвоню, ну чего ты паникуешь?! Слушай, а кто автор стихов?
– Да он среди моих друзей, посмотри, Феликс Баринов. Что, зацепило?
– Вот, вот – зацепило! И очень! А у него есть еще стихи? Судя по присланным тобою, да!
– Не волнуйся, я сейчас ему напишу сообщение, и он тебе сам перешлет стихи, конечно, их у него много. Хочешь?
Пауза. Но арбалет закона о случайности уже взведен! Стрела готова,  готова, готова – дзинь – полетела! Прямо к цели!
 – Да, хочу!
Ключевые слова! Самые, что ни на есть, ключевые слова женской натуры, женского желания, отваги, самопожертвования, предвкушения чего-то необычайно интересного и притягательного.
Интуитивное предвкушение любви, страсти, секса и всего, что с этим связано! Хочу! И уже не важно, замужем ли ты, одинокая ли, красавица и умница, или "серенькая мышка". Злая или добрая, молодая или бальзаковского возраста... Да! Я хочу! Вот оно зерно, из которого вырастает корень женских чувств, готовых на все ради того, чтобы быть хоть чуточку счастливой! Быть с ним! Быть! Быть!
Так пританцовывает Господь на небесах! И грозы летят на землю, ветры, радуга весенняя, тополиный пух, цветы, летний зной и осенний листопад, все, что способствует встрече и неизбежным разлукам двух влюбленных сердец.
Словно предчувствуя что-то неладное, я "вышла" из интернета и вдруг приступила к уборке квартиры. И вроде не ко времени, но тут же отправилась в прихожую, достала из шкафа пылесос и начала пылесосить ковры на полах. Как робот, не задумываясь над тем,  что делаю, тупо ходила из комнаты в комнату взволнованная и возбужденная.
Через несколько минут я неожиданно прекратила никчемную работу и бросилась к компьютеру! Щелчок, и снова там, во всемирной сети, которая для сотен тысяч таких же людей, как я, стала поистине цепкой паутиной, сковывающей, обвораживающей и в то же время счастливой. Потому что там был новый,  виртуальный, ни с чем  не сравнимый мир!
– Ну, давай же! – торопила экран, а вместе с ним и компьютер, как будто те не старались в поте лица, чтобы найти из миллиарда страниц, ту единственную, где творилось для женщины какое-то таинство!
Вот, есть! Начала читать вслух: "Привет, меня зовут Феликс. Светлана, ваша подруга, просила переслать несколько моих стихотворений, что я с удовольствием и делаю. Замечу, сударыня,  что вы необычайно красивы, и ваш облик способен вдохновить любого  художника!".
– Так, – я сжала зубы, – знаю я эти прибамбасики, тоже мне поэт! Надо быть осторожной. Сколько тут в сети всяких! Так ему и напишу:
"Уважаемый сударь. Я мало доверяю незнакомым людям. И не собираюсь тут с вами любезничать! Извините! А потом,  немного подумав, добавила: хотя стихи ваши мне очень  понравились!" После чего задержала стрелку "мышки" на кнопке "отправить", словно размышляя – «а не слишком ли быстро я бегу»,  – все же щелкнула,  и сообщение улетело!
Только после этого я принялась читать вновь присланные стихи. И чем дальше углублялась в чтение, тем сильнее меня терзали  сомнения, и, в конце концов, появилось чувство досады и вины за сообщение, которое только что отправила Феликсу, потому что  присланные строки проникали в каждую клеточку души. Я, прекрасно разбиравшаяся в поэзии, понимала, что все это написано незаурядным человеком, мастером слова.
Очнулась от нахлынувшего состояния дня через три. Было такое ощущение, что мои тело и душа входили в тягучий, плотный, но сладостно-мучительный туман, в сон. Движения там были плавны и легки.  Звуки тянулись медленно, нараспев. Лица моих студентов и коллег, улыбающихся чему-то, проплывали, как в замедленном кино. Лекции, которые читала, мелькали быстро. И все это как бы существовало  само по себе, отдельно от моего сердца и сознания.
– Мама, мама! Очнись, что с тобой? – это дочь Настя  пыталась  достучаться до женщины.  – Я тебя уже третий раз спрашиваю, мы пойдем на день рождения к дяде Вите или нет. Если да, то давай деньги на подарок и на торт. Ты меня слышишь?
– Да, конечно, день рождения. А какое сегодня число. Узнав дату,  удивилась, что мимо пронеслись целых три дня, как одно мгновение. – Вот денежки. Иди сама и все, что надо, купи.
Я машинально вынула из шкатулки, где хранилась заначка, положенную сумму, дала её дочери, и та пошла в торговый центр одна.
Блин! Вдруг вспомнила, что все эти три дня не входила в интернет и ни с кем не общалась, даже не знаю, что меня там ждет!
На экране появились новые сообщения. Одно из них от Феликса:
 – Куда пропали? Я хочу извиниться за бестактность и за свои признания. Но с другой стороны не могу отделаться от мысли: что тут плохого? Даже,  если вы не захотите со мной общаться, все равно повторю: вы прелестная женщина и, как видимо, тонкая натура, которая прекрасно разбирается в искусстве. В поэзии так уж точно! И мне естественно интересно пообщаться с вами! Возвращайтесь! Я жду!
И снова – стихи. Целая вереница стихов (и когда только он успевает?).




Не Господу сегодня помолюсь,
любимой прошепчу молитву я,
губами поцелуями напьюсь,
в ответ услышав: "Милый, я твоя!".

Открою ей души святой секрет
и сердцем откровенья укреплю,
свидетелем признаний – лунный свет,
уж он-то знает, как тебя люблю!

Так дай мне силы терпеливым быть,
и в буднях не забыть, не обмануть,
и чувства вьюгой злой не остудить,
и словно птица знать домой лишь путь!

К тебе, мой нежный ангел, обращусь,
нас мир, поверь, любовью освятит,
я на колени тихо опущусь,
с молитвою... И пусть Господь простит!

Тут запахло любовью. Новой по форме, а значит и по содержанию. Виртуальная реальность – это мнимая  реальность,  имитация реальной обстановки с помощью компьютерных устройств. Слово-то какое! И произошло оно – от латинского – virtualis, что значит – потенциальный, возможный;  сильный, мощный, далее – virtus –   мужество, доблесть, совершенство. И еще – vir –  мужчина! А каково!  Корень-то,  мужчина!
Но таков век виртуального общения, колоссального потока информации. Как тут выдержать женской душе, женскому телу, которое привыкло к реалиям, к страсти, объятиям, поцелуям натуральным, а не нарисованным.
Я просто заметалась, в моём сознании, в сердце уже зажглась маленькая, ничего еще не значащая, лампочка. Светлячок, фонарик такой неприметный, и как бы существующий сам по себе. Но, он там появился! И он начал светиться и давать тепло. Как тут быть?!  И я снова принялась читать присланные стихи, а поскольку хорошо разбиралась в поэзии, они все больше нравились. Угадывался почерк поэта, который принадлежал только ему. Образность, манера написания. Читая такие стихи, внутри тебя все начинало дрожать и возбуждаться.  Теплые волны перекатываются сверху вниз по телу и обратно.
Слова, ритмы, рифмы увлекали в необычайно светлую, но в то же время в израненную грустью страну. Возникало желание сопереживать вместе с автором,  пытаться понять его и помочь. А главное, в стихах были скрыты, закодированы чувства, которые ощущает любой человек. Они сложны и одновременно просты в понимании. Хотелось спросить, что он имел в виду, когда писал:

Утюжит память жизнь мою помятую,
и не избавиться от этого, хоть режь,
полынной горечью и сладостною мятою
пропахли годы, полные надежд.

Рассыпан яркий бисер по свинарникам,
на сердце шрамы от былых потерь,
и все летит, сорвавшим нити шариком,
куда-то вверх... Но кто-то шепчет:"Верь,

не остывай, еще не время спешиться,
еще дрожит отвагой вороной,
еще Фортуна – пусть она и грешница,
все ж повернется нужной стороной"...

Ухмылку про себя беречь придётся,
пройдя не глядя на зрачки зеркал,
остановлюсь у старого колодца,
что целый век во снах своих искал.

И буду пить с ладоней, к черту кружка,
и отдохну на высохшем бревне,
и ностальгия, верная подружка,
сыграет на гитаре песни мне.

Наконец я не выдержала, потому что скрывать свои эмоции и свое  отношение к поэту не могла. И ответила:
 – Мне очень понравились стихи! Спасибо!
 – И все?
 – А чего вы ожидали?
 – Более теплого и пространного отклика! Хотя и за это спасибо!
 – Зачем он вам, у вас и так много поклонниц,  скорее всего!
 – Вы тоже теперь поклонница?
 – Я замужем…
 – А причем тут это? Я лишь любуюсь портретами, и, глядя на них, пишу новые  стихи.
 – Возможно ли такое?
 – Считайте, что возможно. Читайте следующее, правда,  оно написано от имени женщины, но так уж случилось.   
И Феликс прислал стихотворение:

Сам себе от любимой
 
Все слова о любви
Я, прижавшись к тебе, говорю,
шёпот мой окружает тебя
и колдует, как ветер листвою,
я тебе, мой родной,
все, что есть во мне
настежь раскрою,
потому что любовью твоею,
как ветка в пожаре, горю.

Это счастье мое,
мой удел, жизнь моя и отрада,
губ твоих ощущаю я вкус,
их горячий медовый настой,
просыпаюсь с твоими стихами
и, будто волной, накрывает меня
свежим ветром из вешнего сада.

Ты дыханье мое,
ты мой посох в пути, ты слова!
От которых уже не сбежать,
не уплыть и не скрыться,
остается нам, милый,
на Господа тихо молиться,
чтоб злодейка-судьба
хоть на миг нас с тобою свела!

То, что со мной творилось,  не может передать ни одно описание, поскольку, окончательно растаяв, поняла, что происходит нечто,  чего я больше всего боялась! А может быть, долго к этому шла и теперь испугалась, что это произошло! Все что смогла – это напечатать ответ непослушными пальцами, которые от волнения и возбуждения никак не могли попасть точно по нужным буквам клавиатуры.
 – Мне пора! Простите! Убегаю по делам!
 – До встречи!
 – Пока!
Я буквально вылетела из интернета, а потом долго сидела в углу своего любимого дивана, укутавшись пледом.
"Женщина любит ушами," – гласит мудрость. И это, как оказалось, неоспоримо! Многие мужчины или не знают об этом, или же забывают говорить жене комплименты, через два месяца после свадьбы, удивляясь потом холодности некогда жгучей женщины.
Одно ласковое слово, комплимент, приятное наблюдение, признание в любви, сказанное мужчиной в любое время суток, и женщина отдается  тебе так нежно, так трепетно, так до конца, что ты получаешь великое наслаждение. А теперь представьте себе: женщине посвятили  стихи, или романс, или песню. Тогда сила слова, сила женского восприятия становится не просто "любовью ушами", но и любовью душой и сердцем. То есть высшими чувствами, на которые способна природа необыкновенного, божественного создания – женщины.
В таком состоянии ее чувства, эмоции, ласка, самопожертвование, страсть, творят чудеса, потому что она любит вас безмерно, бесстыдно и способна  доставить вам райские наслаждения. Ну? Разве мы не для этого живем?
Казалось, что я близко подошла именно к такому состоянию, которого давно ждала. Ждала от жизни чего-то необыкновенного, что всколыхнуло бы нежную, яркую и тонкую натуру. Мне всегда не хватало романтики, интриги во взаимоотношениях. Честная, добрая, участливая, я чётко соблюдала все семейные традиции, как жена, мать, хозяйка дома. Но всегда знала, что чертики сидят во мне, как в свободолюбивой цыганке, что могу быть раскрепощенной, веселой,  наслаждаться музыкой и поэзией, кино и театром, любым видом искусства, приносящим эстетическое наслаждение.
До интернета все это было мизерным, узким, не дающим почву для воображения и возбуждения.  Да, пусть все это виртуально, но это есть. Это поражает, волнует,  возбуждает не только тело, но и душу, и сердце, готовое полюбить.
Однажды я подошла к зеркалу и начала раздеваться. Но почему-то вдруг решила проверить – одна ли я дома? Пройдясь по всем комнатам, заглянув для чего-то даже на кухню и ванную, убедилась, что никого больше нет. Вернувшись к зеркалу, пристально посмотрев на себя, чему-то улыбнулась и раскрыла халат. У зеркала не было времени покраснеть, и оно застыло своим сказочным глянцем, глядя на восхитительную фигуру женщины и предвкушая необычайно захватывающее  зрелище домашнего стриптиза.
Гармония женского существа была здесь и сейчас. Красивое лицо, тонкая шея королевы, отточенные груди, упруго стоявшие,  словно у шестнадцатилетней девушки. Крупные, цвета молочного шоколада соски,  напряженные, словно весенние почки, способные распуститься в  любую минуту. Спадающий нежным водопадом живот, нега которого не  поддается здесь описанию, тоненький, маленький разрез пупка.
"Жаль, что она сегодня в "бикини", – подумало зеркало.  – Ну, девочка моя, давай… разденься, ну что тебе стоит, никто не смотрит, давай!" И зеркало сверкнуло отблеском света от горящей люстры. И я совершила это действо, взявшись пальчиками за край трусиков, бесподобно покачивая бедрами, сняла их. Тут уж не только зеркало, но и все предметы домашнего обихода бросило в жар. Бабочки запорхали крылышками, доставляя бесподобное удовольствие и возбуждение. Женщина, посмотрев на себя, зарычала и бросилась одеваться.
На следующий день, после лекций в институте, рассказала обо всем лучшей подруге, Свете, та с ужасом на лице причитала:
 – И ты это сделала? Как, зачем?
 – Не знаю, все получилось спонтанно, само собой. Я никогда прежде не была в таком состоянии.
 – Ну, и как ощущения? – Светке не терпелось поскорее узнать.
 – Ты не поверишь, я выла, кричала, смеялась. Я радовалась и была счастлива!
Светлана с неподдельным удивлением и растерянностью смотрела на подругу, которая, закатив глаза, с восторгом рассказывала о событии.
– Инка, – это абсурд! Что тебя так возбудило, не могло это произойти на пустом месте. Давай, колись. Ты чего замолчала? Ты со мной? Алло, гараж? – Она провела ладонью несколько раз перед глазами подруги, которые отрешенно светились и были далеко отсюда...
– Все, забыли, – отпарировала я. – Не приставай, не знаю, что со мной происходит. Так получилось. Пока! Светка, не обижайся, мне надо побыть одной. Может быть, потом расскажу.
Я вышла на улицу, оставив подругу в недоумении. Ничего, поймет, мы с ней с детства знакомы, поймет. Возвращалась домой пешком, хотя прежде ездила на маршрутке. Шла по тротуару счастливая и, как ни странно, удовлетворенная.
Когда снова был включен компьютер и загорелся экран, покорно проводивший меня в лоно интернета, в почтовом ящике было полно новых сообщений. Одно из них, от Феликса. С письмом пришло очередное стихотворение, прочитав которое, я превратилась в растекающийся по креслу воск, собрать который уже практически было невозможно.



Я улетаю по лучу к тебе,
невидимому, сильному, живому,
чтобы познать любви твоей истому,
чтобы в печали больше не скорбеть.

Потом мы полетим с тобой легко,
туда, где нас надежда ожидает,
лучи любви там с высоты спадают,
и море, как парное молоко.

Лишь ты и я, и никого на свете,
и время в заколдованном ларце,
и у тебя улыбка на лице,
прекрасней нет улыбки на планете…

Забыв про нас, утонет суета,
тревоги сгинут от печали в бездну,
и лишь Господь, всегда по сути трезвый,
прикроет лик священный от стыда,

За то, что быть с тобой не суждено,
что он ошибся временем и местом,
что не моя ты, милая, невеста,
и что другого, жаль, но не дано.


Я улетаю по лучу к тебе,
невидимому, сильному, святому,
чтобы познать любви твоей истому,
чтобы в печали больше не скорбеть.

– Так, надо взять себя в руки и покончить с этим. Но сначала посмотрим фотографии того, кто это пишет, скорее всего, он мне не понравится.
Инна открыла страничку, где она обычно общалась с друзьями и "зашла в гости" к Феликсу Баринову, посмотреть на него. С главной фотографии на нее смотрел молодой  брюнет, с открытым симпатичным лицом.
С другой фотографии на мир смотрел зрелый, симпатичный мужчина, лет пятидесяти, видимо в прошлом спортсмен, с глубоким  и задумчивым взглядом. Одет он со вкусом и было ясно по всему, что он интеллектуал. Да и ростом он пониже меня, не люблю «невысоких», – мне подавай баскетболиста...
– Но баскетболисты не пишут стихи, которые трогают сердце, – сказал кто-то.
Я поймала себя на мысли, что со мной говорит внутренний голос, улыбнулась. Давно не общались.
 – Хочешь поспорить?
 – Хочу.
– Он не в моем вкусе.
 – Это ты кого обманываешь себя или меня. Посмотри – приличный человек, поэт, с очень пронзительными и умными глазами. В приятной позе, одетый по моде с иголочки.
 – Он далеко и недоступен.
 – Откуда ты знаешь, может быть,  он живет в соседнем городе или на соседней улице.
– Вот это было бы интересно, – я вздрогнула и как-то неестественно рассмеялась. – Да, и зачем он мне?
 – Любовь.
 – Ты шутишь, какая же это любовь?
 – Виртуальная.
 – Есть и такая?
 – Теперь, видимо, есть.
 – И что с ней делать? Да я еще ничего о нем не знаю, у меня даже симпатий к нему нет.
 – Его стихи в тебе, и ты это знаешь, он тебе уже симпатичен, чего себя обманывать? Ты уже жаждешь общаться, горишь вся. Ведь это ново,  романтично, захватывающе, и ни к чему тебя не обязывает. Он по другую сторону экрана.
 – А как тут не гореть, когда такое читаешь? Так, давай-ка мы его испытаем, проверим на прочность. Забросаем вопросиками. Как-то он отвертится. Ха-ха. Проверим.
 – Добрый вечер, Феликс! Это я, Инна, помните?
 – Боже, как же можно вас забыть? Привет, что нового?
 – У меня к вам пару вопросов, вы не могли бы рассказать немного о себе, о том, как начали писать стихи, где жили, учились? О чем думаете? Где бывали, что видели? Ваше отношение к жизни и к женщинам?
 – Ничего себе пару вопросов, да на все это месяца не хватит, чтобы ответить.
– Я терпеливая, подожду.
 – А вы действительно хотите, чтобы я ответил?
 – Да, хочу!
Снова ключевые слова женщины. И лучше бы я этого не говорила, ни о чем не просила, потому что результат оказался ошеломляющим. Он еще больше втянул меня в интригу, в те чувства, которые спали долгие годы.
Ответы Феликса не заставили себя ждать. Это были  захватывающие рассказы  многостороннего человека, побывавшего в таких жизненных ситуациях, в которых обычно бывают киногерои. Школа, университет, походы в горы, работа. Увлечение поэзией – стихи, песни под гитару. Поездки за границу и все время стихи, стихи, стихи! И не мудрено, такой жизненный опыт, эмоции и романтизм порождали поэзию, которая переливала чувства в слова.
Честно говоря, я сначала не знала,  что со всем этим делать? Первое время безотчетно засыпала Феликса вопросами, надеясь хоть где-то найти изъян, чтобы потом сказать самой себе: ничего интересного,  все, как у всех, все, как всегда, и стать снова равнодушной к этому человеку.
Потом я увлеченно читала его рассказы и удивлялась простоте повествования и интересу, который оно вызывало и просто теряла ориентацию. Все безумно интересно, потому что это было не в какой-то книжке, а тут, в жизни, наяву.
Однажды, сидя у компьютера, не заметила, как за спиной появилась фигура мужа.
 – Блин! Опять тут торчишь? И чего тебя туда тянет? Мы ведь это дочери купили. Ну что ты там интересного находишь?
Во мне все задрожало от испуга и волнения. Едва справившись с собой, успела чудом закрыть страницы, и, убедившись, что все осталось в тайне, молча пошла на кухню.
Муж остался у компьютера, бормоча что-то невнятное, типа: "О, женщины, и кто вас там поймет и разберет, чем вы там дышите?". Он стал копаться в интернете, клацая кнопками и мышкой, которая вся сжалась под тяжелой ладонью и специально, ухмыляясь,  водила стрелку  совсем не туда, куда направлял её пользователь.
А я в это время, бесцельно хлопоча по хозяйству (даже не отдавала себе отчет, что делала), мысленно снова возвращалась в тот мир, из которого только что сбежала. Смотрелась в маленькое зеркальце, где на моём лице то и дело появлялась загадочная, одухотворенная  улыбка. Я еще не знала, что на потаённой полочке странички появилось новое сообщение от Феликса.
– Инна, вы просто прелесть! Просто наслаждение какое-то!
Далее шел очередной рассказ-ответ на вопросы, и новые стихи, У меня кружилась голова, никак не могла понять, что со мной происходит. Вместо тяжести, во всем легкость: в теле, в душе, в работе. Все давалось легко и просто: лекции, семинары, текучка казались манной небесной и окрыляли. Подруги, заметив моё состояние,  вначале удивлялись, приставали с вопросами, но потом привыкли видеть одухотворенную и улыбающуюся всегда.
Одно не давало покоя – виртуальная любовь. В том, что влюбилась, и в том, что любят ее, она уже знала. Но, виртуальная!? Где близость, поцелуи, секс, наконец? Как тут любить, гореть,  наслаждаться? С другой стороны меня теперь не отпускал ни сам Феликс, ни его стихи, которыми я была наполнена!
Однажды, идя по пустынной улице, вдруг услышала снова свой внутренний голос: " Ты хочешь его? – и в ответ: Хочу! Хочу! Хочу!". Ужас, я вдруг остановилась и поняла, что кричу это вслух. Оглянулась, но вокруг, к счастью, никого рядом не было.
Наверное, все же на небе кто-то есть. Меня услышали, и в следующем послании Феликс сообщил, что именно в нашем городе он скоро будет по делам. Первыми в восторг пришли экран компьютера и "мышка". Они-то уж точно горели таким любопытством, что подключили к этим ожиданиям все ближайшие сайты и файлы. Известие о приезде Феликса разнеслось по всем клеткам компьютера мгновенно. Все предвкушали что-то незабываемое.  Они долго шли к этому, постоянно переживая за женщину, которая была достойна такой любви, а уж встретиться с Феликсом – верх нынешних желаний. 
 – Предлагаю посидеть, где-нибудь в кафе, поговорить, посмотреть друг на друга! А вдруг,  я тебе не понравлюсь (я забыла предупредить, что вот уже три недели, как мы перешли на "ты"). Согласна?
– Да, конечно, согласна! А какого числа ты будешь тут, у нас в городе?
– С четверга двенадцатого по пятнадцатое. Остановлюсь у дальнего родственника на даче. Я буду с машиной.
– У меня в один из этих дней – день рождения!
– Вот это здорово! Прекрасно, подарок за мной. Жди. Вот номер моего мобильного телефона. Перешли мне свой номер.
Отослав Феликсу номер мобильного телефона, я подумала: как кстати каникулы, да и муж, скорее всего, снова будет в командировке!
 – Ты уже думаешь об этом? – заговорил внутренний голос.
 – Да брось, ни о чем я не думаю, тем более об этом...
 – Кого ты хочешь обмануть?
 – Себя, конечно? Отстань, не до тебя. Мне просто хорошо, вот и все.
И я начала летать. Правда, иногда останавливалась на секунду, вспоминая полеты Маргариты. Но приход Мастера, моего Мастера, и не в романе, не в книге, а наяву, здесь, это выглядело завораживающе. Компьютерный экран и мышка, знавшие все секреты хозяйки, радовались  не меньше. Чему? 
Да тому, что они тоже поверили в главное человеческое чувство, поверили в любовь. Описать такое состояние  невозможно коротко и в небольшом рассказе. Для такого анализа чувств и их доказательств  – нужны сотни тысяч страниц красочного повествования, с признаниями и свиданиями, со стихами и песнями, с музыкой, красивой музыкой, которая украшает любовь.
Она, любовь, не видима, но когда возникает, то меняется погода на планете, звезды блещут ярче, люди становятся добрее, мир окрашивается в необычайно красивые краски. Все становится по-другому. Домашние заботы не в тягость,  работа в институте течет, как бурный ручей, откуда-то вдруг появляются новые идеи и мысли.
Но главное, конечно, это встреча влюбленных, которые уже не скрывают друг от друга, что любят. И даже, если они еще в этом друг другу не признались, это ничего не значит. Их души и сердца, на высшем уровне, уже договорились, уже сплелись и любуются собою и миром.
И такая встреча произошла.
К своему удивлению, я не волновалась, не дрожала, как осиновый лист, не краснела и не вздыхала глубоко по каждому поводу. Была готова к встрече, меня влекло к этому мужчине каким-то непонятным доселе образом. В общем, было легко, ну разве что чуточку тревожно. И все.

Мы встретились на привокзальной площади, где было одно очень уютное кафе. На улице ворковала ранняя весна, была прекрасная погода, подходящее время для свидания. Самое приятное, что он мне понравился. Одет прилично, запах от мужчины исходил очень  приятный, побрит, лёгок, быстр в движении, и в нем угадывался деятельный и добрый характер. Улыбка практически не сходила с его лица. Да, и голос. Для женщины очень важен голос мужчины. Голос был мягким, чуть выше баритонального. Прекрасное чувство юмора и уверенность в себе, дополняли портрет человека, с которым меня познакомило само провидение.
 – Как доехали? Все ли в порядке?
– Мы вроде перешли на "ты", сударыня! – он улыбнулся.
– Да, конечно, как доехал?
– Все в порядке. Даже успел в вагоне написать кое-что для тебя, но это потом. Давай расскажем друг другу все то, что нельзя рассказать в интернете.
И мы начали говорить. Не помню, что заказывали официантке, что ели, что пили. Двое влюбленных людей заново знакомились и переживали, и рассказывали о своих ощущениях, о своих  увлечениях,  о работе, о доме, о жизни. Рассказали друг другу по паре анекдотов и от души посмеялись.
Несколько раз он протягивал мне свою руку через небольшой столик, и я отвечала ему тем же. Наши ладони соединялись, и мы оба замирали от прикосновений.
В какой-то момент, когда приятное вино и легкая закуска уже начали свое действие внутри тела, я представила, как эти руки меня обнимают. От таких мыслей бросило в жар, но руку я не отняла, а открыв глаза, смело встретила взгляд Феликса, который смотрел на меня, как юноша, очарованный своей любимой на первом свидании.
– Ты поедешь со мной? Ты свободна?
– Я не совсем свободна,… Но я поеду с тобой. А куда? Ах, да, на дачу к  родственнику. Я угадала.
 – Ты знаешь, какая ты прелесть?
– Нет, не знаю…  Давай, хочу комплиментов!
– Ты легкий теплый бриз, который приходит с моря, чтобы ласкать лицо любимого необычайной нежностью и страстью. Ты ручеек, журчащий среди ущелья, прохладная вода которого утоляет жажду сердца, жажду души. Ты радуга, которая радует людей весенним днем, после легкого дождя, ты...
– Стоп! Остальное ты мне скажешь на даче. Поехали.
На даче оказалось довольно прохладно, но позже – мощный камин быстро согрел комнаты. Уже войдя на первый этаж, сняв легкие пальто, мы впервые поцеловались. Оба хорошо владели этим поистине прекрасным искусством – искусством поцелуя, но поскольку давно не  практиковались, то пришлось по-разному попробовать друг друга на вкус. И это получилось, потому что второй поцелуй был затяжным и таким страстным и красивым, что лес, заглядывающий в окна дачи, вдруг зашуршал ветками, словно аплодирую влюбленным.
– Надеюсь, душ с горячей водой тут имеется? Погоди, я сама отгадаю, где это.
Феликс порылся в холодильнике, где нашел пару пакетиков с печеньем и холодное какао.  Он сел в кресло и стал ждать.
Через некоторое время я вышла из душевой. Свеженькая и манящая, как вишенка, приятно пахнущая шампунями. Надеюсь, что выглядела возбуждающе: легкий, прозрачный халатик и обтягивающие шорты до колен.
– А это откуда? – удивленно спросил Феликс.
– Не волнуйся, это мое. С собой привезла.
– Да ты просто бесценная, вот тебе мой подарок на день рождения, смотри, какой красивый браслет, – Феликс двинулся, чтобы поцеловать возлюбленную.
 – Нет, сначала в душ, тебе с дороги надо омолодиться!
Феликс с удовольствием подчинился. А я будто девчонка радовалась подарку, надела браслет на руку и закружилась по комнате.
Когда он вернулся, мы подошли к лестнице, ведущей наверх, в спальню. Я  поднималась первой и отчетливо понимала и чувствовала, что Феликс, следующий за мной, прекрасно видит фигуру. Подчиняясь древнему инстинкту возбуждать партнера, шла наверх таким гибким, сексуальным шагом, каким на подиум выходят звездные манекенщицы, вызывая у публики дикий восторг. Шла и думала: "Сегодня мне можно всё! Сегодня мой день!"
Боже! Как потом всё было красиво, как это было естественно!
…Мы долго не могли расстаться на вокзале! Оба были безмерно счастливы.
– Еще раз – с днем рождения тебя! Как тебе мой подарок. – Он взял ее за руку и поцеловал подаренный браслет, который так изящно красовался на запястье.
 – Он прекрасен! Но лучший подарок был – ты! Ты напиши мне, как только приедешь?! Хорошо?
 – Ты в порядке? Ты не жалеешь?
 – Что ты, милый! Что ты, любимый! Ты не видишь я – счастлива!
 –Я постараюсь приехать через пару месяцев. У меня как раз отпуск.
– Буду ждать тебя.
 – Пока!
Поезд тронулся.
 – Пока! Думай обо мне!
 – А ты обо мне...
Придя  домой, я села к компьютеру и одним махом, под восторженные взгляды хрустального экрана и маленькой счастливой "мышки", написала стихи:




О, если б я могла тебе сказать:
наполнена душа твоей любовью,
томится сердце радостью и болью,
и заставляет медленно страдать.
И тело изнывает по губам,
и по твоим рукам, любимый,
меня влечет к тебе неодолимо,
как стаю птиц к родимым берегам.

Мне наяву теперь приходят сны,
где ты любуешься моею наготою,
а я любуюсь, милый мой, тобою,
и мы вдвоем летим среди весны,

на крыльях, и усладам нет конца,
и нет предела радости и страсти,
мы у любви, как в юности, во власти,
и музыка надежд звучит в сердцах.

И наших тел греховный переплет,
под ритмы переполненных желаний,
и обезумевшая степень обожанья,
и в ласках удивительных полет.

И на виске пульсирующий ток,
и перехват дыханья от истомы,
скольженье тел, и радостные стоны,
и губы, пьющие из поцелуя сок!

И я, пронизанная счастьем и огнем,
щекой  прильнув к груди твоей, застыла,
и время на мгновенье отступило,
чтоб насладиться мы могли вдвоем

любовью, что хранила нас теперь,
и на ладонях медленно качала,
и божество великого начала,
спасало нас от бед и от потерь...

Я просыпаться не хочу – поверь!»







Глава семнадцатая – 15.00. – 15.30.

«Последний снег»


За двадцать шесть лет жизни в Израиле снег герою нашего романа приходилось видеть всего лишь несколько раз. Впервые, после приезда «на землю обетованную», в Москве, куда случайно занесла судьба по просьбе бывших телевизионных боссов. Вздумалось им создать в стране Фимкиных предков фирму, связанную с российским телевидением, транслировать один из коммерческих каналов. Поскольку у Ташлицкого в столице России были друзья, работавшие там, «наверху», то уговорили его поехать заключить соответствующие договора. Дорогу и гостиницу оплатили, так что, почему бы и не поехать?
97-й год, «союза» уже нет, но гостиница «Россия» ещё стояла на месте. Середина февраля, на улице минус пятнадцать, полно снега. Приехав из аэропорта, зайдя в гостиницу, прошёл регистрацию. Только поднялся в номер – звонок телефона, снял трубку:
– Здравствуйте, добро пожаловать в Россию, вы из Израиля?
– Привет, да из Израиля, а что?
– Чем будете заниматься?
– Посплю, потом телевизор посмотрю.
– Девочек не хотите?
– Не понял, каких девочек?
– Для развлечений.
Фимка, по своей наивности ничего не понимая, задумался. Через несколько секунд до него дошло:
– Нет, нет, спасибо, не за этим сюда приехал.
Во дают, подумал наш герой, не успел глазом моргнуть, тут тебе пожалуйста, все удовольствия. Нет уж, первым делом – поесть вкусненьких московских пирожков. Фимка, оставив сумку с вещами, спустился в холл гостиницы, где увидел в углу, перед баром огромный диван, на котором восседали «кобылицы», проще говоря, путаны. Семь-восемь вызывающе одетых женщин, готовых к «обслуживанию постояльцев». Покачав головой, Ташлицкий вышел наружу, в февральскую снеговерть.
Когда он проходил неподалёку от знаменитого ГУМа, произошла интересная история: его, идущего неторопливым шагом, обогнали двое мужчин, громко разговаривавших, на каком бы вы подумали языке? На иврите. К тому времени Ташлицкий уже сносно мог изъясняться на этом, новом для него, языке. Ясно, что это были израильтяне, которые в такой мороз шли без головных уборов, закутанные в длинные шерстяные шарфы. Один объяснял другому, что он видел в ювелирном магазине, расположенном на первом этаже универмага, настольные швейцарские часы с особым маятником, которые в Израиле стоят в пять раз дороже.
– Советую купить их, ты же давно такие искал, идём я покажу тебе. – Заметив, что какой-то прохожий (а это был Фимка), одетый в дублёнку и мохнатую шапку (ну типичный русский), всё время следует за ними и подозрительно смотрится, он добавил, – слушай, за нами идёт какой-то мужик, я подозреваю, что он вор, у тебя где бумажник?
– В заднем кармане брюк, – ответил второй мужчина.
– Зайдём в магазин, я встану сзади, чтобы подстраховать тебя, когда ты будешь выбирать часы, окей?
Когда мужчины в очередной раз оглянулись, чтобы посмотреть, где «воришка», Фимка не выдержал и громко сказал на чистейшем иврите, что он их соотечественник и просто заинтересовался, услышав знакомую речь. Глаза у израильтян полезли на лоб: в центре Москвы, рядом с Кремлём, какой-то усатый мужик в тулупе и заячьей шапке, говорит с ними на хорошем иврите. Было от чего прийти в шоковое состояние.
Зато Ташлицкий сиял от радости, что удивил людей, получился маленький розыгрыш, после которого он спросил у одного из прохожих, где тут горячих пирожков покушать можно? Оказалось, что неподалёку было заведение, которое называлось тогда «Русское бистро». Зайдя в него, Фимка вдохнул в себя удивительно аппетитный запах пирожков из сдобного теста. Каких тут только не было – и с капустой, и с картошкой, и с луком с яйцами, и с малиной, вишней. Голова закружилась. А цены были плёвые тогда на эту продукцию, Москва ещё не числилась одним из самых дорогих городов мира.
Взяв с собой огромный пакет с десятью горячими, румяными пирожками с различной начинкой, прихватив литровую бутылку русского кваса, Ташлицкий вернулся в гостиницу и, как говорится, оттянулся по полной программе. Куда до таких деликатесов израильским бурекасам и ужасной американской «колы». Только в России, на Украине, в Белорусии могут так классно готовить пирожки. А уж квас здесь отменный, ядрёный, куда до него прохладительным напиткам запада – химия, да и только. О Средней Азии промолчим, там другая вкусовая гамма.
Вспомнился и другой снег: Свердловск 1976-ой год и тоже февраль. Дочери Ташлицких шёл четвёртый год, росла болезненным ребёнком. Врачи посоветовали сменить климат самаркандский на хвойный лес. Как всегда помогла случайность: подруга семьи Ольга Зарайская работала в то время учителем в школе посёлка Исток, который  находился на самой окраине огромного промышленного города Свердловска (ныне Екатеринбург, или как его любовно называют местные Ёбург), в так называемой – лесопарковой зоне. Вокруг хвойные леса, реки, озёра, благодать. Посёлок небольшой, но значимый, поскольку здесь располагается Уральский научно-исследовательский интститут сельского хозяйства («Уралниисхоз»).
В начале февраля Оля позвонила Ташлицким, чтобы получить какую-то информацию по Самарканду. Узнав, где она находится и работает, Фимка поинтересовался, нет ли там работы учителя русского языка и литературы:
– Конечно, есть, – радостно ответила Зарайская, узнав, по какой причине мы хотим сменить место жительства – приезжайте, тут для всех найдётся работа, я так рада буду помочь.
Уже через неделю Фимка летел в Свердловск, кстати, прямым рейсом из Самарканда.
Встретили его радушно, в районо тут же выписали направление на работу. В школе директриса, Валентина Матвеевна Лосева, сразу предложила Ташлицкому место заместителя директора по воспитательной работе, по совместительству с пионервожатым и учителем русского языка и литературы в четвёртых-шестых классах. Узнав, что у него университетское образование и он «не пьющий», секретарь школьной парторганизации записала его первым на очередь по приёму кандидатом в КПСС. Учителя  физкультуры,  семейство Поспеловых, предложили приходить и помогать в тренировках местных волейболистов.
После беседы с директором, завхоз школы отвёл молодого специалиста в большой барак, где выделил ему комнату, в которой уже горела «буржуйка». Однако когда завхоз ушёл, Фимка понял, что ночевать здесь придётся при десяти градусах тепла, на большее печь не была способна. Утром, невыспавшийся учитель пришёл на работу, объяснил директору, что бытовые условия у него ужасные. Тут же подключились другие учителя, которые через час нашли для молодого мужчины съёмное жильё в огромной, прекрасной избе Ефима Петрова.
Вместе с завхозом Фимка пошёл к новым приключениям. Дом находился в пяти минутах ходьбы от школы на улице Механизаторов. Постучали в большую деревянную дверь, ведущую во двор дома. Когда хозяин открыл её, то перед пришедшими возникла занятная картина: в проёме двери показалась огромная голова высокого, молодого быка с наивными навыкате глазами, а потом уже появился сам хозяин дома, вынырнувший из-под головы животного.
– Проходите, проходите, пожалуйста. Давно жду вас. Меня зовут Ефим Владимирович.
– Нет, простите, это меня зовут Ефим Владимирович, – сказал Фимка.
– Нет, простите, это меня зовут Ефим Владимирович Петров.
– Ух ты, значит мы тёзки, очень приятно!
– А фамилия ваша какая, позвольте поинтересоваться?
– Ташлицкий.
– Поляк?
– Еврей.
– Неужели, да не может быть, такой чернявый и красивый, ведь евреи все рыжие и картавят.
Фимке показалось, что где-то он уже это слыхал. Лицо его было немного расстроено.
– Да не переживайте, я интернационалист. Сговоримся, вот, проходите, покажу жильё, дом просторный, вам понравится.
Честно говоря, Фимка всегда мечтал пожить в таком вот крестьянском доме. Он вспомнил Карелию, 1967-ой год, диалектическую практику, потом Львов, Одесса и три знаменитые ночи (см. роман «Фимка»). В огромной горнице стоял большой стол, на котором «царствовал» большой тульский самовар. Тут же по центру русская печь, сооружённая по всем традиционным правилам. От горящих в печи дров было жарко во всём помещении. Хозяин показал Фимке большую комнату, где был шкаф для одежды, широкая кровать, вобщем – жить можно.
Через какое-то время приехала Аня с Риной. Для Ани нашлась работа в «Уралниисхозе», в химлаборатории. Рину отдали в садик, она быстро начала поправляться. Помнится однажды, когда ребёнок вдруг проснулся среди ночи и сказал взволнованным родителям: «Хочу кушать!». Господи, ребёнок впервые за много месяцев произнёс эти слова. Фимка тут же начистил картошки и сделал знаменитую студенческую еду – жареный картофель с тушёнкой. Сердце радовалось. Жизнь входила в новую колею, которая начинала нравится Ташлицким.
Однако были и такие моменты, которые заставили Фимку призадуматься и относиться к работе посерьёзнее. Дело в том, что после месяца работы, директорша решила прийти к молодому учителю на урок с плановой проверкой. Урок проходил в четвёртом классе, учитель старался показать себя с лучшей стороны, ему казалось, что он на высоте. Но, не тут-то было. После урока Лосева вызвала Ефима Владимировича к себе и, как можно мягче, рассказала ему о своих оценках по проверке:
– Ефим Владимирович, дорогой, язык у вас подвязан, дай бог каждому, и вы очень здорово ведёте урок, но, простите меня, методически вы совершенно безграмотны, так нельзя преподавать детям. Чему вас только учили в университете?
Фимка был обескуражен, как это так, он, всё знающий и понимающий, вдруг не подкован методически. Поначалу хотел возмутиться, но Валентина Матвеевна опередила молодого специалиста.
– Вот только не надо ерепениться, всё у вас получится, надо только чуточку подучиться методике ведения урока, договорились? Я помогу, дам другие адреса опытных учителей, походите, посмотрите, как они работают. Не обижайтесь, в вас просто говорит южная кровь, но, поверьте мне, у вас всё получится.
Было над чем задуматься. Фимка характером из тех людей, которым надо достаточно логично объяснить в чём его ошибки, чтобы он признал их и исправил положение. Скрепя сердцем, молодой учитель принялся познавать эту сложную науку – учить детей уму-разуму. Ходил на уроки известных свердловских учителей, сидел в библиотеке, изучая методику преподавания. Душой и сердцем понимал, что увиденное им – это хорошо, но хотелось сделать что-то по-своему, чтобы удивить мир. Однажды он уже это сделал, наверное, надо об этом тоже рассказать.
После первой женитьбы Фимке пришлось перевестись в университете на пятый курс вечернего отделения. Декан филологического факультета Василий Ларцев сначала не отпускал:
– Зачем тебе это, Фима, ты прекрасно учишься, я оставлю тебя на факультете аспирантом, будешь писать кандидатскую, потом докторскую, перспектива великолепная. Ты же умница. Да и как мы без тебя в волейбольной команде, не дури.
– Василий Григорьевич, у меня теперь семья, жена, сын, их кормить надо, поймите.
В конце концов декан  подписал перевод, и Фимка начал работать учителем в знаменитой самаркандской школе № 34, куда его с удовольствием принял тот самый Вячеслав Алексеевич Ким, отец Ларисы Ким, подруги детства. Ташлицкий преподавал в пятых-шестых классах. После месяца работы, как-то раз его вызвал директор и попросил заменить на неделю-две заболевшую учительницу старших классов Екатерину Семёновну Куликову:
– Тебе такая практика не помешает, да и я посмотрю, как ты справишься со страшеклассниками. Готов?
– Всегда готов! – по-пионерски ответил Фимка.
К первым урокам по русскому языку и литературе готовился основательно: конспекты, методички и прочее. И вот – урок в девятом классе, литература, тема: роман «Пётр Первый» Алексея Толстого. Молоденький учитель входит в класс, где на него никто не обращает внимания. Надо сказть, что в этой школе родители многих учеников работали в «вышестоящих организациях», в городских властных структурах. Обуздать этих высокомерных отроков было непросто.
Вот и теперь, каждый в классе занимался своим делом, кто в карты играл на задних партах, кто попросту болтал с сотоварищами. Полкласса так и не встали приветствовать учителя, как это было положено в советской школе. Фимка, оглядев подростков, понял, что ему придётся несладко. Как их заставить просто взглянуть на учителя, а не то, чтобы слушать его?
На помощь пришла смекалка или, если хотите, наваждение. Здесь сказалась многолетняя работа Ташлицкого пионервожатым в пионерлагере «Красный двигатель», что в Агалыке. Кстати, Фимка заметил в этом классе одну девчонку, которая ему была знакома, она как-то отдыхала в его отряде, помнится, что её звали Сусанна. Она, пожалуй, единственная, кто сидел смирно, сложив руки на учебной парте.
Ташлицкий оглядел подростков ещё раз и вдруг, приподняв классный журнал, с грохотом бросил его на учительский стол. В помещении возникла тишина, учащиеся с удивлёнными лицами, застыв на несколько секунд, смотрели на шизанутого учителя. Фимке только этого и надо было, он, точно удав, поймал взляды детей и громким голосом выговорил:
– И правильно, пацаны и пацанки, зачем нам изучать этот дурацкий роман про Петра Первого?! Да кто он такой, чтобы о нём писать книги, да ещё хвалебные? Пусть катится к чёртовой бабушке!
Класс оторопел. Такого провокационного хода никто из ребят не ожидал. После нескольких секунд замешательства одна из учениц подняла руку, желая что-то сказать.
– Да, говори, – вызывающе проговорил учитель, – я так понял, что ты со мной согласна.
– Нет, как вас там звать, не согласна!
– Меня зовут Ефим Владимирович Ташлицкий, а тебя?
– Светлана Хакимова, но не в этом дело, неужели вы считаете себя советским учителем, после того, что вы сказали о романе Алексея Толстого «Пётр Первый»?
– Да. Представьте себе, что я считаю себя настоящим советским учителем.
– А вы сами-то роман читали? А вы знаете, кем на самом деле был русский царь Пётр Первый?
– Конечно, читал, конечно, знаю: он был пьяницей, бабником и страшным тираном, загубившим при строительстве Петербурга десятки, если не сотни тысяч людей.
– Что-о-о! – это уже был вопль одного их мальчишек, который скорее всего был отличником, – да вы знаете, кем был для истории российского государства Пётр Первый?
– Интересно, кто?
С этой минуты и до конца урока весь класс хором, по одному и все вместе, до хрипоты в горле доказывали Фимке, какой хороший и деятельный был тот самый царь. А Ташлицкий ещё больше подливал масло в огонь, ловя, как говорится, детей на противоходе. На шум в классе прибежала завуч школы, заглянув в дверь, она испуганно спросила, всё ли тут в порядке. Несколько человек замахали руками, отвечая, что всё у них хорошо, просто здесь идёт дискуссия. Завуч, поняв, что идёт необычный урок, удалилась.
Ученики с пеной у рта доказывали учителю, что он не прав. Находили цитаты из романа, пересказывали анализ произведения, короче, делали то, что от них и требовалось по плану урока. Одна лишь Сусанна расплывалась в улыбке, понимая, что тут сотворил её бывший пионервожатый, но Фимка, улучив минутку, показал ей пальцем, чтобы та молчала и не выдавала учителя. Девочка незаметно кивнула головой, мол, я поняла, не переживайте.
Урок закончился, Ташлицкий выставил с десяток оценок самым рьяным «защитникам» писателя и русского царя. Так что урок прошёл – на ура.
Следующий в этом же классе был урок русского языка. Фимка с неким волнением подошёл к входной двери, за которой царила непонятная, глубокая тишина. Войдя в помещение, он увидел прекрасную картину: все дети сидели смирненько, сложив обе руки на парте и внимательно смотрели в глаза  учителя, ожидая чего-то необыкновенного.
И Ташлицкий не подвёл. Отстранив, заведомо написанный конспект урока в сторону, он предложил классу (тема была – стилистика русского языка) сочинять анекдоты, используя жаргонные и блатные словечки. На задание было дано пятнадцать минут. Остальное время, слушая анекдоты товарищей, класс ржал до слёз.
Чем всё это кончилось, спросите вы? Да, об этом надо рассказать отдельно.
Через десять дней вернулась на работу заслуженный учитель Узбекистана Куликова, высокая и весьма крупная женщина, которую Фимка заменял в период болезни. В первый же день её работы Ташлицкого вызвали в кабинет директора. Войдя туда, молодой учитель увидел заплаканую учительницу, держащую в руках большой носовой платок.
– Садись, Фима, – каким-то странно-вежливым голосом сказал Вячеслав Алексеевич Ким, – вот, на тебя жалуются. Что ты там натворил с девятыми классами?
– Ничего не натворил, всё нормально. А в чём дело?
– Вы испортили мне детей, вы преподавали им с помощью ужасных, не установленных правилами методик.
– Извиняюсь, я пользуюсь современными методами обучения, как учили в университете. А чего вы волнуетесь, день, два и всё войдёт в своё русло.
– Фима, дело в том, что учащиеся классов, в которых ты замещал Куликову, – сказал директор, – просят, чтобы теперь ты у них вёл русский язык и литературу, понимаешь.
– Как это?
– А вот так, молодой человек, – со слезами на глазах говорила Куликова, – вы бросили коту под хвост мою многолетнюю работу.
– Никому ничего я под хвост не бросал, я пытался вести уроки по своему усмотрению, так, чтобы ребятам было интересно учиться.
– Короче, Вячеслав Алексеевич, – срывающимся голосом, выходя из кабинета директора, сказала Куликова, – выбирайте – или он, или я? Такого отношения я, заслуженная учительница Узбекистана, не потерплю!
Хлопнув сильно дверью, учительница ушла.
– Вот так-то Ефим Владимирович. Что мне с тобой делать, парень ты хороший и дети тебя любят и уважают. Слушай, у меня молодая библиотекарша уходит в декретный отпуск, может, поработаешь пока библиотекарем, всё успокоится, вернёшься учить пацанят уму разуму, а?
– Я вместо беременной женщины? Нет, не пойду. Увольняйте, найду себе работу, не переживайте.
– Ну, как знаешь, только на меня обиды не держи, перекантуйся где-нибудь, а потом возвращайся, тут тебе всегда будут рады.
С преподаванием в этой школе было покончено. Однако и тут судьба подбросила Ташлицкому спасательный круг. Выезжая на мотоцикле, который оставлял на время уроков у завхоза, из ворот школы, он повстречал давнего знакомого Джамшета Абдуллаева. Тот тоже был чем-то огорчён.
– Привет, Джама! Чего не весел, буйну голову повесил?
– Да проблема: меня берут на службу инструктором обкома комсомола, но я работаю в сельской местности, в кишлачной школе, Директор посреди учебного года не отпускает ни в какую, найди, говорит, замену, тогда и валяй отсюда. А где я найду такого человека, ума не приложу.
– Джамиль, дружище, этот человек стоит перед тобой. Только что уволился со школы, с тридцать четвёртой, так что готов идти на замену.
– Да ладно, шутишь, из таких школ не увольняются.
Пришлось Фимке рассказывать свою историю, после которой Джамиль долго тряс руку товарищу, благодаря за судьбоносное для него решение. Тут же махнули в сторону посёлка Ильпак, Самаркандсельского района, где довольно быстро договорились с директором школы Мансуром Ходжимурадовым о замене учителя.
Оказалось, что и зарплата теперь у Ташлицкого была вдвое больше городской, да ещё и за электричество и квартиру платить не надо было, поскольку учитель будет работать в сельской местности. Вот такие льготы были в советское время.
Кроме того, преподавание русского языка и литературы в узбекской школе, позволили Фимке намного продвинуться и в узбекском языке, который наш герой итак знал достаточно хорошо, но тут подтянулся до уровня не только разговорного, но и литературного языка. Правда сегодня, после двадцати шести лет пребывания в Израиле, иврит перебивает узбекский.
Итак, «вернёмся к нашим баранам», как гласит француская поговорка. И снова случай помог Ташлицкому изобрести нечто новое в преподавание русского языка, особенно в четвёртых-шестых классах, когда закладываются в детях основы грамматики, орфографии и синтаксиса. А произошло это так: читая методические журналы в городской библиотеке, он наткнулся на статьи, посвящённые прекрасному учителю математики из Украины Виктору Фёдоровичу Шаталову. Именно этот педагог изобрёл систему уроков, систему «конспектов», при которой уроки математики в его классах были самыми интересными, а дети, по окончании школы беспрепятственно поступали в ведущие вузы страны, где изучались точные науки.
Проштудировав «систему Шаталова», Фимка попробовал применить часть её в ходе уроков русского языка. Для тех, кто этим заинтересуется, можно растолковать поподробнее, но популярно объясняя, скажем, что система конспектов по грамматике сработала на все сто процентов. Кроме шаталовского метода, Ташлицкий перенял от одной учительницы свердловской школы систему экспресс-опроса, при которой на вопрос учителя по той или иной теме отвечает одновременно весь класс.
Для такого опроса Фимка изготовил собственными руками, так называемые, «указатели», своеобразные фанерные (можно изготовить и пластиковую) таблички с ручкой-держалкой, которая имеет на каждой стороне – красный и зёлёный цвет. Эти таблички висели по краям парты у каждого ученика. В любой момент экспресс-опроса, он легко доставал табличку и, отвечая на вопрос, показывал учителю ответ в виде зелёного или красного цвета.
Система конспектов отображала грамматические правила в виде стандартного ватманского листа, на котором схематически рисовались и писались главные детали заданной темы, например: что из себя представляет  данная часть речи, её признаки, на какие вопросы она отвечает, как склоняется или спрягается, короче – самая суть темы, рассчитанной на десять, а то и больше часов.
Конспект темы вывешивался на доске, его копия иогда крепилась на стене классной комнаты, как плакат.  Два урока уходило на изучение конспекта и экспресс-опрос. Далее все уроки заданной темы проходили стандартно по схеме: написание учеником конспекта по памяти, затем экспресс-опрос, короткий диктант и словарная работа по теме этой части речи, выполнение некоторых упражнений из учебника.
Что это дало молодому учителю? Первое, неподдельный интерес к изучению правил грамматики, поскольку исчезало нудное заучивание материала, второе – экспрессопрос оказывал положительное, морально-психологическое воздействие на учащихся. Им было и интересно, и, главное, не хотелось ударить в грязь лицом перед одноклассниками.
Применение этих нововведений позволило Ташлицкому добиться успеваемости в классах до пятидесяти пяти процентов. То есть, более половины учеников в классе начали учиться по русскому языку на четыре и пять. Для сравнения скажу, что в то время по Свердловской области этот показатель равнялся примерно девятнадцати процентам.
Через пару недель после начала работы по новой схеме, Фимку, сдавшего классный журнал на проверку завучу, вызвали к директору. В кабинете сидели две прекрасные женщины со строгими лицами, готовые дать очередной «разнос» этому выпускнику университета.
– Ефим Владимирович, это что такое? – спросила директор, показывая испещрённую оценками страницу журнала, – вы что, успеваете за урок опросить всех учеников в классе, выставляете каждый день, каждому ученику оценку, как это у вас получается?
– Это практически невозможно, – добавила завуч (имя и фамилию не помню).
– Я теперь даю уроки русского языка по своей системе, вернее по системе Шаталова. Приходите на урок, посмотрите, как я работаю.
– Мы-то сходим, посмотрим на ваши художества, но почему вы нас заранее не предупредили?
– Хотел преподнести сюрприз, чтобы хвастаться, надо было сначала проверить, как это работает.
На следующий день обе «начальницы» пришли на урок русского языка шестого «Б» класса. Они уселись, как обычно на пустые места задней парты и приготовились наблюдать, что здесь будет происходить, дети, уже подготовленные учителем, вели себя достойно, понимая, что сейчас произойдёт. Перед каждым на парте лежали: дневник и пустой листок тетради, и больше ничего.
Едва учитель произнёс слово: «Начали!», дети засопели носиками и принялись писать схему, выученного пару дней назад конспекта. На это у них ушло от пяти до семи минут, некоторые справлялись и за три-четыре. Написав конспект, ученики молча подходили к столу и вручали листочки учителю. Тот мгновенно оценивал написанное и складывал листки на столе в стопки определённым образом слева направо, давая знак ребятам, какую оценку они получают за работу: первые с краю – пятёрки, затем стопка – четвёрки, далее – тройки, которых почти что не было.
После этого учащиеся возвращались на место, потихоньку открывали дневники и сами выставляли себе оценки, которые в конце урока подписывал учитель. Через десять минут работа была закончена. После неё каждый из учащихся брал в руки двуцветные указатели и готовился отвечать на вопросы учителя по теме конспекта.
К примеру: если изучали тему «Деепричастие», читалась пара слов деепричастие-причастие, деепричастие-существительное и так далее. На вопрос, какое из слов относится к части речи деепричастию, показывался зелёный цвет указателя. На другое слово, из другой части речи – красный цвет. После этого этапа, слова-пары называли, так называемые, «консультанты», это были трое-четверо отличников, прекрасно знающих предмет. И снова – деепричастие показывалось учителю зелёным цветом.
Надо сказать, что такой приём срабатывал психологически, заставляя детей быть предельно внимательными, ведь если ты показал неправильный цвет учителю, то с другой стороны многим ученикам в классе будет видно, что ты ответил неправильно. «Скатать» было невозможно, ты должен реагировать на вопрос мгновенно и показать, что ты знаешь, как правильно ответить. Это очень мобилизовало детей на сообразительность, и филонить не было возможности.
Естественно, что в ходе урока дети выполняли пару упражнений из учебника, затем очень короткий диктант. За пять минут до конца урока Фимка выставлял оценки всему классу, прежде всего за конспект, и по памяти тому, кто был активным на уроке. Помогали ему активно его консультанты – два-три отличника, на которых можно было положиться. Кстати, они же помогали учителю проверять тетради. Психологически, это тоже оказался классный приём, поскольку работы детей проверяли их же товарищи, их же друзья, перед которыми не хотелось ударить в грязь лицом.
Короче, так проводилось восемьдесят процентов всех уроков по русскому языку в четвёртых-шестых классах, где дети изучают основы грамматики.
Директриса и завуч похвалили Ташлицкого за нововведение, но предупредили, что проверят знание предмета у детей к концу четверти.
И такая проверка была. Участвовала в ней не только администрация школы, но и инспектор районо и парочка строгих «училок» из института усовершенствования учителей. Фимка, конечно волновался, его успокаивали, кто бы вы думали, сами ученики: «Ефим Владимирович, никто вас не подведёт, – говорил бывший двоечник Петька Силантьев, – пусть только попробуют!».
Дело в том, что этот Петя и ещё парочка сорванцов из класса, как говорится, перебивались по русскому языку с тройки на двойку. Но теперь, при новой системе они смекнули, что можно учить конспекты и получать четвёрки, а то и пятёрки. Сами того не подозревая, отстающие ребята втягивались в этот процесс, очень похожий на игру, на головоломку.
А главное, теперь нельзя было расслабляться: если раньше тебя вызывали к доске или опрашивали домашние задания раз-два в месяц, то теперь ты должен был отвечать и работать по теме каждый урок, каждый день, при этом им казалось, что задания, которые они должны выполнить, несложные. Так в этом-то и был фокус «Шаталовской» системы: за простотой скрывалось приобретение знаний. Остальное, как говорится, было делом техники: доведённые до автоматизма знаниями конспектов, дети правильно решали поставленные перед ними задачи.
В конце концов, проверка прошла успешно и Ташлицкому предложили прочитать несколько лекций о своей системе в областном институте усовершенствования учителей. Фимка с радостью принял предложение, Прихватив с собою несколько конспектов, нарисованных на ватманских листах, он поделился с аудиторией, в которой находилось человек тридцать-сорок учителей русского языка и литературы, своими новациями. Однако такая система была принята в штыки. Раздавались голоса, что мол это всё фикция, погоня за процентами, нельзя математические системы внедрять в изучение языка и литературы. И так далее и тому подобное.
Фимка пожал плечами, собрал свои «конспекты» и ушёл.
Однажды, после окончания уроков, две грудастые училки русского языка и литературы, работавшие бок о бок с Ташлицким, подкараулили его в безлюдном коридоре школы и тихо, чтобы никто их не слышал, прошипели: «Слушай ты, профессор, заканчивай со своими экспериментами, нас теперь тоже заставляют брать с тебя пример и придумывать, что-нибудь новенькое для повышения эффективности обучения. Вали-ка ты отсюда в свой Узбекистан и там экспериментируй, а мы тут по старинке работать будем.

Надо же, нахлынули воспоминания, и чего ворошить прошлое?
– Пусть другие тоже знают как ты жил и как живёшь сейчас, – ответил внутренний голос.
– Ты думаешь, что это кому-то интересно?
– Думаю, что да. Вон сколько у тебя отзывов по первой книге «Фимка». Значит читают. Они и себя видят в этих эпизодах, сравнивают, чувствуют, поскольку живут с тобой в одно время.
– Может, ты и прав.
– Ты как эту главу назвал?
– «Последний снег».
– Вот про снег и рассказывай, не отвлекайся.
– Да, конечно, снег…
Фимка поёжился, устремил свой взгляд сквозь залитое дождём стекло, словно стремился разглядеть удивительно красивый зимний уральский лес, занесённый снегом. Почувствовать необыкновенную тишину, царившую между деревьев, гордо выстаивающих зимний период жизни. Он видел лыжню, по которой он впервые поехал на лыжах. Улыбнулся, вспомнив, как кто-то сзади вдруг громко закричал: «Гоп, гоп!». Ташлицкий оглянулся: метрах в двадцати пяти позади него, в ярко-красном спортивным костюме на всех парах мчался рослый и сильный лыжник. «Тебе что места мало, вон рядом тоже лыжня, перескочишь», – подумал Фимка.
Но когда лыжник угрожающе крикнул: «Гоп, гоп!» во второй раз, было ясно – надо уступать дорогу. Наш герой едва успел перескочить на соседнюю лыжню, как спортсмен пронёсся мимо, да так, что снежная пыль взвилась к небу столбом. В эту долю секунды человек в красном костюме отпустил горе-лыжнику несколько крепких матерных слов.
Ничего не понимающий Фимка остановился и снова оглянулся, следом за «красным» мчались по снегу и другие лыжники, скользящие гуськом друг за другом. Позже оказалось, что Ташлицкий по ошибке заехал на трассу официальных областных соревнований по лыжному спорту, а крик «Гоп, гоп!» означал – уступи дорогу.
Другой эпизод: у дочурки Рины заболело горлышко, и случилось это утром в воскресенье. Аня сказала, что хорошо бы сделать ребёнку водочный компресс. Фимка тут же отправился в сельмаг за чекушкой водки. Зайдя в безлюдный магазин, где скучали две продавщицы, Фимка попросил «отпустить» ему чекушку водки. Женщины подняли покупателя на смех:
– Ты что, милок, не в курсе, в России в воскресенье запрещено продавать водку.
– Поймите, дочка приболела, водка нужна для компресса.
Это сообщение повергло продавщиц в гомерический хохот. Фимка ничего понять не мог.
– Ну, ты даёшь, парень, ну и придумал историю, кто ж тебе поверит?
Пришлось вернуться домой и просить пятьдесят граммов алкоголя у хозяина дома, который был ещё тот выпивоха, сжалился над постояльцами и отмерил им шкалик драгоценного питья.
Через пару дней Ташлицкий снова оказался в магазине. Когда он расплачивался за продукты, одна из продавшиц полушёпотом сказала ему: «Ефим Владимирович, вы уж нас простите, мы узнали, что вы непьющий, мой сын учится у вас в классе, так что приходите в магазин за водкой в любой момент, мы не против продать вам поллитровочку.
Фимка, рассказавший об этом случае мужчинам, работающим в школе, их было четверо, сделал непростительную ошибку. Теперь, когда мужики хотели выпить во вне урочное время, в магазин за водкой посылали Ташлицкого, которому отпускали питьё и днём, и ночью, и в воскресенье тоже.


Глава восемнадцатая – 15.30. – 16.30.

Моя правда

Повествование в этой главе будет сумбурным, перелетая через даты, годы, страны. Но об этом обо всём надо было когда-нибудь написать. И вот – время пришло. На иврите это звучит так: игия зман! Надо, надо написать обо всём, что тревожит и волнует, чтобы хоть как-то защитить себя ото лжи, подлости, зависти, алчности и, главное, несправедливости по отношению ко мне, к моей семье.
У каждого человека, что естественно, есть всегда своя, личная, правда. Он трактует события и поступки по своему разумению. То, о чём я расскажу здесь для своих друзей, близких людей и родственников, это сугубо  МОЯ ПРАВДА, но она, поверьте, намного правдивее всех других правд. Могу поклясться чем угодно. Всё, что могут опровергнуть мои оппоненты, ссылаясь на свою правду – будет ложью и обманом. Потому что только ложью и обманом они могут защитить себя и отвести от себя обвинения в несправедливости.
 Я, конечно, человек не безгрешный, совершающий, как и все люди, ошибки в жизни. А как прожить без ошибок? Думаю, что ни один человек в мире от них не застрахован. Но – ошибка ошибке рознь. Можно совершить оплошность, сделать что-то не так, не вовлекая сюда зло для других людей. Можно «споткнуться», упасть, да так, что потом долго выздоравливать от набитых шишек.
Но – предать кого-то, друга, родственника, подставить его, чтобы ему потом было очень плохо, нахамить ни за что ни про что – этому Фимку не научили, да это и не в его характере. Как позже оказалось, очень серьёзную ошибку он всё же совершил, конечно, не один, а вместе с женой Аней, но здесь больше всего вины, конечно же, всегда лежит на мужчине.
Начнём, помолившись, но предупредим: слабонервным лучше «покинуть зал».
Одиннадцатое августа 2012-го года. Фимка приехал в Холон к маме, которая была ещё жива, но, как выяснилось вскоре, уже больна страшной болезнью – Альцгеймера. Ей было восемьдесят четыре года. В те годы, до своей кончины, она жила у женщины, которую я буду просто называть буквой И, поскольку теперь для меня настоящее её имя не существует, как и не существует для меня больше понятия – родная сестра. Остальных «родственников», сыновей и хахалей И, буду называть буквами О, С и Х. Такое вот у меня «оригинальное» решение. А что, у нас – демократия, свобода слова. Итак, 11 августа 2012-го года (прошу запомнить по мере возможности эту дату, как, впрочем, и остальные даты этой «душещипательной» истории). Сидим за чаем, разговоры разговариваем, переходя почему-то на повышенные тона.
– Вы о чём спорите? Фима, я же вижу, что вы о чём-то спорите (Ида, мама Фимки, к тому времени была совершенно глухой, даже слуховые аппараты не помогали). Не спорьте и не ругайтесь,  я уже все сделала.
Тут И вскакивает и исчезает, видимо, спускается на первый этаж к своему сыну О.
Тогда Фимка не придал этому значения. Дело в том, что И частенько срывалась ни с того ни с сего, нервничая и становясь мегерой. А то, что сказала мама, было пропущено мимо ушей. А зря, жаль, что я тогда не среагировал на те её слова.
Место И за столом заняла её подруга молодости, некая Наталья, которая наверняка сыграла особую роль в этой истории, но это только предположения.
– Вы почему с И ссоритесь часто? – спросила Наталья, надо жить в мире. Говорила она дрожащим голосом, чему Фимка снова не придал значения.
– Да мы и не ссоримся, просто она устала от того, что мама стала старенькой и требует больше внимания. Прошло то время, когда баба Ида обстирывала, обглаживала её семью, готовила обеды, убиралась в квартире.
Фимка, где коротко, а где и подробно, рассказал о том, что происходило в Израиле во взаимоотношениях между ним, И и мамы.
Мама прилетела в Израиль из Самарканда летом в 1993-ем году. Фимка встретил её, выделил большую комнату в съёмном доме, где мама спала и отдыхала. Когда возникла необходимость купить квартиру в собственность, наш герой обратился к маме за советом. Та ответила, что ничего в этом не понимает, делайте, как вам будет удобно. Нужна моя машканта (льготная ипотека) так берите.
Фимка позвонил в Самарканд, где ещё оставалась И с детьми. Сказал, что они собираются купить квартиру, мол, ты не против, если мы это сделаем вместе с мамой, используя её машканту? Ответ был простым: делайте, что хотите, я то тут причём? Квартиру в старом доме на первом этаже нашли быстро в прекрасном месте внутри небольшого, но красивого парка. Выбирали специально, чтобы мама, у которой были больные ноги, легко могла выйти в парк погулять.
Оформили покупку тоже довольно быстро, благо банк и государство пошли навстречу новым репатриантам и выдали кроме ипотеки ещё и льготную ссуду на двадцать и двадцать восемь лет. Стоимость трёхкомнатной квартиры составила девяносто тысяч долларов. По тем временам 270 тысяч шекелей. Отметим, что сегодняшняя цена квартиры Ташлицких в сорок пять квадратных метров стоит один миллион шестьдесят тысяч шекелей, то есть около трёхсот тысяч долларов. Цены – занебесные.
Главная ошибка Ташлицких оказалась в том, что, по предложению адвоката, треть квартиры была записана на Фимку, треть на Аню и треть на маму. Кто знал, что однажды придётся мамину треть по завещанию отдать И. То есть выплатить ей по суду – девяносто пять тысяч долларов. Так почему бы на маму не записать – пятую часть, это столько, сколько за 24 года Фимка заплатил банку и ссуды, и ипотеку – причём и за себя, и за маму! Но об этом позже. Давайте всё по порядку.
Однажды, это было примерно за два года до смерти мамы, Фимка в очередной раз в субботу приехал повидаться с родными. Зайдя в квартиру, он наблюдает следующую сцену: мама сидит на кухне у стола и ест кашу. Через минуту она говорит И, что каша невкусная, она не ощущает вкуса. Это вызывает ярость у её дочери:
– Вот, полюбуйся, – обращаясь к Фимке, кричит И, – то, что я готовлю, ей, видите ли, не нравится. Знаешь, я уже устала от этого, забирай маму к себе и возись с ней сам!
Слава Богу, что мама этого не слышит, хотя в последнее время научилась понимать по губам, со слухом большие проблемы.
– Хорошо, – отвечает Ташлицкий, – я забираю её прямо сейчас, переведёшь на наш счёт её пособие по старости, и ещё – если она не сумеет за собой ухаживать, придётся поместить её в бейт авод (дом престарелых). Мы же все работаем с утра до вечера, кто за ней будет присматривать?
– А-а-а, ты хочешь поместить мать в дерьмо, неужели тебе её не жалко?
– А тебе? Ты чего на старого человека ополчилась. Да, мама стала старой, и ты такой же будешь, и в дерьме мы тоже будем, если наши дети будут к нам плохо относиться. Кстати, я хотел бы заранее составить завещание от мамы, чтобы у меня потом не было проблем с квартирой.
– Ах, ещё и завещание хочешь, ты что думаешь, она на тебя всё запишет? В могилу её сводишь раньше времени!
– Никуда я маму не свожу, ситуация такая. И что тут такого, надо сесть и всё с ней по-людски решить, что там будет записано в завещании, меня не очень-то волнует, это моя квартира, я за неё платил практически все деньги. Но маме надо всё объяснить и составить завещание. Нам всем троим стоит обсудить это дело.
Фимка с трудом объяснил маме, чего он хочет в этот момент. Ответ был следующим:
– Решайте сами, решай всё с И, а что надо – я подпишу.
Пока Фимка говорил с мамой, И мыла посуду и дико орала вперемешку с матерными словами: «Я вам всем покажу! Я вас всех сделаю! Отстань от мамы, уезжай подобру – поздорову, мы тут сами разберёмся.
То, о чём я рассказал, во-первых, сущая правда, во-вторых, такие сцены происходили ещё пару раз. И вы знаете, она, эта, с позволения сказать, женщина, действительно, меня «сделала». И не только меня, а всю мою семью. Но об этом позже. А пока вернёмся на три десятка лет назад.
Мама пашет в ресторане по восемнадцать часов, достроила для И, её мужа и детей большой дом, купила ей машину «Жигули», вместе с бабушкой Соней, которую И тоже очень «любила», да так, что когда старушка стала немощной и неспособной обстирывать домочадцев, готовить еду на всё семейство, вызвала отца, чтобы тот забрал свою мать. Грубо говоря – вышвырнула бабу Соню вон. Когда муж её бросил и завёл себе молодуху, он выгнал И с детьми из этого дома, но мама снова купила дочери большую квартиру четырёхкомнатную.
Бедная И… У неё была квартира, машина, постоянная забота мамы. А что доставалось сыну? А сын сам зарабатывал себе на жизнь, хотя, когда бывало весьма туго, тоже ездил к маме в ресторан питаться. Было и такое. Но, если поставить на весы то, что мама сделал для И и для Фимы, то как раз будет восемьдесят процентов к двадцати. Пусть попробует кто-то сказать, что это было не так! Да пусть у него язык отсохнет.
Ещё об одном моменте стоит рассказать, чтобы стало ясно кое-что.
Как-то Фимка приехал к маме (дело было ещё в Самарканде, когда внук бабы Иды, которого мы называем С, учился в военном училище). Так вот мама со мной сидит на кухне, вдруг в двери вваливается пьяный С, со своим вещмешком, швыряет его на пол и командует бабе Иде:
– Постирай! Чтобы к завтрашнему дню мне всё было чисто!
Фимка, ошарашенный поведением племянника, встаёт из-за стола и говорит:
– Тебе как не стыдно, ты как с бабушкой разговариваешь, она тебе что, служанка? Сам себя обстирывай или попроси вежливо.
– А ты кто такой? Ты чего меня воспитывать взялся? Как хочу, так и говорю.
– Нет уж, давай, извиняйся, и попроси бабушку как следует. И если уж на то пошло, я твой дядя, а ты мне племянник.
– Буду я ещё извиняться, да пошёл ты… Ты мне никто, понял.
Фимка вскинул кулаки и стал приближаться к этому пьяному вояке. Тот вдруг начал визжать, бросился в гостиную, открыл окно:
– Не трогай меня, а то я сейчас выпрыгну в окно (пятый этаж).
 – Да что ты говоришь, прыгнешь в окно? Ну, давай, прыгай, а мы посмотрим.
Вмешалась Ида, она кинулась к внуку, обняла его, принялась успокаивать, жестами отгонять сына, мол, оставь его в покое. Тут подоспели Аня с Риной и увели Фимку домой.
Через несколько месяцев С пришёл к Ташлицким с девушкой. Фимка надеялся, что тот пришёл извиняться. Да уж куда там. Оказалось, что С женится на этой самой девушке и просит дядю быть тамадой на их свадьбе.
– Вы женитесь, я проведу свадьбу, а через три месяца разведётесь, а я буду всю жизнь корить себя за то, что сделал тебе услугу. Нет уж, катись из моего дома, куда подальше, я думал, что совесть у тебя есть и ты извинишься за то, что было. А ты и не подумал этого сделать, гуляй, Вася.
И что вы думаете, ровно через три месяца этот оболтус разводится с женой, как и предсказал Ташлицкий.
Но и это ещё не всё. Приехав в Израиль раньше И, он, этот самый С, по просьбе бабы Иды, остановился на первое время у Фимки с Аней. Ему была найдена работа на заводе, комнату сняли у одной старушки. Но С через месяц из Петах-Тиквы сбежал, сам решил устраиваться. И устроился, да так, что рассказывать больно. Не имея гроша в кармане, купил совершенно новый минибус за огромные деньги (набрал кредитов). Не имея опыта перевозок в Израиле, не зная обстановки, С в конце концов пролетел. У него, «украли» минибус, он надеялся, что страховки за машину покроют долги, но не тут-то было, пролетел, милок, и, по-моему, до сих пор долги отдаёт.
Мало того, они ещё вместе с О взяли банковские чеки бабы Иды и попытались ими за что-то рассчитаться. А поскольку чеки оказались без денежного покрытия, то и тут они опростоволосились. Поскольку баба Ида была тогда ещё прописана у Фимки, к нему однажды ночью пришли судебные исполнители, описали всю мебель, электроприборы, машину.
Ничего не понимающий Ташлицкий пытался узнать – по какому праву, на что исполнители вручили ему бумагу с телефоном адвоката. Когда Фимка позвонил этому самому адвокату, тот сказал, чтобы срочно были оплачены чеки Иды Ташлицкой, иначе ей грозит арест и тюрьма. Звоню И, спрашиваю что это, что за чеки? Она понятия не имеет. Требую немедленно ехать вместе с ней к адвокату.
Узнав, что дело серьёзное, И отдаёт адвокату нужную сумму, расписав деньги долга на платежи… Арест с имущества Ташлицкого сняли только через год.
И это ещё не всё. Так называемые племянники подписали каким-то незнакомым людям гарантии на банковские ссуды на покупку квартиры (попросил их один мошенник), а люди эти, получив деньги, уехали из страны, оставив незадачливых пацанов с носом. Пришлось расплачиваться и за эту дурь.
Забегая вперёд, скажем, что, когда Фимка сказал И, чтобы она искала потерянные деньги у своих детей, то она орала благим матом – не трогай моих детей! Кому пришлось потом за этих оболтусов отдуваться, конечно, И. А она, дорогие мои читатели, любит только одно – деньги! Ничего святого для этой, с позволения сказать, женщины, не существует. И вы скоро в этом убедитесь.
Для этого давайте вернёмся к 11-ому августа 2012 года. В квартире И наступило напряжение. После слов бабы Иды – я всё сделала, подружка И – да и сама она вдруг сбежали, одна на кухню, другая на первый этаж к сыну О.
Ничего не подозревающий Фимка, поговорив с мамой о том о сём, попрощался и уехал, не зная о том, что у И в спальне, в тумбочке, уже лежит мамино завещание, которое состряпано с помощью какого-то нотариуса и доктора психиатра. Датировано завещание, кажется, шестым августа 2012 года. И там, в завещании, чёрным по белому написано, что всё имущество Иды Ташлицкой, а конкретно – треть квартиры Ефима Ташлицкого – передаётся дочери и только ей. Сделано дело было по-тихому, втайне от Ефима, Ани, Рины и прочих родственников. Но подробности позже. А пока вот о чём.
Двадцатого августа баба Ида попадает в больницу в городе Тель-Авив, об этом Фимке сообщает жена племянника О. Сын, оставив все дела, бросается в больничную палату, подойдя к больной маме, он ужаснулся, никогда не видел её такой бледной и беспомощной. Но испугало Ташлицкого не это. Мама, открыв глаза, улыбнулась и сказала:
– Зина, как ты меня нашла? Проходи, садись.
– Мама, это я, Фима.
– Да вижу, я вижу, сейчас пойдём  в сад, погуляем.
У Фимки на глазах выступили слёзы. Он отправился к врачам узнать, что происходит. Подъехала И. Врачи констатировали так называемый больничный синдром у старых людей, попавших вдруг на больничную койку.
– Такое случается, – объяснял молодой терапевт, – мы сделали все анализы, у больной всё в порядке и мы её выписываем. Вызывайте спецмашину скорой помощи, чтобы отвезти женщину домой.
Сделали, как сказали врачи. В течение двух недель состояние Иды ухудшалось.
– Мы тут собрались роша а шана (новый год по еврейски) отмечать на севере всей семьёй, – сказала Фимке И. – Посиди пару дней с мамой, пока мы будем в отъезде. У тебя же каникулы.
– Да, конечно, посижу, не вопрос.
И Фимка двое суток был с мамой. Она узнавала его изредка, когда вдруг наступали просветления. Но казалось, что ей стало лучше, хотя через пару недель болезнь обострилась. Снова – больница, снова анализы, после которых Ташлицкому один из более менее нормальных врачей сказал:
  – У вашей мамы – болезнь Альцгеймера, и заболевание сильно прогрессирует, женщину надо помещать в бейтавод, то есть в специализированный дом престарелых, где за ней будет уход двадцать четыре часа в сутки.
– Почему раньше врачи не определили диагноз?
– Такие были врачи. Они сделали ошибку – не просканировали мозг. А мы это сделали, диагноз страшный, но – никуда от этого не деться, есть что есть. Сочувствую!
Поездив по окрестностям центра страны, Фимка нашёл неплохое место неподалёку от Петах-Тиквы, – бейтавод в современном здании и с прекрасным оборудованием, где за стариками наблюдали санитары, медсёстры и врачи. Хорошее питание и уход.
Договорившись с дирекцией, Фимка и И поместили маму в это заведение, где 20 октября 2012 года она и скончалась. Ровно через неделю после похорон организовали поминки. Половину суммы денег, истраченных на могилу и поминки, оплатил Ташлицкий.
Интересный факт, мало кем замеченный, но примечательный по ходу дела: во время поминок, которые проводились в квартире И, она, изрядно подвыпившая, в ответ на какое-то высказывание сидящих за столом, сказала:
– А вот мне никто никакого наследства не оставляет.
Фимка, всегда внимательный к деталям, подумал: «Ну и хорошо, позже мы с ней обо всём поговорим, разберёмся». Он даже подумать не мог о том, что произойдёт более чем через месяц.
А через месяц, в соответствии  с еврейской традицией были тридцатидневные поминки по маме. Потом прошла ещё неделя. Фимка приехал к И, чтобы поддержать её и себя, поговорить, погрустить вместе. Сидели тихо, мирно пили чай. Тогда-то и произошло зло. Оно началось с того, что И вдруг встала из-за стола, стоящего в гостиной, и ушла в спальную комнату. Оттуда она вышла вся сгорбленная, бледная, с трясущимися руками, держа в них какие-то бумаги.
– Вот, – сказала И, – это мама составила, когда была зла на твою жену и дочь.
– Не понял, что это?
– Мамино завещание.
– Откуда оно взялось, кто его составил?
– Мама, адвокат и психиатр.
– Когда это она его составила, почему я ничего об этом не знал.
–Там дата стоит.
Фимка посмотрел на дату документа – 6-е августа 2012 года.
– Ты что, втайне от меня составила завещание, всё это время знала, что оно у тебя есть и мне ничего не говорила? Как ты могла? Почему не составляла завещания два года назад, когда я тебя просил? И что это значит – тут написано – треть квартиры тебе? Треть моей квартиры, за которую я выплачивал все деньги. Деньги, заработанные мною кровью и потом?
– Что мне с этим делать? – дрожащим голосом спросила И.
– Что делать? Выброси его на помойку и всё тут.
И закурила, зло шипела, не зная, что сказать, и отправилась на кухню, словно от кого-то прячась. Фимка взял один экземпляр завещания, подписанного Идой и адвокатом, заключение психиатра о том, что Ида Ташлицкая подписала документ в полном здравии и рассудке, и ушёл.
Через неделю, которая стоила семье Ефима Ташлицкого десять лет жизни, он вернулся к И, имея в кармане включённый диктофон, чтобы записать на всякий случай их разговор.
Сели за стол, Фимка успел только произнести фразу:
– Послушай, ты сотворила ужасный поступок, как ты могла?
Ответа не последовало, И снова сорвалась, убежала на кухню и уже оттуда начала так орать и материться, что стены дрожали. Что же она орала? А вот что:
– Ты и твоё семейство – вы вечно были нищие, вы для меня никто, ты был плохим сыном, плохим братом, когда я просила тебе помочь с квартирными деньгами, ты мне не помог.
– Я не мог помочь тебе, поскольку тогда всем было тяжело, деньги свои ищи у своих сыновей, которые подставили и маму, и тебя.
– Не трогай моих детей, – визгливо кричала И,
– Причём тут моя квартира, я выплачивал все ссуды и за себя, и за маму. Там её денег всего пятая часть.
– Ты был плохим сыном и плохим братом, – повторяла И.
– Теперь у тебя нет брата! – сказал Фимка и, хлопнув дверью, ушёл.
Он спустился вниз на первый этаж, позвонил в дверь, где жил племянник О с семьёй. Тот открыл дверь.
– Ты знал о завещании?
– Нет, откуда, она никому не говорила.
– Она хочет отнять у меня треть квартиры, ты знаешь.
О пожал плечами и пробурчал что-то типа – разбирайтесь сами. Больше Фимка не видел ни О, ни С, ни И, они перестали для него существовать.
Прошло немного времени. Фимке казалось, что И не посмеет сделать своё чёрное дело и завладеть частью его имущества. Но он не знал, с кем имеет дело, оказалось, что за более чем шестьдесят пять лет Ташлицкий так и не понял, кто это она – его ближайшая родственница.
Через полгода пришла бумага от адвоката И. Ташлицким предлагалось продать квартиру, а треть от вырученной суммы передать по завещанию И. Если они этого не сделают, дело будет передано в суд.
Когда я сегодня анализирую то, что произошло, разные мысли тревожат голову. Первая мысль – алчность этой женщины, не знающей предела. Вторая, что её «друг», наховём его Х (не икс, а именно так, по-русски), и «подруги» всё шептали ей – у тебя там бабки готовые, чего ты церемонишься, у тебя всё по закону, мама составила завещание и отдала всё тебе. Вот тут – стоп!
Мама составила? Ида была безграмотной женщиной, умевшей только хорошо читать, читала она много. Но позвать адвоката, психиатра, составить завещание, на такое она была не способна. Всё делалось сто процентов с подачи И. Уверен, что мама даже не вникала в суть дела, полагаясь на дочь. А та умело науськала её, наговорила с три короба вранья, очернила семью Ташлицкого и втихую, втайне состряпала завещание. Причём дата 6 августа 2012 года для меня под большим сомнением.
Помните её выражение на поминках в ноябре 2012 года: а мне вот никто наследство не оставляет. Так когда было составлено завещание? А? Оставим этот вопрос открытым, пусть будет на совести И. Хотя совести-то у неё, как видите, и не оказалось. Она явно боялась составлять завещание за год-два до смерти мамы, потому что Фимка был для мамы авторитет, и он уж сумел бы доказать, что квартиру оплачивал он. Ну, в крайней мере – пусть мама распишет своё имущество пополам, поровну – между сыном и дочерью, это было бы справедливо. И тогда Ташлицким было бы полегче рассчитываться с И. Почему ей всё, а сыну ничего а?
Выходит, что заплатив всего одну пятую часть от стоимости квартиры, мама была владелицей пятой части той самой квартиры. Но в документах двадцатипятилетней давности Фимкин адвокат записал – Иде Ташлицкой – треть.
Значит позже, после всех судебных тяжб, Фимка, взяв с трудом ссуду в банке на пятнадцать лет, отдал И – и мамины, а в ещё большей степени свои, трудом и потом заработанные деньги. И взяла их глазом не моргнув, наплевав на любую справедливость!
Четыре года судебных разбирательств ни к чему хорошему для Фимки не привели. Когда адвокат документально доказал, что львиную долю банковских ссуд оплатил Ташлицкий, судья сказала:
– А может быть, сын сделал подарок маме. В завещании записана только одна женщина – И. А по законам Израиля последнее слово покойной – священно, как она захотела, так мы и сделаем.
И Фимка в мае 2018 года через банк передал этой женщине более девяноста пяти тысяч американских долларов. Ему сейчас семьдесят два, ссуду дали на пятнадцать лет. Не смешно?















Часть третья

Вечер

Глава девятнадцатая – 16.30. – 22.30.

 

Зло не приемлю, цель моя – добро…

 

Закончился очередной трудовой день, пора было возвращаться домой, где Фимку ждала верная жена, уют, что-нибудь вкусненькое на ужин. Аня, как только ушла на пенсию, занималась домом, внуками, хозяйством, своими любимыми аквариумными рыбками и, конечно, готовкой на кухне.
Она всегда вкусно готовила еду. Фима ей в этом помогал по мере возможности: плов, «мясо по-самаркандски», жареная картошка или яичница – это была его привилегия. Тут в семье сравниться с ним мог разве что зять.
Подойдя к своей машине, которая на фоне других, стоящих на стоянке автомобилей, казалась бедной игрушкой, Фимка поморщился, понимая, что фары его авто наблюдают за охранником очень внимательно. «Мал золотник, да дорог, – буркнул двигателем «Юндай Атус» от своей одной тысячи кубиков, – сам говорил, что я лучшая машина в мире! Говорил?»
– Говорил, говорил и утверждать буду.
– Так, может быть, на мойку съездим, заодно и заправимся, я почти на нуле?
– Окей, поехали.
Машина в ответ весело газанула и прокричала своим хриплым клаксоном, что-то невнятное.
На автомойке, которая находилась рядом с заправкой ГСМ, в очереди почти никого не было. Перед Фимкой оказалась лишь одна машина, «русский» водитель которой объяснял хозяину заведения, мароканскому еврею, чего он от него хочет. Хозяин мойки, вокруг которого уже собрались его уборщики и заправщики, работающие на заправке, краснел и нервно что-то отвечал клиенту, не понимая того, что тот говорит. Остальные покатывались со смеху.
Прислушавшись к их нелепому разговору, Ташлицкий тоже рассмеялся, вышел из авто и, подойдя к разговаривающим, сказал новому репатрианту, плохо знающему иврит:
– Простите, уважаемый, вы сами-то понимаете, что говорите?
– Конечно, я прошу его вымыть машину как снаружи, так после мойки и внутри, чтобы пропылесосили салон как следует.
– И как вы это говорите на иврите?
– Царих лимцоц авак шели, то есть пропылесось пыль внутри в моей машине.
– Нет, мужик, то, что ты говоришь, переводится так: отсоси у меня, отсоси у машины пыль. Вот они все над тобой и смеются.
– Да?! Блин, спасибо! Может, ты объяснишь им, что мне надобно.
Фимка быстро объяснил мойщикам, что надо сделать, чего просит этот человек. Те ответили ему, что давно всё поняли, но хотели посмеяться над недотёпой. Разводя руками и приговаривая знакомую Ташлицкому фразу: «Ох, уж эти русские…», народ разошёлся по рабочим местам.
Помыв авто и снаружи, и внутри, Фимка отправился домой. «Юндайчик» бежал теперь как-то весело и послушно. «Причалив» к стоянке у дома, машина подмигнула Ташлицкому, мол, спасибо, старик, теперь рядом с этой красивой «хондочкой» я выгляжу красавцем, а?
Дома всё было как обычно:
– Привет, Анечка!
– Привет! Кушать будешь?
– Буду, конечно, а что у нас есть поесть?
– А то ты не знаешь. К новогоднему вечеру вон сколько всего вкусного – и салат «оливье», и селёдка под шубой, и «мясо по-самаркандски», салаты, апельсины. Но специально для тебя кое-что приготовила свеженькое. Догадайся с одного раза.
– А чего тут гадать, сто процентов – борщ.
– Борщ твой любимый, честно говоря, голова уже раскалывается от задачи: что бы такое вкусненькое, а главное, новенькое приготовить.
– Ты же знаешь, что твой борщ – лучший в мире. И я готов кушать его утром, днём и вечером, в любом состоянии.
– Иди переодевайся, болтушка, знаю я твоё – «я ем одну и ту же еду только три раза». Вот и придумай, что мне приготовить послезавтра.
Фимка, улыбаясь, отправился к себе «в кабинет», так у Ташлицких называлась третья, маленькая комната в квартире, где раньше принимались пациенты на массаж. Вспомнил, как вчера сидели до часу ночи в гостях у дочери, провожали старый и встречали новый год. Были все свои, родные и близкие. Зять и Рина с внуками постарались – накрыли великолепный стол. Разнообразные блюда, красиво оформленные, плюс Анины пирожки, своеобразные самсы из слоённого теста.
Встречали Новый год по московскому времени, потом по  израильскому. Кричали ура, обнимались, как это было и в прошлые советские времена. На дворе было плюс шестнадцать, дождик, но в гостиной в углу комнаты стояла чудесно украшенная праздничная новогодняя ёлка со светящимися огоньками. Если бы не пальмы за окном и не Средиземное море в шести километрах от Петах-Тиквы, то можно было подумать, что люди отмечают Новый год где-то на Урале.
Фимка переоделся, вошёл в гостиную, где его уже ждали зажжённые свечи, миниатюрная новогодняя ёлка и жена, с которой они живут вместе вот уже сорок шесть лет. Он сел рядом с Аней, обнял её и у них начался вечер воспоминаний. Это традиционно случалось именно во время новогодних праздников, когда прошлое вдруг снова приходило на память: и то, как познакомились, и то, как в первый раз поцеловались.
Фимка расчехлил гитару и устроил жене маленький вечер авторской песни. В перерывах между песнями вспоминали смешные моменты из своей жизни и из жизни друзей. Эти воспоминания проходили под рубрикой: «А помнишь…».
Однажды, когда Аня была на седьмом месяце беременности, они гуляли в самаркандском центральном парке имени, конечно, писателя Максима Горького. Была прекрасная осенняя ноябрьская погода, большие чинары, да и другие деревья уже теряли цветную листву, которая ковром устилала пешеходные дорожки парка. Проходя мимо пивного ларька, где за питьём стояла огромная очередь, Аня вдруг сказала:
– Хочу пива! Иди, принеси мне кружку пива.
– Анечка, во-первых, посмотри, какая там очередь, час стоять, чтобы купить кружку пива. Во-вторых, ты же знаешь, какого качества этот напиток, который явно разбавлен водой.
– Хочу пива! Прямо сейчас, ну, желание у меня такое, пожалуйста. Вон, мужик стоит у него половина уже выпито, пойди и вырви у него кружку из рук, ужасно хочу пива.
– И ты будешь пить пиво после этого мужика?
– Представь себе, буду.
Фимка сломался, подошёл к толпе, стоящей у ларька, за которым стояла пышная продавщица и наливала пиво из крана бочки. Посетителей она торопила поскорее освободить посуду. Опустошённая тара передавалась на прилавок, где подхватывалась молодым узбечонком, который быстро обмакивал кружки и стаканы в какой-то бак с водой и передавал их продавщице. Это называлось «вымыть посуду».
Ташлицкий вернулся к жене, которая стояла в сторонке от очереди и вновь спросил:
 – И из этой грязной посуды ты сейчас будешь пить пиво? Пойдём, я тебе в ресторане куплю бутылку пива.
– Нет, хочу здесь и сейчас, ну сделай доброе беременной женщине, прошу тебя, пива хочу!
Фимка вернулся к ларьку и от безысходности громко крикнул:
– Мужики, уступите очередь беременной женщине, она пива хочет.
Толпа загудела, оглянулась, сначала грозно посмотрев на кричащего, затем на стоящую рядом беременную жинщину и – расступилась, как море перед Моисеем. Фимка нырнул в проход, быстро попросил стакан пива, ошарашенная происходящим, продавщица налила в немытый стакан жидкость и передала его Ташлицкому. Тот, бросив на прилавок двадцать копеек, вернулся к жене, которая под одобрительными взглядами мужиков, залпом выпила пиво, чмокнув губами. На лице Ани отражалось великое блаженство.
Ох уж эти прихоти беременных женщин, пути их неисповедимы.
Повспоминали, похохотали, после чего стали смотреть по телику традиционные фильмы: «Ирония судьбы или с лёгким паром», причём Фимке нравилась и вторая часть фильма, снятая почти через сорок лет после первой. Аня считает этот фильм слабее. Поэтому досматривать историю Ташлицкий ушёл к себе в «кабинет», а Аня принялась названивать родственникам, поздравляя их с Новым годом.
После просмотра фильма, Фимка зашёл на шахматный сайт. Это был традиционный ритуал перед сном: поиграть онлайн в шахматы со всем миром. Причём Ташлицкий всегда играл до проигрыша, как только партию проигрывал, чтобы дальше не нервничать и не переживать, сразу шёл спать. На сей раз ему везло, выиграл пять-шесть партий подряд, но уступил более сильному игроку седьмую партию.
Пожелав жене спокойной ночи, Фимка отправился в спальную комнату, включил будильник, который снова весь съёжился под пальцами хозяина.
– Да ладно тебе, – успокоил его Фима, – не обижу, двадцать лет ты мне верой и правдой служишь.
Улёгшись поудобнее на особой подушке из овечьей шерсти, Фимка начал засыпать. Для того, чтобы этот процесс шёл быстрее он часто придумывал себе захватывающие и приятные моменты  жизни, которые могли бы быть исполнены, если бы…
На сей раз, улыбнувшись, Фимка представил себе, что он выиграл в лоторею ни много ни мало двадцать четыре миллиона шекелей. Почему именно двадцать четыре миллиона, а не меньше и не больше? А шут его знает, вот прицепился он к этой цифре «24» и всё тут.
«Так, – думал фантазёр, – двадцать пять процентов налогов, остальные кровные мои. Это ж сколько получается? Где-то восемнадцать миллионов. Четыре квартиры куплю сразу: дочери с зятем и внуками, сыну Арику, Мишке Рашковану с Верой и себе с Аней. Итак, долой восемь миллионов. На пару миллионов – полное собрание своих сочинений где-нибудь издам в Москве или в другом городе. Остальное…
Как быть с остальным Фимке уже думать не пришлось, он заснул крепким мужским сном. Правда под утро ему приснился сон, о котором тоже стоит рассказать. Но это будет уже другая история для новой книги. Да, и приснились стихи, которые поэт запишет утром, на свежую голову…

Зло не приемлю, цель моя – добро,
и равновесие души, что очень ценно,
в земле не роюсь будто старый крот,
пытаюсь души излечить, как Авицена
лечил недуги, был целитель смел,
умён и любознателен, конечно...
он медицине столько дать сумел,
что будут помнить то потомки - вечно...

Зло не приемлю, взращиваю плод
гармонии, искусства и не скрою,
что жизнь моя летит стремглав вперёд,
гонимая прекрасною любовью...
Она – любовь – есть правда на земле,
она – стезя неизмеримых истин...
её осколки, что достались мне,
то по весне родившиеся листья...

Зло не приемлю... серые цвета
я заменяю радугой и солнцем...
константа равнодушия – слепа,
она заплачет ядом... надорвётся...
Добро обнимет этот шар земной,
моею аурой Вселенную обнимет...
цветами май бушует над страной,
любимой женщины мне повторяя имя...

21-й век.