Гарик Семенович Двоеверов был на седьмом небе от счастья. Блистательная защита его кандидатской диссертации прошла на ура и он, только что окончив аспирантуру, поступил работать на кафедру философских наук единственного в их маленьком городе гуманитарного института. Сегодня состоялся приуроченный к началу учебного года традиционный бал и он, наконец-то, присутствовал на нем не жалким школяром, но увесистым преподавателем. Жена собирала Гарика как на свадьбу: по случаю торжества ему разрешили новые брюки и дорогую бежевую рубашку с запонками. «Неотразим!», - любовался он собой в зеркале. Вооружившись своей самой лучезарной улыбкой и бокалом вина, Гарик важно присоединился к кружку Виолетты Алексеевны Грозной.
Личные связи Виолетты Алексеевны значительно увеличивали денежные дотации институту, из-за чего она по праву считалась Самым Важным Человеком во всей учебной организации. Все, от уборщицы до директора, восхищались ее бальзаковской красотой и острым умом. Гарик тоже восхищался, но только до сегодняшнего дня: видя, как в окружении лебезящей профессуры она мило общается с его однокурсником Вознесенским, он тотчас с досадой раскусил в ней человека пустого и пошлого. Все, кто так общались с Александром Вознесенским, были именно таковы. Да, он тоже защитил кандидатскую диссертацию и устроился на кафедру, но отнюдь не за свой ум: какую бы чушь не нес Вознесенский, остроумие и харизма помогали ему снискать одобрение даже у самой взыскательной публики. Это очень огорчало Гарика. Наука должна строиться не на симпатии, а на беспристрастности и объективности. Увы, хотя объективно в их диспутах с Александром побеждал Гарик, публика всегда отдавала пальму первенства Вознесенскому. «Мне бы его умение говорить!» - в отчаянии думал Гарик, ненавидел соперника и продолжал искать повода для спора и неминуемого проигрыша. Сейчас, в эту самую минуту, третий бокал вина сделал его особенно кровожадным.
- Вы спрашиваете меня, почему в цивилизованном обществе феминизм неизбежно побеждает? Я вам скажу. Пошло, может быть, но скажу. Истина не может быть пошлой, правильно, Виолетта Алексеевна? – между тем игриво вещал Вознесенский.
- Правильно, - не без удовольствия кивнула его собеседница. Гарик внутренне взвыл. Профессура почтительно безмолвствовала.
- Так вот, почему мужчина сегодня утрачивает главенствующее положение и власть? Все просто. Дело в компьютерных играх и порнографии. - победоносно выложил Александр.
- Что вы говорите? – ахнула Виолетта Алексеевна.
- Вот именно. Любая власть нуждается в основании и мотиве. Основанием мужской власти, разумеется, всегда выступала большая физическая сила и беззащитность родящей женщины, но сегодня, в цивилизованном обществе, физическая сила уже не играет сколь-нибудь значительной роли. О беззащитности речи тоже не идет – любая успешная женщина может позволить себе необходимый персонал, который побеспокоится о ней лучше любого мужчины. Остается мотив. Даже не имея на то основания, мужчины могли бы сохранить власть, пусть, может быть, и с большими усилиями, но… им этого уже не надо.
- Не надо?
- Да. Цивилизация, построенная мужчинами, достигла всех своих целей. Теперь, если им так надо, пусть свою цивилизацию строят женщины. Пусть уже они думают, чего желают и, соответственно, двигают прогресс в нужную им сторону.
- Получается, мужчины больше ничего не хотят?
- Поверьте мне. Мужчины всегда хотели только двух вещей: войны и женщин. Порнография и игры позволяют получить это без каких-либо физических затрат и страха быть убитым или отверженным.
- И что же, - Виолетта Алексеевна легонько коснулась руки Александра, - Вы, Александр Семенович, тоже удовлетворяетесь одними играми и…
- Порнографией? – широко улыбнулся в ответ Александр, - Признаться, войну я никогда не любил, а насчет второго… Боюсь, я еще недостаточно цивилизован, чтобы полностью отказаться от реальности.
- Ах, какая досада, что с нами работают такие нецивилизованные люди, - промурлыкала Виолетта Алексеевна.
- Позвольте! – не выдержал наконец Гарик, - Но ведь не женщины и война главное, а победа над смертью!
Слова прогремели как гром среди ясного неба. Профессура, уже давно отвернувшаяся, вновь обратилась к собеседникам. «Ах», - как будто пронеслось по ее рядам. Виолетта Алексеевна отпрянула от Александра и неприятно посмотрела на бедного Гарика.
- Что? Какой смертью? Зачем вы заговорили о смерти? – она оглянулась назад, - Карл Вениаминович, кто это?
Карл Вениаминович, крайне пожилой и дряблый заведующий кафедрой, побледнел пуще обычного и, кажется, даже вспотел.
- Новый сотрудник-с, - от волнения залепетал он.
- И? Почему он говорит о смерти?
- Экзистенциалист-с, - выдавил из себя Карл Вениаминович и обреченно посмотрел на Гарика.
- Вы экзистенциалист? – грозно надвинулась на Гарика Виолетта Алексеевна.
- Нет, - почему-то ответил Гарик, хотя сам очень гордился тем, что лично, от корки до корки, прочитал «Бытие и ничто» Сартра. Пусть и в переводе.
- Не важно, - оборвала его Виолетта Алексеевна, - зачем вы заговорили о смерти?
- Так ведь… самое… - испуганно попытался сказать Гарик.
- Ничего не самое, - не стала слушать его Виолетта Алексеевна, - Вы о ней думаете, потому что у вас жизнь не задалась. Хотите и нам ее испортить? Мол, все равно все умрете, да? Злорадствуете?
Гарик настолько опешил, что и двух слов не мог связать.
- Я… п-позвольте… пожалуйста… - умолял он.
- Так вот, мы жить хотим. И счастливыми быть хотим. И вы со своей смертью никакого права у нас это желание отбирать не имеете. Ясно? – отчеканила Виолетта Алексеевна и, взяв под руку Вознесенского, степенно удалилась.
- Новое поколение-с, - бежал за ними заикающийся Карл Вениаминович, - Им бы все умирать-с…
Гарик остался один. Он посмотрел на пустой бокал в руке, поставил его на чей-то стол и, как-то вдруг сгорбившись под тяжестью потолка, поплелся к выходу.