День ото дня увеличивающееся отверстие над мордой медведицы, свидетельствовало о начинающейся оттепели, в связи с чем, Асоев решил покинуть берлогу до того, как ее обитатели выйдут из спячки. Дождавшись, когда отверстие стало соизмеримым с толщиной его истощенного тела, Асоев окончательно решился на побег. Он в последний раз оглядел своё невольное пристанище, попрощался с заметно подросшим "молочным братом", погладив его, от чего медвежонок удовлетворенно зачмокал губами, затем отковырял ножом несколько крупных камней, сложил из них и снега горку перед носом медведицы, снял чапан, протиснул его в отверстие, и, только после этого, полез сам. К большому удивлению и радости Асоева после нескольких движений ногами и здоровой рукой, он вывалился из отверстия на уже начавший таять снег. Яркий солнечный свет слепил глаза и достаточно долго не давал осмотреться. Еще слезящимся взором Асоев, наконец, рассмотрел простирающееся под ним горное ущелье, которое спускалось к поселению. Сквозь дымку тумана были видны сверху казавшиеся игрушечными домики. Звуков как в немом кино не было слышно, но Асоев живо представил себе крики животных, а самое главное – запах пищи, отчего под ложечкой неприятно засосало.
Только теперь Асоев задумался – а как, собственно, он одолеет шесть километров до поселка, т.к. переночевать под открытым небом без тепла медведицы, было смерти подобно. Помогла смекалка - он просто сел, так как стоя держать равновесие был не в состоянии, оттолкнулся, и поехал на пятой точке как на санках вниз, помогая себе как рулем, подвернувшейся веткой орешины. Местами пешком, а где - скользя с горки, удалось довольно быстро добраться до «сангимазора» (каменная могила – тадж.) – огромного валуна величиной с двухэтажный дом, который когда то принесло стихией. По всей видимости, гранитную махину оторвало высоко в горах, пронесло не одну сотню метров по ущелью, обтесывая углы и неровности, пока ее не вынесло уже почти шаровидную на равнину в устье Сангикара. Последней преградой для теряющего инерцию камня, оказался сложенный из бутового камня крайний дом кишлака, который в аккурат стал местом его последнего пристанища, подмяв под себя целое семейство. Когда это произошло, точно никто сказать не может, но каждый житель знает, строить жилище выше этого камня, что гневить провидение, а это - неблагодарное дело! Со временем скала обросла фисташковыми деревьями, получив второе название - «пистамазор». К ней, как к священному месту стекались паломники, оставлявшие цветные тряпицы с узелками, при завязывании которых, как следовало из предания, сбывалось подавляющее число чаяний. Ленты были видны издалека, они, как и листва отклонялись в такт дуновению ветра, создавая ощущение какого - то внеземного райского уголка. Решил оставить свой узелок и Асоев, правда, в отличие от цветных, оставленных другими страждущими, он повязал узелок черного цвета (на Востоке черный цвет не является цветом траура, здесь таковым является зеленый, либо белый цвет- цвет савана) – все, что смог оторвать от превратившегося в лохмотья рукава чапана, попросив у провидения здоровья и благополучия.
Превозмогая боль и усталость, Асоев направился в сторону своего дома. Каждый шаг от истощения давался с трудом, ноги подкашивались, поэтому после каждых десяти шагов Асоев останавливался, чтобы отдышаться. Прохожие, завидев его, а большей частью почуяв издалека, казалось – бы, пропитавший каждую клеточку его тела звериный запах, шарахались в сторону, демонстративно закрывали носы ладонями, а кое - кто кричал ему вслед, что надо не гневить Аллаха, а хотя бы раз в месяц делать омовение своего тела и стричь отросшие грязные лохмы. Где то на полпути, Асоев услышал громкий призывной глас «карнаев» (длинные двухметровые дудки, которые, резонируя под управлением опытного карнайщика, издают один единственный звук типа гудка парохода, который слышен на многие километры и является призывом к какому - то серьезному торжеству). Карнайщики почти синхронно поднимали дудки кверху, по очереди издавали звуки разных тональностей, после чего плавно опускали их раструбами на плечи помощников – карнай старинное и дорогое удовольствие, поэтому за их сохранностью глядели в оба ока! Асоев заметил, что торжество намечается возле ворот агронома – дальнего родственника и уважаемого человека, «раиса». У него при родах умерла жена, по всей видимости, агроном решил вновь жениться. «И то верно, без жены крепкому и молодому человеку никак нельзя, пусть ему повезет с новой женой!» - подумал Асоев. Из открытых ворот повеяло запахом готовящегося плова, явно заправленного достаточной дозой зеры. Аромат свежей пищи чуть не лишил изголодавшегося человека рассудка. Асоев увидел как ошкаши (мастер плова– непременно мужчина, так как женщины допускаются только до приготовления ингредиентов – настругать мелко моркови, нарезать тонкими ломтиками кольца репчатого лука и помидоров для приготовления пловного салата – шакароба, а сам праздничный плов – дело не женское) ловко орудует возле двухметрового в диаметре казана, поджаривая баранье мясо для приготовления первого этапа плова – зервака.
У всех овощей на Востоке имеются свои местные персидские, либо тюркские названия, за исключением помидора и картошки - у этих овощей названия были русскими, так как завезены они были в XVIII веке при присоединении ханств под российский протекторат, но привыкал к ним народ с трудом. В свое время в России, когда Петром Первым была завезена картошка и крестьян в массовом порядке заставили сажать ее, а потом есть, отравилось огромное количество народа, так как никто не удосужился объяснить, что есть надо не семена, а клубни. По этой причине в России возникали «картофельные» бунты, а в Средней Азии, или как ее теперь называют Передней Азии, возникали, подогреваемые англичанами и турками овощные, вошедшие в историю как "капустные" бунты - «Русские хотят нас заставить, как животных есть траву!». Старожилы рассказывали, что подогретый извне настрой был такой, что если из занесенных семян на поле возле дома случайно вырастал помидорный куст, он вызывал ощущение брезгливости, его обходили стороной. Но, если кто- либо из семьи, упаси Бог, наступал на плод и давил помидор, от отвращения настроение портилось на целый день - "уж лучше - б я в дерьмо наступил!" К приходу Советской Власти, эти овощи стали уже настолько обыденными, что большинство населения считало их исконно своими продуктами, удивляясь, правда, их русским названиям.
Говорят, что плов – это изобретение Александра Македонского, который попробовал рис в этих краях и применил его для блюда, которое удовлетворило все необходимые для похода потребности, а именно,- было сытным, вкусным, нехитрым и быстрым в приготовлении. Ингредиенты для плова (баранина, а значит и курдючное сало, рис) всегда можно было приобрести у сопровождающих войско маркитантов. О том, что Македонский был в этих краях, свидетельствует название озера Искандеркуль (горное озеро в Таджикистане на северных склонах Гиссарского хребта в Фанских горах). Согласно преданию, за лояльное отношение, Александр потребовал контрибуцию – золотого коня в полный рост, которого должны были переправить по озеру у подножья горы под названием Кырк-Шайтан (Сорок Чертей, естественно, в тот период оно имело другое, не тюркское название). Но во время переправы, плот не выдержал нагрузки, и на глазах полководца, конь пропал в пучине бездонного озера, названного в последующем его именем (Александр по-персидски – Искандер). Вопрос о том, зачем нужно было переправлять коня по озеру на высоте 2000 метров над уровнем моря, и не проще ли было перевезти его по суше, не поднимаясь так высоко, зависает в воздухе. Тем не менее, Искандеркуль, действительно, озеро уникальное, оно образовалось в результате обвала, перегородившего несколько ледниковых рек. Глубина озера достигает 72 метров, вода в нем никогда не замерзает, и ни одна рыба в нем не водится. Местные же говорят, что озеро бездонное и открывается с другой стороны Земли каким - то озером в Америке.
Более реальным и исторически подтвержденным фактом присутствия Македонского на этих территориях, является его первая супруга - Роксана - дочь бактрийского князя (бактры – одни из предков таджиков). Вместе со своим отцом, который возглавлял оборону крепости "Скала", Роксана, а тогда еще 14- летняя Роушанак, попала в плен к Александру, который с первого взгляда влюбился, и немедленно решил жениться, причем сочетался браком по обычаю огнепоклонников. По другим источникам, Роксана была дочерью властителя Согдианы со столицей в Мараканде (современный Самарканд). Одновременно с Македонским на местных красавицах женилось около тысячи его воинов (в основном персов по происхождению из покоренной до этого страны), которые внесли свою толику в становление таджикского языка. На завоеванной территории греки основали греко-бактрийское царство, не поменяв при этом религию (бактры исповедовали в тот период буддизм), которое просуществовало около 100 лет. Среди части памирцев (горные таджики, удивительно внешне похожи на европейцев) бытует мнение, что они являются потомками воинов Александра Македонского - имея обузу в виде раненых, Александр распорядился от жары подальше разместить их в горных селениях Памира и Гиндукуша. Отдохнув здесь полтора года, Александр двинулся через территорию современного Афганистана и Пакистана в Индию. По преданию какая - то часть греков (в те времена голубоглазых и светловолосых) так и осела в этих местах.
Асоев оставил мысль добраться до дома – от истощения количество шагов от отдыха до отдыха уменьшалось с катастрофической быстротой, тем более что поесть можно и на свадьбе, хоть и дальнего, но все же родственника. Направившись к воротам, он рассчитывал на радушный прием и почетное место. Учитывая сельский этикет, расположить его должны были, может быть, не на самом лучшем для обзора торжества месте напротив входа, а хотя бы где то сбоку от виновников торжества. Но, два бравых молодых и незнакомых ему распорядителя живо прервали его попытку пройти подальше к заветным почетным местам, указав ему место возле ворот. Поборов в себе свою гордость, Асоев решил поесть, где придется, и, только потом высказать свою обиду.
На импровизированной площадке лучший певец Гармского района затянул свадебную песню, из чего Асоев сделал заключение, что во - первых, он действительно, попал на свадьбу, во - вторых, свадьба достаточно крутая, и, в - третьих, коль празднуют у жениха, то обряд венчания и оформление в Загсе уже совершены. Певцу аккомпанировал на дутаре (музыкальный инструмент типа небольшой балалайки с резонатором в виде разрезанной груши) сосед Асоева, двое поселковых помогали ему на дойрах – таджикских бубнах.
Внезапно дутарист прекратил свою игру, уставившись на Асоева, вслед за ним, проследив за его взглядом, прекратили игру на дойрах два других музыканта. Они стояли как три истукана с открытыми ртами. Асоева это позабавило, для хохмы он с вымученной улыбкой на лице, помахал им рукой. Певец по инерции пропел еще пару куплетов задорной свадебной песни, после чего непонимающе уставился на не поддержавших его музыкантов. Во дворе воцарилась «мертвая» тишина, все взоры присутствующих постепенно сконцентрировались на обросшем Асоеве. Люди перешептывались между собой, кивали головами в его сторону, на их лицах было одновременно удивленное и растерянное выражение. Асоев с трудом встал, поднял руку и обратился осипшим голосом к присутствующим: «Дорогие друзья, Мир Вашему Дому! Я – действительно, Даниёр Асоев! Я не хочу прерывать Ваше веселье, все объясню Вам потом, дайте мне поесть, и, продолжайте веселиться!». Он рассчитывал, что после его, пусть не зажигательной, но внятной речи (хотя слова после многих дней молчания давались ему с большим трудом), веселье продолжится, но этого не произошло. С центра торжества раздался женский крик, гости вскочили, многие из них торопливо направились к выходу. Впечатление было такое, как будто объявили начало войны.
После короткого совещания от дастархана, где сидели почетные гости, поднялись старейшины, которые подошли к Асоеву и предложили выйти ему со двора. Асоев запротестовал, сославшись на то, что ничего плохого он не совершал, что обессилел и смертельно хочет есть, а каноны гостеприимства требуют, что, несмотря на затрапезный вид и запах, ему обязаны предоставить возможность поесть! Те двое молодых людей, которые посадили его, быстренько организовали котомку, в которую была завернута лепешка, плов, и несколько кусочков тандырной говядины с зеленью, после чего подхватили почти невесомое тело Асоева и отнесли в соседний двор. Старейшины терпеливо ждали, пока он насытится, и, только после этого начали свой разговор. Асоев узнал, что после его пропажи был организован поиск. Поисковой экспедицией был обнаружен сход лавины, при обследовании которой была найдена сломанная слега с меткой, вырезанной Асоевым (ее опознал старший сын) и часть рукава от чапана со следами крови. С учетом того, что Асоев не объявился в течение трех месяцев, он был признан пропавшим без вести. Доказательством его смерти были признаны его отсутствие, сломанная слега и часть чапана со следами крови. «Так я что, официально умерший»- спросил Асоев, старейшины дружно закивали головами. Это сценка развеселила Асоева. Он сыто потянулся, допивая зеленый чай, обильно сдобренный куском кристаллического сахара «набота», и с улыбкой сказал - «а теперь, уважаемые, объясните моё такое бесцеремонное выдворение».