Глава 2.
Ярость.
- Скелет облегченный, имеется киль, что указывает на родство с птицами, - записывала Зорина на диктофон, - Однако, челюсти редуцированы, ротовой аппарат приспособлен для питания жидкой и мягкой пищей. Крылья по строению сходны с крыльями насекомых. Отряд Перепончатокрылые...
Ну, хорошо, эта тварь жалит, а что потом, - рассуждала биолог, - высасывает кровь? Нет, судя по содержимому желудка….
Роланский взглянул на девушку поверх камеры. Сколько ей? Двадцать один-двадцать два. Разница в возрасте почти тридцать лет. Казалось бы, что такое три десятилетия? Пролетели, вжик! – и ваших нет. А ведь это настоящая пропасть. Илья подумал, что он и современное поколение, словно с разных планет. Во времена его юности все было иначе: другие цели, другие интересы, образ жизни. Сейчас молодые люди такие самонадеянные, зацикленные на себе, ничто их не удивляет.
- Только что человек умер, а тебе будто и дела нет, - с укоризной произнес он.
- А почему я должна переживать? Он бы все равно умер – днем раньше, днем позже. Хоть мучиться перестал, - ответила Зорина, не отрываясь от работы.
Камера фиксировала омытые темной жидкостью внутренние органы инопланетного существа. От жуткого запаха у Роланского кружилась голова. Но, Яну, казалось, ничто не смущает. Она деловито описывала анатомические особенности монстра.
- Извини за интерес, на что ты собираешься потратить полученные деньги? – не удержался от вопроса юрист.
- О-о! Есть масса вещей! – с живостью откликнулась Яна, отодвигая пинцетом петли кишечника мертвого животного, - Первым делом накуплю себе кучу шмоток от кутюр, обойду все самые дорогие рестораны, посмотрю с первого ряда самые популярные шоу. Потом побываю на всех лучших курортах мира. Нашего мира. С космосом я завязываю.
А когда вечный праздник наскучит, и деньги потребуют счета, начну свой бизнес. Хочу шить дизайнерскую одежду. Вот такая программа. Ну а вы? – спросила она больше из вежливости, заранее предполагая, что ничего интересного для себя не услышит. Разве может быть что-то занимательное в жизни этого пристарелого зануды.
- Разведусь с женой.
Зорина подняла глаза на юриста.
- С чего это вдруг?
- Это не вдруг, - Роланский почесал поврежденную руку. Он не понимал, зачем обсуждает такие личные вещи с молоденькой, легкомысленной девчонкой, но слова сами слетали с языка.
- Я мечтаю об этом последние лет двадцать, К сожалению, брачный контракт составлен таким образом, что если инициатива развода будет исходить с моей стороны, все имущество остается жене, а если выясниться, что не обошлось без женщины…
- Ух-ты! Страсти-то какие! Так вы оказывается донжуан! - перебила Зорина, кокетливо улыбаясь. Юрист предстал перед ней в новом, неожиданном образе.
- Да нет, куда уж там…! – Роланский польщено зарделся.
- Не скром…, - девушка не договорила, ее лицо вытянулось, кровь отлила от смуглых, высоких скул. Выпростав руку с лазерным скальпелем, она указала на что-то позади Ильи.
- Он…он живой! – завопила она, как резанная.
Юрист подпрыгнул от неожиданности, едва не выронив камеру, и резко обернулся.
Крик оторвал от дел и остальных членов экспедиции.
Несколько пар глаз увидели, как полупрозрачный чехол с трупом зашевелился.
- Абсент не умер! – закричала Матвеева.
- Не может быть…, - пробормотал доктор. Он даже глаза протер, не желая верить происходящему.
Фестстеперы столпились вокруг упакованного в полиэтилен афроамериканца.
- Он был мертв, пульса не было, - твердил обескураженный доктор.
- Нужно его вытащит, он же задохнется! – причитала Матвеева.
- Отставить панику! – рявкнул начальник экспедиции.
Достав свое любимое мачете, он подошел к ожившему мертвецу. Астронавты затаили дыхание. Быстрым решительным движением Стерхов расстегнул молнию на чехле.
Далее последовала немая сцена.
Сам Абсент по-прежнему лежал без движения, как и положено мертвому, однако его раздувшийся живот буквально ходил ходуном.
- Это что за фигня? – хрипло проговорил Стерхов.
Недоумевающий Саливанов подошел ближе, чтобы лучше видеть аномальное явление.
С каждым мгновеньем живот погибшего афроамериканца становился все больше и больше. Не выдержав напряжения, с треском лопнули застежки защитного костюма. Обнажившаяся растянутая до предела кожа покрылась сетью кровеносных сосудов.
Влажный хлопок – и плоть разорвалась, обрызгав кровью Саливанова и Стерхова, которые стояли ближе всех. В следующий миг из брюшной полости вылезла полосатая гусеница размером с батон молочной колбасы.
Не дожидаясь команды, Крамеров начал палить по существу.
Сначала он думал, что завизжали от страха женщины. Скорее всего, так оно и было, но к визгу прибавился еще более резкий, высокий звук, перекрывавший даже шум выстрелов. Это «кричала» гусеница.
Звук был настолько сильным, что людям пришлось затыкать уши.
Ловко уворачиваясь от пуль, гусеница поползла по бело-голубому мху с неожиданной скоростью. Крамеров кинулся вслед.
«Добить! Добить гадину!» - стучало у него в голове. Яркие краски чужой планеты померкли, размылись. Перед внутренним взором военного отчетливо появилась картина из прошлого.
***
Девушка – террористка-смертница медленно, неуклюже ползет по сухой степной траве, оставляя за собой кровавый след. Он ранил ее в бок. Не сильно, просто зацепил. Игоря удивляет, почему она, прекрасно зная, что деваться некуда, продолжает ползти. Эта глупая настойчивость приводит его в ярость.
Он догоняет девушку, взводит курок.
- Майор, отставить! – раздается надрывный крик за спиной. Но поздно. Ярость Крамерова словно тяжелый состав, мчащийся по рельсам. Тормозной путь не совместим с жизнью. Он стреляет снова и снова, ему все кажется, что террористка продолжает ползти.
***
Крамеров вернулся к реальности - огромная гусеница целенаправленно уползала прочь, быстрыми волнами изгибая свое тело. Он лег на землю, тщательно прицелился и дал целую очередь по беглянке.
Мягкая плоть разлетелась в клочья.
В неожиданно наступившей тишине зашуршали гигантские белые листья на верхушках деревьев, затрещали ветви. Густые тени заслонили просветы зеленоватого неба. Множество крылатых существ, просунули головы с тонкими хоботами-жалами через сетку листьев. Десятки выпученных, вращающихся глаз скрестили хищные взгляды на испуганных людях.