В полдень, 22 сентября 1939 года, в одном из кабинетов бывшего Воеводского управления Брест-Литовска на улице Люблинской унии* разговаривали по-французски, уютно устроившись в креслах, два генерала: пахнущий дорогим одеколоном Гейнц Гудериан, командир 19-го моторизованного корпуса Вермахта и Семён Кривошеин, возглавлявший 29-ю легкотанковую бригаду РККА, которая только что завершила нелёгкий 120-километровый ночной марш по территории Восточной Польши.
Немецкий «комкор», неся на лице приветливую улыбку, в мягких выражениях сетовал на очевидную несогласованность в действиях двух дружественных армий, выполнявших одну и ту же боевую задачу.
-Вот если бы вы хотя бы на неделю выступили раньше, - подвёл он итог сказанному, - польская кампания, поверьте мне, завершилась бы гораздо быстрее.
Кривошеин, добродушно глядя на собеседника, возразил очень коротко тоном такого превосходства и уверенности, что немецкий генерал почувствовал к нему невольное уважение:
-Для нас это, видите ли, вовсе не кампания, а освободительный поход.
-И кого вы освобождаете? – поинтересовался Гудериан.
И получил простой, но достойный ответ:
-Своих единокровных братьев, белорусов и украинцев, угнетаемых местными панами и капиталистами.
-Но в Польше, дорогой генерал, все «паны».
-Может быть, я неправильно выразился, - признал ошибку Кривошеин, но тон его при этом оставался таким же уверенным: - Вообще-то под «панами» я подразумевал здешних помещиков, капиталистов и другую буржуазную сволочь.
Гудериан сочувственно кивнул головой:
-У нас сейчас общие враги. Впрочем, их мы в основном уже нейтрализовали.
Подняв бокал с коньяком, добавил:
-За дружбу между нашими странами!
Кривошеин, пригубив «Martell Cordon Bleu» (это был именно он), со снисходительным любопытством спросил:
-Правда ли, что польские уланы бросались с саблями на ваши танки?
Гудерин рассмеялся, обнажив ровные зубы. Приподнявшись, шёпотом, таинственно прижимая палец к губам, произнёс:
-Чепуха. Если уланы и бросались, то не на танки, а на пехоту. Газетчики, как всегда, переврали. Не наши, итальянские. И пошло-поехало. Впрочем, у военной пропаганды свои цели. Вы об этом знаете не хуже меня.
Не дождавшись реакции собеседника на последнюю фразу, немец продолжил нормальным голосом:
-В Брест-Литовске, к вашему сведению, не так уж много украинцев и белорусов. Половину жителей здесь составляют евреи.
-Я тоже еврей, - неожиданно сообщил Кривошеин и посмотрел на Гудериана так, как смотрит врач, давший больному горькое лекарство.
Немца нисколько не смутило признание комбрига:
-Я ничего не имею против евреев. У меня среди них есть друзья, в том числе высшие офицеры… Теперь по поводу совместного парада…
«Началось! - подумал Кривошеин. – На ходу подмётки режет! С этим пройдохой Гудерианом надо держать ухо востро». Он вспомнил, что ещё 19 сентября, перед вступлением в Пружаны, получил из штаба 4-й армии секретное указание, предписывавшее дружественные отношения с немцами не афишировать и от совместных мероприятий по мере возможности уклоняться.
-Парада? – переспросил комбриг. - Мои люди и танки после длительного ночного марша имеют отнюдь не парадный вид. Форма в пыли, техника в грязи и масле. Плюс усталость. Алягер ком алягер, одним словом… Поэтому ваше предложение я вынужден… отклонить.
-Отклонить?! – опешил Гудериан, получивший на днях из Берлина инструкции, диаметрально противоположные инструкциям Кривошеина.
-К сожалению.
Далее беседа генералов стала напоминать переговоры двух дипломатов средней руки, которые готовы искать компромисс, но только не знают, где именно ввиду неопределённости полученных сверху директив.
-Вы хотите нарушить протокол, согласованный военным командованием наших стран? – язвительно спросил Гудериан.
-Ни в коем случае! Я просто хочу предложить вам свой вариант церемонии передачи Брест-Литовска Советскому Союзу, - спокойно ответил Кривошеин. - Суть его в том, что немецкие войска торжественно покидают город, а советские входят в него, останавливаются на улицах и знамёнами приветствуют ваши части. Оркестры, само собой, играют военные марши.
-Лучше всё-таки было бы всем построиться на площади, - с тевтонским упорством продолжал гнуть свою линию Гудериан, - как это делается на больших праздниках.
-Мой вариант или никакого. - Кривошеин окончательно и категорически упёрся на своём решении. – Честно говоря, у меня бензина нет на дефилирование по улицам. И материальная часть после перехода требует ремонта.
-Хорошо, ваша взяла, - согласился Гудериан, понимая, что синица в руке лучше журавля в небе. - Только одно непременное условие. Мы вместе с вами будем стоять на трибуне и принимать парад.
-Парад немецких войск, заметьте, - уточнил Кривошеин, ощутив в себе внезапный прилив весёлости и юмора.
-Ваши танкисты тоже будут неподалёку, - не остался в долгу Гудериан. - Ещё коньяку?
-Нет, спасибо.
-Тогда приглашаю вас отобедать.
-Avec plaisir!**
У обоих генералов был весьма довольный вид, когда они вышли из кабинета, где проходила встреча.
«Как хорошо, что удалось уломать этого хитрого еврея, - думал Гудериан. – Словно гора с плеч свалилась. Главное сделано. И наши, и их войска будут на улицах рядом. Лучшие пропагандисты рейха приготовят из этого отличное блюдо».
А комбриг Кривошеин рассуждал так: «Приказ я выполнил. С немцами в одном строю маршировать не согласился. Ну а если я буду с трибуны кому-то козырять, так это вопрос скорее военного этикета, нежели демонстрация политических симпатий. Полагаю, что с Гудерианом мы ещё встретимся, возможно, даже и на поле боя»***…
*********************************
*В начале XX века улица Ленина именовалась Бульварным проспектом, с 1913 по 1921 год - Романовским проспектом, до 1939 года носила имя Унии Любельской (или Люблинской унии). С 1939 по 1941 год это уже проспект имени 17 Сентября. .Немецкая оккупация дала улице два новых названия - Штрассе дес 45 дивисион (45-й немецкой пехотной дивизии под командованием генерал-майора Шлиппера был поручен штурм Брестской крепости 22 июня 1941 года), а затем Дойчштрассе. В 1944 году вернулось довоенное название - 17 Сентября. А еще через четыре года улицу назвали именем Ленина.
**Avec plaisir (франц.) - с удовольствием.
***Действительно, один раз они чуть не встретились. 21 июля 1941 г. танкисты Кривошеина ворвались в белорусский город Пропойск (Славгород), где разгромили штаб Гудериана, захватив при этом несколько машин (в том числе автомобиль генерала), другое штабное имущество. Сам Гудериан за 20 минут до этого покинул город, направившись в Смоленск.