Посиделки с ангелами

Ирыся Никитченко
Чтобы увидеть ангела - загляните в чужое окно,
но не входите в дом.

               
   Пятиэтажка. 4 этаж. Квартира 36.


   — Кто тама?
   — Раиса Леонидовна, это я.
   — Сейчас, бегу-бегуу!   

    Она стояла в застиранной короткой ситцевой сорочке и торопливо бормотала:
   — А знаешь, чего я хочу? — единственная ресничка на глазу заискивающе дрогнула.   
   — Опять селедки? Раиса Леонидовна! Вам нельзя!
   — Да ты что! Да ты знаешь какая я была? Да мне на зоне ни одна баба не смела перечить!
   — Нет и точка.
   Из глаза с ресничкой выкатилась слезинка, оставив дорожку на бугристой щеке.   
   — А я тогда умру! Ты не понимаешь! Я хочу разорвать ее от хвоста до головы и съесть без хлеба, — горестно всхлипнула она, — И если ты мне ее не принесешь, я буду стучать соседям! Ну купи, а.
   — Ладно-ладно. Сейчас принесу.

  *  *  *

   — Кто тама?
   — Я, Раиса Леонидовна.
   — Прости! Прости меня, — заныл из-за двери приглушенный, скулящий голос.
   Дверь отворилась. Пахнуло вонью испражнений.
   — Я тут набедокурила. Даже не знаю, как так получилось. Ой-ой! Мне опять надо... — бабулька, торопясь, поковыляла в раскорячку к туалету, держась одной рукой за стену, второй за левый бок. Вслед за ней по линолеуму тянулись коричневые капли вонючей жижи.
   — Все, все, не надо переживать.   
   — Ага! Там хлорка и тазик в ванной, — тут же послышался ожидаемо-радостный крик из туалетной комнаты.

   — Селедки купить?
   — Что ты! Сдурела?! Какая селедка? Издеваешься? Как будто не знаешь, что мне нельзя никаких селедок!   
   — Тогда пойду я.
   — Погоди...а можно я тебя поцелую?

    *  *  *

   — Алло?
   — Здравствуйте, у нас похороны.   
   — А вы кто?
   — Я - дочь Раисы Леонидовны, — она просила вам сообщить.

    *  *  *

    Девятиэтажка. 2 этаж. Квартира 6.

   — Здравствуйте, Софья Андреевна. Вы уже совсем не закрываетесь, не боитесь?
   — Здрасте, здрасте. А чего мне бояться? Я теперь только сквозняков боюсь, — сказала бабушка 92-х лет, сидевшая на кровати, облокотившись на кучу подушек.
Ее ноги стояли в тазике, дно которого покрывали грязные, пропитанные гноем и сукровицей бинты.
На тумбочке среди лекарств валялись удостоверения ветерана ВОВ, ветерана труда, вдовы участника ВОВ.

   — Там где-то деньги лежат, найди. Закажи мне дверь на балкон, чтобы верх открывался, когда душно и чтобы зимой не дуло.
   — Хорошо, закажу.   

— Ой! И позвони в поликлинику, пусть ко мне мой доктор придет, ноженьки глянет. Что-то не заживают они. Раньше придет бывало, поговорит, пошутит. Лекарства выпишет, даже перевязку сделает. А в последнее время жду-жду, а он не идет.

   — Алло. Здравствуйте. Запишите, пожалуйста, вызов на дом хирурга Бабаева Салеха Гусейновича. Адрес Гагарина,27...Почему не пойдет? Я знаю, что ей уже ничего не поможет... Пожалуйста, она после разговора с ним спокойней себя чувствует... Я понимаю, но хотя бы еще разок. Нет?...
   Что-то вдруг загремело.
   — Я думала могу стоять. Встать хотела, — оправдывалась бабушка, потирая ушибленную руку.
   Огромный кровоподтек на глазах наливался красно-фиолетовым пузырем на внутренней части предплечья.
   — Ой, да заживет. Синяк просто.
   — Нет, это не просто синяк.
   — Через дорогу травматология, может сбегаешь, позовешь кого, я денег дам. Скорую не надо, ты меня туда не затащишь, а они говорят надо носильщиков звать. Да и как я, с раскрытыми ногами.

    *  *  *

   — Добрый день. Помогите, пожалуйста. Тут через дорогу бабушка, ветеран. У нее сильная гематома. Она, не ходит, и раны у нее не заживают.
   — Везите бабушку, посмотрим.
   — А можно скорую?
   — Вы же сказали через дорогу. Доставьте как-нибудь.
   — Можно я кресло возьму у вас, попробую прикатить ее в нем?
   — А если не вернете?
   — Верну. Я паспорт оставлю.

   На катание через дорогу ушел весь день. Софье Андреевне оказали помощь, вскрыв гематому, которая уже стала иссиня-черного цвета и наложили повязку. Измученная, но умиротворенная бабушка ласково погладила по руке:
   — Иди, детка. Скоро ко мне придет Салех Гусейнович, я буду теперь его ждать.

*   *  *
   — Алло.
   — Здравствуйте, это дочь Софьи Андреевны. Она просила позвонить вам, завтра прощаемся с ней.

* * *

 Девятиэтажка. Седьмой этаж. Квартира 48.


   — Скажи, ведь встану?

   Слабый голос, как шорох сухих осенних листьев доносился со стоящей посередине комнаты раскладушки.

Высохший до костей человек, с кожей желтого цвета смотрел полными надежды глазами, которые были единственным ярким пятном среди желто-серой окружающей действительности.
В комнате стоял стойкий запах медикаментов и чего-то еще. Чего-то мертвого.
Лужи натекшей на пол желчи уже стали подсыхать.

   — Да я повернуться хотел и вырвал нечаянно дренаж, — с виноватым видом пояснил хозяин желчи, — путаюсь в этих всех трубках. Как же они мне надоели.

   Человек неожиданно протяжно завыл. Зарыдал:
   — Не могу, не могу. Сделай мне укол, умоляю.

   — Алло? Скорая? Индустриальная,48. Белов Андрей Семенович.Сильные боли. Нужен укол трамадола...
Как это "уколоть куда-нибудь"?...В любое место? Хорошо. Ампулы?...да, сохраняем.

    *  *  *

   — А знаешь, мне кажется я похудел. Вон посмотри в паспорте. Это 3 месяца назад. 
   С фото смотрел мужчина 58-ти лет, которого невозможно сравнить с человеком неопределенного возраста, теперь похожим на сушеного кузнечика.
  — Я ведь не болел вообще. Это какое-то недоразумение.
   Он потянулся к тумбочке, задел кипу бумаг, которая тут же оказалась на полу.
Медицинская карта с алым корешком. Черным маркером по диагонали: "Ликвидатор ЧАЭС".

   — У меня там есть очень вкусные консервы, ты возьми себе. Я почему-то совершенно не могу их есть.
   — Ну что вы! Может гости придут, у вас и так ничего нет.
   — А мне ничего и не надо, да и не придет никто. Возьми.
   — Хорошо, хорошо, возьму.

   Человек, счастливо улыбнувшись, замер, забывшись сном.

    *  *  *

   — Здравствуйте. Я сестра Андрея, на похороны приехала. Я должна сказать... Он вас звал.