Феклистов шёл от больницы к трамвайной остановке с чувством вины: не он, а его супруга осталась на операцию. Врачи говорят, что это пустяшное дело, но он знал, как переживала Альбина накануне вечером, и как она скрывала волнение, отвечая на вопросы врача приёмного покоя. Какой там покой! Одни нервы!
Феклистов давно здесь не был. Десять лет назад лежал с артрозом коленок. Симпатизирующий ему лечащий врач продержал около месяца. И не зря. Он давно забыл о болях в коленях. Это был тот период, когда к нему приехала дочь от первого брака, которую он любил. Как, впрочем, и других детей. Тогда не хотел показаться Софии, что он уже не тот, постарел и болеет. Но она ничего не заметила, её увлёк новый для неё мир. Сейчас она уже замужем и живёт в Мюнхене. Она молодец, шустрая.
Пока подходил нужный ему трамвай, смотрел на окна пятого этажа больницы. Там сейчас Альбина. А у него был третий этаж. Вспомнил, как по утрам в палату врывался перезвон идущих вагонов. Старики жаловались на шум. А его, Семёна Павловича, возбуждал, потому что нёс романтику жизни. Сейчас ему стало ясно, что нет её, романтики - за больницу надо платить.
Недалеко от остановки высокое здание общежития. Да, он устраивал сюда дочь, когда она работала в вагонном депо. Но София не прижилась, ни здесь, ни в депо, ни в городе, хотя полюбила его в ту романтическую для неё пору - она познакомилась с людьми, которые увезли её за границу.
Трамвай, билет проезда в котором возрос почти сто раз, шёл по одному из главных проспектов города, окружённый с двух сторон многоэтажными домами. Но и они закончились. Справа, впереди массив леса. Здесь трамвай делал поворот и его путь продолжился между теми же домами и областной больницей, раскинувшейся в когда-то окраине города. Улица здесь называлась Ташкентской. Больница - имени Калинина. Сейчас переименовали в честь местного светила медицины.
Перед нырком под густую тень деревьев, склонившихся над рельсами длинным зелёным тоннелем, за окнами проходило известное в области училище, выпускающее многопрофильных специалистов - мастеров, техников, руководителей бригад каменщиков, слесарей и плотников. Здесь, в учебных мастерских, работал сын Феклистова. Кирилл приехал к отцу неожиданно вслед за сестрой. Перед этим он пошумел, поплакался в российском посольстве в Ашхабаде, но сумел сделать второе гражданство. Сначала тоже работал в депо с сестрой, это всё благодаря Рустаму, директору, земляку. А потом, связавшись с проводницей, ушёл жить к ней. Чтобы не обременять отца. Понимал.
Феклистов смотрел на уходящее по ходу движения училище, получивший статус колледжа, вспомнил, как приходил сюда по телефонному звонку Кирилла. И ужаснулся, увидев сына: всё лицо представляло месиво. Так его избили собутыльники–мастера за то, что Кирилл любил приврать, особенно, находясь под градусом.
«За что на этот раз придумал?» - спросил отец.
«Сказал, что ты командир Альфы из КГБ».
Феклистов усмехнулся, с чего это Кирилл определил профессию? Что за детский сад? Он имел друзей из конторы, но работал учителем.
Трамвай остановился. Вошла старая женщина. Почему-то при взгляде на неё на ум пришло слово Пенсионного Фонда «ДОЖИТИЕ». Взгляд пустой, скрюченная спина и полиэтиленовый темный пакет. С чем, не понятно? В советское время старики ходили с нитяными авоськами-сетками. В них лежали стеклянные бутылки из-под молока или кефира. Сейчас спутниками пенсионеров становятся вещи непонятного назначения. И бабки ездят через весь город, чтобы купить хлеб на два-три рубля дешевле, чем в их районе.
Вошла молодая пара - беременная женщина и муж. Весёлые, оптимистично настроенные на предстоящий матерински капитал. Судя по размеру живота, предполагалась двойня.
Феклистов подумал, если родится девочка, то какая её ждёт судьба? Станет мужеподобным менеджером с американизированными повадками фирмы? Певицей? Сейчас можно стать кем угодно, благодаря деньгам. Или уличной девкой? Хотя так сейчас не называют проституток. А ласково – путаной? А мальчик родится? Кому он нужен в нынешнем мире? С мозгами? Пристроится компьютерщиком. Или уйдёт в армию. А что, на контракт и в какую-нибудь горячую точку на зло американцам!
Трамвай выскочил на проспект Металлургов. Справа высокий, в десять этажей, дом. Там, на шестом этаже квартира Кирилла. Но он уже не выйдет. Год назад наложил на себя руки, поганец! Ведь ещё за неделю приходил к отцу, каялся, что хотел повеситься. Поговорили. Признался, что ходил к батюшке в местную церковь. Тот его тоже ругал. Тогда Феклистов и не думал, что задуманное Кириллом станет ужасной реальностью. Ругал себя, что не оставил сына у себя переночевать. Может быть отошёл. Но случилось по-другому. Через дня четыре сам позвонил сыну. Телефон был отключен. Но Семён Павлович догадался: не оплачен! Подбросил с рабочего компьютера деньги. Кирилл отозвался сначала мычанием, а потом прорезались слова: «Батя, ты что ли? Сейчас не приезжай, меня отмутузили по дороге в цех. Надо отойти!»
Послушался Феклистов сына. А зря. Через два дня жена, да та проводница стала женой, расписались, позвонила, что Кирилл наложил на себя руки.
Что ему не хватало? Что заставило сесть у отопительной батареи с ремнём на шее? Отчаяние? Вряд ли в «чистом виде»! Кирилл представил, как о нём будут литься слёзы! Да, он такой, с фантазией! Какое-то безумие.
Но трамвай шёл дальше. Он увозил к улицам, на которых отец с сыном искали новое место жительства, когда тот поругался с женой. А ведь у них вроде всё складывалось, хотя и коряво, с бедами и мелкими радостями. Не было места для полноценной семьи? По очереди ушли отец и мама жены. Кирилл сразу же сделал ремонт. Вырос сын Веры. Женился и стал жить у родителей жены. Родили двойню мальчиков. Кирилл воспарил: стал дедушкой. Ещё молодым дедом.
Феклистов не стал спорить, когда кондукторша объявила о том, что дальше трамвай не пойдет по своему маршруту. Он не стал пересаживаться, а прошёл так, чтобы нигде не переходить улицу и попасть на базу Мегапластик, чтобы купить литровый термос. А тот понадобился, чтобы выгнать песок и камни из почек. Заодно взял картонный ящик.
Переходить улицу всё-таки пришлось. Рядом с домом открыли «Пятёрочку». Он взял четвертушку и дома помянул сына. Был год, как тот набедокурил.
И была совершенно иная жизнь, когда деньги ещё не стали всем. И люди не переставали думать о том, какая прекрасная жизнь вокруг! И очень жаль, что враньё партийного руководства Союза о светлом будущем перешло во враньё руководства России о том, что происходит в стране и с её народом.