Моё растерзанное тело лежало на полу в луже крови. Я смотрела на него и никак не могла понять, что же мне теперь делать. Меня выбросили из привычной жизни. Меня изгнали из моего же собственного жилища. Каким будет мой дальнейший путь, в этот момент, я представить себе не могла.
Тело лежало, неуклюже раскинув руки, закинув голову чуть набок. Рот был слегка приоткрыт и сероватая жидкость тонкой струйкой сочилась из него.
Я внимательно разглядывала изгибы и линии своего тела, пытаясь зацепиться за их красоту и изящество, но не находила этой красоты. Я пыталась вспомнить чистоту и свет, исходящие из моего тела, и не могла вспомнить.
Любила ли я своё тело? Я никогда не задумывалась об этом. Оно для меня было родное, близкое, тёплое, а самое главное — оно было моё. И мне нестерпимо хотелось вернуться обратно.
Было ли мне в нём уютно и приятно? Наверное нет. Даже, скорей всего — нет. Мне часто было душно, мучительно тоскливо, а порой униженно обидно. Иногда я считала себя глупой «дурой», хотя ни глупость, ни дурость никак не могли относиться ко мне. Когда моё тело раздувалось от своих собственных обид, всё меньше и меньше места оставалось для меня. И я сжималась, сжималась, превращаясь в точку. Совершенно жалкое зрелище представляла из себя я. Маленькая и сморщенная жила я в своём теле.
И вот его нет. От него осталась груда окровавленной плоти. А я не могу унять своих желаний, быть именно в нём.
- Оно моё, оно моё, - непрерывно пульсировал звук, расходящийся волнами вокруг.
Я была рядом с остывающей массой, прижималась к ней, желая слиться в одно целое. Но моё мёртвое тело не принимало меня. Если бы я умела плакать, то я бы не просто плакала, а рыдала. Если бы я умела кричать, то я бы не кричала, а вопила. Но мне оставалось лишь молча смотреть на медленно разлагающиеся органы.
Я пыталась подвинуть руки ближе к телу. Я хотела поправить голову. Пробовала вытереть зловонную жидкость в уголках губ. Но я не могла этого сделать, просто по тому, что не умела взаимодействовать с плотными тканями. Но мне всё равно как-то хотелось прикрыть и украсить постыдную картину безвременной кончины, что бы никто не догадался о её уродстве и ветхости.
А вокруг стояли зеваки и радовались.
- Как хорошо, что тело умерло, - говорили они.
- Да кто вы такие? - издавала я бессловесные позывы, - Кто вам дал право судить его. Оно только моё, и только я могу его оправдывать или осуждать. И сейчас я скорблю на руинах своей прежней жизни.
- Наконец-то закончилось время театрального действия, которое долгие годы представляло это тело, - продолжали собравшиеся около смертного одра.
- Показные кокетства и ворох ненужной мишуры уже давно не скрывали неискренность его существования, - подхватывали подходящие к месту кончины.
Неужели моё тело доставляло всем этим незнакомым людям столько неприятных моментов? Я удивлялась и недоумевала. Почему все они так долго об этом молчали и решили высказаться только сейчас?
Тут к умершему телу подошёл его самый верный друг, молча постоял несколько минут, а потом произнёс странную фразу:
- Наверное это большое счастье освободиться от телесных оков.
Эта мысль пролилась на меня отрезвляющим, холодным душем, потрясла меня, и дала возможность, остановив поток моих страданий, по другому взглянуть на распластанное на полу моё прежнее жилище.
- А зачем оно мне? - новая мысль завибрировала всеми оттенками смыслов, - Сейчас я свободна от его границ, запретов и страхов. Меня теперь не терзают его обиды и боли. Мне без него хорошо.
Я чуть отдалилась от своего тела, почувствовала лёгкость и покой.
- Прощай, маленькое, неуклюжее и жалкое! Я честно пыталась тебя приподнять над банальной повседневностью, объясняя тебе жизнь и украшая твои будни. Теперь я говорю тебе «прощай», прощая твою глупость и беспомощность. Ты так и не услышало меня. И я улетаю туда, где меня ждут.