Инга шла уверенным, размашистым шагом. Миранда едва за ней успевала, местами делая перебежки.
— Чего у тебя платок на голове, — не оборачиваясь, спросила Инга, — лысая, что ли?
— Хуже.
Инга остановилась, и Миранда влетела ей в спину, ударившись о рукоять меча.
— Ой, — она потерла лоб.
Инга повернулась:
— Что может быть хуже лысой головы? — сказала она, отделяя каждое слово взмахом ладони. Миранда наклонилась и, подцепив у виска край косынки, немного приподняла его кверху.
— Во дела… — протянула Инга. — Больная, что ли?
Пучок красных волос снова исчез под белой тканью, и Миранда выдохнула:
— Нет.
— Врешь?
— Нет.
— Это хорошо.
Инга прищурила один глаз, достала откуда-то из-за пояса полгорсти ореховых ядрышек, подбросила одно и, резко закинув голову назад, поймала его ртом. Потом что-то пробормотала, явно потратив больше сил на пережевывание, чем на слова. Миранда не поняла, но переспрашивать не стала. Вдруг Инга подумает, что она глухая. Достаточно того, что показала свои страшные волосы.
Они добрались до рынка, где уже кипела торговля: продавцы наперебой зазывали покупателей, а те, в свою очередь, медленно передвигаясь между прилавками, делал вид, что ничего не хотели. Ветер с моря продувал ряды и вместе с пылью разносил множество разных запахов. Из знакомых, Миранда узнала лишь аромат яблок и душок несвежей рыбы. Она заметила, что некоторые покупатели, завидев Ингу, ускоряли шаг и внезапно сворачивали к боковым прилавкам, а то и вовсе перебегали в другой ряд, и происходило это слишком часто, чтобы оказаться случайностью. В свою очередь, Инга смотрела на толпу с выражением скуки и безразличия на лице, провожая взглядом лишь тех, кто не боялся пройти мимо.
Странное чувство охватило Миранду. Впервые за время ее злоключений она почувствовала легкость, безопасность, уют чтоли, как если бы в дождливый день, закутавшись в одеяло, смотреть в окно, следя за брызгами осаждающего двор ливня. И причиной этой нахлынувшей беззаботности была, конечно же, Инга. Эта маленькая, золотоволосая воительница излучала необыкновенную силу и бесконечную храбрость, за стенами которых теперь укрывалась Миранда.
— Покажи язык, — сказала Инга.
— Что? — Миранда опешила от странной просьбы.
— Глухая что ли, язык говорю, покажи.
Миранда высунула кончик языка.
— А, на месте, значит, — захохотала Инга, — чего молчишь тогда? Рассказывай. Отчего из дома убежала, и вообще. Только дурочкой не прикидывайся, я насквозь вижу.
Последние слова Инга произнесла, несколько раз ткнув пальцем в грудь Миранде.
Чувство безопасности колыхнулось и стало растворяться. Если рассказать правду, о том, как она вытащила Бурса из пропасти, говорила с Такхом, видела мыльные пузыри-планеты, запущенные незнакомцем, и вдобавок еще может видеть в ночи, то Инга посчитает ее сумасшедшей. Оставалось врать. Это плохо. Но почему же врать? Можно просто рассказать не все.
В тот день, Инга узнала лишь о рыбацкой деревне, насмешках ее жителей над рыжими, а ныне красными волосами, узнала о фрегате «Звезда Востока», апельсинах и о грозном, но добром боцмане Лэнсе. Она слушала внимательно, только иногда восклицала: «Во дела!»
Пока Миранда рассказывала, они бродили между торговыми рядами и под конец остановились возле лавки, продающей фрукты. Торговец поклонился и застыл с растерянной улыбкой. Выражение его лица не изменилось, даже когда Инга повернулась к нему спиной.
— Я бы этому боцману, — сказала она и вытянула в сторону раскрытую ладонь, на которой тут же появилось красное яблоко, — я бы этому боцману кое-чего бы подрезала, — заключила она, передав яблоко Миранде и тут же получив еще одно. Затем Инга спросила о зеркальце. Миранда этого вопроса ожидала и сказала, что зеркальце ей подарил сам Тарбен. Просто так, срезал с пояса кинжалом и подарил. Что-то там говорил, куда-то там приглашал, но в конце концов оставил ее в покое. Инга чуть наклонила голову и, прищурив один глаз, долго смотрела на Миранду. Чтобы выдержать пронзительный взгляд, Миранда откусила яблоко, и громко стала жевать. Дальше стояли молча, покуда обе не доели. Торговец обежал прилавок, и протянул Миранде еще яблоко, взяв ее руку в свою. Инга его окликнула и он тут же нырнул назад под прилавок, и вновь заулыбался, не спуская с Миранды глаз.
— Пес похотливый, — буркнула Инга, — Ладно, идем.
Когда Миранда сообразила, что произошло, фруктовые ряды были уже позади. На ладони оставалась неприятная, холодная влага от прикосновения с рукой торговца. Миранда сморщилась и обтерла ладонь о платье.
Через некоторое время они очутились перед широкими, приоткрытыми воротами. Сквозь щель виднелась кучка овец. Слышалось блеяние, мычание и глухие удары топора. «Скотобойня», — сказала Инга, указав на ворота. Быстрым движением она извлекла откуда-то короткий кинжал. Миранда ахнула от удивления, а Инга, хохотнув, открыла тайну: на внутренней стороне одного из облегающих юбку кожаных лоскутов, были закреплены ножны.
— Держи, чет покажу, — сказала Инга, протягивая кинжал рукояткой вперед.
Миранда взяла.
— Попробуй меня ударить. Ну, давай.
— Зачем? — тихо сказала Миранда, оглядываясь по сторонам.
— Тридцать два подснежника, бей говорю, — уже приказала Инга.
Миранда легонько ткнула рукой с кинжалом вперед.
— Сильнее. — протянула Инга.
Миранда повторила движение, на этот раз резче. Инга сделала, что-то молниеносное, запястье резануло болью, Миранда разжала руку и ойкнула. Кинжал брякнул о мостовую.
— Этому приему меня научил сам Тарбен, — сказала она, — какого дьявола им втемяшилось, что это ты его ухлопала? Не знаешь?
Миранда ничего не ответила и продолжала смотреть на лежавший у ног кинжал. Инга подобрала оружие и сказала:
— Хочешь, я тебя начучу? Вот смотри, — она завела руку с кинжалом назад.
— Не надо, — сказала Миранда и зажмурила глаза, — Пожалуйста, не надо.
Казалось, что под косынкой зашевелились волосы.
— Да не бойся ты, дуреха, — продолжила Инга, — вот смотри, я, например, нападаю и бью вот так…
Миранда молчала. Почему, почему она не убежала раньше? Вспомнилась бурая солома, и лежавший в крови Тарбен. Его неуклюже заломленные колени и полный удивления, остекленевший взор…
Миранда тряхнула головой. Перед ней, опять что-то жуя, стояла Инга.
— Че испугалась? Прям побелела вся. Я же понарошку, — сказала она, давя в ладони крупный орех.
— Как ты сказала? — спросила Миранда, — понарошку?
— Что, слова такого не слышала?
— Ты, значит, не хотела…
— А, да ну тебя, — пробурчала Инга. — Черт меня дернул, — она спрятала кинжал, — трусиха ты, птиц тебе только гонять. Нет, погоди, ты сама птица. Зяблик.
Резким движением она схватила Миранду за руку и потянула за собой, как малого ребенка.
Миновав ворота скотобойни, они подошли к деревянному дому. Инга велела Миранде подождать, а сама пнула дверь ногой и вошла. Прошло какое-то время и изнутри послышались людские крики, заглушившие блеяние овец снаружи. Выла и причитала женщина, ругался мужчина, быть может двое, и кричала Инга. Что-то падало с глухим стуком, что-то разбивалось со звоном, больше криков, больше ругани, больше слез. Наконец показалась Инга. В дной руке она держала за тесемку кожаный мешочек, а в другой — один из своих мечей. Инга обернулась и крикнула сквозь распахнутые двери: «Ишь, бравые какие, в следующий раз спалю к черту.» Не дожидаясь приглашения, Миранда засеменила следом.
— А что там было? Ты что, деньги у них отобрала, да? — спросила Миранда, едва поспевая.
— Значит, так, — сказала Инга, — слушай меня внимательно. Что было в скотобойне, не твоего ума дело. Пока. В деревню свою, ты не вернешься. Никто тебя на корабль не возьмет. А кто возьмет, то будь спокойна, что отвезет куда угодно, только не домой. Ясно? Будешь жить здесь, под моим присмотром. Осла твоего придется отдать. Не переживай, в хорошие руки. У меня знакомый мельник, ему как раз тяга нужна. Но это все семечки… Ты ведь знаешь, как корабли внутри устроены?
— Знаю, — сказала Миранда, опешив от странного вопроса.
— Это хорошо. Пригодится для одного дельца. Но сначала нужно разобраться с твоими волосами.
— Обрезать не буду, — запротестовала Миранда.
— Платки в Талукане носят лишь вдовы. А с красными волосами ходить, все одно, что голой. Не бойся, Зяблик, обрезать не будем, не живодеры.
В этот миг раздался свист, и грубый мужской голос окликнул: «Эй, Стрекоза!»
Инга обернулась и вполголоса сказала:
— А, тридцать два подснежника… Зяблик, стой и помалкивай.
Миранда тоже повернулась: от рынка шли двое вооруженных людей. Широкоплечие и высокого роста, они напомнили Лэнса. На мужчинах были толстые кожаные доспехи, утыканные блестящими заклепками. У каждого на поясе болтались широкие, длинные ножны, в которых посверкивали серебром набалдашники двуручных мечей. Оба воина были примерно ровесниками, и единственное, что отличало их издалека, это большая медная накладка на грудном доспехе одного из них. Не спеша, слаженно, как буйволы, тянущие груженый обоз, великаны двигались сквозь торговые ряды, не обращая внимания на уступавших им дорогу покупателей и пытавшихся даром всучить свой товар продавцов. Они еще даже не подошли, а густой запах пота уже защекотал ноздри. Миранда поморщилась и юркнула за спину Инги. Уткнувшись подбородком в перекрест рукояток мечей, она стала украдкой разглядывать незнакомцев. На медной грудной накладке одного воина была выбита конская голова с развевающейся гривой. У второго воина сквозь все лицо проходил косой шрам, рассекавший лоб, нос и заканчивающийся где-то у основания шеи.
Тот, что с накладкой, попробовал обнять Ингу за плечо, но она отскочила, лишив Миранду укрытия.
— Чего злая такая? — спросил он.
— Занозу вырезала, — сказала Инга
— Кто?
Инга отвязала мешочек раздобытый на бойне, и подбросила в воздух. Шрам его подхватил, и сказал:
— Новый кузнец тоже огрызнулся. Вечером собираем круг. Будем решать, что делать.
— А то неизвестно, что делать, — сказал другой, — спалим к чертям собачьим.
— Две занозы за один день, ты смотри, — посетовал шрам, буравя взглядом Миранду. — Чья вдова?
— Не твоего ума насечка, Раас, — осадила воина Инга.
Тот лишь ухмыльнулся, и они продолжили говорить о непонятных Миранде делах. Произносились названия лавок и трактиров, имена их хозяев. Услышав «Спящий пес», Миранда обрадовалась и хотела было сказать, что живет в этом трактире, но, едва раскрыла рот, тут же получила от Инги локтем в бок. Верзила Раас кивнул на Миранду:
— Слухи ходят, какая-то вдова продырявила губернаторского сынка.
— Раас, — сказала Инга, — у меня швея-рукодельница знакомая есть, хочешь, для тебя сарафан закажу? А чего, напялишь, потаскаешься по рынку, глядишь, еще какие-нибудь слухи разузнаешь-разнесешь?
— А, чтоб тебя Сарум забрал, — проворчал тот,— круг будет на закате, во дворе Касима-работорговца.
Не попрощавшись, воины развернулись и продолжили свой путь. Прикусив губу, Инга смотрела им вслед, и как только их широкие спины скрылись в толпе, задумчиво сказала:
— Тридцать два подснежника… Не откладывай на завтра, то что можно искалечить сегодня. За мной, не отставай.
Они пересекли рынок и свернули на улочку, с обеих сторон огороженную домами, точно нескончаемым забором, и такую узкую, что едва протиснулся бы конный. Улочка влилась в просторную площадь. Всюду суетился люд, тут и там, продавали что-то с лотков, а какой-то толстяк в засаленной, коричневой рясе громко говорил о надвигающимся конце света. Никто не обращал на него внимания. Под ногами шныряли бездомные собаки и лежал еще не втоптанный в брусчатку конский навоз. Все было ново, все в диковинку. Миранда вертела по сторонам головой и едва не потеряла Ингу в толпе. На другом конце площади, они продолжили путь вдоль еще одной узкой улочки, и через некоторое время остановились. Перед ними была лавка. Над дверью поскрипывала на ветру вывеска в форме жабы с обломанной лапой, а из незастекленного оконца несло чем-то кислым, похоже уксусом. Инга велела подождать на улице, а сама, пнула дверь ногой и скрылась внутри. Глотков через двадцать на пороге явилась толстая старуха, в замасленном кожаном фартуке. Поводив носом по воздуху, будто собака, она указала Миранде на голову и сипло гаркнула : «Сымай.» Миранда не шевельнулась. Старуха приоткрыла дверь, и крикнула внутрь: «Стрекоза, она что, глухая?»
— Я не глухая, — буркнула Миранда.
Быть может оттого, что она провела целый день с Ингой, и невольно пропиталась ее дерзким нравом, или же старухин взгляд, не скрывавший презрения, только Миранда решила, что пора бы остальным показать хоть чуточку уважения. Она шагнула к двери и пнула ее ногой. Доски задребезжали, но не сдвинулись, зато ногу пронзила жуткая боль. Миранда ухватилась за покалеченную ногу и запрыгала на другой. Старуха расхохоталась жутким смехом, будто кто-то быстро открывал и закрывал ржавую калитку. Боль неожиданно прошла. Не желая больше веселить старую ведьму, Миранда дождалась, пока та сама откроет дверь, и вошла следом.
От порога начиналась комната, уходившая в полумрак. Стол в углу был завален тряпками, деревянными плошками и разноцветными склянками. Все это освещалось единственной свечой посередине. Но вот темнота засветилась и окрасилась зеленью. Открылись стены, увешанные шкурками животных и чучелами птиц, явился пол уставленный корзинами и сундучками. В дальнем углу сидела на топчане Инга. Она прижимала к губам тонкую палку, или ветку, другим концом, точно гибкой лозой уходившую под топчан и крепленую там к жестяному бочонку. Инга отняла трубку и выдохнула клуб пахучего, сладкого дыма. «Зяблик, — протянула она, — делай то, что велит эта бабка, ей можешь доверять… до-ве-рять...»
Старуха что-то проворчала, подтолкнула Миранду к столу и велела сесть на табурет. После, накинула на грудь видавшую виды тряпку, и не спросив разрешения, сдернула с Миранды косынку. Миранда хотела встать, но бабка удержала ее за плечи, и буркнув, «Слушай Стрекозу», начала втирать в волосы что-то вязкое. Капли зелья упали на тряпку и поползли вниз, оставляя за собой змейки темно-серого цвета. Миранда заерзала на табурете, тогда старуха ухватила ее за волосы и… Ароматный дым окутал лицо, Миранда невольно вдохнула. Дым был таким сладким, хотелось вдохнуть еще, глубже… Приятно закружилась голова. «Доверять, доверять…» — прозвенел где-то рядом колокольчик…
— Ведьма старая, сгубила девчонку… Зяблик, очнись… Очнись говорю…
— Да живая она, чего ты ругаешься? Сидела на табурете, будто на еже, вот я и успокоила ее немного.
— Чтоб тебя так волки успокоили. Она ж молоденькая совсем, ребенок. А чего светлыми не покрасила?
— Да куды ж светлым-то? Этакую пакость только черный возьмет. Погодь, сейчас плесну воды, она и очухается… Эй, девка, слышь, девка, просыпайся.
Миранда открыла глаза. Над ней склонилась Инга. И еще кто-то… Сморщенное лицо старой женщины. Миранда тут же вспомнила капли серой, пахучей мази, и схватилась за голову. Волосы на месте, только мокрые. Глупости какие-то, она и сама могла бы их помыть. Сквозь незастекленное окно, проглядывалась в зеленой дымке улица. Значит уже наступила ночь. По всей комнате горели свечи, и пламя отражалось в надраенных жестянках, стоявших на столе. Инга вдруг засмеялась и протянула зеркальце: «Глянь-ка»
Миранда покрутила зеркальце и, поймав свое отражение, ахнула. Она перебросила волосы на грудь и обеими руками поднесла пряди к глазам. Из разжатого кулака хлынула черная волна. Волосы цвета угля, и, как уголь же — обыкновенные.