Граф. Рассказ двенадцатый. Квадратура жизни

Николай Шведов
       Через месяц, примерно, как сосед, отставной полковник Семёныч, соорудил вокруг своих владений двухметровый забор из металлических реек, Граф случайно напомнил ему в подробностях о том,  как мы славно обмывали мой дармовой заборчик из ангарской сосны. И, между прочим,  как катали друг друга в садовой тачке, и как Семёныч уронил меня на грядку клубники, а я не обиделся и даже поцеловал его взасос, как любимую тёщу.
       Короче, наш отставник уже не мог не пригласить нас на мальчишник. Собраться решили в субботу под вечер в Графовой беседке, напрочь спрятанной в виноградные листья. Присутствовали кроме нас троих: мой сын Сережа-младший, которого мы видели мельком, но слышали  хорошо, даже чересчур,  и полковничий кот Хам, тоже отставник, громадный, лысый и кастрированный. Хам частенько отлучался по своим делам, но мальчишники он любил, так как к пиву обязательно подавалась рыбка.
       Прижимистый сосед принёс могучий графин и корзину овощей, Граф, посмотрев подозрительно на графин,  немедленно подправил его бутылкой виски, я же обеспечил стол пивом и астраханской рыбёшкой. Поехали…  Но даже после третьей разговор не склеивался - жара не хотела спадать. Тут ещё со второго этажа нового домика Графа истошно завыл синхронизатор: это Серёжа-младший начал разучивать по просьбе Графа его любимый  мотивчик из «Аскольдовой могилы».   
       - Д-а-а, - что-то вспоминая про себя, вздохнул  полковник, - вот у нас на Колыме, бывало, как волки затянут бодягу свою – тоска. Калашами отгоняли… А тут бы и гранатомёт не помешал - влупить бы по этому ассенизатору. Ещё минут пять и я вместе с чадником твоим выть начну!
        Я, понятно, возмутился. Гранатомётом по сыну! Какой отец такое выдержит.  Но я знал слабое место нашего отставника и зловещим мистическим голосом произнёс:
       - Земля то круглая, а жизнь квадратная… по углам - покойники…, сам ты чадник!
        Петр Семёныч посмотрел на меня с недоверчивым испугом и начал оправдываться:
        - Ты, Ник Вадимыч, не разобрался, по-моему, ты не спеши. «Чадник» - это значит чадо твоё. Только и всего. Чад-Ник – чадо Ника. Ну, понял теперь?
        - Загибаешь ты крепко, Семёныч, - удивился я, - тебя бы к обэриутам*. Поэты-шалуны такие были, пока Сталин их произведения не прочитал.
        - А вот это - не надо! – обиделся полковник, -  Я тебе больше скажу. Вот ты любитель чая, так? А зовут тебя как? Ник? Правильно? Значит ты кто? Без обиды! Чай-Ник!!
        Граф, слушая соседа, завороженно моргал зенками, поёживаясь от удовольствия, сам-то он меня подкалывать побаивался:
        - Ну, полковник, ты в форме сегодня! Чай-Ник! Это надо же. Наливай! Только не чая, а то Ник обидится.
        - Да вы спелись как два кота на помойке – возмутился я, но меня голыми руками не возьмёшь: - А скажи-ка, дядя, ведь недаром наш Граф, ошпаренный загаром, напялил свою боевую гимнастёрку?
        Вот так классно переключил я мысль нашего отставника с моей персоны на Серёгу. Надо сказать, что из-за жары Граф выглядел весьма импозантно. К своим драным джинсам он присовокупил давно списанную чёрную как сажа рубашку от Гуччи, в которой к дырам возрастного происхождения добавил собственноручно вырезанные дырки, так что прорех в рубахе оказалось больше, чем материи. Граф очень гордился своим произведением и называл его почему-то: «мой вип макинтош».
        То, что я сравнил эту форму одежды Графа с «гимнастёркой» неожиданно повергло нашего солдафона в нервный криз, он как будто в первый раз увидел Серёгино изобретение. Полковник побагровел, зажевал губами воздух и, вдруг ткнув Графа корявым пальцем в дырку на пупке, крикнул:
        - Хламидиоз трахоматис ходячий!
        - Ух-ты, красиво поёшь, Пётр Семёныч! – восторженно удивился я, пока Граф хлопал гляделками, - откуда такие познания?
        - У меня по жизни подруги были сугубо из медсанбата. Принципиально! Я эти хламидии от разных там кандидов наощупь отличить могу!- с гордостью сообщил отставник, -  А вот от тебя, ЕвГраф, – не ожидал! Гимнастёрка! Это ж надо!
        Мой друг человек был уравновешенный  но, когда его вместо Графа называли Евграфом, крепко не любил. Поэтому потребовал, чтобы ему налили хоть что-нибудь, наконец. Причём, поскольку на разговоры ушло много времени, две дозы сразу. Все согласились, даже старик Хам привстал со скамейки, положив обе лапы на стол. Граф тотчас пришел в умиление от понятливости животного и поцеловал его в макушку.
        На этот раз мы опробовали первачок Семёныча, настоенный на клевере с легкой добавкой сухого козьего навоза. Хаму запах зелья не глянулся и он покинул нашу компанию по-английски, недовольно махая остатком хвоста.
        - Умное животное!.. Изверг!, – с трудом  выдохнул Граф, смахнув набежавшую слезу.
        Я же временно говорить не мог, но в мыслях поддержал его по полной.
        - Дохляки! Графин дочитаем - все хламидии кверху лапками, - хохотнул слегка покрасневший полковник.
        - Семёныч, за что ты нас так? – наконец выдохнул и я, - Нет уж. В следующий стопарь наливаю вискарь!
        - Поэт гонит правильную волну, - обрадовался Граф, потом, мстительно взглянув на соседа, добавил: – У меня, может, рубашка и в дырках, а боевой офицер пусть нам объяснит, почему у него двухметровый забор дырявый. Ширина планок меньше, чем расстояние между ними. Это как? Может, это жадность называется? Да, а где солёные грибочки?
        - Грибки принесу. Не вопрос. А забор такой, потому что все вокруг сплошные заборы наставили. Как монахи дебильные. Я хочу всех видеть, кто мимо проходит, а то так и соседей в лицо забудешь... И кто бы говорил, погляди на себя - весь в дырках, как чучело!
        - Уж лучше, чем по участку в одних трусах шастать - неизвестно на чём держаться!
        - Может, я специально заголяюсь. Топлес, так сказать. Мне не жалко. Я и малую нужду справить могу – а ты не подсматривай! Пусть радуются!
        - Вот счастье-то! Пожалуй, баба Шура и порадуется… если, конечно, Ник её на каталке к забору подвезёт. А других я не наблюдаю.
        До чего народ от жары дошёл, подумалось мне. Пора было их одёрнуть.
        - Хватит! Семёныч, я хочу тебе рассказать случай из моей военной биографии. Вот, смотри. В институте на сборах в хохляндии, сидим мы с моим однокурсником, Мишкой Спринциным, на аэродроме новом и сбиваем зубилами брак на плитах, что б самолёты резину покрышек не рвали. Пекло! Оба голые по пояс, тощие. А надо сказать, что мы по физиономии похожи очень, с похмелья не отличишь. Миша устал, разлегся на солнышке, сапоги под голову положил. А я долблю бетон как дятел. Подходит лейтенант. Говорит: «Спринцин! Нет, Шведов… Нет, Спринцин… Нет, Шведов…» и так далее, заклинило. Хочет наряд влепить, а не знает кому! Плюнул и свалил, матерясь!.. Как тебе ситуация?
        Полковник рявкнул не задумываясь:
        - Дурак,  ваш лейтенант! Надо было дать два наряда вне очереди и Спринцину и Шведову. И все дела. И не промахнулся бы.
        - А вот это правильно, - удовлетворённо заявил Граф, наливая по следующей. - Земля круглая, а жизнь то квадратная, сам говорил.
        Я приумолк, поражённый мудростью отставника и задумался над квадратурой жизни. Незаметно сознание моё покинуло этот мир, а когда я вернулся, уже смеркалось  и чувство опасности заползло мне за воротник. Мужики мои одновременно рассказывали друг другу что-то сокровенное, при этом согласно кивая головами.
        - Бойцы басурмане, – крикнул я, что бы привлечь к себе внимание, - Зайка на горизонте! Семёныч, нам пора!
        - Не бросайте меня, ребята, - забормотал Граф, испуганно оглядываясь по сторонам. И точно. Минуты не прошло, как в беседку вошла сама Зоя Михайловна и с ней милое создание неопределённого возраста, испуганно глядевшая на нас из-за её плеча. Присутствие постороннего и небольшого по размерам человечка, явно не хотевшего нас обидеть, смягчало ситуацию.
         Не сказать, что Зою сильно удивил антураж из «вип макинтоша» мужа и двух бутылок виски, а графин с первачом на донышке вообще смотрелся безобидно. Придирчиво оглядев наши физиономии, хозяйка сказала, показывая на меня мизинцем левой руки:
        - Вот, познакомься, это наш друг Ник, замечательный поэт и художник… А это моя подруга. Прима-контральто детской оперы «У Никитских ворот», Элиночка Певрач.
        Пока я пытался оторвать себя от проклятой скамьи, наш сосед не по возрасту шустро подобрался к певичке и, схватив её за ручку, эту же ручку страстно облобызал.
        - Генерал Кутепов к Вашим услугам, мадам! Первач – это чудесно, это по-нашему!
        Зойка брезгливо отодвинула полковника в исходное положение. В доме Графа дико взвыл синхронизатор, Серёжа-младший, как будто специально, зарядил марш из «Аиды».
        - Благодарю Вас, - низким голосом прогудела малышка, - как у вас тут уютненько…
        - Присаживайтесь, родные, - крикнул Граф багровым лицом. Всё это время он стоял переломившись пополам, изображая, видимо, поклон, хлебосольно раскинув руки аж за спину, отчего походил одновременно на пингвина и вождя племени боку-ёку.
        Тут я заметил, что из густых виноградных листьев торчит лысая башка Хама.  Кот внимательно и, мне показалось, сексуально смотрел на нашу гостью. Я перевёл глаза на Элину, она видно почувствовала взгляд зверя и нашла его взглядом.
        - Ой, кто это? - пискнула певица (куда только её бас девался!),  опускаясь на лавку. Но отвечать не потребовалось. Хам не спеша просочился на арену, прошёл по спинке лавки и безапелляционно устроился на коленях дамы. 
        - Пардон, мадам, - извинился за кота полковник, - кот вполне заслуженный, имеет благодарность от УВД города Магадана… Очень коротко! Моя, э-э-э, подруга вышла поздним вечером с этим разбойником на руках, дело было зимой. Подворотня. Два мерзавца подходят к даме, а у неё дорогая меховая шуба. Говорят: отдайте шубку, тётя!  Д-а-а, девяностые годы, есть что вспомнить! А котика, которого Варька держала на руках, приняли за муфту меховую, тогда он был молодой и пушистый. Один громила хвать котяру – думал писец! Тут писец ему и пришёл, пардон! Я видел его потом одноглазого, в шрамах, жуть! Кот выдрал ему глаз с корнем! Натюрлих! Второй бежал так, что сбил участкового с ног! Правда,  тот случайно там оказался и, честно говоря, сам еле на ногах стоял. Мы с ним до этого…
        - Всё, всё, хорош! – вмешался я, - рассказы из военной жизни отставить!
        К концу полковничьей тирады прима начала незаметно и с ужасом подталкивать кота в мою сторону. Я хотел было прибрать его к рукам, но Хам исчез с глаз долой как булгаковская бестия.
        Графу стало уютно на душе от воспоминаний заслуженного чекиста. Поэтому, чуть выпучив глазки и перекосив рот, он совершенно не в тему брякнул:
        - А вот Зоя Михайловна у меня… у нас... у вас... всё знает!.. Но ничего не помнит!
        А кто его просил, спрашивается, делать такие заявления?  Первый тезис уже был подозрителен, а второй, зная его супругу, и вовсе… Я оглядел стол. Бумажные тарелки, пластиковые вилки и ножи не опасны – это мы проходили.  Графин! Вот удобная штука для прямого контакта! Я потянулся за ним, но Зойка резким движением опередила меня.
       На счастье в беседке нарисовался мой музыкально-поэтический отпрыск. Я попросил его представиться и прочитать какую-нибудь виршу собственного сочинения.
       - Меня зовут Сергуня, это Вам! - тут будущий ловелас вытащил из-за спины штук пять, только что сорванных с любимой зойкиной клумбы, королевских хризантем.
       Зоя схватилась за голову, но промолчала. Я же воспользовался её секундным обмороком и спрятал графин под стол для безопасности.
       - Зови меня просто Лиза, - ласково улыбнулась Серёже моя будущая вторая супруга.
       Серёженька сверкнул глазёнками и мгновенно выпалил строчки, хотя последнее слово никак не хотело у него выговариваться:
                - Вот такая, просто Лиза,
                получилась ан… ан…тре… антре… приза!
        Всё. Вот такая однажды случилась квадратура в моей жизни. Лизочкин бас, от которого я балдею, зовёт к столу. Пока, мой читатель, пока!