В бронированной кабине ударного вертолета «Апач» пилот Пол Смит чувствовал себя уверенно. Как-никак, даже стекло легко держит очередь из крупнокалиберного пулемета. А у горстки обреченных русских не было даже их.
Смит вел машину низко над остывающей пустыней. Иногда вертолет встряхивало, и пилот видел, как в передней кабине покачивается белый шар – шлем стрелка-оператора бортового вооружения Германа Шолля.
Очки ночного видения превращали непроглядную ночь в день. Русские солдаты, очевидно, слышали гул турбин «Апача». Они бежали, пытаясь спастись от неминуемой гибели, падали на землю, и закрывали голову руками. Дробно рокотала пушка, и Шолль бодрым голосом давал направление на новую цель.
Над головой лопасти несущего винта кружились в бесконечном вихре, стрелки приборов неподвижно застыли в зеленых секторах, война казалась обыденной и простой, но Смиту претило уничтожать… убивать беззащитных людей. Зато его напарник разошелся не на шутку:
- Еще один! – радостно крикнул по переговорному устройству Шолль. – Я, похоже, переплюнул прадеда!
- Не понимаю. Поясните.
- Он когда-то охотился на зайцев в славном округе Мюльфиртель! Говорил, настрелял девятнадцать штук!
- Вас понял, – поморщился Смит. – Пора домой! Горючего мало.
- Погоди! – крикнул оператор. – Вижу еще одного! Давай и его для ровного счета! Крути под девяносто влево!
Смит, повинуясь приказу, бросил машину в вираж. Прицельная система захватила живую мишень. На дисплее появилась картинка: русский пехотинец. Но почему он стоит в полный рост? Почему не пытается убежать? Шолль, верный привычке стрелять в упор, молчал, и Смит разглядел в руках солдата противотанковый гранатомет. Вдруг время помчалось с бешеной скоростью.
Пушка дала короткую очередь. В следующий миг вертолет встряхнуло. Приборная доска заходила ходуном перед глазами. По характерному вою Смит понял: повреждена трансмиссия. Вот-вот несущий винт заклинит, и боевая машина превратится в падающую с неба груду металла. Тогда не помогут даже мощные амортизаторы в опорах шасси: удар при падении переломает позвонки, и счастье, если проведешь остаток жизни в инвалидной коляске. Сомнительная удача!
- Мэйдэй, мэйдэй, мы падаем! – отчаянно крикнул Шолль.
Пилот убрал газ и едва успел приткнуть машину прямо перед собой, как над головой что-то хрустнуло и лопасти встали так резко, что вертолет едва не опрокинулся на бок. Смит открыл дверь, схватил аварийный запас и спрыгнул на песок. Шолль уже стоял у кабины, подсвечивая фонарем рваную дыру в фюзеляже, и, судя по тону, исторгал из своей глотки самые изощренные немецкие ругательства. Наконец, он выдохся.
- Русская свинья! – прорычал Шолль. – Невероятно! С первого раза!
- Повезло. В Ираке пуля пробила броню и угодила в шею пилоту…
Совсем рядом раздался мучительный стон. Смит пошарил лучом фонаря и увидел русского. Тот лежал на песке, кусая бескровные губы, видимо, стараясь не выдать себя врагу. Крупные капли выступили на сером, как тряпка, лице, в глазах страдальца застыла почти нечеловеческая боль.
Пилот раскрыл аптечку и бросился к раненому. Казалось, жизнь в несчастном держится лишь чудом: обе его ноги выше колена оторвало снарядом. Обломки костей белели из-под разорванных брюк. Песок пропитался кровью. Смит быстро наложил жгут и ткнул парню в плечо противошоковый шприц-тюбик.
- Зачем ты это делаешь? Жизнь этой свиньи не стоит наших лекарств, – Шолль ткнул раненого носком ботинка в обрубок ноги. Тот сжал зубы, широко раскрыл серые глаза и попытался улыбнуться своему мучителю.
Смит спокойно, без суеты, сообщил по радио о необходимости срочной медицинской помощи, медленно встал и могучим ударом кулака свалил напарника наземь.
- Держись, друг! – сказал он по-русски. – Мы тебя вытащим. Я ведь тоже из России. Пашка я, Кузнецов.
Раненый посмотрел на своего спасителя с такой злобой, что Смит вздрогнул, как от удара.
- Ты мне не друг, - словно выплюнул солдат. – Иуда ты. Паршивый предатель.
Где-то далеко послышался вибрирующий гул. Вскоре большой «Черный ястреб», поднимая тучи пыли, сел рядом с подбитым «Апачем». Санитары положили пострадавших – тяжелого и легкого, на носилки и погрузили в вертолет. Смит забрался сам. Взвыли турбины, захлопали над головой лопасти, машина взмыла в непроницаемую тьму и помчалась домой.
Ярко-красный, расписанный рекламой туристический автобус мягко покатил по главной улице. Смит, глядел во все глаза: оказывается, в России не так и плохо, несмотря на эмбарго и жесткие санкции. За окном проплывали оштукатуренные дома с разноцветными крышами, кричащие витрины магазинов, новенькие вывески учреждений. Мелькали плакаты «голосуйте за Руслана Керимова, пожизненного президента России». И, на удивление, везде идеальная чистота. Даже в Германии на тротуаре нет-нет да попадется фантик или бумажка, а здесь все будто языком вылизано.
Неожиданно автобус остановился. Туристы зашумели, но девушка-экскурсовод поспешила их успокоить: ничего не случилось, просто в город приехал крупный чиновник. Его надо пропустить.
Стояли долго. Экскурсовод нервно ходила по салону, наконец, она пошепталась с водителем и автобус нехотя, словно на тормозах, тронулся и свернул в переулок. Туристы прилипли к окнам. Смит даже охнул: такого он и не ожидал увидеть. Теперь автобус ехал мимо рассыпанного мусора, обшарпанных стен и ржавых, наскоро залатанных крыш, оплетенных паутиной проводов от многочисленных спутниковых антенн. Иногда за грязными стеклами мелькали серые, усталые лица. Люди провожали автобус тупыми, полными ненависти взглядами, будто по улице ехал вражеский танк.
Смит вспомнил былое: увольнение из армии, трудную и опасную работу пилотом-спасателем в пожарной, а после санитарной авиации. Да, многое пришлось повидать. Конечно, время никого не щадит и темная шевелюра давно стала седой… но все-таки это лучше, чем облысеть, как его бывший напарник Шолль. Ирония судьбы, но вот он, Герман, сидит впереди. И голова его, в белой кепке, покачивается, как много лет назад во время давней охоты на людей.
Автобус остановился на площади перед собором. Купола, видимо, недавно отремонтированные, весело сверкали золотом на фоне хмурого, затянутого низкими тучами неба. Чуть в стороне от выбеленной крепостной стены отсвечивали стекла торговых рядов. Надо купить какой-нибудь сувенир для Элис, жаль, что она так и не поехала в таинственную и враждебную Россию.
С шипением открылась дверь, и туристы высыпали на площадь – размять затекшие за три часа ноги. Кто-то бросился к низкому желтому строению с буквами WC и Смит усмехнулся: наверное, еле дотерпел, бедняга. Надо внимательно слушать инструктаж: неоднократно говорили, что в России не принято заправлять туалеты в автобусах.
Несколько человек обступили экскурсовода, и девушка заученно сказала, что собор построен в двенадцатом веке и его неоднократно разоряли татаро-монголы.
Неожиданно что-то загремело, будто кто-то водил по асфальту ломом, стуча при этом деревянным молотком. Защелкали затворы фотоаппаратов. Экскурсовод побледнела, будто увидела зомби. Смит обернулся и едва не выронил камеру.
На низенькой тележке – четыре подшипника, прикрученных к металлической платформе – катился безногий калека, ловко отталкиваясь от земли деревянными толкушками. В рваной куртке и шапке-ушанке, с иссохшим, прокуренным лицом, он казался пришельцем из тяжкого прошлого, когда еще не было бионических протезов или хотя бы электрических колясок. Сейчас, в двадцать первом веке, когда инвалиды бегают едва ли не быстрее здоровых людей, примитивная конструкция, на которой он передвигался, казалась совершенной дичью, фантасмагорией, ночным кошмаром. И человек этот, вернее, его обрубок, показался Смиту странно знакомым.
Калека остановился у крепостной стены, бросил перед собой шапку и хрипло выкрикнул:
- Хорошо тому живется, у кого одна нога! Туфля об туфлю не трется и порчинина одна! А у меня вот ни одной нет! Подайте на жисть герою борьбы с врагами Отечества и победителю дракона!
Он распахнул куртку. На потрепанном пиджаке блеснул орден. В шапке зазвенели монеты. Кто-то кинул купюру.
- Благодарю! – прохрипел инвалид.
Неизвестно откуда налетели казаки. Широкоплечие, мордатые, они походили на горилл, зачем-то напяливших зеленую форму и папахи.
- Старшой, еще один! – крикнул кто-то.
- Проучить! – ответил властный голос.
Защелкали нагайки, раздались глухие удары. Казаки нагнулись над инвалидом, загораживая его затянутыми в мундиры спинами. Калека мучительно застонал, и Смит застыл, пораженный. Он вспомнил пустыню и солдата с оторванными ногами в луже собственной крови. Вспомнил серое, застывшее в муках лицо и полный презрения взгляд …
- Ах ты ж! – закричал Смит и бросился на казаков.
Несмотря на возраст, он был еще очень силен. Годы занятия боксом не прошли даром. Смит схватил «старшого» и отшвырнул в сторону. Еще двое казаков полетели кувырком. Командир вскочил, замахнулся нагайкой и замер, растерянно хлопая глазами. На лице отразилась работа единственной извилины. Остальные казаки выстроились полукругом, матерясь, но не решаясь действовать без приказа.
- Господин иностранец, - подобострастно глядя на Смита, выдавил, наконец, «старшой». – Не мешайте нам. Мы боремся с… нищетой. Сами понимаете: служба.
Калека лежал на спине, возле перевернутой вверх колесами тележки. Его лицо опухло от побоев, на губах выступила пенистая кровь. Наверное, казаки что-то повредили у него внутри. Он закашлялся и прохрипел:
- А… Пашка-предатель. Я тебя сразу узнал… Вишь мы, какие, русские. Все стерпим… И от чужих, и от своих. Не то что вы, американцы…
Бывший солдат хотел еще что-то сказать. В горле забулькало. Он скорчился, пытаясь втянуть хоть немного воздуха, царапая ногтями шею.
- Скорую! Быстрее! Что вы стоите? – крикнул Смит. – У него легкое порвано! Пневмоторакс!
Казаки потупились.
- Скорая нынче в копеечку влетает, - пояснил «старшой». – А этот… нищета безлошадная.
- Я заплачу! – быстро сказал Смит. - Вызывайте!
Командир достал из кармана смартфон. «Последней модели, - отметил про себя Смит, – неплохо же здесь платят тонтон-макутам. Даже в Штатах эта «машинка» доступна далеко не всем».
В прогалинах между тучами показалось солнце. Его луч скользнул по куполам и упал на умирающего. Тот, лежа внутри золотого круга, раскинул руки, несколько раз поскреб пальцами асфальт и замер в жуткой, пугающей неподвижности. Смит не увидел, скорее, почувствовал, как что-то невесомое, неуловимое и незримое взмыло в воздух и растворилось в синеве. И тут же, словно на глазах, сомкнулись тучи, из которых начал накрапывать мелкий, но злой и холодный дождь.
Подкатила скорая помощь. Молодой фельдшер склонился над бездыханным телом.
Сзади кто-то хмыкнул. Смит обернулся: рядом, даже не пытаясь сдерживать ухмылку, стоял Шолль.
- Ради такого представления стоило пролететь пять тысяч миль, а, приятель? – спросил по-английски бывший стрелок-оператор и фамильярно хлопнул Смита по плечу. – Русское варварство, как оно есть! Дикари! К ногтю их!
Фельдшер поднялся и съежился под многозначительным взглядом «старшого»:
- К сожалению, медицина здесь бессильна. Умер от сердечного приступа, - сказал медик, стараясь не встречаться ни с кем глазами. – Мы заберем тело.
- Минутку, - остановил его Смит. – Кое-кому все-таки придется воспользоваться вашими услугами.
Он развернулся и одним ударом кулака свалил довольно улыбающегося Шолля на асфальт.