— Ты меня легко узнаешь, христопродавец — у меня на голове будет блюдо с фруктами.
— Это хорошая мысль, кукла Лена. Я, пожалуй, возьму одно манго с твоего разрешения.
— До встречи с тобой, нехристь, я была девушкой застенчивой и часто испытывала трепет с поводом или без повода. А ты на меня совсем внимания не обращаешь. Я от этого даже вся почернела.
Затеял интрижку с кем-то офисе, сионист? Опять секс в синагоге под тихий наигрыш саксофона? Пока я тут жду его дома, сложа руки и раздвинув ноги в полярной ночи.
— Кукла Лена, я просто сегодня устал как ездовая собака.
— Нет, это все это потому, что евреи — это дети. В том смысле, что пубертатные взрывы чувственности у них не прекращаются до старости. Несмотря на то, что в офисе нашей компании все женщины скрывают свой возраст. И каждая кривенькая, косанькая, жирненькая, на мужика похожая.
Особенно эта новая бухгалтерша, беженка с Украины: «Распахиваются расписные ставни в мазаной хате, и гарна дивчина Оксана выкладывает на подоконник свои пышные груди». Не зря моя мама говорит: «Главным бенефициаром операций по увеличению груди всегда были евреи». Ой, не зря!
Еще спрашивает она меня: «А где это — деревня под Рузой?». Дурочкой прикидывается! Ну я ее конечно на место быстро поставила: «Называйте меня просто — Комсомольскнаамурчанинка». Сразу заткнулась, хохляндия....
Просто не офис, а воплощением греха и разврата. Каждая и без того, и без этого — а все туда же. Да я над ними возвышаюсь как... как Фудзияма над токийским домом терпимости!
Хочешь, нехристь, чтобы я, красивая женщина трудной судьбы, убежала от тебя вся в слезах? А ведь это максимальная глубина человеческого падения, мировая ты закулиса. Так что камень, брошенный в мой огород, попадет тебе в голову, так и знай.
Разбаловала я тебя в конец, иудея. И инсулин ты, небось, опять уколоть забыл? По глазам вижу — забыл. На паперти меня оставить хочешь просить подаяние, морда твоя иудейская?
— Та-ак, день начался не очень удачно — суд приговорил меня к расстрелу. Да как ты могла такое подумать, кукла Лена!? На меня, богобоязливого иудея, соблюдающего Тору и мицвот. Человека, соблюдающего шабат! И потом, они же все там, в офисе, дуры редкие.
Зато, когда я смотрю на тебя — то мне сразу бросаются в глаза твои тяжёлая грудь и длинные ноги.
— Чуть что — руки он сразу распускает! Ничего на мне не растягивай — у меня плита включена. Лучше скажи мне что-нибудь возвышенное в свое оправдание, упырь ты Джорджа Сороса.
— Что-нибудь слезливо-печальное пойдет?
— У вас и печальное всегда с половым подтекстом.
— Евреи, кукла Лена, обычно переполняемые желанием изменить мир к лучшему. Но мир им почему-то в таких случаях упорно сопротивляется.
— Ой, да когда я тебе отказывала, ну чего ты врешь как всегда? Уже и сказать ему ничего нельзя. Я же для твоего же блага, хитромудрый ты пролетарий израилев (см. картинку над текстом). Одни хлопоты с тобой и баловство....
— Та-ак, мое терпение лопнуло. Ты меня вынуждаешь, кукла Лена, заняться выяснением истины.
— Для этого ты мне халат распахнул, обормот?
— Просто ты, кукла Лена, в неглиже так радуешь взгляд...
— Да иду я, иду, только плиту выключу.