ВЕРНЕР
Я не за что не оставил бы девушку наедине с Магоном, если бы не крайние обстоятельства. Доктор явно смотрел на этого субъекта сквозь розовые очки, а может, и сквозь чувство вины перед ним за ту историю в Тышле, о которой мне написал Майкрофт. Я же был далёк от упоения счастьем от встречи с живым Шерлоком, которого считал погибшим. Я читал об исследованиях Крамоля, кое-что знал о «потерянном полке», краем уха слышал понятие «абсолютный солдат», и полагал, что представляю себе, во что при желании можно превратить человеческую психику, если умело к этому подходить.
Виденное в церкви убедило меня в том, что наш противник подходит к этому именно умело. Сексуальное насилие, да ещё такое, при котором жертва абсолютно беспомощна, и даже в себе не властна, ломает психику так же легко, как ребёнок ломает сухую ветку. Конечно, я был далёк от того, чтобы считать этого негодяя Ози движущей силой истории. И за ним, и за Клуни явно стоял некто более могущественный – некто, вроде описанного доктором в последней его новелле профессора Мориарти, некто, дёргающий своих кукол за верёвочки, и его резиденция – филиал её, во всяком случае - должен был находиться, по моему разумению, где-то на таинственном корабле или в таинственной гавани, куда он, может быть, пристаёт.
Что касается Магона, если над ним ставился какой-то эксперимент - а было похоже, что так и есть – то мы могли только догадываться, что это за эксперимент, и какая в этом эксперименте роль могла отводиться нам. Я думал, что от Магона может исходить всё, что угодно, и доверять ему никак нельзя. Если в этом теле где-то и оставался Шерлок, то он мог быть связан или без сознания, а определять поведение тела вполне могла мысль кукловода.
Уотсон мне понравился. Я не ожидал, что он мне понравится – Майкрофт описывал его, как некогда респектабельного и очень правильного обывателя, на его вкус, туповатого и ограниченного, но искренне привязанного к Шерлоку. «Он настолько несамостоятелен, - писал мне Майкрофт, - что после смерти его друга не знает, куда себя деть, и попросту спивается, последовательно теряя уважение, работу и человеческий облик. Однако, это всё ещё тот самый доктор Уотсон, к которому Шерлок был так же искренне привязан, и которому кое-чем обязан даже я, так что я не могу не принимать в нём участия».
Возможно, с точки зрения Майкрофта всё так и было. Майкрофт никогда не был силён в тех человеческих отношениях, которые нельзя поставить на доску в его вечной шахматной партии. Я же, увидев доктора Уотсона, прежде всего подумал: вот человек, перед которым будет трудно притворяться – уже потому, хотя бы, что он сам притворяться ни за что не станет. Не был он туповат – его медлительность базировалась на основательности, а наивность происходила просто из тех положительных качеств, которыми он был щедро наделён и, может быть, поэтому не мог предположить их отсутствия в других. Но в глазах его я сразу увидел искру ума и готовности к восприятию, что тупым никак не свойственно. И я подумал, что не удивлён привязанностью Шерлока к нему. Насчёт пьянства его сказать что-то было трудно – я однажды видел его не в себе, но не пьяным, а одурманенным, а больше он ничего, кроме воды, в рот не брал, что могло изобличать как трезвенника, так и запойного пьяницу, боящегося самого себя.
И узнав всё это, я тем более настороженно отнёсся к его отношениям с Магоном. Доктор мог обманываться, идти на поводу у своей привязанности, своей вины, видеть то, чего не было. Так или иначе, я оставался настороже и ни за что не оставил бы девушку наедине с этим субъектом если бы не крайняя необходимость.
А необходимость была. Пожар в церкви предлагал свою логику поведения и нарушить её – значило бы обратить на себя внимание, которого нам никак не нужно было сейчас.
Идёмте быстро, - сказал я Уотсону. – Чем скорее нас увидят там, тем скорее можно будет снова оказаться здесь.
Мы направились к церкви почти бегом. Там уже было людно – группы людей переговаривались, переходили с места на место. Кто-то пытался тушить пожар, но вяло и непродуктивно, как будто не осмеливались без сигнала. Зато активно таскали из колодцев воду и лили её изобильно на крыши близлежащих домов – от искр.
- Они не тушат, - шепнул я Уотсону на ходу. – Ах, как это хорошо, что они не тушат!
- Это почему же они не тушат? – не понял он.
- Потому что своя рубашка ближе к телу – здесь вам не каменные джунгли – посмотрите, из чего сделаны дома. Каждый боится за свой. Вспыхнет от случайной искры – и семья окажется на улице. Воистину, доктор, люди забывают о боге, когда им угрожает разорение. Церковь – что? Пусть горит. Лишь бы огонь не перекинулся на крыши. Молиться можно в сердце своём, а спать всяк предпочитает в своей постели и не под открытым небом..
- Разве здесь ничего на подобный случай не предусмотрено? – спросил он. – В Лондоне давно бы прибыла пожарная команда.
- Егеря, - ответил я. – Разумеется, егеря Клуни – они почти военизированная организация. Но передать весть о пожаре в Клуни-Ярд нужно время – я уверен, что Мак-Ней тотчас пустился в путь. Но даже галопом туда и сюда не пять минут. Ах, как хорошо! Но мы с вами праздно стоять не будем. Наш дом далеко, и мы «знаем» что в подвале находится пленник. Не можем же мы оставить дела так, чтобы человек горел заживо.
Уотсон удивлённо посмотрел на меня:
- Вы предлагаете разыграть спектакль с доблестным бросанием в огонь?
- О, да! – горячо согласился я. – И хорошо бы найти неопознаваемое почти сгоревшее тело, связанное тело. И устроить по этому поводу скандал. Не особенно сильный – скандал, размером в потревоженное нравственное чувство гуманиста, врача, для которого даже сын дьявола, чуть не прокусивший ему сонную артерию – просто несчастный душевнобольной.
- А пулевое отверстие? – спросил он.
Что бы там ни говорил Майкрофт, мой новоиспечённый компаньон не страдал тупостью.
- Пулевое отверстие, действительно, может нам немного помешать, - согласился я. – Но обугленные кости хрупкие.
Он кивнул и вдруг перешёл на бег, попутно растрепав себе рукой волосы и пару раз ударив себя по щекам ладонями, чтобы они загорелись. Нет, сотрудничество с Шерлоком для этого человека явно не прошло даром. Отпустив его на десяток шагов я последовал за ним, так что к толпящимся перед церковью мы подбежали почти одновременно.
- Да куда вы? Куда? Объясните же! – закричал я, подыгрывая ему.
Он вбежал в середину толпы и вдруг остановился, словно в растерянности, вертя головой:
- Кто здесь главный? – спросил он у всех сразу. – Кто командует пожарными? Где полиция?
- Да стойте же! – я, наконец, ухватил его за рукав. – Здесь вам не Лондон. Здесь нет полиции!
- Всё равно! – очень последовательно заключил он. – Кто-нибудь! Там, внутри, остался человек. Он так заживо сгорит.
- Где священник? – крикнул кто-то в толпе.
И вот тут доктор меня превзошёл, потому что сообщил толпе во всеуслышание:
- Не священник. Этот сумасшедший из леса, которого днём поймали люди Клуни. Они сказали, что запрут его в церковном подвале, он, должно быть, и сейчас там.
Если Уотсон хотел, чтобы церкви дали спокойно погореть до появления егерей, он добился своего. При упоминании о Магоне, поселяне, и так не слишком рьяно пытающиеся тушить пожар, и вовсе отшатнулись.
- Он же человек! – трагично воззвал Уотсон. – Ну, неужели вам всё равно, что человек сгорит заживо? – он сделал движение ко входу в церковь.
- Держите его! – крикнул я. – Он сейчас в огонь кинется!
Нам нужно было выиграть время, чтобы дать огню сделать своё дело. Но, увы. Времени у нас оказалось немного – очень скоро за треском огня мы услышали стук множества копыт, и к церкви галопом подлетел отряд егерей сразу в восемь человек.
Эти теряться не стали – выстроившись цепочкой, принялись быстро передавать вёдра с водой от близлежащего колодца и поливать прежде всего дверь. Клубы пара с шипением взвились вверх, мешаясь с дымом.
- Подвал! – снова крикнул Уотсон. – Там же человек в подвале! Там же дикарь! Он уже, наверное, задохнулся!
На этот раз крик его подхватили – любителей загребать жар чужими руками среди соседей хватало, а тут все дружно решили возложить ответственность на егерей. Они, впрочем, не протестовали, для того и воспитанные в суровом Клуни-Ярде.
- Пора, - вполголоса сказал мне Уотсон. – Не давайте им тут же следовать за мной, - и уже без шума и привлечения внимания скользнул в самый дым к тому потайному ходу, которым мы пробрались сюда в первый раз.
Я не мог идти с ним – мне следовало прикрывать его манёвр, и я перехватил инициативу и стал суетиться и кричать за двоих, в глубине души обмирая от страха – не задохнулся бы в дыму мой товарищ, не сгорел бы заживо. Если всё было, как я подумал, и пожар загорелся из-за нашего хвороста, там, где был ход в подвал, чёрный ход, находился самый эпицентр пожара. Хотя, судя по времени, стены и пол коридора уже выгорели, но могли в любой момент рухнуть перекрытия – как только перегорят толстые несущие балки, так что я, как мог, отвлекал егерей и зевак, а сам в душе трясся от страха, ожидая каждое мгновение услышать громкий треск и звук обвала.
Но услышал вместо этого голос Уотсона. Задыхаясь в дыму и кашляя, он звал:
- Сюда! Он здесь!
Его услышали и бросились к ходу в подвал два егеря - с фонарями, хотя огонь и так неплохо освещал всю сцену. Но он уже показался сам – пятясь, он волоком тащил мёртвое тело в обгоревших лохмотьях. Егеря только перехватили его ношу и вынесли наружу. Голова мертвеца была буквально сплющена.
- Он мёртв, - прохрипел Уотсон, чьё лицо в полосках и пятнах гари, напоминало лицо шахтёра или кочегара на паровозе, а светлые волосы перестали быть светлыми. – Балка. Пробила ему череп. Расколола, как грецкий орех, - и, не в состоянии продолжать, он зашёлся в выворачивающем наизнанку кашле.
- Священник! Где священник? – беспрестанно спрашивал кто-то.
- Я видел его с час назад, - вдруг раздался надтреснутый голос. – Отец Ози спешил к станции.
- Что?! – рявкнул один из егерей – приземистый широкоплечий тип неприятной наружности, не из местных. – Кто это сказал? Повтори!
- Мчался к станции, вытаращив глаза, - повторил доктор Ленц. – Уж не свихнулся ли он и не сам ли поджег церковь вместе со злым духом?
Бренча и лязгая на ходу подкатила телега с бочкой воды и насосм – это уже была настоящая пожарная команда Клуни-Ярда.
- Нелюди! - всё ещё кашляя, выкрикнул Уотсон. – Дети и нелюди – вместе! Выдумали дурацкую сказку про злого духа и сожгли живьём несчастного сумасшедшего. Здесь нет полиции? Ха! Завтра здесь будет полиция из Инвернесса, и уж я позабочусь, чтобы они узнали, как вы тут лечите помешанных. Огнём, как в средние века! Врач! Учитель! Образованные люди! – он надорвал горло и снова зашёлся в кашле, едва держась на ногах. Я подхватил его.
- Доктор, вы не в себе. Вы дыма надышались. Пойдёмте – я вас провожу домой. Вам нужно лечь.
Он тяжело навалился на меня, никак не в силах отдышаться.
- Пойдёмте, пойдёмте, - настойчиво увлекал я. – Обопритесь на меня. Вам нельзя больше дышать дымом – вы и так уже повредили себе.
Кое как мы побрели в сторону дома – Уотсон тащился едва-едва, с трудом переставляя ноги и шатаясь, то наваливаясь на меня, то придерживаясь. Мы отошли на несколько шагов, и егеря тут же потеряли к нам интерес – огонь в церкви всё ещё полыхал, приехавшая бочка требовала рук, а мёртвый Магон интересовал всех куда меньше, чем живой.
- Как скоро они спохватятся? – спросил Уотсон негромко. Он, действительно, надышался дыма, и его кашель, скорее всего, не был совсем уж притворным, и голос по-настоящему охрип.
- Зависит от того, как качественно легла ваша «балка». Может, и совсем не спохватятся, - отозвался я. – Ленц, отводя подозрения от сына, сослужил нам службу – не знаю, что там подумали егеря, но теперь их мысли, похоже, занимает в большей степени отец Ози , а не Магон.
- А что же дальше?
- Дальше они доложат об этом Клуни. Клуни свяжется с тем, на кого работает. Тот , возможно, поверит, а может быть, начнёт проверять, но, в любом случае, у нас будет фора. Чем вы его на самом деле треснул. чтобы скрыть пулевое отверстие ?
- Это просто счастливый случай. На него, действительно, упала балка. Кто-то, выстраивая арку в подвал, сэкономил на прочности конструкции. Когда перегорели опорные столбы, она не выдержала. Я, между прочим, еле вытащил его из-под этого бруса – хотел уж бросить и оставить догорать, но постановка проиграла бы.
- Восхищён вашими актёрскими данными . – сказал я, качая головой.
Мы отошли уже довольно далеко, но Уотсон продолжал опираться на меня – ему, похоже, и в самом деле было нехорошо, его пошатывало.
- Обычно я паршивый актёр, - возразил он. – Просто сейчас на кону здоровье Холмса – ему нужна передышка, и мне пришлось, как раненой куропатке, отводить ловца подальше от гнезда. Не будь столь серьёзной мотивации, у меня не получилось бы.
- Не будь серьёзной мотивации, не пришлось бы вообще ничего разыгрывать.
- И один из мотивов, - горько сказал он, - то, что мы с вами, Вернер, совершили убийство. Прятать концы в воду – вот он. извечный мотив хитроумных построений. Нет, вы поймите меня правильно: мне случалось убивать – я не агнец, и вы поступили совершенно верно, когда прострели голову этому лицемерному сексуально озабоченному святоше. А всё-таки что-то сосёт у меня под ложечкой – уж не знаю, зовётся этот червячок виной, душой или для кого как.
- Ну, утешайте себя тем, что после его смерти зла на земле поубавилось куда больше, чем наросло от моего злосчастного выстрела. А если наша мистификация удастся, так сальдо и тем более будет в нашу пользу.
Он кивнул и снова закашлялся. Не так, как когда хотел продемонстрировать свой кашель собравшимся у церкви, а глухо, прижав к губам платок, вытащенный из-за обшлага рукава.
Как вы? Это ведь не притворство – вы и в самом деле порядочно угорели и едва на ногах стоите. В темноте я вашего платка не вижу, - сказал я, но думаю, что он почернел.
- Всё пройдёт, едва я вдоволь надышусь свежим воздухом, - беззаботно отмахнулся он, справившись с кашлем. – Но, Вернер, не приписывайте мне своих лавров: вы автор идеи выдать мертвеца за Магона.
- Лишь бы нас не раскусили слишком скоро, - озабоченно заметил я. – Не то окажется в опасности не только наш гость, но и мы все трое.
- Да, я тоже опасаюсь незваных гостей. – признался он. – Но ведь вы – хозяин в своём доме, а хозяин может и не пускать того, кого ему не хочется. Без особенных объяснений.
- Это в Лондоне, - вздохнул я. – Берегите дыхание, доктор. Ещё пара сотен шагов.