Понятие света в книге «И он шагнул в свет» Н. Васильева.
Книга «И он шагнул в свет» Николая Васильева состоит из повести «И он шагнул в свет», рассказа «Богомол», «Фантасмагорий», лирических пейзажей «Снежный ливень» и коротких рассказов из цикла «Учительское». В отзыве будут рассмотрено понятие «света», в произведениях, отвечающих теме исследования.
Повесть «И он шагнул в свет».
Повесть Николая Васильева «И он шагнул в свет» о педагоге из города, который спустя сорок лет едет на малую родину, в деревню, и по-новому переживает все волнующие события босоногого детства, – является одним из ярких примеров качественной ретроспективной прозы последних лет. Злободневность и актуальность которой крепчает день ото дня, так как рассчитана на читателя, который знаком с прототипом главного героя, (будь то сосед или родственник с подобной горькой судьбой). И портрет Сергея Ивановича становится общим для целого поколения уехавших в города, бывших деревенских мальчишек, которые, забывшись в городских квартирах и влюбляясь в искусственные парки и сады – забывают родные поля и леса. А Сергей Иванович, тем и хорош, что наконец-то решился на поездку обратно, и пускай, что спустя сорок лет! Он едет и волнуется, вспоминая своё сиротское детство, полное лишений и обид, как от взрослых, так и от деревенских мальчишек.
Повесть пышет драматизмом. Через воспоминания о пережитом когда-то страхе и горе герой прорывается к свету принятия. Принятия самого себя. Автор ставит читателя в положение сочувствующего и желающего помочь друга, ведёт беседу с читателем бережно, стараясь не обидеть своего героя ещё больше, раз уж нет возможности его защитить. Здесь ему помогает юмор, очень позабавят смешные случаи из детства Серёжи.
Повествование постоянно перескакивает из относительно ровного настоящего в динамичное прошлое, привлекая читателя к внимательному чтению, словно так легче сначала проводить параллели между взрослым Сергеем Ивановичем и маленьким Серёжей, а в итоге, подвести их друг к другу и сроднить.
Раскрытие света в повести.
Свет появляется с первых строк: «Сергей Иванович очнулся от мыслей у яркого, неестественно оранжевого круга». – Начинает повесть автор. «Странные лампы… не привыкли ещё к таким. Вытравляют живой свет снега… И он воскресил в памяти робкое дыхание прежних лампочек, которые смешивали свой тихий и ровный накал с голубизной и тенями свежих снегов». Так начинает раскрывать понятие света автор, сразу же подчёркивая разность его восприятия в настоящем и прошлом. Словом «воскресил» автор добивается заострения внимания на глубоко забытом, словно умершем прошлом. Здесь свет прошлого успокаивает, а свет настоящего окружающего мира выглядит тревожащим, неестественным. С таким восприятием света встречается нам герой, до того, как с его душой поработала память детства. Всё поменяется вскоре: ощущения, восприятие, представление, и даже мышление, благодаря повторным переживаниям картин детства, которые приведут его, через страдания, к очищению, душевному покою и равновесию. В начале повествования прошлое видится лишь щелью, в которую страшно заглянуть: «Жутковато отражали лунный свет окна одинокого дома», – когда маленького Серёжу оставили одного в доме бабушки Веры «дневать и ночевать» на несколько суток… «И только утренний свет изгонял страхи», – комментирует автор, подчёркивая словом «изгонял» чудовищность происходящего ночью и святое могущество утреннего света.
А в это время: «В последние два-три года детство Сергею Ивановичу представлялось узкой полоской света на вечернем небосклоне, которую вот-вот сожрёт беспросветная тьма… Почему-то из бесконечно далёкой щели сочилась печаль детства – она заполняла собой пустоты беспамятства». Затем, чем глубже он погружается в воспоминания о жизни в деревне, бабушке, сестре, фигуре человека на брёвнах, перроне, мотовозе, Славке – тем больше прошлое расширяется, и освещается уже «кругом света», но в который всё ещё пока больно смотреть. И Сергей Иванович, анализируя всё остальное прошлое, которое «копошилось людьми, блестело рекой, гудело заводом…» – переживает, ведь «чем дольше он жил, тем больше тьма наступала на островок света…Светлое было конкретно, тёмное – безлико своей тяжелеющей массой». – Довольно пессимистично повествует автор в начале истории.
«Весёлым колесом», катится прошлое, когда герою припоминаются курьёзные и забавные детали. Например, случай с язём на рыбалке маленького Серёжи и дядя Валера, а Сергей Иванович в это время усиленно вспоминает школу, биологию, учительницу в кофте и юбке, завуча. «Это сейчас сентиментальным стал, а раньше и слезу не вышибешь – ни дракой самой жестокой, ни наказанием», – характеризует героя автор. Этими словами доказывая, что психологические проблемы детства, запрятанные очень глубоко, но так и не обналиченные, не осмысленные, порой серьёзно терзают душу. Может быть, поэтому герой так долго медлил с возвращением?
Затем улица Сережи оживает, наполняется именами и событиями: пёс Валет, тётя Лиза, Галька, дядя Лёня, и «Вдруг утро. Светлое. Солнечное», янтарно-коричневые хрустяшки тараканов… А Сергея Ивановича – тоже тепло принимает родственница Зина, «временами нашёптывает судьбы знакомых и родных на снимках». Автор начинает сближать маленького и взрослого Серёжу. И вот появляются «солнечные протуберанцы», когда герой вспоминает о друзьях Вовке, Кольке, Бычке и Игорьке: «Так и вплывает в Сергея Ивановича разномастная мальчишеская толпа. И он с радостным любопытством начинает вглядываться в пацанов». «И вдруг дыхание врывается в грудь Серёжки, и он ошалело вскрикивает… И Сергей Иванович вслед за ним глубоко вздыхает», – радуясь воссоединению Серёжи и Сергея Ивановича, ликует автор! Память бушует, даря герою светлые насыщенные образы друзей детства. Невольно возникает радость за него. Сергей Иванович наконец-то почувствовал силу поддержки «опыта, страданий, печалей», от которых становится сильнее. И протуберанцы эти вскоре переливаются в «светлые столпы детства», когда внутренняя работа с воспоминаниями завершается, и Сергей Иванович, сидя на кухоньке дома, где ему мама выгребала из печки угольков полакомиться, – переосмыслил прошлое, и теперешними, помудревшими глазами смотрит в детство. Свет становится тёплым и всеобъемлющим: «Сверкала в свете лампы и убегала в темноту деревенского космоса тропинка, залитая застывшими разноцветными киселями». И он бесстрашно уже шагает в свет памяти, полностью отдаваясь ему.
Фантасмагории
Магия света зашифрована и в «Фантасмагориях», которые плещут и светом и цветом. С мастерством художника, открывшего свеженькие тюбики с краской, торопится он использовать их сочность на холсте, рисуя, казалось бы, на документально-краеведческом фоне – волшебные картины: «Дымились запотевшие леса. Курились русла рек». Правдивости фантасмагориям придают реальные названия деревень, имена персонажей, описание быта и пр. Миниатюра «Чёрные журавли» – о птицах, которые пришли к герою и остались: «Когда стемнело, в дверь постучали. Я открыл. На веранде стояло с десяток больших чёрных журавлей». «Покрова» – о красных конях, которые сначала шли, а потом полетели. Не жалеет красок автор: «Закат бросил на воду отражение вспыхнувших последним румянцем облаков». «Страусы» – о бегущих зимой по федеральной дороге страусах: «Солнце встало где-то за лесом, пока невидимое нам, и в оцепеневшие, заснеженные ели кто-то все настойчивей крошил вишнёвого порошка, а самые верхушки деревьев – золотил». «Бубенчики» – о сне и утре рассказчика, в котором серебряные бубенчики ландышей залетели в форточку и медленно «ударялись о строчки стихов раскрытых на столе книг», и о шмелях. Здесь к свету и цвету добавляется ещё и звук: «Они дрожали едва слышной музыкой в тонкой материи стихотворной строки. Сам май жил в них». «К белому морю» – об учителе и учениках, которые пошли смотреть ледоход: «Останавливаюсь, дышу прохладой тени и синих снежных обмылков. Не хочется и выходить на грязные чернозёмы…». «Терапевтическое» – о двух влюблённых, идущих по улице в одеялах, и о том, что им видится: «Мелкие нити тусклого золота спускаются к нам, расшивают наши одеяла, проникают под них». «Глин-Глон» – о ночной прогулке к перекату во сне, где «скань серебра опоясывала высохшее дерево, а между ними чернел неподвижный лепесток зазора. И преображённая лунной ночью ива вырастала из него, как из гончарного круга, отточенной архитектурой ветвей. В них поселилась луна». В миниатюре «Вовка-скарабей» – о соседском мальчике, который скатал огромный снежный ком, присутствует не только свет, цвет и звук: «И бело ещё вокруг, только брошенная зимой зола чернела по огородам и дворам», а к ним добавляется ещё и аромат, запах: «А правда осиной сладенько пахнет? – лукаво спросил Вовка. – А по-моему от неё тухлым и гнилым отдаёт, – не поддался я на провокацию», – заключает рассказчик.
Таким образом, прочитав фантасмагории, взрослый читатель легко освежит в памяти представления о временах года, о природных явлениях, об особенностях восприятия дня и ночи, о волшебстве сна, наслаждаясь метафорами, а юный читатель откроет для себя совершенно новый мир, чарующий и таинственный, и, научившись фантазировать, как автор, начнёт замечать чудеса вокруг и творить их.
Снежный ливень
В этом разделе книги, названном «Снежный ливень», с безобидной припиской «лирические пейзажи», – автор разыгрывает перед читателем настоящую драму природы, описывает не только снежный ливень, а пробуждение, затихание и буйство всех возможных природных явлений русского Севера. Кажется, даже слышно, как похрустывает снег, во время прогулок героя, как завывает ветер, и видно, как он то раздвигает «жалюзи снегов», то захлопывает их; как слепит солнце, отражаясь в лужах и снегах; как река «за ночь посинела», или осенью – почернела и стала «испятнана золотыми глазками берёзовых листьев»; или как «звероватые облака» образуют свои армии из клочков ваты на небе; как идёт снежный ливень, который мечется по крышам, «резко сбрасывая свою мокроту»; или как грустит одинокий Иван-Чай в центре окоёма летом.
Автор часто поднимает глаза к небу, и знает, как родных, – птиц, каждое дуновение ветерка, ловит лучи солнца на каждую сосенку, берёзку и канавку, – словно лесник любовно обходит свой малахитовый заповедник и знает его «от и до». И хоть маленькие по объёму, но насыщенные сочными красками лирические пейзажи – мироточат сгустками впечатлений о природе. И, порой, напоминают собранные со всего класса одарённых Божьей искрой учеников, (на конкурс метафор) сочинения на одну тему, – читаются они с возвышенным удовольствием. «Через минут десять последние наволочки облаков развеяло ветром, снесло к востоку, и липкая синька опустилась до корней деревьев, нисколько не смешиваясь, однако, с белизной стволов, снега и зеленью хвои, – каждая краска жила суверенно…», – Из «Мартовского ленивого». Или из «Прогулки», – «Нежные изгибы блистающих снегов, нерастраченных, не подсохших, не пожелтевших. Вышколенные, подтянутые, стройные леса. Освобождённые от снега. Чистые, чуть прохладные ещё. Готовые принять благую весть о весне». Сколько света и цвета, очищающего душу от зимней спячки, в этих картинах! Сколько надежды на тепло, лето и счастье! В посвящённом Евгению Чепурных «Одном воспоминании» встречается волнующий и ослепительный образ берёзы: «Слева там, где прощупывало искорками опущенные ветви низкое солнце, внезапно ослепительно засверкала гигантская снежная поляна. Она была устремлена сверкающими огнями вверх… А в восхитительном центре бодрого и аллилуйного блеска взмыла мощная раскидистая берёза». Или в посвящённой Татьяне Полежаевой миниатюре «Савинск», о посещении экскурсионно святого источника и монастыря размышляется о земном пути, о Творце: «Но в человеческом, земном Пути мы, какими бы разными ни были, тянемся в лучших своих днях, часах и минутах, в лучших помыслах и делах, в чтении и музыке, в человеческих отношениях, во всех хороших и добрых наших проявлениях к Свету вечного и неустанного обновления». Свет, искрящийся и сияющий в белых снегах, в синем небе, в отражениях – манит читателя своей силой и чистотой. В этих миниатюрах впервые так явно звучит призыв к вере, к гармонии, которую достаточно лишь увидеть вокруг и она заживёт внутри. Наблюдается стремление к космосу, с которым порой не просто примириться, осознавая себя частицей целого.
Вывод:
С мастерством волшебника, автор показывает читателю свои любимые северные пейзажи, призывая обратить внимание на недооценённую красоту рек, неба, снегов, полей, лесов, да и всей природы, преображая её. С отвагой и добротой истинного человеколюба рассказывает он о судьбах людей. В книге много посвящений и упоминаний местности, словно автор пытается зарегистрировать на страницах своё отношение к определённым, близким сердцу людям. Этой же цели служат точные названия деревень, посёлков и рек. Слышится призыв любви к малой родине. Всё выделенное автором освещено каким-то светом, словно он редкость и его на всех не хватает. И только автору под силу его открыть для читателя! И тот читатель, что его увидит – избранный!