Интервью с Дмитрием Иосифовым

Алексеев Игорь Владимирович
Дмитрий ИОСИФОВ: «МОГУ УЖЕ РАБОТАТЬ ГИДОМ»

Ещё в детстве он снялся в культовом фильме и благодаря этому обрёл славу, которая не ослабевает до сих пор. Хотя внешне он уже мало напоминает того озорного и улыбчивого мальчугана. Благодаря случайному повороту в судьбе, кино стало делом всей его жизни. Сегодня он сам снимает фильмы и сериалы. У нас в гостях актёр и режиссёр Дмитрий Иосифов.

Дмитрий Владимирович Иосифов родился 22 октября 1965 года в Минске. В 9 лет был утверждён на главную роль в фильме «Приключения Буратино», которая прославила мальчика.
Окончив школу, поступил во ВГИК (курс Алексея Баталова). По окончании ВГИКа был распределён в Минск, где работал в Минском театре-студии киноактёра. Параллельно учился режиссёрскому мастерству на кинофакультете Белорусской государственной академии искусств.
В конце 1990-х годов переехал в Москву, где начал карьеру режиссёра.
В качестве актёра снялся в 17 фильмах. Имеет восемь режиссёрских работ.
Жена Наталья – художник по костюмам. Сыновья: Андрей (1987 г.р.), Антон (1994 г.р.) и Артём (2005 г.р.).

Моим первоначальным намерением было поговорить с Дмитрием о съёмках фильма «Приключения Буратино», но он не поддержал меня в этом порыве. «Мне не очень интересна эта тема, потому что о ней уже сказано-пересказано. Даже непонятно, что вообще можно добавить. Если уж говорить, то о том, что происходит сегодня», – заявил он категорично. И мне пришлось сходу менять направление беседы. Но прежде чем представить сегодняшнего Дмитрия Иосифова, я бы хотел напомнить читателям о том, что всё-таки «сказано-пересказано». С этой целью я обратился к некоторым первоисточникам.

«Эта роль поначалу предназначалась вовсе не мне. Меня утвердили, не поверите, на Арлекина.... А вот главного героя – собственно Буратино – найти никак не могли. И вот помощник режиссёра сказал как-то, указывая на меня: «Посмотрите, парень вроде бы легко запоминает текст. Давайте, пока отсматриваем всех наших Котов и Карабасов, он им просто подыграет вместо главного героя».
Так я с ними со всеми и пробовался, зная, что на самом деле буду играть Арлекина. Прошло месяца два, и я наконец призвал к ответу Нечаева: «Дядя Леня, когда уже пробы закончатся? А то мне в школу пора». И тут все начали бешено хохотать: оказывается, съёмки давно шли полным ходом. И не знал об этом только я один».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

«Буратино» снимали полгода. Из них ровно 98 дней летом в Крыму, потом месяц в Прибалтике, а затем в павильонах «Беларусьфильма». Со мной на съёмки по очереди, сменяя друг друга, ездили все: мама, папа, бабушка. Взрослым тоже было интересно, они ведь никогда не сталкивались с кино».
(«Факты и комментарии», январь 2005 г.)

«Мне нравились студийные запахи. Заходишь из обычного коридора через тяжеленные двери, а там в свете дежурных ламп – поляна Мальвины, чулан с пауками, каморка папы Карло, за дверью которой – двухметровый деревянный механизм часов, и всё это крутилось, двигалось, работало... Вот тогда я и влюбился в процесс создания кино! Это было так непохоже на всю мою предыдущую жизнь. Другой мир!»
(«Караван историй», декабрь 2017 г.)

«Лично мне съёмки вспоминаются как один большой праздник. Единственное, что меня сильно напрягало, – это мой новый нос. Ведь никто не знал, как должен выглядеть Буратино, поэтому экспериментировали прямо по ходу съёмок.
Сначала мне приклеивали какой-то гуммозно-резиновый «отросток», потом перешли к более сложной конструкции: резиновая основа, которая крепилась к моему носу, а дальше – специально доставленный из Италии пенопласт (он был не такой пористый, как отечественный).
Длина носа тоже постоянно менялась, и это даже видно на экране. В начале фильма Буратино более носатый – разница сантиметра в два по сравнению с финальными сценами. Это было связано с мимикой: слишком длинный шнобель мешал мне двигаться, улыбаться, хмуриться, да и просто говорить.
Вообще, приклеивание носа было безумно занудной процедурой – каждый день часа по полтора минимум. К тому же мне полностью сбривали брови и волосы. Но самое ужасное начиналось уже на площадке. Поскольку часть съёмок проходила в Ялте, было очень жарко. Лицо потело, нос чесался, а подлезть к нему никак нельзя. Жуть, одним словом».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

«Сцена в харчевне, когда Дуремар и Карабас в кувшин, в котором спрятался Буратино, бросают кости, и кувшин разбивается. Режиссёр, помню, жутко переживал, у него даже ладони вспотели.
Во-первых, никто не решался разбить кувшин… Он был огромный и тяжёлый – килограммов 300! Я туда целиком залезал. Его, естественно, подпилили изнутри, иначе только кувалдой можно было разбить… Все боялись в кувшин, в котором сидит ребёнок, бросать кружку с камнями на дне – для тяжести. В конце концов режиссёр решился сам.
Сижу в темноте: «Камера, мотор!» Это был единственный раз, когда действительно было страшно! Мне сказали: как только услышу удар, толкать кувшин. Когда кувшин раскололся, горловина повисла на моей шее. На площадке все ахнули! Я не растерялся – догадался сбросить горловину, да ещё и нос показать Карабасу».
(«Факты и комментарии», январь 2005 г.)

«Снимали эпизод, когда Буратино висит на дереве вверх тормашками. И дерево, надо сказать, выбрали роскошное: прямо под моей головой находился во-о-от такой каменюга. Мама была неумолима: «Только не здесь, не сейчас, и вообще придумайте другую сцену». С ней не стали спорить: «Хорошо, как скажете, мы на самом деле собирались снимать этот эпизод в другой день». И вскоре отправили её вместе с администратором за обедом для всей группы. А пока мама отсутствовала, быстренько всё сняли».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

«Сколько раз я просил Ролана Антоновича не закручивать меня так сильно, когда висел на верёвке головой вниз, – подо мной был острый каменюка, который не удалось выковырять из горы, но он всё равно раскручивал так, что подкатывала тошнота. Мелькали перед глазами горы-море-горы-море. Я на него тогда очень обиделся. Не знал, что оператор просил делать именно так, чтобы в кадре всё выглядело убедительно».
(«Караван историй», декабрь 2017 г.)
 
«Я Быкова, признаюсь, побаивался. Видел, как он заставляет Елену Санаеву по сто раз повторять одну и ту же сцену, чтобы добиться лишь ему понятного результата. А Баадур Цуладзе, который играл хозяина таверны, просто наводил на меня ужас: однажды во время съёмок он так ткнул меня шампуром в бок, что я надолго это запомнил».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

«К Владимиру Этушу я относился настороженно. Даже когда он был без грима, я понимал: вот сейчас начнутся съёмки, и он превратится в Карабаса. Поэтому ощутил себя в раю, когда снимали эпизод, где Буратино, сидя на дереве, кидается в Карабаса шишками: я бросал очень точно и очень больно. Этуш в какой-то момент не выдержал: «Немедленно уберите этого мальчика! Он же всё делает по-настоящему».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

«А Дуремар, Владимир Палыч Басов? Какое чудо! Он мог сыграть абсолютно всё! Я всегда видел его весёлым. Человек-улыбка. Помните эпизод, когда Карабас и Дуремар бросаются в погоню за сбежавшими куклами? Басов нёсся с тачкой. «Мотор! Камера! Начали!» – побежали.
Скорость была приличной. Видимо, колесо наскочило на кочку, тачка вильнула и потащила за собой. Басов не смог остановиться, на полном ходу врезался в могучий дуб. Со стороны было видно, что удар приличный, но он не показал виду, доиграл до конца, сказал: «Привал» – и рухнул. Не было этой реплики. Это импровизация. Не должен он был падать. Тоже импровизация. И именно этот дубль вошёл в картину. Ведь ни один сценарист такого не придумает!
А настоящий артист играет до команды «Стоп!», что бы с ним ни произошло».
(«Караван историй», декабрь 2017 г.)

«Рина Зелёная, почти невесомая, тоненькая, ироничная, панически боялась взойти на свой лист кувшинки на пруду. Командовала: «Вы все туда встаньте. Если не провалитесь, тогда и меня выдержит!» На лист зашёл художник со своими постановщиками, попрыгали. Под ними был основательный плот с двенадцатью автомобильными камерами.
Я видел, как его строили. Рина Васильевна убедилась, что никто не утонул, сказала: «Ну хорошо, ещё поживу», – и пошла сниматься».
(«Караван историй», декабрь 2017 г.)

«Леонид Нечаев выбил для меня персональную ставку – 600 рублей за весь съёмочный период. Да ещё мне заплатили и постановочные – тоже в размере 600 рублей. Только годы спустя Нечаев рассказал мне, что Ролан Быков был страшно обижен: из всей съёмочной группы самую большую сумму режиссёр «расписал» мне. Ему же, известному актёру, выделили лишь 200 рублей».
(«Откровения звёзд», январь 2018 г.)

Уже учась во ВГИКе, я спрашивал Нечаева, в чём секрет успеха фильма? Он посмотрел в окно и сказал: «Дим, я не знаю. Звёзды так сошлись».
(«Караван историй», декабрь 2017 г.)

Вот так проходили съёмки культового фильма. А мы, между тем, начинаем разговор с Дмитрием. Сегодня он кинорежиссёр, более того – состоявшийся мастер. Серьёзный, волевой, целеустремлённый человек. С собственной философией. Разговор сразу же переходит в сферу его профессиональной деятельности.

– Дмитрий, над каким проектом работаете в настоящее время?

– Сейчас продолжается работа над сериалом «Екатерина. Самозванцы». Довольно тяжёлый проект. Это третий сезон. Первый я не снимал. Снимал второй. И вот сейчас – третий. 16 серий. Довольно большой объём.

– О самом проекте можете рассказать? Насколько он значим для вас? Насколько нов?

– Ну режиссёр – это фигура, которая вкладывает всего себя. Поэтому, конечно, значим. Другой режиссёр снимет другой фильм. Я снимаю тот, который снимаю, который получается. Вкладываю, конечно, все свои знания, имеющиеся на этот момент. Всё, что прочитано, стараюсь реализовать по максимуму, насколько это возможно в рамках бюджета и отведённых сроков. Сроки у нас, к сожалению, очень сжаты. Снимаем мы стахановскими методами. Невероятно быстро и невероятно большими объёмами. И при этом, как мне кажется, мы это делаем лучше, чем во втором сезоне, качественнее. В том смысле, что появилось больше опыта. То, чего не могли реализовать или не знали, как реализовывать, стараемся воплотить в новом проекте. Но опять же, повторюсь, в заданной системе координат. Если бы было времени больше и бюджет был бы больше, можно было сделать намного лучше.

– Как происходит взаимодействие с автором сценария?

– С автором сценария взаимодействия не происходит. Поскольку сценарий написан очень плохо. Процентов восемьдесят сценария было переписано под моим неусыпным руководством. То есть сидели другие ребятки и перерабатывали это всё. Потому что было очень много бессмысленных повторов из второго сезона. А тема довольно интересная. Вроде бы тот же период истории – 1771–1775 годы, но тут всё-таки возникает история княжны Таракановой и история Емельяна Пугачёва. То, чего во втором сезоне мы даже не касались, в виду большого объёма самих историй. Но сейчас всё же коснулись. Именно коснулись, потому что, если всерьёз об этом говорить, то и шестнадцати отведённых серий не хватит. И такой сценарий надо писать несколько лет. И нужно очень мощное финансирование, потому что в рамках имеющегося бюджета я не могу эти истории показывать, я могу скорее о них рассказывать.
Ну сами представьте, где я возьму, к примеру, десятитысячное войско и артиллерию?
В связи с этим сценарий пришлось значительно сокращать. В рамках сериала такие проекты нереализуемы, потому что на сериалы такие деньги не выделяются вообще. Даже в полном метре на такое мало кто решается, а скорее всего даже никто, потому что это невероятный бюджет. Скорее мы можем об этих проблемах только говорить.

– Насколько события, рассказанные в фильме, близки к реальным?

– На этот счёт у меня абсолютно внятная позиция. Я не считаю, что существуют достоверные исторические фильмы. Это блеф и профанация. Нет никаких исторических фильмов. Даже если брать современность, каждый из нас рассматривает её по-своему, у каждого из нас свой угол зрения и своя интерпретация событий.
Для меня не существует никакой объективной точки зрения. Мы субъекты, каждый из нас со своей биографией, со своей средой и со своим пониманием процессов, которые происходят вокруг нас. Поэтому субъективная точка зрения, конечно, существует, а объективная – блеф.
Сами историки не могут рассказать историю так, как она происходила, они могут излагать факты. Что касаемо фактов, то их мы придерживаемся. А то, как трактовать эти факты, на то она и художественная среда.
Мы трактуем эти факты по-своему, кто-то может быть противником такой трактовки. Ну это наша фантазия, это абсолютно фантазийная штука. Никто из нас в восемнадцатом веке не жил, живых свидетелей того времени тоже нет. А если брать письменные воспоминания, то это субъективная точка зрения самих авторов.
Например, одним из самых ругаемых историками писателей является Александр Дюма, написавший «Три мушкетёра». Потому что он перевернул представление о Ришелье. Ришелье по всем документам, перепискам был умнейший, добрейший человек. Дюма сделал его дьяволом во плоти, главным интриганом. Вот это историки не одобряют, то есть смену характеристик известных исторических личностей.
Я стою на позиции историков. Не жонглирую фактами, не меняю их местами, придерживаюсь в принципе исторических характеристик персонажей. Но тем не менее, факты являются только фактами, а как они происходили, никому не известно. Вот тут мы вольны в любой трактовке. Это наша фантазия, это наше творческое воображение.

– В свете этой работы можно ли сказать, что Вас захватила историческая тематика? Или Вы не ограничены в своих интересах к другим темам, которые можно отразить в кино?

– Конечно, не ограничен. Но большинство современных сценариев мне просто неинтересны. Интересные случаются, но крайне редко. Если какой-нибудь такой сценарий мне попадёт в руки, я, конечно же, с удовольствием за него возьмусь.
Что касается истории, то там есть, где копаться. К тому же, это вдвойне интересная вещь, потому что, ко всему прочему, ты её узнаёшь. Есть старая поговорка: «Если хочешь чему-то научиться, начни преподавать». Примерно так же происходит со мной. Я начал копаться и между делом узнал много интересного. То, что я знал к моменту запуска второго сезона, небо и земля в сравнении с тем, что я знаю сейчас. Количество исторических раскопок, проведённых мною, несопоставимо больше. Я теперь могу даже работать гидом по историческому Петербургу. Могу рассказывать, как и в какой момент были построены те или иные здания, в каком направлении расширялся город, какова была теория и специфика его постройки, и так далее, то есть много интересных вещей, о которых я раньше даже не подозревал.

– Продолжаете ли Вы работать как актёр или полностью ушли в режиссуру?

– От случая к случаю. Просто физически нет времени. Потому что я либо снимаю, либо готовлюсь к съёмкам. Чтобы вы знали, подготовка к любому проекту занимает довольно долгое время, гораздо большее, чем сам съёмочный период. Поэтому когда этим заниматься? Вот и получается от случая к случаю.

– Как Вы работаете над ролью?

– Я об этом даже не думал, поскольку я больших ролей давно не играл. В основном были какие-то эпизодические, маленькие роли. Тем не менее, жизненный багаж кое-какой имеется. Поэтому метода очень проста – стараюсь натянуть на себя кого-то из виденных мной персонажей, если они подходят для данной роли. Как бы, ничего нового. Всё, как писал Станиславский.

– В той Вашей первой роли Вы тогда о кино вообще ничего не знали. Как происходило Ваше перевоплощение на съёмочной площадке?

– Так никакого перевоплощения не было. Как в своё время написал Андрей Тарковский, если артист перевоплощается, то, видимо, ему пора к психиатру. Нет никакого перевоплощения. Есть как бы прикидка на себя той или иной роли. Потому что в принципе за актёра на экране играет огромное количество составляющих: среда, которую ему организуют режиссёр с оператором, художником-постановщиком, декорации, костюмы и так далее. Он там вставная картинка, персонаж. Поэтому никакого такого перевоплощения нет. Важно, чтобы человек оставался живым на экране.

– Как Ваша семья воспринимает этот фильм сегодня?

– Вы знаете, я с ними на эту тему не разговариваю. Они, конечно, всё это видели. Не могу сказать, чтоб я усаживал каждого и на эту тему говорил. Этого никогда не было. Воспринимают как данность. В школах и детских садах через это прошли. Они знали, кто их папа. Им об этом говорили, со стороны. Поэтому мы к этой теме никогда не возвращаемся. Мы о ней просто не говорим.

– Ваш старший сын тоже пошёл в кинематограф. Какие-то из его работ Вас впечатляют?

– Да, сын у меня кинооператор. Я испытываю гордость, что он востребован. Но, к сожалению, операторы очень зависимы. Оператор не ведущий в кинопроцессе, он целиком должен подстраиваться под режиссёра, соответственно, не всегда он отвечает за качество режиссуры и сценария. Но то, как он работает, мне нравится. Мне кажется, он хорошо развивается, правильно. У него ещё «щенячий» возраст для оператора. По-настоящему зрелый оператор это, конечно, ближе к сорока.

– Допускаете возможность совместной работы с сыном?

– Допускаю, конечно.

– Ему для этого, наверное, надо просто поднабраться опыта?

– Есть определённый класс оператора, и это, к сожалению, механически нельзя преодолеть. Просто это очень сложная работа. Это колоссальное знание техники и мгновенное принятие решения за единицу времени. Любая ошибка с его стороны повлечёт ошибку съёмочного дня. Это, действительно, сложная работа, требующая постоянного напряжения. Мало того, что напряжения извилин, но кроме этого ещё физически тяжело. Камера с полным обвесом тянет на 28 килограммов. И попробуй так поработай 10–12 часов, причём в любую погоду, в мороз ли, в дождь и так далее. Не всегда снимаешь сцену за кофе на кухне.

– А бывает, что режиссёры советуются с операторами?

– Режиссёры не советуются с операторами. Если режиссёр советуется с оператором, значит, между ними нет никакого контакта. Режиссёр с оператором должен быть как единый организм. Они придумывают вместе. То есть режиссёр излагает свою точку зрения относительно драматургического или сценического решения, а оператор продумывает всё это визуально. Если режиссёр сам визуалист, то он в принципе понимает движение оператора или может попытаться с ним поспорить, отстоять свою точку зрения. Но если талантливый оператор, то он всегда принимает хорошее решение.

– Если бы Вам попался интересный сценарий о полицейских, Вы бы взялись экранизировать его?

– А это не имеет значения о ком. С точки зрения драматургии есть одна простая вещь – всё снимается про человека.
А уж на фоне исторических событий или про полицейских, это не важно. Главное, чтобы там было про людей, чтобы там был конфликт, однозначно, и крепкая драматургия.
Все фильмы на исторические темы, они тоже про сегодняшний день, про сегодняшних людей. Зрителю абсолютно не интересно про тех людей, которые жили когда-то. Его должны волновать сегодняшние проблемы. Если он видит их на экране и ассоциирует себя с этими героями, значит, он это смотрит. А если они от него бесконечно далеки и их проблемы его не волнуют, значит, это кино в пустоту. Оно бессмысленно.

Беседовал Игорь Алексеев

Опубликовано в журнале «Содружество» (№2-2019).