Глава 18. Дорога в Сибирь
Месяц, после окончания техникума, отпущенный на отдых, пролетел, как один день, и настало время отъезда. Мишка понимал, что уезжая в Сибирь, он покидает родные места надолго, а может даже навсегда, и от этого ему было немного грустно. Но манили новые места, новые встречи и новые люди. Жизнь только начиналась, перед ним открывался мир и упустить шанс отыскать свою дорогу в этой жизни, было глупо.
За неделю до отъезда, друзья купили билеты, в плацкартный вагон поезда «Харьков-Владивосток». Если в течение четырёх лет, этот поезд возил парней от родного дома в Харьков, где они учились, и обратно, то теперь он должен был доставить их к месту новой работы, и новой жизни. Сборы в дорогу были недолгими, да и что там было собирать, две, три рубашки, пару брюк, один пиджак, плащ. да две смены белья, вот и все вещи. Зимнюю одежду Мишка решил с собой не тащить, потому как понимал, что она вряд ли пригодится – осенью заберут в армию. Проводы тоже были недолгими, мама, державшаяся изо всех сил, чтобы не расплакаться, на прощанье, обняв сына, всё-таки заплакала. Взяв, с Мишки обещание писать хотя бы раз в месяц, она перекрестив его, протянула написанную собственной рукой молитву, и промолвила: «Вот возьми «живые помощи», отец две войны носил их, может, потому и живой домой вернулся. Держи всегда при себе, помогут не помогут, это только Бог знает, а у меня душа меньше по тебе будет болеть». Сын, хоть и не верил в Бога, но чтобы не обидеть маму, безропотно положил молитву во внутренний карман пиджака. Затем закинув за спину гитару, он взял в одну руку чемодан, а в другую, сумку с продуктами, и вышел из дома.
Ночь была тёплой и звёздной, не оглядываясь, Мишка, решительно уходил в неизвестность, а мать, пока он не скрылся в темноте, вытирая слёзы кончиком головного платка, смотрела ему в след, и шепча молитву, осеняла крестом. Юрка с вещами ждал друга у своего дома. Через полчаса друзья были уже на вокзале. Поезд пришёл точно по расписанию, в половину двенадцатого ночи. Проводница, посмотрев билеты парней, сказала: «Ребята, вам ехать далеко и хотя пассажиров в вагоне мало, я бы вам посоветовала занять верхние полки. На них можно всегда днём поспать или просто поваляться, а на нижних поспать не дадут. Выслушав совет, парни отдали ей по рубля за бельё, и быстренько заправив постели, уснули под перестук колёс.
Разбудил Мишку, голос проводницы, разносящий по вагону чай. Оглядевшись по сторонам, и увидев, что Юрка, тоже проснулся, он посмотрел в окно. Там мелькали телеграфные столбы, а за ними, до самого горизонта, простиралась выжженная солнцем степь. «Скорее всего это Поволжье. Интересно, сколько же мы за ночь отмахали? Хорошо, что Волгу не проспали» – подумал парень. Глянув, вниз он увидел, что в купе они по-прежнему одни.
Умывшись, и заказав проводнице два стакана чая, друзья приступили к завтраку. Поезд до этого мчавшийся на всех парах, притормаживая, стал сбавлять ход, за окном замелькали пристанционные постройки, и он остановился. Станция была не очень большой, но и не маленькой. Выглянув в окно, парни увидели серое здание вокзала, на углу которого висели большие часы, а на фасаде красовалась надпись «Сызрань». Часы показывали половину первого. «Это что ж получается, мы спали двенадцать часов. Ничего себе», – посчитал в уме Мишка.
Не успел остановиться состав, как вдоль вагонов, с сумками и корзинами, побежали женщины, предлагавшие пассажирам вяленую и копчёную рыбу, горячую картошку, разнообразные солёности, варёную кукурузу, пирожки и булочки. Продуктов у парней было достаточно, и покупать они пока ничего не собирались. Единственное, что их заинтересовало, так это рыба, наличие её у торговок, могло означать только одно – они подъезжают к Волге.
Вскоре поезд тронулся, и друзья боясь пропустить самую главную реку страны, не отрываясь стали смотреть в окно. Наверное, через час, после бесконечных волжских разливов, состав выехал на гулко гремящий длинный мост, по обе стороны которого во всю свою ширину раскинулась Волга. Река была величественна и красива, по ней и вверх и вниз, попыхивая дымком, шли буксиры – вечные труженики реки, таща за собой, огромные наполненные грузом, баржи. С огромной скоростью, почти не касаясь воды, проносились, белые похожие на лебедей, «Ракеты» и «Метеоры». Вниз по реке степенно двигался многопалубный круизный теплоход. Как завороженные друзья с восхищение смотрели на бесконечную водную гладь великой реки.
Мост закончился, и поезд, переехав Волгу, втянулся в город. Из окна вагона, парни увидели строящиеся вдали высотные жилые дома и огромные заводские корпуса. «Тольятти», прочитали они название станции, проезжая мимо вокзала. Состав, заскрипев тормозами, остановился, и в вагон шумно ввалилась компания молодых мужчин. Судя по их разговорам, друзья догадались, что это были монтажники, возвращавшаяся из командировки домой, в Челябинск. Командированные заняли до этого пустующее купе по соседству с Юркой и Мишкой, и хотя их было всего четверо, в вагоне сразу стало шумно и тесно. Из-за стенки до друзей доносился стук опускаемых полок, громкий смех и голоса мужчин. Когда поезд тронулся, монтажники приступили к трапезе, из их купе по вагону поплыли запахи жареной курицы, копчёной рыбы, послышалось бульканье наливаемой жидкости, зазвенели бутылки и стаканы.
Через некоторое время, командированные, утолив первую алкогольную жажду и голод, направились покурить в тамбур. Проходя мимо купе, в котором ехали друзья, один из них, высокий крепко сложенный мужчина, увидев лежащую на полке гитару, остановившись, произнёс: «Пацаны, ваш инструмент?» «Наш», – ответил Мишка. «Дайте поиграть, а то скучно без музыки», = попросил монтажник. Мишка, дороживший гитарой и не любившей давать её чужим людям, ответил, однажды услышанной им от Валерки Буркина, и понравившейся ему поговоркой: «Жену, гитару и ружьё, каждый иметь должен своё». Получив такую отповедь, мужик, засмеявшись, сказал: «Хорошо, тогда сделаем так. Мы после перекура приглашаем вас к себе за стол. Договорились?» Переглянувшись с Юркой, и получив его согласие, Мишка, кивнул головой: «Да».
Спустя десять минут, они познакомившись с монтажниками, сидели с ними за одним столом. Тот мужчина, который просил у них гитару, оказался бригадиром, а звали его Степан. Остальные представились, как Вадим, Валера и Сергей. Если первые два члена бригады были приблизительно одного возраста (двадцать пять – двадцать семь лет), и ничем, кроме крепких мозолистых рук, не отличались своих сверстников, то Сергей, волосы которого обильно побелили седина, выглядел старше всех, и вдобавок к этому, судя по его испещрённым синими наколками рукам, успел пройти извилистый жизненный путь. Вскоре выяснилось, что монтажники три месяца работали в Тольятти, на строительстве нового автозавода. Рассказывая о возводимом с нуля заводе, они поражались невиданным размахом и грандиозностью стройки, а также огромным количеством людей, приехавших туда со всех концов страны.
Выпивки у командированных было с избытком, а вот закуски не хватало, и Юрка с Мишкой, понимая, что те продукты, которые в дорогу положили родители им не съесть, и они наверняка испортятся, принесли все свои оставшиеся запасы на общий стол. После того, как выпили за знакомство, и налегли на закуску, за вагонным окном замелькали окраины, какого-то большого города. Челябинские монтажники, уже не в первый раз ехавшие этим маршрутом, завидев мелькавшие дома и дачи сказали, что это Куйбышев.
Стоянка в Куйбышеве была почти сорок минут, и собутыльники вышли на перрон покурить, размять ноги и подышать свежим воздухом. Когда они возвратившись в вагон, собрались продолжить застолье, то обнаружили, что в купе, где ехали Мишка и Юрка, сидит солдат, одетый в парадный мундир, с красными погонами. Познакомившись с ним и выяснив, что тот возвращается из десятидневного отпуска в часть, расположенную в Челябинске, уже изрядно выпившие монтажники, пригласили за стол и его. Служивый отказываться не стал и присоединился к дружной компании. Выпив стакан вина, и чуть захмелев, он рассказал, что воинское подразделение в которой он проходит службу, охраняет заключённых в исправительной колонии строгого режима. Услышав его слова, сидевший у окна расписанный синими наколками Сергей, напрягся и угрюмо замолчал, а Мишка, хрипевший до этого песню Высоцкого про Нинку-наводчицу, оборвал её на полуслове, и с приблатнённостью в голосе, исполнил несколько строчек из старой арестантской песни: «По тундре, по железной дороге, где мчится скорый «Воркута-Ленинград». Мы бежали с тобою, опасаясь погони, чтобы нас не нагнал пистолета заряд». Когда он допел, у солдатика, которой уже успел влить в себя второй стакан спиртного, совсем развязался язык, и он пьяненько путаясь в словах, вымолвил: «Это в песнях они убегают, а в жизни шибко не побегаешь, вот я к примеру, знаете за что я отпуск получил? Сейчас расскажу… Стою я значит в карауле, на сторожевой вышке, и вижу, что с улицы через забор в зону мужик свёрток небольшой перебрасывает. Сильно так он разбежался и как кинет со всей мочи! А он, этот свёрточек, возьми и упади в запретной полосе. Не долетел значит до адресата. А зэки, кому «посылка» эта предназначалась, стоят здесь же, у запретки. Смотрят они на эту весточку с воли, вроде и рядом она, забрать никак не могут, как говорят в народе: «Близок локоть, а не укусишь». Что там в этом свёрточке было не знаю, но видно что-то ценное для зэков. Смотрю пошептались они промеж собой, а потом один к вышке подходит, и говорит мне: «Начальник, там деньги, половина твоя. Разреши сходить за ними». Солдат прервав своё повествования, многозначительно обвёл мутными глазами, притихших слушателей, и продолжил свой рассказ: «У меня от его слов, сердце забилось в груди часто, часто. Вот думая наступил и мой час поехать в отпуск. Два года отслужил, по дому соскучился. А тут такой случай – удача сама в руки прёт. Говорю ему: «Разрешаю. Иди». А свёрточек тот, в метрах тридцати от вышки лежит. Перекрестился зэк и пошёл по распаханной земле. Когда он к «посылочке» приблизился, я по нему из автомата очередью и лупанул. Зэк упал, как подкошенный и не двигается. Я сначала даже напугался, хотел же по ногам, но видно волновался очень, и наповал… Что там было! Дружки его к вышке бросились, орут на меня благим матом. Караульный взвод в полном составе под командой дежурного по колонии прибыл, начальник оперчасти примчался. Меня с поста сняли, и расследование закрутилось – правомерно ли я применил оружие? Всё-таки человека застрелил, хотя зэк, какой человек? Так – отброс общества… Комиссия, расследовавшая это происшествие вынесла решение: «Оружие применено согласно уставу внутренней караульной службы». Значит правомерно. Мне за решительные действия по пресечению побега вынесли благодарность и поощрение в виде отпуска на десять суток. А в «посылочке» действительно деньги были – пятьсот рубликов. И теперь вот меня сомнения гложут, может лучше бы я тогда половину этих денег у зэка взял, и сейчас бы при деньгах был, но тогда бы в отпуск не поехал».
Свой рассказ солдат закончил в полной тишине. Собутыльники смотрели на него с удивлением и брезгливостью. Сидящий у окна Сергей, не проронивший во время повествования не единого слова, вдруг поднялся со скамейки, и положив тяжёлую испачканную татуировками мозолистую руку на плечо рассказчика, сквозь зубы выдавил: «Ну что, герой, пойдём покурим?» Служивый, хотел было открыть рот, чтобы отказаться от приглашения, но монтажник, сжав его плечо железной хваткой, произнёс: «Пойдём, герой, пойдём». И служивый, подчиняясь чужой воле, встал с лавки, и в сопровождение бывшего зэка пошёл в тамбур.
Проводив их взглядом, бригадир с горечью произнёс: «Какая редкостная мразь!» Затем обращаясь к Вадиму, добавил: «Как бы чего не случилось. Пойди присмотри за ними». Не успели оставшиеся переброситься и парой слов, как в купе с криком вбежал Вадим: «Бугор, он убьёт его!» Степан, вскочив с места, рванул в конец вагона. За ним помчалась вся гоп-компания. Через распахнутую дверь в тамбур, их взору открылась следующая картина: солдата, лежащего на заплёванном грязном полу с разбитым в кровь лицом, волок за ноги к открытой настежь наружной двери бывший зэк. Служивый, раскинув руки, пытался за что-нибудь ухватиться, но все его усилия были тщетны.
«Не делай этого, Серый!» – что было мочи заорал бригадир, но свист ветра и грохот колёс доносившийся с улицы заглушил его крик. Когда Сергей подтянул к двери свою жертву, и повернулся спиной к Степану, тот бросился сзади на него и обхватив руками оттащил от солдата. Не веря своему счастью, тот вскочил на ноги. Валера, подбежав к двери, захлопнул её. В тамбуре сразу наступила тишина, только слышно было, как размазывая по лицу кровь, слёзы и сопли всхлипывал служивый, и скованный железными объятиями бригадира, скрипя зубами, хрипел Сергей: «Отпусти, бугор, я порву эту падлу!» «Угомонись, Серый. Он не стоит этого. Пойдём в купе», – успокаивал его Степан. Повернувшись к столпившимся собутыльникам, он добавил: «Парни, уводите в вагон этого «героя».
Когда вся компания переместилась в купе, на шум запоздало явилась проводница, увидев солдата, вытирающего мокрым полотенцем с лица кровь, она спросила: «Что тут случилось?» «Не волнуйся, хозяйка, всё у нас хорошо. Перебрал парень, и упал с полки. Ну бывает такое, случается», – ответил бригадир. «Да бывает, но знайте, мужики, мне неприятности не нужны, если ещё кто-то с полки свалится, я вызову милицию», – ответила женщина и ушла по своим делам.
Некоторое время все сидели молча, потом Степан, повернувшись к солдату, произнёс: «Значит так, «герой», запомни – ты пьяный свалился с полки и это видели все. Вот ребята, которые с тобой в одном купе едут тоже видели». Посмотрев, на сидевших напротив него, Юрку и Мишку, он спросил: «Вы же видели, парни?» Друзья, подтверждая, что видели, энергично закачали головами. Солдат, напуганный произошедшим, понимая, что ни у кого из присутствующих он не вызывает сочувствия, что все настроены против него, и в любом случае будут свидетельствовать, что он по пьянке упал с полки, с трудом разлепив разбитые губы ответил: «Да я свалился с полки». И хотя конфликт был погашен, осадок у всех он оставил нехороший, поэтому, чтобы не испытывать судьбу, пьянку решили закончить. Забравшись на свои полки, кто-то задремал, кто-то просто лежал с открытыми глазами, думая о превратностях жизни.
Уральские горы проезжали ночью. Мишка и Юрка, никогда в своей жизни, не видевшие никаких гор, кроме меловых, напрягая зрение пялились в окно, пытаясь рассмотреть красоты Урала. Но сколько они не вглядывались, увидеть в темноте ничего не смогли. К середине дня поезд прибыл в Челябинск, и друзья, вышли на перрон проводить монтажников. Тепло попрощавшись с ними, парни, побродили по платформе, пытаясь найти тёток, выносящих к поезду варёную картошку и прочие домашние вкусности, и к своему удивлению не обнаружив их, решили после Челябинска, сходить пообедать в вагон-ресторан.
Ресторан был в середине поезда, и друзья, по пути к нему, то попадали в тишину купейных вагонов, то преодолевали гремящие сцепкой и лязгающие буферными тарелками, «гармошки» межвагоных переходов. Перед самым рестораном, Мишка, шедший впереди, открыв дверь в тамбур, столкнулся с молодой проводницей. Её лицо показалось ему знакомым и посмотрев на девушку внимательнее, он с удивлением узнал в ней Лену – свою первую любовь, с которой познакомился в этом же поезде, четыре года назад. Парень, не видевший её после той памятной встречи, когда девушка рассказала, что вышла замуж, от неожиданности потерял дар речи. Лена же, занятая своими текущими делами и заботами, скользнув по друзьям равнодушным взглядом, хотела пропустить их, но уже в следующее мгновение, в её глазах загорелся какой-то живой огонёк, и она пристально всматриваясь в Мишкино лицо, воскликнула: «Бывают же чудеса! Неужели это ты, Миша?» «Я», – расплылся в улыбке парень. Юрка, не понимая, что происходит с удивлением взирал на своего друга и незнакомую проводницу. «Иди занимай место. Я сейчас подойду», – повернувшись к нему, сказал Мишка. «Ты как здесь оказался», – спросила девушка, оставшись наедине с молодым человеком. «Окончил техникум, теперь на работу еду в Сибирь. А ты что снова в проводники пошла?» – в свою очередь задал вопрос парень. Лена, видимо собираясь с мыслями, немного помолчав, ответила: «Миш, это очень долго рассказывать, давай сделаем так. Я сейчас занята, да и тебя друг ждёт, а вот ночью у меня будет дежурство, и если тебе интересно приходи, я всё расскажу». Затем не удержавшись, провела по его волосам рукой, и засмеявшись, сказала: «А ты ещё сильнее закудрявился! Хорошенький!»
Вечера, Мишка ждал с нетерпением. Хотелось узнать, как сложилась у девушки жизнь и почему она снова пошла работать проводницей. Ну и, конечно, последние слова Лены, поселили в его душе надежду, она дала понять, что он по-прежнему ей симпатичен, и хотя парень знал, что в одну реку дважды войти нельзя, уголёк надежды не угасал, а всё сильнее разгорался внутри его.
Время тянулось медленно, после Урала, пейзаж за вагонным окном стал однообразный: распаханные поля, с островками разбросанных по ним небольших берёзовых рощиц, чёрные бревенчатые избы в деревнях и посёлках. После того, как поезд вырвался на просторы Западносибирской низменности, потянулись заболоченные низины, поросшие чахлыми деревьями и кустарниками, с белыми пятнами солончаков. Смотреть на это было неинтересно, и друзья незаметно для себя, уснули.
Проснулся Мишка, когда на улице было уже темно. Старенькие часы «Победа» на его руке, установленные на московское время, показывали без пяти минут семь. Парень прибавил в уме разницу в три часа, между столичным и местным временем – получилось десять вечера. «Ну что я пошёл», – сказал он Юрке. «Удачи тебе!», – хлопнув его по плечу, ответил друг.
Лену, Мишка. застал в служебном купе. Увидев его, она, улыбнувшись, произнесла: «Как я рада, Миша, что ты пришёл, честно говоря, я очень сомневалась, что это случится. Думала ты до сих пор на меня в обиде». «Нет, я на тебя не держу зла. Наоборот, мне очень приятно, что жизнь снова свела нас. Признаюсь, тебе, я сегодня с нетерпением ждал нашей встречи», – широко улыбнувшись, ответил молодой человек. «Ты пришёл очень вовремя, совсем недавно проехали Петропавловск, после него долго не будет крупных станций, почти до Омска, и у нас достаточно времени, чтобы поговорить». Пока она произносила свою коротенькую речь, Мишка, всматриваясь в лицо девушки, такое милое и такое знакомое, искал, и находил в нём изменения. Упрямая складка на лбу и две горькие морщинки у губ, не характерные для её возраста, свидетельствовали о нелёгких временах, пережитых Леной. Почувствовав на себе взгляд парня, она, засмущавшись, спросила: «Что сильно изменилась?» «Нет. Просто давно тебя не видел. Налюбоваться не могу», – ответил молодой человек.
Наполнив кипятком, из стоящего в коридоре титана, два стакана, проводница, поставила их на стол, добавила заварки, достала из шкафчика вазочку с конфетами, и примостила её рядом со стаканами. «Угощайся», – произнесла она. Мишка не дожидаясь, повторного приглашения, придвинул к себе наполненный чаем стакан, в красивом подстаканнике, и приготовился слушать. Лена, собираясь с мыслями, недолго помолчала, и тяжело вздохнув, произнесла: «Ох, Миша, даже не знаю с какого конца подступиться. Никому не рассказывала – ты первый. Ну ладно, слушай… Мой, теперь уже бывший, муж, работал дежурным по станции, а я проходила практику под его началом. Звали его Виктор, он был высокий, симпатичный, приятный во всех отношениях мужчина, и несмотря на почти десятилетнюю разницу в возрасте между нами, я влюбилась в него с первого взгляда. А если уж быть честной до конца – просто потеряла голову. Боже мой, как он красиво за мной ухаживал! Дарил цветы, приглашал в кино, был внимателен и предупредителен. Я находилась не седьмом небе от счастья». Воспоминания о счастливых днях осветили улыбкой лицо девушки, и она на какое-то время прервала свой рассказ. Потом, видимо, вспомнив, что не одна, она спохватившись, продолжила рассказ: «Извини, Миша, задумалась. Однажды он пригласил меня к себе в гости. Жил мой возлюбленный в отдельной комнате общежития, и в тот вечер у нас случилось, то, что всегда неизбежно происходит между любящими друг друга мужчиной и женщиной. Что было дальше, ты знаешь: я забеременела, мы поженились, а по окончанию практики, я вернулась в Харьков. На седьмом месяце беременности, я взяла в техникуме академический отпуск, на год, и решив сделать мужу сюрприз, без предупреждения поехала к нему».
Дальнейшие воспоминания, были Лене неприятны, улыбка сползла с её лица, и она надолго замолчала. Парень, понимая её душевное состояние молчал то же. Через какое-то время, девушка, собравшись с силами, продолжила: «Ох, не хочется, даже рассказывать, что было дальше… Ну да ладно… Поезд прибыл в Лозовую уже под вечер, и я заранее радуясь предстоящей встречи с любимым человеком, как на крыльях летела к нему. Общежитие находилось совсем рядом с вокзалом, и я за десять минут добралась до места. Поднявшись на второй этаж, я улыбнулась, представив, как обрадуется любимый, увидев меня, и без стука распахнула дверь комнаты.
Как же я удивилась, увидев сидящего в одних трусах за столом мужа, а рядом с ним, одетую в его рубашку, молодую блондинку. На столе стояла полупустая бутылка вина, стаканы и какая-то закуска. Когда они повернулись на скрип открываемой двери, то муж изменился в лице, а девушка вопросительно посмотрев на него, спросила: «Кто это, Витя?»
Голос, Лены задрожал, в глазах появились слёзы. Прервав повествование, она вытерла их платочком, и обращаясь к парню, произнесла: «Знаешь, Миш, я думала, сейчас он скажет, что это моя жена, и всё сразу встанет на свои места, но муж опустив глаза, молчал. Не дождавшись ответа, блондинка поднялась из-за стола и подошла ко мне. «Ты кто такая?» – спросила она. «Жена», – ответила я. «Чья жена?! Его?» – девушка, показала на Виктора. Затем с криком: «Пошла вон отсюда!», – обеими руками, с силой толкнула меня в живот. Мой мозг пронзила невыносимая боль, я упала на пол, и потеряла сознание. Очнулась уже в машине «Скорой помощи», когда у меня начались схватки. Роды были тяжёлые. Ребёнок (девочка) явился на свет мёртвый. После развода с мужем я долго болела. Поправившись, я не желая ловит на себе сочувственные взгляды, и слышать за своей спиной грязные сплетни, не захотела возвращаться в техникум, и пошла работать проводницей. Вот, пожалуй, и всё», – закончила, свой рассказ, Лена.
Сознавая, какие тяжёлые воспоминания разворошила в своей душе девушка, Мишке хотелось пожалеть её, поддержать и успокоить, но боясь обидеть Лену, неосторожным словом, он молчал. На какое-то время в купе повисла тягостная тишина. Наконец, проводница, словно очнувшись, спросила: «Ты до какой станции едешь?» «До Тайшета», – ответил парень. «Значит впереди у нас ещё полтора суток совместной дороги. Думаю, что ешё увидимся. А сейчас, Миша, я хочу побыть одна. Только не обижайся на меня, пожалуйста. Ты хороший человек, и ни в чём не виноват. Просто я обожглась на молоке и теперь оставшуюся жизнь буду дуть, даже на воду», – посмотрев на парня потухшими глазами, сказала девушка. Возвращаясь в свой вагон, Мишка думал, что если бы всё сложилось по-другому, то вполне возможно, что они с Леной сейчас ехали бы в Сибирь вдвоём.
Юрка выходил в Ачинске, там он должен был пересесть на поезд, идущий до Абакана. Отдавая себе отчёт, что встретятся они теперь не скоро, друзья, прощаясь на перроне, крепко обнялись и договорились не терять из виду друг друга. Проводив Юрку, Мишка загрустил: последняя ниточка, связывающая его с прошлой жизнью, родным домом оборвалась. Что ждёт его впереди и какие сюрпризы в будущем преподнесёт судьба, знал один Бог. Валяясь на полке, парень безотрывно смотрел в окно. Там, второй день, сплошной зелёной стеной, тянулась бесконечная тайга. Лишь изредка мелькали редкие полустанки, станции и разъезды.
В Тайшет поезд прибыл в полдень. Первое, что бросилось в глаза. вышедшему на перрон парню, было здание вокзала. Одноэтажное в центре и двухэтажное по краям, вытянутое в длину, и совсем не похожее на построенные по типовым проектам вокзалы, которые он встречал до этого, здание привлекало внимание своей оригинальностью. Забросив за спину гитару, Мишка, выискивая глазами Лену, пошёл вдоль состава. По счастливой случайности, её вагон, остановился как раз напротив входа в вокзал, а сама она, стояла на перроне. Ещё издалека заметив, молодого человека, девушка приветливо улыбаясь, помахала ему рукой. «Удивительная штука жизнь. Как легко и неожиданно она сводит и разлучает людей. Три дня назад я даже в мыслях не мог допустить, что мы с ней встретимся. Теперь вот прощание… Скорее всего это ещё одна оборванная ниточка в прошлое», – с грустью подумал парень, подходя к Лене.
Прогнав прочь невесёлые мысли, Мишка, улыбнувшись, произнёс: «Привет! Ну вот я и приехал». «Миша, тут мой адрес и домашний телефон, возьми. Захочешь написать, я отвечу», – девушка протянула молодому человеку сложенный вчетверо листок бумаги. Сунув в карман, записку, и пообещал Лене обязательно написать, как обустроится на новом месте, Мишка, не любивший долгих прощаний, поцеловал её в щёку, и сказав до свидания, повернувшись ушёл. Девушка, чувствуя сердцем, что они больше не увидятся, еле сдерживая слёзы, смотрела ему вслед.
От Тайшета, до места базирования «Связьрем -15», станции Вихоревка, было чуть больше двухсот километров. Добраться туда можно было только одним поездом «Тайшет – Лена», который местные жители называли «пятьсот весёлый» или «бичевоз». Ходил «бичевоз» раз в сутки, и к счастью Мишки отправлялся через два часа. Парень закомпостировав билет, вышел на перрон, и так как времени на знакомство с городом оставалось мало, он, усевшись на скамейку, закурил, и осмотрелся вокруг. Ему, выросшему рядом с железной дорогой, с раннего детства была знакома суматоха, царящая на крупных узловых станциях. Нравилась вокзальная суета, свистки и гудки маневровых тепловозов, прибытие и отправление поездов, перебранка по громкой связи диспетчеров с составителями вагонов и многое другое, из чего собственно и состояла бьющая ключом, жизнь огромного, хорошо слаженного организма, под названием железная дорога.
За то время, что Мишка сидел на вокзальной скамейке через станцию Тайшет прошло несколько пассажирских и с десяток грузовых составов. Поезда двигались в четырёх направлениях, и парень сделал вывод, что Тайшет – крупный железнодорожный узел.
Наконец маневровый тепловоз подтащил к перрону поезд «Тайшет-Лена». К удивлению Мишки, в составе находились только общие вагоны, и он был почти вдвое короче обычного пассажирского. Одним из первых забравшись в вагон, он занял понравившееся ему место в середине и стал смотреть в окошко. Постепенно и соседние купе, и соседние полки, заполнил разношерстный простой люд. Здесь были грибники и ягодники, с корзинками и коробами, отправляющиеся на промысел в тайгу, бородатые, мающиеся похмельем лесорубы, пропившие до копейки отпускные, и раньше положенного времени возвращающиеся в свои леспромхозы, вербованные мужики с испитыми лицами и потухшими глазами, ехавшие на стройки и лесозаготовки, нестриженные, худые, грязные, но весёлые бичи, скитающиеся по Сибири, и тётки из окрестных таёжных деревень, ездившие в город за покупками. Почти у всех соседей по купе были грубые, обветренные, загорелые лица. Два страдающих от вчерашнего перепоя лесоруба, ехавшие до Лены, ещё до отправления поезда, забравшись на голые вторые полки, сразу же уснули. Безбилетные бичи, прячась от проводников, ушли курить в тамбур. Трое вербованных, видимо не успевшие ещё прогулять «подъёмные», принялись играть в карты. Мишка, же, сидевший у окна, время от времени, краешкам глаза наблюдал за их игрой.
Когда все угомонились и разместились по местам, поезд тронулся. И опять за окном потянулась бесконечная тайга, лишь иногда, когда на пути состава встречались речка или ручей, она на мгновение расступалась. Так извиваясь змеёй по распадкам между сопками, грохоча на мостах и мостиках, останавливаясь на всех разъездах, полустанках и станция, «бичевоз» через пять часов прибыл в Вихоревку. Время уже шло к ночи, и парень, подумал, что в конторе, скорее всего никого нет, а значит идти туда сегодня нет смысла.
С гитарой за спиной, и чемоданом в руке, спустившись на перрон, Мишка осмотрелся. Прямо перед собой он увидел небольшой, потемневший от времени, деревянный вокзал. По обе стороны от него, вдоль железной дороги, стояли несколько серых приземистых зданий, занятых под складские и путейские нужды. Тяжело вздохнув, парень, решительно направился к вокзалу.
Зал ожидания вокзального помещения станции Вихоревка произвёл на Мишку гнетущее впечатление. В середине зала стояли десятка полтора истёртых и исписанных неприличными словами лавок, слева, вдоль стены расположились ячейки камер автоматического хранения, в стене напротив были окно и дверь билетной кассы, а над ними висело расписание движения единственного поезда, проходящего через станцию. В помещение не было ни одного человека и стоял полумрак, так как свисающая с потолка, засиженная мухами, пяти рожковая люстра не давала достаточно света. На улице было ещё светло и парень, чтобы убить время, решил оставить в камере хранения свои вещи, и пойти посмотреть посёлок. Чемодан в ячейку автоматической камеры он засунул без проблем, а вот гитара не помещалась и Мишка, сделав несколько бесполезных попыток, махнув рукой, опустил в щель пятнадцать копеек, захлопнул ячейку и забросив за спину гитару вышел на перрон.
С перрона, после того, как ушёл «бичевоз» стало видно, что Вихоревка очень небольшая станция, всего четыре или пять станционных путей. Почти сразу за ними, на расстояние метров трёхсот, виднелся высокий забор, опутанный колючей проволокой, со сторожевыми вышками по углам. «Ничего себе, это же лагерь!», – подумал, парень. За лагерем, до самого горизонта раскинулась бескрайняя тайга.
Обойдя здание вокзала, Мишка вышел на привокзальную площадь. Собственно, площади, как таковой здесь не было, просто вокзал стоял на перекрёстке двух улиц. Одна из них называлась Советской и шла параллельно железной дороги, другая носила имя вождя революции, и напротив вокзального здания, под прямым углом примыкала к Советской. Если Советская улица была застроена двухэтажными и одноэтажными деревянными домами, то на Ленина стояли дома такой же этажности, но уже кирпичные. Побродив по посёлку, и сделав вывод, что он очень похож на северный городок Буй, куда он ездил в прошлом годы в гости к своему другу, парень уже в сумерках возвратился на вокзал.
Когда он открыл двери в зал ожидания, то с удивлением для себя обнаружил, что в пустом до того помещении, теперь находились несколько мужчин. Трое из них, расположившись на двух скамейках, увлечённо играли в карты. Ещё двое сидя на соседней лавке, дымили папиросами и искоса наблюдали за игроками. Ни у кого из мужчин, не было никакого багажа, у всех были одинаковые, чуть отросшие после подстрижке наголо волосы, а руки густо разрисованы синими наколками. Судя по репликам, которыми обменивались мужчины, все они были выпивши.
Мгновенно догадавшись, что перед ним компания блатных, Мишка, хотел было выйти назад, на улицу, но было уже поздно. Когда закрываемая пружиной дверь издала глухой стук, все, кто находился в зале повернули головы в его сторону. Один из игравших в карты, ухмыльнувшись, тускло сверкнул стальной фиксой, и произнёс: «Не менжуйся, фраер, заходи. Никто тебя тут не схавает». Деваться было некуда и парень, пройдя через зал, уселся недалеко от двери, выходящей на перрон.
Какое-то время в помещение ничего не происходило, и Мишка, успокоившись подумал: «Да нужен я им. У них свои дела, у меня свои». Но не тут то было, со скамейки, где сидели блатные, поднялся один из тех, кто наблюдал за игрой и подошёл к парню. «Слышь, фраерок, мы только нынче от «хозяина». Я точно знаю, что ты по этому поводу, хочешь угостить нас водочкой. Точно знаю хочешь…» – с ухмылкой на лице, и угрозой в голосе произнёс он. Понимая, что его берут на испуг, Мишка лихорадочно думал, как же ему поступить: «Если я сейчас соглашусь, они с меня вытрясут всё до копейки. Да чёрт с ними с копейками – я себя уважать перестану. А если не соглашусь, то они всё равно вытрясут, вон их сколько. Куда не кинь – везде клин. Ладно, сейчас я ему отвечу, а там будь, что будет. Если что, дам по башке гитарой и в дверь. Пусть догнать попробуют». «А я что тебе задолжал?» – звенящим от напряжения голосом, ответил парень. Ухмылка медленно сползла с лица блатного: «Да ты оказывается, фраер борзый? Тебе «западло» угостить братву…» Что он хотел сказать дальше, Мишка так и не узнал, потому что из дальнего угла раздался чей-то негромкий голос: «Ржавый, не беспредельничай… Отвали от пацана, он действительно тебе ничего не должен». Тот, кого назвали Ржавым, прервав на полуслове свою речь, недовольно ответил: «Я же, Козырь, для общего блага стараюсь. Нам как дальше ехать, с пустыми карманами?» «Отвали, я тебе сказал… Мы воры, а не гопники… До Тайшета доберёмся, там тьма чужих чемоданов и лопатников», – Козырь поднялся со скамейки, и подойдя к Мишке сел, напротив него. Подняв глаза на своего спасителя, парень увидел худощавого, мужчину, лет сорока, щедро окрашенного сединой, с внимательными серыми глазами. Расстёгнутая клетчатая рубашка, в которую был одет Козырь, открывала наколотый на груди синий собор с несколькими куполами. «Тебя, как зовут?» – спросил он парня. «Мишка», – ответил тот. «Студент?» – задал вопрос вор. «Нет. Окончил техникум, приехал на работу», – ответил Мишка. «На гитаре то, можешь играть?», – спросил Козырь. Парень молча взял гитару, и на секунду задумавшись, затянул: «По тундре, по железной дороге. Где мчится поезд «Воркута-Ленинград». Когда песня закончилась, вор сказал: «Ну это мы всё проходили. Такими песнями нас не удивишь. Ты новенькое, что-нибудь, свеженькое сбацай». Не задумываясь, парень запел песню Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был». Бросив играть в карты, блатные, столпившись вокруг гитариста, слушали песню.
Прослушав песню, Козырь посмотрев на Мишку, спросил: «А ты откуда родом, парень?» «Учился в Харькове, а родился в небольшом городке Белгородской области», – ответил тот. Вор, услышал название городка, удивлённо произнёс: «Надо же, как тесен мир. Я там после войны первый срок отбывал. В сорок седьмом страшный голод был – траву хавали. В детдоме каждую ночь, кто-нибудь не просыпался. Вот мы с корешем Санькой, чтобы не «зажмуриться» раньше времени, и «подломили» каптёрку завхоза. Замок гвоздём ковырнули, нажрались тушёнки-сгущёнки, спирта по глоточку, и уснули там же. Завхоз, падла толстопузая, пришёл утром, а мы дрыхнем. Позвонил участковому. Ну нам по пятёрке впаяли, и на «малолетку». Помню в зоне был ещё собор в войну разрушенный, правда без крестов. Есть у вас собор?» «Есть», – ответил Мишка, удивлённый не менее Козыря, причудливыми сплетениями судеб. «Эх, как давно это было! Там я и на гитаре научился играть. Ну-ка, дай мне инструмент, попробую, может не забыл ещё», – вор, требовательно протянул руку. Взяв гитару, он прислушиваясь к звучанию, провёл пальцем по струнам. Подстроив под себя инструмент, Козырь, перебирая струны тонкими пальцами с наколотыми синими перстнями, запел «Журавлей». И хотя голос у него был ровный и приятный, пел вор с надрывом и неподдельной тоской. «Ну ты, Козырь, в натуре – чистый артист! Чуть слезу не вышиб!» – восхищенно сказал, Ржавый, когда смолкли последние гитарные аккорды. Козырь, не обращая внимания на слова Ржавого, выставил перед собой руки и пошевелив пальцами, произнёс: «Надо же, помнят, помнят пальчики и аккорды и струны. Значит за шесть лет не должны были забыть, как выбивать лопатники из карманов фраеров». Блатные радостно зареготали.
Внезапно, заставив вздрогнуть всех находящих в зале людей, прокашлявшись, ожил, и заговорил женским голосом, висевший под потолком громкоговоритель: «Граждане пассажиры, поезд номер 505 «Лена-Тайшет» прибывает на первый путь». Услышав эти слова, Козырь протянув, парню гитару произнёс: «Ну вот и всё, Миша, мы поехали. Ты правильный пацан, я бы хотел, чтобы у меня был такой сын. Никогда и ни перед кем не становись на колени, будут напрягать, какие-нибудь «бакланы», или попадёшь в «непонятку», держись до последнего, а если уж совсем будет невмоготу, скажи за тебя держит «держит мазу» Козырь, и никто, никогда и нигде тебя не тронет пальцем. Прощай». Мишка, уже протянувший руку, чтобы забрать у вора гитару, услышав его слова, выставив вперёд ладонь, сказал: «Я дарю гитару тебе, Козырь, как своему земляку на память о нашей встрече». Блатные одобрительно загудели, а вор, молча взяв гитару вышел на перрон, следом за ним покинули зал ожидания и остальные.
Почти сразу же, после ухода воров, тишину зала нарушил скрип открываемой двери билетной кассы, и оттуда вышел молоденький сержант милиции, за его спиной маячила уже не молодая, но ещё симпатичная кассирша. Мишка после ухода блатной компании, оставшийся в зале один, с удивлением уставился на них. Сержант же оглядевшись по сторонам и не увидев никого, оттолкнув женщину, прямиком направился к парню. «Предъявите документы», – приблизившись сказал он. Достав из кармана паспорт и направление на работу, Мишка, протянул их милиционеру. Тот небрежно полистав документы, спросил: «А вы, что, знакомы с Козырем?». Парень проигнорировав вопрос, спросил у сержанта: «А вы откуда знаете Козыря?» «Да кто ж его здесь не знает? Живём то, как в лагере – три зоны кругом. А Козырь, он законный вор, шесть лет держал эти лагеря. Все вопросы решал, при нём спокойно было. Сегодня освободился, потому и я здесь нахожусь, чтобы беспорядков не было. Как дальше жить будет, один только Бог знает. Три зоны – одна особая!» – тяжело, по-мужицки вздохнув, ответил милиционер. Затем, видимо, вспомнив, что ему не ответили на вопрос, снова спросил: «Так вы кем Козырю приходитесь?» «Земляк я ему, в одном посёлке жили», – ответил Мишка. «Мне бы такого земляка», – пробурчал отходя от него сержант.
Выйдя на перрон и закурив папиросу, Мишка долго смотрел вслед огням «бичевоза» уносящего в вольную жизнь Козыря и его «пристяжь». Поезд исчез за поворотом, а на перроне остались: звёздное небо над головой, и звенящая тишина над затерянной в тайге станцией Вихоревка. Жизнь продолжалась!