Как же интересно устроена человеческая психология – пока ты молод, твои мысли, побуждения устремлены в будущее. Ты выстраиваешь грандиозные планы по построению своей карьеры, ищешь надёжного спутника, с которым планируешь преодолеть любые невзгоды. Кажется всё так просто – стоит только приложить немного усилий, и запросто решишь и жилищный вопрос, и достигнешь достойного материального состояния. Но постепенно, взрослея, набираясь жизненного опыта (иногда довольно горького), начинаешь понимать, не всё так легко даётся в этой непростой, временами очень сложной жизни.
С годами начинаешь осознавать, что не всё ты можешь преодолеть, не все вершины сможешь покорить. Приходит понимание того, что временами лучше повременить, сменить упорство и напрасную настырность на мудрое выжидание, которое иногда даёт такой желаемый результат. И, наконец-то, наступает время, когда ты понимаешь – всё, чего ты хотел достичь, уже свершилось – ты на самом верху той горы, которую стремился покорить на своём жизненном пути. Следуя народной мудрости, можешь уверенно сказать:
- Дом (и не один) построил, родил и вырастил замечательных сынов, подрастают внуки, растёт и радует потомков сад с сотнями деревьев.
Ты, вдруг, понимаешь, что настало в твоей суматошной жизни то счастливое время, когда не нужно, сломя голову, боясь опоздать, нестись на работу, превозмогая усталость и невзгоды, любыми путями выполнять месячный план. Теперь ты свободно можешь распоряжаться своим личным временем и своими желаниями. Есть время встречаться со своими старыми друзьями, коллегами и вспоминать с ними непростую лётную жизнь. А вспомнить есть что.
И вот, что интересно – при встречах в кругу друзей-лётчиков чаще всего разговоры, воспоминания почему-то касаются вопросов проверок инспекторами, командирами всех рангов. Видимо, тот нервный стресс, постоянное ожидание неожиданной проверки (эти проверки старались всегда провести неожиданно) впечатывались в наше сознание намертво, на всю оставшуюся жизнь. Нет, мы, конечно же, не были наивными простаками. Выполняя свою работу по авиационной обработке сельхозполей, постоянно с воздуха осматривали автодороги и лесопосадки, выискивая служебную автомашину с проверяющими. Кроме того все экипажи в воздухе находились на радиосвязи и немедленно сообщали о появлении где-либо проверяющих, да и диспетчера, условной фразой, могли предупредить экипажи.
Нет, ещё только начиная свою лётную жизнь, я прекрасно понял (да и все коллеги-лётчики надеюсь, согласятся), существование авиационной профессии невозможно без постоянного контроля и проверок. Тем более, такие проверки всегда проводились специалистами с большим опытом лётной работы, занимавшими высокие руководящие должности. Но вот понимая необходимость такого контроля, в глубине души я всегда надеялся получить не только замечания и выговор за обнаруженные ошибки, но и действенную помощь, и совет от более опытного товарища. Но чаще всего такие надежды не оправдывались. К сожалению, оправдывался очень часто страх и обида за придуманные замечания и иногда несоразмерные наказания этих, считавших себя полубогами, но на самом деле обыкновенных людей, со своими, как и у нас, рядовых рабочих лошадок, слабостями и недостатками. Специфика лётной работы, которую я уже описывал в своих рассказах, не вкладывалась в рамки требований кабинетных, руководящих документов.
Чтобы не быть голословным, обиженным когда-то такими проверками, я обязательно приведу примеры из той, Советской поры. Ничего нового, никаких секретов я не открою. Все мы в ту пору жили по единому образцу – изучали законы, Коммунистическую мораль, чтобы быть успешными строителями светлого будущего – Коммунизма, но мысленно, да на кухне, все эти теории успешно отвергались, а уж в жизни мы поступали вообще, как нам выгоднее.
И вот ведь, что интересно, среди инспекторов, с которыми мне пришлось познакомиться и общаться за свою долгую лётную жизнь всегда вспоминаю с теплом и благодарностью - инспектора Главной инспекции Казахского Управления ГА – Булыгина Сергея Павловича, замминистра ГА СССР (за давностью не помню фамилии), командира Кзыл-Ординского ОАО – Душимова Дмитрия Аббасовича, командира Полтавского ОАО, а затем инспектора по безопасности – Перебейноса Степана Михайловича, других проверяющих командиров. Появление их возле нашего самолёта всегда начиналось с вопроса:
- Как вам работается? Что вам мешает? Как вас кормят? Чем можем помочь?
Это всегда вызывало на откровенность, и даже получив замечания, старался немедленно устранить недостатки.
Но я всё-таки хочу остановиться на некоторых отрицательных примерах проверок, они намного глубже въелись в память, а раны от тех незаслуженных обид до сих пор побаливают в душе. Работаем по подкормке озимых в В. Багачке, на Полтавщине, объём работ огромный, поэтому полёты начинаем до восхода солнца. Авиаторы-химики меня поймут, для того, чтобы начать полёты, каждый день необходимо собрать подписи, и агронома, и сигнальщиков на поле, и всей обслуживающей бригады во главе с инженером хозяйства. Притом, что за день может быть не один колхоз, а значит всё нужно обновить и ещё нужно оформить и подписать акты на выполненную работу. У экипажа нет времени собирать все эти подписи и ставить печати на документах – нам бы быстрее, побольше и покачественнее обработать посевы. Поэтому часто этими вопросами занимался авиатехник.
Вот и этот день начался, как обычно – авиатехник подготовил самолёт, выпустил нас в первый полёт, а сам на дежурной машине рванул в соседний колхоз для оформления бумаг (сбора подписей и печатей). Вот здесь мы и допустили промах. Не подумали, что “настоящий” инспектор не поленится встать среди ночи, чтобы до восхода солнца добраться до намеченной точки и, дождавшись где-то в лесопосадке первых вылетов, появиться внезапно на аэродроме выбранной жертвы. Мы уже третий раз заходили на посадку, когда я увидел знакомый автомобиль инспекции возле загрузочной площадки. Сразу зарулил на стоянку – посадка и руление без авиатехника – это грубое нарушение лётной дисциплины. Тем более, когда увидел инспектора – Гладких Константина Афанасьевича понял, что влип по полной.
Нет, я знал, что Константин Афанасьевич – лётчик с очень большим, боевым профессиональным опытом. Он летал ещё во время Великой Отечественной, имел боевые награды. После выхода на пенсию был назначен на должность инспектора по безопасности полётов. Его дотошность и мелочность при проверках иногда доходила до самодурства. Когда я вышел из самолёта, меня поразило то, что он прибыл к нам вместе с другим экипажем, т. е. снятие нашего экипажа и отправка на базу была запланирована. Что ж, с такими перестановками я был уже знаком. В отряде часто практиковался способ подмены чем-то неугодных командиров на “придворных любимчиков”, особенно, когда неугодный командир сумел наладить рабочий ритм и выполняется максимальный налёт. Я понял, что наказания всё равно не избежать.
В этот момент к самолёту подъехала наша дежурная машина, и авиатехник передал мне подписанные акты на выполненные работы. Все мои объяснения, конечно же, не имели никакого значения – мы были отстранены от полётов и, разместившись на задних сидениях Уазика, выехали на базу. Но ощущение обиды, несправедливости кипело в душе. И меня прорвало, пока ехали домой, а это два с половиной часа пути, я, не замолкая ни на минуту, рассказывал – чего на самом деле желает любой командир экипажа от настоящего, настроенного на справедливость, проверяющего. Цитировал, по памяти, требования руководящих документов, где чётко описано – какую необходимо оказывать помощь экипажам при проверках их на оперативных точках. Мы ведь при проверках получали только замечания и выговоры. Надо отдать должное – Константин Афанасьевич за всю дорогу не произнёс ни слова, зато водитель только улыбался и покачивал головой.
В душе я понимал, что такая лекция, да ещё и Константину Афанасьевичу, может выйти мне боком, но сдержать себя уже не мог. Когда подъехали к штабу, он пригласил меня подняться с ним к командиру ОАО, пилотское-то находилось у него. Минут двадцать я ожидал возле секретарши, пока он беседовал с командиром. И когда меня пригласили в кабинет, я уже был абсолютно спокоен (ведь всю свою обиду я уже выплеснул, излил той аудитории, которой она предназначалась), и к любому решению командира морально я был готов. Фёдор Фёдорович – командир ОАО – сидел за столом и держал в руках моё пилотское удостоверение, а инспектор, казалось бы, безучастно пересматривал какие-то бумаги. Минуту-другую командир, молча, перелистывал пилотское, а затем:
- Командир, сегодня опробуешь самолёт после ремонта, а завтра в 8.00 вылет на АХР в Кривую Руду и предупреждаю – там большие сложности с организацией полётов. Протянул мне удостоверение и всё, только улыбка и больше ни слова, а я, молча, повернулся и вышел из кабинета. ЧтО это было? Потом неоднократно встречался с Гладких, но не хватило смелости поговорить о том случае.
Тем более, ранее я имел “счастье” встречи с ним при подкормке риса в Крыму. Полёты производились на стационарном, межколхозном аэродроме с асфальтированной взлётно-посадочной полосой, который эксплуатировался круглогодично уже много лет. Условия для работы и отдыха были комфортные, но всё портила межрайонная свалка мусора, находившаяся в 150 м от ВПП в котловане, из которого когда-то добывали песчаник. При сильном ветре оттуда могло принести бумагу и пакеты (каждое утро мы вынуждены были осматривать ВПП), да ещё несметные стаи воронья и чаек. И случаи попадания птиц в фонарь кабины и в крыло, во время моей работы в этом хозяйстве действительно были, но мы об этом никогда не докладывали, выполнение плана было для нас всегда на первом месте, а доклад о ЧП – это может повлечь перерыв в полётах, простой самолёта.
Вот на этот аэродром и прибыл с инспекцией Константин Афанасьевич. Как только он вышел из служебного авто, я увидел у него в руках рулетку. Вместо проверки документов, как ожидали мы, он вдруг начал с моей помощью вымеривать ширину и длину асфальтированной ВПП. Я, молча, ходил с ним, удивляясь этому, но когда он начал отчитывать меня за то, что размеры ВПП не соответствуют регламентирующим министерским документам (по ширине и по длине они были на 10м меньше), я, молча, повернулся, пошёл к самолёту, мы со вторым запустили двигатель и зарулили на стоянку. Авиатехнику приказал привязать и зачехлить самолёт, сел в дежурную машину и поехал в контору колхоза, где объявил, что инспектор обнаружил несоответствие размеров площадки, из-за чего работа остановлена. На следующий день, после телефонных звонков в Симферополь, командованию сводного отряда, нам, в приказном порядке, было указано продолжать подкормку риса. Никаких замечаний нам записано не было – пронесло.
Вот сейчас вспоминая, анализируя прошлое – задаюсь вопросом:
- Ну откуда эти двойные стандарты в нашей жизни, в наших головах? Не зря в народе говорят – рыба загнивает с головы. В памяти сразу всплывает лето 1967-го. Мы – молодые вторые пилоты Отдельной Аральской Авиаэскадрильи, жара, жизнь в первобытных условиях – вода привозная, телевидение отсутствует (нет ретранслирующих вышек), туалет на улице за 50 метров, газа нет – печь топим в общаге углём и саксаулом. Возмущаемся, особенно между собой, но летать-то хочется, вот и терпим. Зато идеологическое, коммунистическое воспитание на высоте. Раз в месяц обязательно комсомольское собрание, как ни сопротивлялся, меня выбрали секретарём комсомольской организации Аральского аэропорта. Отсюда дополнительная нагрузка – каждое утро перед вылетом обязан проводить политинформацию о событиях в стране и за рубежом. Сейчас это тяжело понять, но в те годы за этим строго следили замполит и секретарь парткома, да и первому отделу регулярно доносили об умонастроениях коллектива. И всё это отражалось на налёте, а значит на заработке.
И вот однажды нам на утреннем разборе сообщают “радостную весть” – к нам едет РЕВИЗОР. Шучу, конечно, через пару дней в Аральск должен прилететь с инспекторской миссией Секретарь ЦК ВЛКСМ, Кандидат в ЦК КПСС – Пастухов Борис Николаевич. Должен заметить – в то время, для нас, этот человек казался недосягаемой величиной. Но с присущим мне критическим образом мышления, в моём мозгу возникает вдруг дерзкая, революционная мысль – если мы с Борисом Николаевичем являемся членами единой комсомольской организации СССР, а статут ВЛКСМ предусматривает общение между комсомольцами на ТЫ, то мне надо просто подойти к нему и рассказать всю правду о нашей сложной лётной работе и нашем нелёгком быте в Приаральском регионе. Может из центра, из Москвы смогут помочь и облегчить нам условия жизни.
Когда я рассказал о своих планах товарищам, все принялись строить планы, советовать, как обратиться, о чём просить такого высокого гостя. Естественно, об этих намерениях молодёжи сразу же донесли командованию эскадрильи. Запретить нам общаться с одним из главных комсомольцев нашей страны, командование не могло, но при этом, боясь подвоха, тайком, они сговорились с командованием военного аэродрома, на лётном поле которого базировалась наша гражданская эскадрилья. А расстояние между зданием гражданского аэропорта и военного до 500-та метров. Но мы-то не знали, в день прибытия делегации, наутюженные, при параде, стоим в ожидании встречи. И вот садится военный, грузовой самолёт – из него выгружают чёрную Волгу, предоставленную Секретарём Кзыл-Ординского Обкома партии, а следом садится АН-24 с высокой делегацией. Мимо нас к зданию военного аэропорта проносятся две чёрных Волги – секретаря райкома.
А дальше мы становимся свидетелями уникальной картины. К трапу, по песку, расстилается красная ковровая дорожка длиной метров двадцать и два огромных ковра. Когда Борис Николаевич спустился с трапа, секретарь райкома, согнувшись буквально до земли, и в таком согнутом виде с протянутой рукой прошествовал до царственной руки Секретаря ЦК ВЛКСМ. И никто больше не посмел ступить на ковры и красную дорожку. Вся эта КАМАРИЛЬЯ пронеслась мимо нас на торжественный обед. В Аральске потом долго обсуждали все эти торжества с царскими обедами, катанием на торпедном катере по, полноводному тогда ещё, морю, охота на сайгаков и джейранов, с весёлой и не безгрешной ночёвкой, на заповедном острове Барса-Кельмес. А затем, мы также, на приличном расстоянии помахали рукой, проводили нашего коллегу-комсомольца домой, в столицу нашей любимой Родины, на тяжкий труд для блага советского народа. А у него, наверняка, в отчёте было отображено красочное посещение глубинки нашей огромной страны, беседы с простыми тружениками и планы по устранению недостатков.