*в таком далеком ХХ веке*
Дверь купе аккуратно открыл потный, полный мужичок.
— Ну, здорово! — обратился он к пареньку, сидящему у окна. — Соседями будем, значит.
Паренек кивнул и продолжил смотреть в окно.
Новый пассажир развил бурную деятельность. Сбегал за бельем и чаем, а потом расстелил на столике белый платок и аппетитно выложил на нем стандартную дорожную еду: вареную курицу, яйца, сало, хлеб, пучок зеленого лука, огромные розовые помидоры и, естественно, бутылку водки.
— Ну, что, малый, за знакомство? — он подтолкнул безразличного паренька в бок.
— Спасибо, я не хочу. — на автомате ответил тот.
— Э, нет, так дело не пойдет. Нам до Москвы с тобой сколько суток ехать? — Он притворился, что не знает ответа на вопрос и ждал реакции соседа. Тот даже плечами не пожал и никак не показал, что слушает. Поэтому дядька продолжил. — Правильно, почти двое суток! И что, вот так чужими и поедем? Непорядок. Давай, давай, паря, не обижай. Сейчас познакомимся и сиди себе дальше, ворон считай.
Он засмеялся, сам довольный своей несмешной шутке. Паренек неохотно повернулся к столику и стало видно, что он не грустный и не вялый. Его лицо просто ничего не выражало, будто выключили все эмоции и человек превратился в робота.
— Как звать–то тебя, малый?
Мужичок сноровисто открыл бутылку и плеснул водки в стаканы.
— Афанасий Георгиевич, — ответил юноша, нимало не интересуясь тем, как зовут попутчика.
— Эк ты завернул, какой ты мне Афанасий да еще Георгиевич? В сыны мне годишься, стану я тебе по имени–отчеству звать! Афоня ты, стало быть. Ну, а я Иван Дмитриевич, хочешь, просто дядей Ваней кличь, я не обидчивый.
Юноша безразлично кивнул и абсолютно автоматически, неживым голосом произнес:
— Рад знакомству.
— Да ты погоди. Рад он. Давай вот выпьем, а потом уж и радоваться будешь!
Он впихнул юноше стакан и взял свой.
— Ну, вот теперь все по правилам. За знакомство!
Они выпили, юноша закашлялся и сосед быстренько пододвинул к нему стакан с чаем.
— Запей–ка быстренько, давай!
Юноша послушно сделал глоток.
— Давай, давай, пей! Хороший чаек!
Дядя Ваня внимательно смотрел, как Афанасий маленькими глоточками пьет чай. Лицо его немного покраснело и оживилось.
— Вкусный чаек–то? Воот, учись, надо к проводнице подход иметь, чтобы заварки хорошо положила, а то, знаешь, бывает… — он махнул рукой и так и не сказал, что там бывает. Вместо этого он соорудил бутерброд из сала и хлеба, положил его около юноши и сказал: — Давай, рассказывай!
— Что рассказывать? — Юноша думал, он уже никогда ничему не сможет удивиться. Оказалось, он ошибался.
— Все рассказывай. Я же не дурак, вижу у тебя случилось что–то. Люди мы незнакомые, уже никогда не увидимся, поэтому мне можешь рассказать все, что угодно. Все. — как то по–особенному выделил голосом это слово дядя Ваня и внимательно посмотрел на Афанасия.
— У меня умерла невеста. — механически сказал парень.
— Ай–яй–яй, — покачал головой попутчик. — Беда–то какая! Давай, за упокой души выпьем. Как звали ее?
— Аннушка.
— Нюрка, значит. Царствие небесное!
Они выпили и юноша опять замолчал.
— Ты вот что! Покуда поешь, а я за чайком еще сбегаю.
Иван Дмитриевич суетливо выскочил из купе. Пока он добывал чай, Афанасий вяло жевал сало и хлеб и даже забыл о существовании попутчика.
— А вот и я! — Иван Дмитриевич ввалился в купе и поставил на столик еще два стакана с чаем.
— Давай, выпей еще горяченького, а то уж больно ты на мертвеца смахиваешь! Вот, бери, вот это твой стакан, я туда сахарку побольше кинул.
Афанасий кивнул и взял стакан.
— Благодарю вас, — с запозданием, но он вспоминал правила вежливости.
— Ишь, ты! благодарю! Пей уже!
Мужчина дождался пока парень выпьет чай и продолжил расспросы.
— Так отчего умерла–то невеста? Молодая ж была?
— От рака. Молодая. Двадцать лет.
— Эх, жизнь, жизнь, вон оно как бывает!
— А ты, значит, с похорон вертаешься?
— Нет, она в Москве умерла. Уже месяц как. Я не знал. Недавно телеграмму получил.
— А ты что здесь делал? Сам–то студент, аль работаешь?
— Студент, но я академ брал. Хотел Аннушке помочь.
— Запутал ты меня, Афоня. Давай поподробнее!
Афанасий и сам не понимал, почему он терпит этого настырного дядьку и не пытается от него отвязаться. Голова стала легкой, дурной, как будто он много выпил и захотелось выложить попутчику абсолютно все, без утайки.
— Аннушка заболела два года назад. Сначала и подумать не могли на онкологию, она же была такая молодая! Время упустили, потом оперировать стало уже поздно. Лечили как могли. А мне один преподаватель в институте (я на геолога учусь) рассказал, что есть где–то на Урале травница, которая лечит абсолютно любые болезни. Я и поехал.
— Как, прямо вот так, не зная адреса?
— Адрес я нашел, в институте академический отпуск взял и поехал. Родители денег мне дали.
Афанасий помолчал. А потом стал рассказывать так, будто бы все происходит прямо перед его глазами. Здесь и сейчас.
Он приехал в Горки в самом начале короткого уральского лета. Баба Нюра. Вот и весь адрес. Ему так и сказали, приедешь в Чебаркуль, а там до Урочища Горки рукой подать. Там уж бабу Нюру знают все. Маленькое Урочище («слово какое красивое», подумал он) совсем не удивилось его приезду. Их травница славилась далеко за пределами Челябинской области и людей к ней приезжало немало. Сначала он долго ждал около ее дома. «В лес пошла, за травами," сказали соседки. Потом он решил побродить по поселку и найти ночлег. Поселение под гордым названием «Урочище» не могло похвастаться ни гостиницей, ни домом колхозника, ни комнатами внаем. Как выяснилось, все пациенты живут у бабы Нюры. Все время лечения. Он успокаивал себя, что ему только рассказать про болезнь и купить трав, а там быстрее, быстрее, на всех парах в Москву, к любимой. Бабка Нюра оказалась сгорбленной старушкой с горбом, бородавками, клюкой, в лохмотьях, невероятно похожая на настоящую сказочную Бабу–Ягу. Вот только вместо кошки у нее на плече смирно сидела черно–белая крыса и умно поблескивала глазками. Впрочем кошка и собака тоже имелись: огненно–рыжий, огромный кот Барсик и безымянный пес, помесь собаки и волка, угрюмый и зловещий.
— Заходи, касатик, — совсем уж по сказочному бабка пригласила Афанасия. Она цепко осмотрела его с ног до головы темными глазами и ткнула в спину острым кулачком. Тот даже подумал, что сейчас ему и баньку организуют и ужин, а потом попробуют съесть. Ужин ему и вправду подали. Картошка, яйца, хлеб и ароматный травяной чай с медом. Он говорил старухе, что очень торопится, что у него невеста тяжело больна и он просит помощи и заплатит, сколько баба Нюра скажет и вот Аннушкины медицинские справки и анализы, может быть бабушка посмотрит?
— Как звать невесту? — переспросила бабка.
— Аннушка.
— Любишь ее сильно?
— Больше жизни.
— И все отдашь за ее жизнь?
— Все.
— Хм, как ласково ты ее называешь. Аннушка. Скажи еще раз.
— Аннушка, — послушно повторил он, вспомнил любимую и сам не понимая почему, разрыдался.
— Поплачь, касатик, поплачь, легче станет. — Ворожея подлила ему чая. — Спать на сеновале будешь.
— Да мне бы поскорее..
— Будет тебе поскорее. Помогу я ей. Да не нужно мне это. — Она отодвинула от себя пачку бумаг, в которой уместилась все Аннушкино здоровье, жизнь и беда. — Есть у меня Эликсир Жизни. Вот, смотри. — Она полезла в дальний угол кухни, что–то сдвинула, открыла тайник и показала ему темный пузырек, а внутри… Внутри мерцала синева. Мучительная, манящая, волшебная и прекрасная. Он протянул дрожащую руку к этому мерцанию, но старуха живо спрятала пузырек в лохмотьях на теле. — Но он дорого стоит.
— Я, я все отдам, и ее родители, все, мы соберем…
— Не торопись. Завтра все обговорим.
— Давайте сегодня, я вас умоляю.
— Не спорь. Утро вечера мудренее.
И он снова подумал, что попал в сказку.
«Это хорошо," подумал он засыпая. «Сказки всегда хорошо заканчиваются.»
— Баб Нюр, а что это у тебя за постоялец объявился? — соседка Женя принесла ворожее молочка и яичек и загляделась на молодого парня, который неуклюже, но старательно пытался колоть дрова. — Городской, видать?
— Племяш это мой, Афоня, из самой Москвы. Посмотри какой тощий, прислали подкормиться, да поздороветь, у них там ни молока настоящего, ни мяса. — бабка Нюра выжидательно посмотрела на соседку.
— Да, да, — засуетилась та, мы как раз кабанчика собираемся забивать, так я угощу, а пока может быть курочку прирезать?
— Прирежь, милая, прирежь. Сынок–то здоров ли? Поправился?
У языкатой Жени пересохло во рту и по спине как будто провели ледяной ладонью.
— Здоров, баб Нюр, спасибо. Я побегу, курочку прирежу.
— Беги, хорошую, молоденькую выбери.
— Бегу, бегу. — Женя попятилась и стараясь не встречаться с бабкой взглядом, поспешила домой. Когда ворожея на что–то намекала, это надо было сделать немедленно, потому что ее намеки на самом деле были приказами.
— Афонюшка, ты не устал?
— Нет, баб Нюр, все хорошо.
— А ты никуда не торопишься?
— Куда мне торопиться, я академ взял. Целый год могу тут дрова колоть. — Юноша посмотрел на старую бабку абсолютно счастливыми и пустыми глазами.
— Ну вот и славно.
Все Аннушкины бумажки она спалила еще вчера. Его документы были надежно спрятаны, а самого Афанасия она напоила особым чаем. Он был очень похож на того юношу, с которым ее когда–то развела судьба. И этот второй шанс она не собиралась упускать. Тем более, что был у нее Эликсир Жизни, а с ним она была все всемогуща. Почти. Не хватало одной мелочи. Любви. Аннушка! Как ласково он ее называл! Также он будет называть и ее, дайте только срок!