Глава 15
Забэл
Забэл пришла ближе к вечеру, просто вышла из леса по тропе, ведущей от Водопада Ведьм.
Хильда сидела на ступеньках крыльца и смотрела на озеро. Друг другу они понравились сразу.
Черноглазая Забэл была невысокого роста, полненькая, с густыми черными волосами, распущенными по плечам. В руках она держала полотняный мешок, набитый рстениями, а в ее заплечной сумке лежала толстая старинная книга в жестком кожаном футляре.
Хильда не стала ее ни о чем спрашивать, просто показала немудреный мирок дома и предложила чем-нибудь перекусить. Решили, что Хильда поджарит рыбу, а Забэл займется своим мешком.
Хоть и была вторая треть сентября, но дневное солнце не пожалело для маленького озерного мирка своих осенних, но жгучих ласк. К вечеру жара уже не звенела, старые ели успокоились и перестали истекать смолой. Трава на лужайке перед домом была зеленая, и мелкие маргаритки застенчиво кокетничали с высокими стеблями солнечного девясила. Перед закатом вода Эль-явра искрилась розово-жемчужными бликами, и даже туман над западным берегом озера выглядел как перламутровый занавес на гигантской сцене.
Забэл сидела на низенькой скамейке перед домом и перебирала травы, листья и ветки, которые принесла с собой. Она хотела до темноты рассортировать всё, что за день собрала в лесу. Толстая книга в истертом кожаном футляре лежала рядом, на чистом полотенце.
Забэл сначала выбирала из кучи какой-либо цветок или стебель, внимательно разглядывала его, проводя пальцами по поверхности листка, или раскрывала бутон и всматривалась в интимное устройство маленького королевства тычинок и пестиков. Порой ей приходилось поднимать тяжелую кожаную крышку книги и листать страницы в поисках нужной подсказки.
Постепенно вокруг нее вырастали кучки разных растений, и она, шепча странные слова, собирала их в пучки, перевязывая красной шерстяной нитью.
Иногда она отрывала взгляд от растения и просто смотрела перед собой. И первый, кого она видела в такие моменты, был Берсерк.
Он появился сразу же после прихода Забэл. Сначала подошел к Хильде, небрежно мазнул ее по ноге хвостом, как бы напоминая: у меня есть законное право на тебя, что бы ты ни думала по этому поводу. И только потом стал придирчиво обнюхивать Забэл. Одобрил и уж было решил задрать хвост на ее длинную юбку, но потом передумал – всё равно никуда не денется... Подождем, посмотрим... Что-то у нее есть такое нужное для меня. И когда Забэл разложила свои травы и листья, он устроился неподалеку.
Берсерк развалился на гранитной дорожке, ведущей от крыльца к берегу озера. Он лежал на правом боку, плотно прижав голову и хвост к еще теплому камню. Свои мощные передние и задние лапы он удерживал строго под прямым углом к телу, вытянув их и положив левые на правые. Глаза его были плотно закрыты, кончики разорванных ушей неподвижны. Поза, невероятная для котов, но вполне привычная для собак, выражала абсолютное погружение в нездешность.
Забэл на секунду показалось, что Берсерка покинула его загадочная дремучая душа. Она отложила корень, который держала в руках. Ей вдруг захотелось встать и погладить лежащего на граните бойца, удостовериться, что тот жив, но Берсерк опередил ее.
Он пружиной взлетел в воздух и в следующий миг уже прижимался всем телом к ее ноге, хрипло и громко выговаривая: «Долго же мне пришлось тебе втолковывать, чтобы ты обратила на меня внимание».
– Так ты гипнотизировал меня? – изумилась Забэл.
«Какая чушь... Не говори со мной птичьм языком. Что такое гипнотизировать? Я посылал тебе мысленный приказ подойти ко мне. Ну, вроде того, как на охоте я учу своих детей сначала мысленно приказать мыши не двигаться, а потом уже сцапать ее. Только с тобой наоборот...»
Берсерк обошел вокруг Забэл и прижался к другой ее ноге. Он и сам пока не понимал, почему он это делает. Впрочем, он не привык раздумывать и всегда делал то, что хотел. Если обстоятельства не были против.
«Между прочим, я тебе долго приказывал, так долго, что уже подумывал, а не бросить ли тебя и пойти к Хильде в дом. Она как раз сейчас будет рыбу разделывать...»
Так говорил боевой кот Берсерк, вернее, то ли мурлычно хрипел, то ли рычно мурлыкал басом и терся спиной, боками и головой о ногу Забэл, выгибая мускулистую спину под ее руками.
Потом он совершил невероятный для него поступок, прямо скажем, постыдный и недопустимый для патриарха всего кошачьего населения окрестностей Санхеттен-фьорда. И немыслимый для настоящего боевого кота викингов. Он повалился на спину и, задрав вверх все четыре лапы, подставил шею и живот под руки Забэл.
Она острожно ощупала его шею и грудь, провела руками по мягкому животу, и тут он вновь проворчал: «Ты не ленись, не ленись, сильнее дави. Вот так, правильно... И шею, шею давай массируй, там старый шрам болит. Это всё засранец Гревлинг из сосновой рощи. Ты знаешь этого старого барсука-вонючку?»
Забэл только улыбнулась и покачала головой.
«Эх, и врезал же я ему. Он аж поперечно-полосатым стал, кусок оленьего дерьма... У него до сих пор здоровая плешь на брюхе. Так я его располосовал задними лапами. Теперь он перебрался к Большим Голым скалам под туманом. Я его и не видел уже лет триста, наверное... Нет, вспомнил – сегодня он смылся от меня, когда я проверял, всё ли в порядке в лесу после урагана. Так и зарылся в кучу мусора в своей норе.»
– Ты такой старый?
«Я старый? Да я моложе Йотты-хромоножки лет на двести, а она женщина в самом расцвете, хоть и злая, как тысяча драчливых рысей. Да, а ты знаешь, что рысь Гаупе Бесхвостая своим детям рассказывает истории про меня? А она очень правдива. Я иногда с ней перекидываюсь парой слов, когда не очень занят... Вообще-то она моя дальняя родственница. Недавно она рассказала им про мою битву с Толстозадым Миком, тем самым, из-за хребта Йотунхейм. Это было славное дельце... Толстозадый Мик убежал от меня с одним глазом и разорванной шкурой. Она висела на нем, как флаги на шхуне старого онкеля Бьорка Магнуса, отца шкипера Оле Мортенлина».
Забэл ласково провела рукой по шее Берсерка, нащупала плотный, как древесный корень, рубец и стала пальцами и ладонями мягко его растирать.
Она попыталась представить, каким этот удивительный кот был в своей доисторической молодости. Короткая буро-пепельная шерсть блестела на солнце, отливая рыжиной. Еле заметные полоски делали его невидимым среди суеты высоких трав и кустарников. И на деревьях он сливался с корой и мог сутками выслеживать добычу или врага.
Хильда уже рассказала ей, что лет этому коту столько же, сколько и скалам вокруг озера Эль-явр, а им много тысяч лет, так говорила Йотта-хромоножка. Но Хильда ей не очень поверила и решила разыскать достоверную информацию в научной литературе, когда вернется домой. А пока, в качестве рабочей гипотезы, она будет считать, что Берсерку всего одна тысяча лет.
Мысли Забэл о его персоне Берсерк прервал недовольным урчанием и легким ударом лапы. Разумеется, когти были втянуты и сила удара точно рассчитана. Не то, что вчера с Хильдой или сегодня с этим куском просоленной мачты, шкипером Оле. Просто напоминание – "не отвлекайся на чепуху, сосредоточься на моей шее и занимайся тем, что умеешь делать хорошо". Так примерно следовало понимать это вполне уместное замечание Берсерка, он ведь умел немного читать мысли людей и внушать им свои. Когда это было ему выгодно.
Забэл тихо откликнулась:
– Прости, пожалуйста, немного задумалась... Ты рассказывай. А где теперь этот Толстый Мик из-за хребта Йотунхейм?
Забэл вытянула лапы Берсерка, проверила суставы и работу его боевых когтеножей, деликатно обойдя несомненные и весомые достоинства и свидетельства его любвеобилия и чадолюбия. Они выглядели внушительно и не нуждались в помощи человека.
А Берсерк, полностью погрузившись в блаженство, которое раньше ему не приходилось испытывать, продолжал урчать хрипло и немного лениво: «Люди из деревни Тиммерхавн говорят, что теперь он не может найти себе медведицу, потому что окривел... Так и шатается по лесам один. Если встречу на моей земле, разорву пополам, мясо пусть лисы сожрут, а шкуру отдам тебе. Хочешь шкуру Толстозадого Мика? Ты что, мне не веришь? Спроси у Гаупе Бесхвостой, она никогда не врет... Я если что обещаю, всегда выполняю! Правда, шкура у него теперь в заплатах, но ты отдашь ее в деревню, и тебе сошьют из нее шапку и рукавицы. Там, откуда ты пришла, холодно, наверное...»
Смеясь и слушая хвастливые байки Берсерка, Забэл обеими руками разгладила густую короткую шерсть, выбрала еловые иголки и другой мелкий мусор, добралась до кожи, пробралась сквозь толстый панцирь мышц, проверила внутренние органы и ликвидировала все старые и новые шрамы, рубцы, раны, узлы и зажимы, накопленные Берсерком за многие столетия его суровой жизни в лесах вокруг озера Эль-явр.
Она гладила, нажимала и проникала пальцами в тело, иногда легко и невесомо, иногда довольно сильно. Ее никто не учил этому, она действовала интуитивно, направляя луч нежности из своего сердца в руки и концентрируя энергию в центре ладоней. А потом этот золотой шар растворяла и выпускала живительными струями из кончиков пальцев. Все действия она совершала бездумно. А может быть, мистическая душа Берсерка, много повидавшая за тысячу лет жизни, подсказывала ей, что надо делать.
Спустя недолгое время Хильда вышла на крыльцо, чтобы предложить боевому коту свежей рыбки. Она увидела, что распростертый на траве Берсерк окружен полупрозрачным и светящимся золотым шаром, а над головой Забэл дрожит и переливается густой воздух, как фонтан оранжевого пламени.
Солнце уже исчезло в тумане над западным берегом озера, и сумеречный свет придал фантастический вид картине исцеления мистического животного земной женщиной. «Интересно, – подумала Хильда, завороженно глядя на Забэл и лежащего перед ней Берсерка, – а как тот грек-художник, Лукас, нарисовал бы всё это? Наверное, он сумел бы написать такую замечательную картину, что ее сразу взяли бы на аукцион Сотби или Кристи. Жаль, что я не умею рисовать. И жаль, что Лукас не видит этого». Она тихонько вздохнула и присела на ступеньку крыльца.
Сеанс исцеления был прекращен внезапно и грубо. Черная тень упала на Забэл, но она не остановила движения рук, только подняла глаза. На гранитной дорожке стояла Йотта-хромоножка.
Древняя вёльва фру Йотта Свамменхевен была одета странно, но с изяществом. На ней были узкие брюки из черной тонкой кожи, заправленные в высокие горные ботинки с толстой рубчатой подошвой. Подол короткой коричневой юбки из плотной ткани был украшен солнышками-свастиками левого оборота и трилистниками. Этот орнамент был вышит красными и зелеными шерстяными нитками и повторялся на вороте серой шелковой блузы и рукавах. К рюкзаку из шкуры оленя, висевшему за ее плечами, ремешком была пристегнута свернутая красная куртка. Седые волосы заплетены во множество косичек и перетянуты кожаным ремешком под затылком.
Йотта стояла, опираясь на свою трость, и насмешливо смотрела на Забэл.
– И с чего ты решила, что этот жалкий вонючий ошметок мяса в изношенной до дыр шкуре достоин таких изысканных и целебных ласк?
– Он попросил погладить его, – тихо сказала Забэл и посмотрела прямо в глаза Йотты-хромоножки.
И тут произошло событие, короткое, как взмах крыла стрекозы. Из черной бездны глаз Забэл заструился мощный и яркий, почти солнечный поток, а прозрачные серо-голубые глаза Йотты вдруг потемнели, как скалы хребта Йотунхейм в безлунную ночь, и выплеснули черную струю раздражения. Оба потока столкнулись, и пространство вокруг двух женщин завихрилось. Визгливо вскрикнули скрипки, протяжно прозвучали стоны тромбонов и короткие басовые проклятия контрабасов.
Битва длилась недолго, всего два взмаха ресниц Хильды. Она в изумлени уронила рыбу, которую приготовила для Берсерка. И вдруг Забэл встала, не отрывая взгляда от глаз Йотты, и, перекрывая звуки и заполнив всё пространство, прозвучал проникновенный и повелевающий голос виолончели. Всё стихло. Йотта-хромоножка отвела взгляд. И задумалась, глядя на темный лес.
А тем временем Берсерк, нимало не смущенный, в отличной боевой форме, мощным прыжком преодолел расстояние до рыбы, лежащей на траве у ног Хильды. Захват зубами, осторожный взгляд на Хильду с наилегчайшим оттенком вынужденной благодарности, и Берсерк растворился в темноте.
Йотта-хромоножка еще раз, уже спокойно и даже печально взглянула на Забэл, вернувшуюся к своим травам, потом резко повернулась и, стуча тростью, ушла по гранитной дорожке в сторону берега.
Забэл и Хильда потом не могли вспомнить, ушла ли она по воде или взлетела в воздух, оседлав свою трость. Но это не важно. А важно то, что через час Хильда угощала Забэл чаем и пирогом с творогом.
Она с открытым ртом слушала рассказ об удивительной горной стране, где красные скалы держат в ладонях древние монастыри. Где люди вспыльчивы и упрямы, а в садах растут душистые абрикосы и персики.
Бесцеремонный стук в дверь и хриплое урчанье Берсерка заставило Забэл умолкнуть.
«Что, уже и любимую супругу с детьми проведать запрещено? В конце концов, существует закон о воссоединении семьи, и я требую его исполнения».
– Пожалуйста, кто же тебе запрещает? – Хильда открыла дверь и Берсерк, нагло щуря желтые глаза, вошел в дом, снисходительно задев ее ногу хвостом.
Он не спеша направился в угол, где стоял деревянный ящик с его детьми и их мамой, беленькой скромницей, и по очереди всех обнюхал. Довольно равнодушно, просто исполняя отцовский долг. Потом вспрыгнул на широченную тахту, где могли бы поместиться четверо крупных мужчин и три охотничьих собаки, и уже никакая сила на свете не могла его оттуда согнать. Он намеревался в эту ночь остаться в доме.
Чай Забэл приготовила сама, из девяти растений, которые выбрала из своего большого полотняного мешка. Она сосредоточенно отсчитала нужное количество веточек, корешков, листьев и цветков и залила их холодной водой из озера Эль-явр. Прозрачный сосуд, в котором лежали растения, она держала в руках, вращая его по часовой стрелке и поглаживая стекляные бока, как бы возводя вокруг него невидимую стену. Похоже на то, как гончар из крутящегося куска глины выращивает глубокую чашу или кувшин. Когда растения согрелись до температуры ее рук, она попросила Хильду налить кипящей воды в большую кастрюлю, погрузила туда сосуд с чаем почти до самого горлышка и так держала его, аккуратно потряхивая и вращая, пока он не разогрелся «до звона колокольчиков». Так Забэл ответила Хильде, когда та удивленно спросила:
– А как ты определила, что чай готов?
– По звуку... Когда растения полностью отдали свои души воде, они звенят колокольчиками. Когда люди умирают и отдают свои души Богу, тогда звучат большие человеческие колокола. А у растений души маленькие, изящные, тихие. Вот и звучат нежные колокольчики. А ты не слышишь, Хильда?
– Нет, не слышу, я только вижу вокруг тебя какой-то нежный желто-зеленый туман. Он переливается и отсвечивает оранжевым. Так красиво, что хочется плакать... Но ты не слушай меня, я, наверное, просто выдумщица... И еще у меня развито зрительное восприятие. Так мне сказал наш профессор Вильфранд. Он очень знающий человек. И загадочный. Я тебе потом о нем расскажу...
– Нет, ты не выдумщица, Хильда. Это души зеленых растений отдают свою энергию воде. Но ее так много, что она уходит и в пространство вокруг сосуда, а скоро и вся комната наполнится ею. Ну вот, чай готов.
Забэл поставила прозрачный сосуд с горячим чаем на стол, а Хильда разлила его в глиняные чашки.
А потом две женщины сидели за большим деревянным столом, пили душевный чай из растений, собранных в окрестностях озера Эль-явр и ели пирог с творогом и вареньем из морошки. А еще на столе были ржаные сухарики, зажаренные с солью и чесноком.
Разговаривали они о самом важном. И если вы подумали, что они говорили о любви, то вы не ошиблись. Да, о любви к мужчинам, детям, родителям, братьям и сестрам, друзьям. О любви к животным и растениям, к озерам и горам, рекам и водопадам, к морскому влажному ветру и яростным ветрам высокогорий. О любви к музыке и стихам, легендам и сказкам. И это всё называется разговорами о Жизни.
Хильда рассказала о своей пока еще маленькой жизни, о маме и папе, которые живут в рыбацком поселке на песчаном побережье Балтийского моря. О своем приятеле Мареке, который не поехал с ней искать Водопад Ведьм.
Она заплела свои пружинистые рыжеватые волосы в две косы и завязала их яркими зелеными лентами.
Забэл внимательно слушала Хильду, задумчиво глядя на нее, и мысленно плавными движениями рук очерчивала вокруг нее золотистую сферу. Зачем она это делала, Забэл не знала, да и не думала об этом. Ей просто нравилось представлять, как вокруг Хильды растет и наливается золотым светом защитная оболочка.
А Хильда сияла глазами, улыбалась и чуть смущенно спрашивала Забэл, есть ли у нее муж, дети, какие у нее папа и мама. И опять о ее далекой стране – какие там люди, реки и города.
– Да, у меня есть муж, но мы с ним не живем вместе, хотя часто встречаемся. Мы просто друзья.
В глазах Хильды промелькнула тень сожаления, но она промолчала.
– И сын у меня есть,– продолжила Забэл после минутного молчания, – ему уже восемнадцать лет. Он красивый и умный мальчик, но ему грозит опасная болезнь. И современные средства мало помогают. Вот почему я ищу для него лекарство. Мой народ верит в вещие сны, и многие видят их. И вот однажды я тоже увидела такой сон.
– А что тебе приснилось?
– Я была в большом книгохранилище. Ходила по комнатам и разглядывала высоченные стеллажи, заставленные старинными книгами. А в какой-то момент появился старик в синем балахоне с капюшоном. Маленького роста и с большим носом. Как у мужчин моего народа. Среди армянских мужчин много носатых, ты ведь, наверное, знаешь. В руках у него была коробка из твердой кожи. Он положил мне в руки эту коробку и исчез. Я проснулась.
– И всё?
– Нет, что ты, далеко не всё, – Забэл отпила глоток чая и выпрямилась, движением головы встряхнув волосы, которые, как черный шелковый плащ, укрывали ее плечи. – Через несколько дней мне пришлось проводить экскурсию в Матенадаране – это самая большая в мире библиотека древних рукописей. Там есть очень старые книги на армянском и персидском, а еще на японском, греческом и иврите. Вот приедешь в гости ко мне в Ереван, мы с тобой обязательно туда пойдем.
– А я учу фарси и древнегреческий, нам их преподает профессор Вильфранд, – обрадованно сказала Хильда и засмеялась, – вот ведь какое совпадение. Ой, прости, я тебя перебила. Продолжай, пожалуйста.
– Ты представляешь, эту самую коробку, из моего сна, я увидела в руках одного сотрудника, который проходил мимо. Я спросила его, что это такое, а он мне сказал, что это книга врача и ученого Амирдовлата Амасиаци, очень известного целителя, который жил шестьсот или даже тысячу лет тому назад. Я попросила посмотреть эту книгу, но он мне просто отдал ее и сказал очень странные слова.
– А что, что он сказал? – Хильда в нетерпении быстро допила свой чай и налила еще из прозрачного сосуда.
– Он сказал так, – Забэл на секунду задумалась. – Ты возьми эту книгу с собой и иди на Север и немного на Запад, в те края, где сосны и камни тысячи лет не расстаются друг с другом. Есть страна между высокими горами и суровым океаном. Тысячи озер и рек. Древние камни и столетние деревья. Там у людей глаза светлые и прозрачные, как их небо. Эта Книга поможет тебе узнавать растения и их пользу. Иди смело и не удивляйся ничему.
– А что потом?
– Потом он быстро ушел, а я принесла книгу домой. Ты знаешь, мне недели хватило, чтобы получить визу в Норвегию, купить билет на самолет, и сегодня утром я была уже в аэропорту Осло. Села в первое попавшееся такси. Такая яркая машина – оранжевая с зеленой крышей. А шофер сказал, что знает куда меня везти. Мне стало немного страшно, откуда он может знать.... Но я подумала, что, возможно, тот сотрудник книгохранилища мне помогает. Что здесь сложного? Позвонил знакомому таксисту в Осло, описал мою внешность и адрес сообщил. Сказал же он, – ничему не удивляйся.
– А потом-то что было, как ты этот дом нашла?
– На такси доехала до поворота на деревню Тиммерхавн, а там на обочине меня ждала вот эта собака и два ее щенка. Они и привели меня к озеру, – Забэл ласково потрепала по шее Айку, которая уже давно сидела, положив голову ей на колени и не сводя глаз с ее рук. Оба щенка Айки кувыркались у ног Забэл, тихо переругиваясь между собой.
– И вот я здесь, и мы с тобой пьем чай, а у меня еще остались растения в мешке, которые собирала по дороге в лесу и не успела разобрать. Вот этим я сейчас и займусь, – закончила Забэл и поднялась из-за стола.
Пока женщины тихо беседовали, боевой кот Берсерк развалился на широкой тахте, покрытой шкурой оленя, и лениво щурил желтые глаза, поворачивая полумесяцы зрачков то в сторону Хильды, то в сторону Забэл.
Он время от времени спрыгивал на пол, в очередной раз по-хозяйски обнюхивал свою кошку с котятами и пытался хриплым голосом прекратить эту совершенно бессмысленную, с его точки зрения, болтовню. Он даже пошел на недостойную патриарха хитрость, попытавшись жалобно мяукнуть, но это вызывало только веселый смех Хильды и понимающую улыбку Забэл.
Целью Берсерка было привлечь внимание Забэл к своей незаурядной личности и заманить ее в постель. Что ему и удалось через некоторое время. Так он сам, по крайней мере, думал.
Наконец чай был допит, чашки вымыты, травы и коренья собраны в пучки и развешаны вдоль глухой стены комнаты, и женщины улеглись на большой тахте, где места хватило бы еще на четверых.
Берсерк пристроился между ними, бесцеремонно пройдясь по их ногам, громко и хрипло заурчал и недовольно высказался: «Долго же вы болтали, у меня опять заболела шея. Давай, не ленись, лечи меня. Ты ведь для этого сюда и пришла, я-то знаю...»
Хильда расхохоталась, а Забэл осторожно нащупала рубец на мощной шее старого бойца и собрала в ладони золотой шар.
Стало тихо и запахло оранжевыми раскаленными горами и выжженными солнцем травами страны огня Муспельхейм, которую Забэл называла своей родиной, Арменией. А еще зеленое свечение разлилось от пальцев Забэл и заполнило комнату.
Так боевой кот Берсерк провел ночь в одной постели с двумя женщинами, может быть, впервые в своей жизни. Справедливости ради надо отметить, что большую часть ночи он лежал под рукой Забэл, недвусмысленно требуя продолжения сеанса целительного массажа. Иногда это ему удавалось.