Солнце словно нехотя, лениво появлялось из-за горизонта. Вначале полыхнул солнечный вихор из нескольких золотых лучей, за ним появился кусочек солнечного диска, затем выкатился и весь раскалённый шар. Осветив хутор Вьюн на горе Пупок, солнце неожиданно застыло. Оно было поражено « живописным» беспорядком на хуторе: палки, бревна, от разрушенных ворот, валялись по всему двору,а на месте их прежнего проживания лежала сломанная липа, всем видом демонстрируя , что жизнь конечна и часто ее конец не зависит от самого объекта. Границы между хозяйственным и хозяйским дворами были окончательно сметены, дополняя щепками, дранками и досками картину беспорядка. Среди разрухи, развала, сломанных деревьев, разрушенных заборов и ворот население хутора вповалку, кто, где и как, находилось в объятиях сна. Хозяйка Хавронья Поликарповна, накрытая сердобольной Шельмой старым тулупом, поджав ноги тихо похрапывала. Животные разбрелись по всей территории хутора, забились по углам и не делали попыток прервать тишину. Старый Полкан в окружении щенков растянулся у стены дома, блаженно жмурил глаза и сладостно повизгивал, когда щенки облизывали его круглый нос и трепали за большие уши. Не было видно только самоуверенного быка Борьки и кота Василия, который в это время всегда занимался поисками пищи, а затем, если удавалось, а удавалось ему практически всегда, наглым воровством пищи. Оказалось, что бык исчез, а Василий ещё с вечера, трезво оценив обстановку, спокойно пошёл спать в дом и никуда – нибудь, а на хозяйскую постель с роскошной мягкой периной. Он завалился на спину между двумя огромными пирамидами из пуховых подушек, откинул хвост и захрапел. Торчащие кверху лапы сигнализировали: я на чеку, все слышу и вижу и придавали ему вид невинного беззащитного создания.
А беспокойный петух Петя стоял на останках бесславно погибших ворот и не мог решиться объявить всем, что наступило утро, пора завтракать, а все кормушки пусты. Он озирался по сторонам, выискивая угрозу нападения и возможные неприятности, но ничего не увидев, успокоился и решительно выпятив грудь заорал во все петушиное горло:»Кукареку!». Потом по привычке втянул шею в «богатырскую» грудь, но пинков и проклятий не последовало. Зато для жителей хутора это было равносильно взорвавшейся бомбе. Живность двора испуганно зашевелилась, завозилась. Послышались кудахтанье, похрюкивание, гогот и писк.
Хутор Вьюн пробудился к жизни и начинал новый день. Затих храп хозяйки, она зашевелилась, откинула овчину, медленно, неловко поднялась и поплелась в дом, придерживаясь за стену. Не прошло и минуты, как из дома раздался рёв Хавроньи Поликарповны, его перекрывал отчаянный вопль кота Василия. В то же мгновение, посланный богатырской рукой, из дома вылетел кот с вздыбленной шерстью и выпученными от ужаса глазами. И опять красавец Петя был втянут в войну местного масштаба: Василий приземлился прямехонько ему на спину. Скользнув когтями по перьям он вцепился мертвой хваткой в живот петуха, закрыв ему глаза распушившимся хвостом. И снова закудахтала, закрякала, зашумела живность, а Петя от неожиданности и испуга заорал ещё громче, чем когда кричал коронное « Кукареку». От ужаса и возмущения он с крика перешёл на бессвязный клёкот, что обозначало крайнее отчаяние и злобу. Петух стал кружиться на месте, пытаясь клюнуть и освободиться от неожиданного седока. Василий осознал шаткость своего положения и ретировался на крышу дома. А петух с криком «Караул!» взлетел на знакомую перекладину и стал ощипываться, приводя в порядок свои распрекрасные перья, временами издавая крики предостережения и угрозы окружающим.
Скандал послужил сигналом, что наступило утро, пора приниматься за дела. Во дворе засновала прислуга, насыпая корм и наливая воду животным и птице. Наконец-то все стали заниматься своими делами, жизнь потекла в обычном ритме. Но хутор был обречён переживать одно экстремальное событие за другим, забыв, что такое нормальная жизнь и покой.
Кухаркин сын Проша и сын прислуги Семушка были 5 и 6 лет от роду, они по-своему, как могли, организовывали свой досуг, особо не задумываясь о последствиях или значении своих забав для людей, да и всего хутора в целом. Детьми двигал неуемный незрелый ум, воспроизводящий глобальные идеи одна заманчивее другой. Приходящие идеи требовали немедленной реализации, на осмысление не хватало времени: нужно было забыть обо всем и срочно приступать к работе. Вот и в этот день, пока взрослые бегали по хозяйству, они умыкнули часть деревянной границы между дворами, несколько поленьев из хозяйской поленницы, из сарая утащили целую жестянку пороха и крынку с молоком. Сообщники сидели в засаде и ждали, когда Иван, Чертов Дурень, так величала его хозяйка, уйдёт из самогоноварни и они смогут позаимствовать немного горючего для розжига костра. Иван долго возился с какими-то трубками, змеевиками, наконец ушёл, прикрыв за собой дверь. Мальчишки пробрались в помещение , налили самогонки в гнутую металлическую банку и выбежали на улицу. Костёр решили развести за самогоноварней, туда вообще никто никогда не заходил. Сложили дрова,под них подсунули сухой травы, дрова щедро посыпали порохом, вокруг полили самогонкой, а в центре будущего костра поставили крынку с молоком. Подожгли, сели поодаль на большое бревно и стали ждать когда закипит молоко. Малые дети не знали и не ожидали того , что потом произошло:костер разгорался медленно, но самогонка и порох сделали своё дело. Он вдруг полыхнул так, что пламя поднялось выше крыши, крынка издала звенящий звук и с грохотом, подобно военному разряду, оглушительно взорвалась, её осколки полетели во все стороны. Ударной волной в самогоноварне выбило все стекла, горящие дрова разлетелись по округе. Молоко из крынки выскочило высокой стрелой вверх, затем широкой волной вернулось обратно в остатки костра и стало гасить огонь.Дети от испуга укрылись за бревном, накрыв руками головы и дрожа от страха. К удивлению оба экспериментатора не пострадали, только измазались с ног до головы. Прибежал Иван, Чертов Дурень, надавал героям тумаков, схватил обоих за уши и потащил на хозяйский двор. А там уже сидел дед Поликарп, испуганно поглядывая на дверь дома и готовый в любой момент дать стрекоча, на шум сбежалась вся прислуга и работники. Полкан забился под старую скамью, петух испуганно суетливо принялся шагать по перекладине, издавая истеричные крики, а осторожный непутевый кот Василий остался лежать на крыше, только подвинулся поближе к краю для лучшего обзора. Чутьё подсказывало ему, что грядут новые события и их лучше переждать на крыше. Заскрипела входная дверь, деда Поликарпа как ветром сдуло, на пороге появилась взбешённая хозяйка с заспанным опухшим лицом. Она открыла было рот, но в этот момент от места где были ворота раздался веселый мужской зычный голос:
-Здравия желаю, дорогие жители, и вы, хозяйка,- мужчина сдернул с головы картуз и склонился в насмешливом поклоне,-это ваша живность?
И он кивнул на быка, которого держал на веревке. Сквозь покрова Морфея до Хавроньи Поликарповны дошли звуки чужого мужского голоса. Она медленно повернулась и обомлела: перед ней стоял статный мужчина, держа её быка и чужую лошадь на веревке, и с откровенной насмешкой смотрел на неё. Сердце Хавроньи Поликарповны ухнуло куда- то вниз, в ноги, затем забухало где-то у горла, прерывая дыхание. Жаркий румянец залил лицо , декольте, руки, огнём охватил все тело. Она открыла рот, хотела ответить, но в горле пересохло, и она смогла только кивнуть головой и беспомощно развести руками. А этот наглец по-хозяйски вошёл во двор, ведя за собой лошадь на поводе и присмиревшего Борьку. Он внимательно осмотрел двор, полуразрушенные хозяйственные постройки, беспорядок и разруху.
-Без мужика живете? Без хозяина?
Хозяйка застыла как соляной столб, могла только кивать головой и разводить руками, в душе ненавидя себя за такую беспомощность. Прислуга и работники, видя состояние хозяйки, осмелели и на перебой стали рассказывать историю хутора Вьюн, на пришельца полилась людская горечь и обида за свою жизнь на хуторе, да и за сам хутор:
-Раньше, при жизни прежнего хозяина, мужа хозяйки, хутор процветал: варили сыр, солили сало ,мясо, делали колбасы.Сами выращивали овощи на еду, а излишки вместе с другими продуктами возили на рынок в ближайший городок. Многие покупатели приезжали за продуктами сюда, хутор кормил всю округу. Продукты на рынок возил хозяин вместе с дедом Поликарпом, отцом хозяйки. В последний раз дед Поликарп заболел и хозяин повёз один. Уехал и больше не объявился. Позже нашли бричку в степи без лошадей, продуктов и хозяина. Его обнаружили в яме не вдалеке. У них с Хавроньей Поликарповной была любовь, хозяйка его очень любила, так и не оправилась от потери. Не лежат ни к чему у неё руки. Стала крикливой, грубой, пристрастилась выпивать, раньше была кроткой, да хозяйкой хорошей. До сих пор тоскует за своим Григорием, да самогонкой тоску заливает. Все развалилось, а теперь ещё эти два паразита и самогоноварню сожгли. И на юные дарования посыпались тумаки и подзатыльники.
Вздохнул тяжело пришелец, нахмурился, на лице проявились морщины. Да он и не молод вовсе, как показалось вначале.
Наконец Хавронья Поликарповна очнулась от шока, окинула расшумевшихся дворовых хмурым взглядом.
-Молчать! Осмелели!-гаркнула во всю силу легких.
Прошла к столу, села на шаткую скамью.
-Ты-кто?-в упор спросила пришельца.
-Меня звать Василием, по батюшке-Игнатьевич. Родом я с Полтавской губернии.
При звуке имени Василий кот навострил уши и опустил голову вниз, желая рассмотреть обладателя такого замечательного имени.
-А почему в наших краях?
-Я пришёл домой после длительной службы, -в глазах Василия мелькнула боль и он отвёл взгляд в сторону,-а оказалось, что идти некуда, у меня уже не было дома. Моя красавица жена, пока я был в армии, понравилась местному барину. Он насильно увёз её в своё поместье, а чтобы ей некуда было возвращаться, сжёг наш дом. Только Марфуша не могла жить с таким позором и наложила на себя руки:утопилась в пруду. И теперь я один одинёшенек брожу по свету, помогаю по хозяйству тем, кто попросит, или кому я сам предложу свою помощь. Вот и тебе, твоему хутору нужны мужские руки, если не хочешь по миру пойти с протянутой рукой.
-Что взамен? Сколько требуешь за труды?
-Крышу над головой, стол, кисет махорки, да пропитание моему Серко,- мужчина с любовью погладил коня по гриве,-не раз мне жизнь на войне спасал, да и в хозяйстве пригодится.
-А что умеешь делать?
-Все, я сам построил свой дом, хозяйственные постройки, обзавёлся хозяйством. Пахал , сеял, косил, делал все, что необходимо.
-Хорошо,-хмуро ответила хозяйка, жить будешь в людской, вместе с Чертовым Дурнем,Иваном,-запнувшись исправилась она,-питание вместе со всеми. Махорку даст дед Поликарп.
Поднялась и тяжело ступая направилась в дом. Кот Василий испуганно отскочил от края крыши. Не закреплённый кусок черепицы (остаток прежней роскоши) соскочил с крыши и вместе с Василием рухнул на присмиревшего быка Борьку. Борька взревел от боли и такого внезапного предательства. Он стал трясти головой, пытаясь освободиться от веревки и наглого предателя Василия, взбрыкивать задними ногами и мычать во все горло. Злосчастный побеждённый Василий полетел на землю и с воем кинулся бежать со двора: сейчас даже крыша для него казалась передним, небезопасным, боевым фронтом. Все обитатели хутора пришли в движение, только новый жилец, присевший на скамью, освобожденную хозяйкой, и конь Серко оставались невозмутимыми, с любопытством наблюдая удивительно насыщенную жизнь хутора.
Жизнь на хуторе постепенно налаживалась. Василий оказался трудолюбивым, покладистым и мастером на все руки. Все доски, палки и весь мусор были убраны. Между дворами выстроили разделяющую изгородь с лёгкой калиткой, новые ворота с запором вскоре засветились свежезатесанными балками, переплетенными хворостом. Дошла очередь и до хозяйственных построек. Василий работал наравне со всеми. Хозяйка первое время сидела во дворе за столом и украдкой, из – под нахмуренного лба, следила за Василием, делая вид, что занята делом. Когда Василий к ней обращался, она сурово сводила брови, отводила взгляд в сторону и цедила сквозь зубы:
- Ты -мастер, сам назвался, так думай,- и отворачивалась к работе. От таких слов у неё прерывалось дыхание и она беспомощно роняла руки на колени: Хавронья терялась-её будоражил новый работник и она грубостью прикрывала свою растерянность.
А Василия такие отношения, казалось, забавляли. У него в глазах прыгали весёлые чертики, да и сам он излучал веселое удовлетворение, чем приводил женщину в бешенство. Но она только стискивала зубы и молчала, потом уходила в дом и оттуда незаметно наблюдала за работой Василия. Постепенно Хавронья Поликарповна начинала понимать , что судьба ей сделала щедрый подарок в лице этого мужчины. Она все реже и реже криком выражала свои недовольство и хозяйскую волю. В ней боролись и ревность, что чужой человек смог сделать то, что ей было не под силу, и облегчение, что теперь можно переложить все заботы по хутору на чужие плечи и свободно вздохнуть. Её настроение менялось в зависимости от того какие чувства преобладали.
Она сидела в доме в своем любимом кресле и перебирала остатки старой пряжи, позабытые отрезы материи, нитки, кружева.
Господи, когда это было! Сколько времени прошло? Семь лет и все разрушилось, от прежней жизни ,как напоминание,остались только эти жалкие лохмотья. Она открыла шифоньер, забитый её платьями, юбками, кофточками. Она перебирала вещи, бросала их на кровать, каждая из них напоминала о любимом муже. Он никогда не приезжал из города без подарка для неё, дарил с любовью и нежностью. Из шкафа выпал большой сверток из простыни связанной в узел, женщина взяла его в руки, развязала узел. В простыню были завернуты детские распашонки, чепчики, платьица. Из глаз по щекам ,тихо заструились слезы, слезы сострадания к судьбе мужа, отчаяние и боль, вызванные потерей ребёнка, жалость к себе. Быстро побросав вещи обратно в шифоньер, прислонилась спиной к закрытой дверце, закрыла глаза, но слезы собирались под веками, просачивались между ресницами и продолжали стекать по щекам. Она закрыла лицо руками, упала на кровать вниз лицом. Большое женское тело сотрясали бурные рыдания: одна волна скорби, горя, обиды на жизнь, сменялась другой, казалось им не будет конца. Прорвалась плотина, сдерживающая их столько лет, но все имеет не только начало, но и конец, постепенно рыдания затихли, иногда тело ещё сотрясали уходящие волны рыданий, но это уже был конец. Хавронья перевернулась на спину, высморкалась и затихла.
- За что , Господи,-мелькнуло в голове,-чем я тебя так прогневила, что оставил в двадцать пять лет безмужней женой, ребёночка, кравиночку Григория, отобрал,-слезы опять хлынули ручьём,- за что, Господи? Что за грех я совершила или какое проклятье лежит на мне?
Но ответа не было, кругом стояла тишина, нарушаемая иногда шумом со двора. Постепенно слезы прекратились, веки сомкнулись и Хавронья уснула. Приснился ей сон: они с Григорием шли по цветущему саду. Яблони буквально окутывали её своими цветущими ветвями и Хавронья чувствовала как от них исходит нежный запах и любовь. Внезапно Григорий, подхваченный ветром, стал удаляться от неё,она стала звать его, побежала следом, плача и причитая. Но он не оборачивался, не отвечал и вдруг стал подниматься в небо, распростерев руки как крылья и запрокинув голову назад. Вскоре Григорий превратился в маленькую точку и исчез, все вокруг внезапно залилось ярким жарким светом, Хавронье стало жарко и она проснулась.
Это явно был знаковый сон, ответ на её вопросы: как жить, что делать. Прошлое надо забыть, вспомнить , что она живая и жить дальше. Ей сейчас тридцать два, она ещё молодая и может родить ребёночка.
- От кого?- с тоской подумала Хавронья, неловко поднимаясь с кровати и закручивая волосы в тяжелый узел.
На хуторе появились новые люди. Откуда они брались и как Василий думает с ними расплачиваться пугало Хавронью. Она отгоняла страх потерять остатки хутора, гнала безрадостные мысли и беспомощно себя успокаивала, повторяя:
- Он обещал, он сказал , что умеет все. Он не может меня подвести.
И Василий, казалось, слышал её тайные молитвы, видел какие изменения происходят с хозяйкой и старался делами завоевать её расположение. Хавронья видела, что хутор восстанавливается и становится похож на тот, которым был в прошлом, она успокоилась, на неё снизошло спокойствие и умиротворение, проявились доверие и тёплые чувства к Василию. Она часто вспоминала прошлые годы, вспоминала своего отца Поликарпа,любящего её всей душой,детство и юность прошедшие здесь на хуторе. Первую любовь, замужество. Постепенно внутри все приходило в состояние покоя, обречённость уходила, появлялись робкие ростки Надежды , что все как-то обустроиться.Хавронья возвращалась к себе, той какой была во времена замужества:беспомощной в мужских делах и доброй, старательной в женских вопросах.
Она с головой ушла в работу по дому: вымыла полностью дом, все углы, шкафы, сундуки. Рассортировала вещи, часть оставила на вешалках и на полках, остальные связала в узел- отдать служанкам и работницам.
По вечерам после рабочего дня все обитатели хутора собирались на хозяйском дворе и обсуждали как прошёл день, что необходимо сделать завтра. Иногда засиживались до поздно, пели казацкие песни, рассказывали байки.Молодые незамужние работницы заглядывались на статного Василия, откровенно заигрывая и заглядывая ему в глаза. Но того это не трогало, он снисходительно принимал их знаки внимания и спокойно попыхивал цигаркой.
Казалось на хуторе установилось перемирие и «военные» баталии остались в прошлом. Так оно и было пока на хуторе не появилась работница Христя с сыном Тимохой , пяти лет от роду. Мать была маленькой, тихой, незаметной женщиной, но Тимоха компенсировал все, что не добрала мать: он был не по годам рослым, шумным. Его большое толстое тело могло пролезть в любые щели и наводить там беспорядок, перестраивая все по- своему. Его маленькие карие глазки так и рыскали по сторонам, словно выискивая места, где можно что-то «исправить». Он не отличался большим умом и был равноценным товарищем Прошке и Семушке. Очень быстро они нашли друг друга, сообща терялись и отлынивали от работы. Схватив по куску хлеба дети пропадали с утра бесследно и объявлялись только вечером. Хоть они отсутствовали днями на хуторе домочадцам доставалось от них немало. Первым пострадал кот Василий.
После сытного завтрака: Василий стащил на кухне со стола куриную голяшку, он растянулся на скамье у стены дома, с удовольствием сытого воришки вылизал усы, лапы, хвост и все что вокруг, блаженно закрыл глаза и затих. Он приготовился погреться в лучах утреннего солнца, но этому не суждено было сбыться. Маленькие пройдохи взяли его в плен: завернули в рогожку и потащили за дом. Кот мяукал, орал, извивался, но похитители были неумолимыми. Они крепко его держали и упрямо шли к цели. А целью у них были заросли репейника и ежевики, кустившихся за домом. Орущего кота выбросили из рогожки в самый центр зарослей и стали размахивать тканью, издавая крики в три голоса. Напуганный кот , вырванный из состояния блаженства, издавал вопли похожие на плач. А похитители улюкали, визжали, что есть мочи, стараясь его запугать. Кот затих, прижался к земле и замер. Мудрое мяукающее создание поняло, что ребятня его не достанет и просто надо переждать детскую агонию. Ещё покричав ребята убежали решать очередные свои задачи. Кот для верности посидел немного и стал потихоньку, жалобно мяукая, выбираться из колючей и липучей западни. Когда он выбрался на волю, то представлял собой жалкое зрелище: всклокоченная шерсть щедро была усажена репьями и разодрана колючками ежевики. Еще совсем недавно вычищенная и ухоженная, она превратилась в свалявшийся, грязный тулуп, раскрашенный репьями. Только наличие усов и хвоста напоминало о том, что это живое существо. Кот осмотрелся по сторонам , издав горестный крик, полез по дереву на крышу и принялся опять приводить себя в порядок.
А троица уже вершила новые дела: Иван и Василий у пруда выставили пустые бочки и залили их водой, чтобы они разбухли: бочки готовились к засолке мяса и овощей на зиму. Это не осталось незамеченным мелкими хулиганами: с большим усилием они опрокинули бочку, вылили воду, затем отволокли её к пруду, спустили на воду и готовый флагман был готов отправиться в далекое плавание. Все происходило молча, усилия сопровождались усиленным сопением и натужными вскриками. Дружно забравшись в бочку друзья стали отталкиваться от берега палками, но бочка оставалась упорно на одном месте, пришлось снова толкать её дальше от берега на глубину. Наконец бочка поддалась и оказалась на плову, дружки громко кричали и раскачивали бочку, заставляя её плыть, но в стоячей воде это было проблемой. Бочку они в конце концов переместили на глубину. Деревянный сосуд стоял на месте и послушно переваливался с одного бока на другой. Главной движущей силой был Тимоха, но он не рассчитал свою богатырскую силушку, подналег на край бочки , она накренилась, друзья кучей полетели к одной стороне. Бочка опрокинулась на бок, зачерпнула воды и стала тонуть, друзья оказались в пруду. Плавание оказалось очень коротким, а здесь ещё пришёл Иван, чтобы поправить обручи на бочках, и увидел завершение такого великого путешествия. Он вытащил мокрых ребят из пруда, надавал, как уже повелось, подзатыльников, тумаков и надрал троице уши.
На этом свободная жизнь у ребят закончилась, теперь они получали объемы работ, посильные для них, и в конце дня Василий лично проверял как они сработали. В случаях саботажа они лишались еды и подвергались наказанию.
Да, жизнь хутора Вьюн потихоньку теряла свою остроту и сладость, уступая место новым чувствам и заботам, становясь спокойной и размеренной. И на фоне всех перипетий, смешных и трагических событий две израненные души искали путь друг к другу, зная, что исцеление возможно только через их союз, что они нужны друг другу. Это знают души, а люди? Они живут только тем, что видят, не зная о промысле божьем, не чувствуя голоса души, руководствуясь только чувствами и эмоциями.
Хавронья избегала Василия, объясняя себе тем, что он постоянно задаёт вопросы на которые она не могла дать ответ: каким материалом подремонтировать крышу, оббивать ли войлоком входные двери и т.д. Она терялась, становилась пунцовой и не могла найти достойный ответ. Потом сердилась, сводила брови к переносице, отворачивалась и уходила, делая вид, что очень занята. Василий , беззвучно смеясь, и делал так как считал нужным, ему не нужны были её ответы., он сам знал прекрасно, что и как нужно делать. Василию нравилось»мучить» хозяйку, наблюдать как она краснеет, сердится, как у неё сильно и часто бьется сердце. Он наблюдал за нею со смешанными чувствами: она была не в его вкусе, он не любил крупных женщин, но эта чем-то цепляла, не отпускала и держала его сердце обеими ладонями и смотрела понарошку сердитыми глазами.Когда это произошло он так и не смог вспомнить. К своему ужасу он обнаружил, что не так уж хорошо владеет собой: каждая встреча заканчивалась тем, что у него потели ладони и по спине узкой струйкой сбегал пот.
- Как мальчишка,-досадливо, с раздражением шептал Василий. Но это не помогало, его тянуло к этой женщине все больше и больше. Он стал опасаться себя: вдруг совершит какой-нибудь необдуманный поступок и отпугнёт её.Она была естественной и безыскусственной и в своём смущении, и в своём гневе. Ничего наигранного и это подкупало, зажигало огонь в груди, заставляло контролировать свои слова и поступки.
Хавронья стала помогать готовить обед на кухне поварихе Глаше. Делала это с удовольствием, как в те времена, когда была мужней женой. Тогда они тоже практиковали совместное питание хозяина и одиноких работников. Во время страды столовались вместе с ними и семейные пары и их дети. Она старалась с головой уйти в работу, чтобы не оставалось времени на мысли о Василие и ревность его к молодым работницам. Днями Василий пропадал то в поле, то уезжал по хуторским делам и она чувствовала себя свободно. Но приходил вечер и он возвращался голодный, усталый, покрытый пылью. Умывался здесь же возле кухни в тазу, но чаще брал рушник и шёл купаться на пруд. Хавронья украдкой поглядывала на обнаженный торс Василия и тихое томление охватывало её. А он чувствовал её жадный взгляд и ответное чувство теплело в груди. Искупавшись, он садился на бревно у пруда, курил цигарку, и оттягивал момент встречи с Хавроньей. Она не была для него загадкой, но вдруг проснулась робость и страх спугнуть зарождающееся чувство нежности и потребность обнять, прижать, защитить от всех бед. Теперь где бы он ни был, куда бы не уезжал мысли о Хавронье присутствовали постоянно.
Хавронья редко покидала хутор, она получала удовольствие копаясь в земле, сажая цветы, выращивая овощи и зелень и ей вполне хватало мира , созданного своими руками. Но иногда нужны были семена или рассада, тогда она брала повозку и ехала на соседний хутор. Обычно это были короткие поездки и после полудня она уже была дома. На этот раз налетел шквалистый ветер, дождь, гроза. Небо потемнело, рассекаемое сполохами разрядов грома, дождь лил как из ведра. Василий знал, что Хавронья поехала одна , без сопровождающего, не взяла плащ от дождя, в бричке нет попоны. Значит она сейчас мокнет под дождем, а вдруг лошадь испугалась грозы и понеслась не разбирая дороги.Перед глазами Василия возникали картины одна страшней другой. Не выдержав он схватил плащ, вскочил на Серко, поскакал ей на встречу. Ехать пришлось недалеко : Хавронья уже подъезжала к хутору. Она вымокла полностью, не было сухой нитки, но разгулявшаяся стихия пробудила в ней задор и веселье. Она закрыла глаза и подставила лицо жестким струям дождя, распущенные волосы облепили лицо, закрыли спину и покрыли дно повозки, по обнаженным рукам, груди ручьями стекала вода. Увидев такое чудо у Василия перехватило дыхание. Привязав Серко к повозке он сел рядом с Хавроньей укутал её в плащ, но она раскрыла плащ и накинула полу на Василия. То ли простота с которой Вакханалия укрыла его плащом, то ли разгулявшаяся стихия придала смелости, но Василий вплотную притянул Хавронью к себе и вначале нежно, а потом зажигаясь страстью, жадно покрывал её лицо , руки, шею поцелуями, сопровождая их страстными стонами. Хавронья откликнулась сразу : она стонала под его ласками, стараясь ответить поцелуями на поцелуи, прижимаясь все теснее и теснее. Они не заметили, что закончился дождь, что лошадь остановилась у ворот хутора, что уже поздний вечер и работники разошлись по своим жилищам. Василий быстро распряг лошадей, закрыл ворота и вместе с Хавроньей пошёл в дом.
Светало, линия горизонта постепенно заливалась алыми красками, небо накануне вымытое дождем было ярко синим, бездонным. Василий оперся о ворота и задумчиво дымил цигаркой. Прошедшая ночь потрясла его: он не ожидал встретить такой шквал ласок, любви, нежности, такой страсти, когда она отдавалась ему.
-Господи, -молился он,-пусть это продлиться вечно. Не разлучай нас, господи, я обещаю беречь её, оберегать от несчастий и бед. Прости меня , господи, прости за все предрешения и ошибки. Я люблю её, ты видишь и знаешь это, господи, помоги нам.
Вдруг чьи-то руки нежно обвились вокруг его шеи, женское роскошное тело прижалось к его спине.
-А я тебя искала,-прошептал женский голос,- думала ты сбежал,-добавила шутливо.
Василий развернулся в нежных женских объятиях, охватил руками и прижал к себе обладательницу восхитительного тела, прижался губами к её макушке. Они затихли и стояли обнявшись, наконец-то встретились их души и их тела, они одно. Помоги им , Господи!