Русско-турецкая война 1828-29 годов была не похожа на предыдущие столкновения Российской Империи с Оттоманской Портой. В ней мы не только выясняли отношения с давним противником, но и решали вместе с Европой судьбу братской Греции. Султан Махмуд Второй кровно ненавидел Императора Николая Первого за принципиальность русского самодержца по греческому вопросу. Поэтому, даже после сокрушительного поражения от объединённой русско-европейской эскадры в Наваринской бухте и других неудач османский владыка не оставил попыток отомстить России. И потому, весной 29-го года султан собрал все свои лучшие силы, чтобы двинуть их на русские войска на Балканах, в Закавказье и на Чёрном море.
В водах последнего наш флот чувствовал себя весьма уверенно, поэтому командование в Севастополе без лишнего ажиотажа готовилось дать врагу жестокий и решительный бой. Для этого нужно было своевременно узнать о его приближении. Поэтому к проливу Босфор были направлены разведывательные корабли, от которых в штабе флота ожидали важных известий. Не ожидали там, правда, того, что сражение с турецкой эскадрой русские моряки примут гораздо раньше, чем противник подойдёт к берегам Тавриды.
Дело было так.
;
На рассвете 14 мая русский двухмачтовый бриг, носящий имя хитроумного римского бога Меркурия, курсировал неподалёку от Босфора, ведя скрупулёзное наблюдение за состоянием дел в тамошней акватории. Часовой внимательно вглядывался в сверкающую морскую даль, ровную как полотно и прекрасную, словно юношеская мечта. Благо всего в тринадцати милях от «Меркурия» колыхались воды легендарного пролива, на древних берегах которого шумел многолюдный Стамбул, столица Османской империи. И четырёх веков не прошло тогда с тех пор, как издревле манящий русичей Царьград – великий город Константинополь – был захвачен турками, перестав быть центром православного мира. Исполнение мечты русских святых и царей – освобождение павшей столицы, разумеется, была не под силу маленькому скромному бригу, но, право слово, если бы в голову русским морякам пришла такая безрассудная мысль – никто не удивился бы этому. Миссия «Меркурия», впрочем, носила вполне прагматичный характер. Однако, безрассудная смелость, как выяснилось, уже ждала своего часа.
На горизонте, над гладью морской воды появились маленькие чёрные точки. Они стремительно приближались, постепенно обретая очертания судов османского флота. Завидев это, часовой прокричал «Неприятель на ветре. Идёт тремя колоннами!» Командир корабля, молодой офицер Александр Казарский, находящийся в чине капитан-лейтенанта, поднялся на палубу. Турки ещё были далеко, поэтому он приказал… подойти поближе. Чтобы разглядеть точное количество вражеских сил. Их было более чем достаточно для того, чтобы не просто уничтожить маленький бриг, а раздавить его, даже не заметив, и пойти дальше на Крым и Одессу. 6 линейных кораблей, 2 фрегата и 2 корвета, а также 1 бриг и 3 одномачтовых судна. Всего 14 судов – по одному на каждый прошедший день мая, который, похоже, обещал стать последним для экипажа «Меркурия». Чем ближе приближались османские корабли, тем более зловещим становились их мрачные контуры, и тем больший страх вызывал откуда-то из глубин подсознания их дышащий уверенностью, неспешный, размеренный ход. Бриг не имел выдающихся ходовых качеств, поэтому шансов уйти, избежав боя, у него не было.
Казарский, стараясь держаться как можно более спокойно, повернулся к команде и приказал немедля готовиться к бою. Офицеры были собраны на военный совет. Турки, тем временем, завидев лёгкую добычу, радостно потирали руки. До русских матросов доносился их ликующий рёв. Расстояние стремительно сокращалось.
Времени рассуждать на совете уже не было. Уходить было поздно. Сдача корабля под Андреевским флагом даже не рассматривалась. Поручик из корпуса штурманов Иван Прокофьев был младшим по чину на «Меркурии» и по воинской традиции высказался первым: «Русский бриг не должен достаться врагу. Пусть последний из нас взорвёт его на воздух». Остальные офицеры понимающе закивали головами. «Будем сражаться» – с решимостью в голосе сказал Казарский и вышел к матросам. «Мы выбираем смерть вместо позорной сдачи. Так давайте же не посрамим честь русского флота, честь Государя и Отечества и наш Андреевский флаг!» – сказал он. Вся команда была согласна. В подтверждение этого перед люком крюйт-камеры был положен пистолет, чтобы последний из оставшихся в живых офицеров смог выстрелом из него зажечь «Меркурий», подойдя перед этим вплотную к одному из кораблей противника и унеся его за собой. Кроме того, Казарский подозвал одного из матросов и велел ему стоять у флаг-фала. Приказ командира был краток: «Если кто попытается спустить флаг, застрелить подлеца на месте».
Моряки «Меркурия» отнюдь не были напыщенно-героическими юнцами, потому каждый понимал – врагу можно и нужно нанести серьёзные потери. Для этого необходим был манёвр ювелирной точности и филигранная стрельба. Нужна была полная концентрация – от этого зависело то, насколько доблестно погибнет гордый бриг…
Между тем, вражеские гиганты-корабли приближались, медленно и плавно, словно щурясь на солнце и размышляя, как уничтожить сумасшедшего, что рискнул бросить им вызов. Преимущество было очевидным, так что турецким фрегатам, корветам и бригу был дан приказ в бой не вступать. К «Меркурию» направились линейные корабли. Поняв, что шесть 100-пушечных кораблей многовато против брига с 18 небольшими карронадами и ещё двумя переносными пушками, турецкий адмирал остановил еще 4 корабля. После чего два других, наиболее быстроходных, под флагами самого командующего капудан-паши и контр-адмирала, поставили дополнительные паруса и пошли на русских, намереваясь в кратчайшие сроки завершить сражение в свою пользу. У «Меркурия» появился шанс. Ничтожный, учитывая почти 10-кратное превосходство двух вражеских кораблей в пушках и 20-кратное в живой силе, но всё же, это был именно он. Шансом надо было пользоваться.
Тем временем, противник уже открыл огонь. Матросы «Меркурия» заволновались. «Успокойтесь, ребята, они нам Георгия везут!» – с улыбкой сказал Казарский. Ещё немного, и можно было начинать. «С Богом!» – воскликнул капитан, и в половине третьего бриг вошёл в бой, дав залп из своих орудий. Не ожидавшие такой наглости турки засуетились на палубах. «Меркурий», маневрируя настолько стремительно, насколько это вообще было возможно, не давал противнику стрелять по нему изо всех орудий и сбивал турецких канониров с толку. Те открыли по нему массированный огонь, однако ловкий бриг, раз за разом, уходил от снарядов, умело используя паруса и вёсла. Долго так продолжаться не могло, и одно из ядер попало в левый борт «Меркурия», а другое раскрошило несколько вёсел. В бок угодил зажигательный снаряд. Матросы быстро затушили пожар. Но огонь с линейных кораблей не прекращался.
«Меркурий», крутясь в сумасшедшем танце под пулями, никак не тонул. Турки начинали скучать. Они решили зажать юркий русский корабль с двух сторон. Казарский понял замысел врага и попытался выскользнуть из клещей. Тщетно! Ветер стих, и паруса брига беспомощно повисли, а силы вёсел не хватило, чтобы уйти из ловушки. Вскоре в глаза русским с одного борта смотрели жерла 55 пушек «Селимие», с другого – 37 орудий «Реал-бея». Впрочем, в этом был и свой маленький плюс – «Меркурий» теперь мог стрелять по противнику с обоих бортов.
Турки на этот раз подошли к делу основательно и утюжили бриг чем только можно. В ход пошли ядра, картечь, книппели и зажигательные снаряды. Бриг потонул в плотной огненно-дымовой завесе. Возможно, это его и спасло. Когда абордажные команды уже были готовы, и янычар закричал на ломаном русском «Эй, сдавайсь, снимай парус!», в ответ ему из облака дыма прозвучали выстрелы из ружей.
Ярости турок не было предела. Угробив кучу времени, сил и снарядов, они вынуждены были продолжить артобстрел. Однако момент, чтобы уничтожить «Меркурий», был упущен. Вновь подул ветер, и Казарскому удалось наконец-то вывести бриг из-под шквального огня. Увлечённые стрельбой турки поначалу не обратили на это внимания, благо дым и не думал рассеиваться. «Селимие» и «Реал-бей» некоторое время палили друг по другу. И лишь спустя несколько минут поняли, откуда у русских вдруг появились новые пушки. Подданные султана пустились в погоню, но «Меркурий» уже не готов был упускать свою счастливую звезду.
Однако бриг мог рассчитывать не более чем на треть своих и без того немногочисленных карронад – многие орудия нещадно перегрелись. Поэтому в ход снова пошли ружья. Непрерывный процесс тушения пожаров, заделывания пробоин и стрельбы из всего, что осталось – в критическом режиме боя русские моряки не знали себе равных. И тут удача повернулась к «Меркурию» лицом. Меткий выстрел канонира Ивана Лисенко повредил среднюю мачту «Селимие», в результате чего паруса того безвольно поникли, и линейный корабль счёл за благо лечь в дрейф.
Оставался флагман – «Реал-бей». С турецкого флагмана продолжали беспрерывную пальбу. Изнурительный бой шёл уже три с лишним часа. Собрав в кулак всю дерзость, Казарский решился направить свой корабль прямо на неприятеля, чтобы дать по нему максимально точный залп из оставшихся пушек. Турки не ожидали такого хода: устрашающее зрелище в виде чудом держащегося на плаву, полупробитого и изодранного брига, зачем-то несущегося на них, повергло их в шок. Где-то в глубине души они уже пару часов как должны были наслаждаться видом обломков русского корабля, разбросанных по поверхности воды. Вместо этого их обезумевшему взору представилась картина приближающегося к ним «Меркурия», матросы которого готовились сделать свой решающий выстрел. Снарядов оставалось мало, и права на ошибку не было. Эта атака вполне могла стать последней в жизни команды, и потому в неё была вложена вся боевая злость. Ни один снаряд не прошёл мимо цели. В ответ сквозь пелену огня послышались вопли ужаса турецких матросов и беспрестанный скрежет. После чего глазу открылась почти апокалиптическая картина низвержения турецкого флагмана. Она стоила того, чтобы вынести огненный ад! Два рея на фок-мачте линейного корабля были перебиты, и паруса, основные и дополнительные, рухнули, закрыв порты носовых пушек. Это падение лишило турецкий корабль возможности стрелять и маневрировать. «Реал-бей», разумеется, был далёк от того, чтобы отправиться ко дну, однако, судьба русского брига его уже интересовать не могла, и капуданскому флагману пришлось спешно выходить из боя.
Ну, а израненный «Меркурий» спокойно развернулся и направился к родным берегам. Как он дошёл до них, имея 22 пробоины в корпусе, 133 в парусах и 148 в такелаже – загадка. Как и то, что потери русских в этом бою составили всего 4 человека убитыми и 6 ранеными. В активе значились подвиг, которому многие отказывались верить до тех пор, пока его не подтвердило само турецкое правительство, а также два выведенных из строя линейных корабля врага, которому предстояло отныне забыть о борьбе за превосходство на Чёрном море. Эксперты и военные историки, включая гордых хозяев морей англичан, наперебой восхищались этой победой и лично капитан-лейтенантом Казарским, считая данный успех, ни много ни мало, одним из самых удивительных и невероятных за всю историю военно-морского дела. Впрочем, как верно заметил один современник тех событий «Дивиться было нечего – на бриге были русские!»
Все моряки брига, включая матросов, получили за эту победу боевые ордена. А в гербы офицеров «Меркурия» Сенат Империи внёс изображение того самого тульского пистолета, которым в случае неизбежного, как тогда казалось, поражения, последний из оставшихся в живых должен был взорвать так и не сдавшийся русский бриг.