Чего только не пишут во всемирной сети! Особенно в каналах для широкой публики. Взрывчатых, резких, злых отзывов куда больше, чем разумных и уравновешенных. Конечно, это от скопившегося внутреннего недовольства, даже от наследственных обид, окрашивающих мир в чёрные и серые тона.
Вот отзывы об А. И. Солженицыне. Его имя действует на таких людей, как красная тряпка на быка. Хуже, в их глазах, человека нет. Во всём, что случилось после 91 года, он виноват. Он и трус, и подлец, желавший избежать фронта, и то, и сё, и пятое, и десятое. А арестован-то он в феврале 45-го, пройдя всю войну. Думаю, что домыслы о трусости порождены злобой и предубеждённостью резко настроенных против Солженицына людей. Война в феврале 45-го заканчивалась. О новой в Красной Армии никто не думал. Навоевались выше горла и были рады концу войны. Большой опасности гибели у служащего в артиллерии не было. Зачем было сажать себя в лагеря? Не лучше ли было с почётом и большими планами возвратиться в мирную жизнь? Высказывался же открыто в письмах потому, что имел потребность выразить складывающиеся убеждения. Без слов это невозможно. Письма были своеобразным полигоном, упражнениями в литературно-политическом жанре. Кроме того, по натуре, А. Солженицын не любил притворства, лицемерия; был смел до опрометчивости. За это и поплатился. Кто считает, что 10 лет лагерей лучше, чем офицерская жизнь с пайком и почётом, ошибается. Он был совсем молодым человеком, а молодые часто бывают опрометчивы и бесхитростны, бравирую умом и смелостью. По той же причине и по наивности не больно думал о военной цензуре. На фронте перед лицом возможной гибели солдаты говорят откровенно о многом. Таким же безоглядно смелым оставался он и впоследствии. К сему примешивался и азарт опасности, и врождённое чувство внутренней свободы.
Что касается будто бы имевшегося у него плана сесть в лагеря, чтобы избежать опасностей фронта, то, как уже говорилось, артиллерия дальнего действия находится за несколько километров от линии соприкосновения с противником. Стало быть, и слишком опасаться за свою жизнь не приходилось. Он воевал честно. Если следовать противоестественной логике, то и в лагере, и в ссылке он писал, рискуя навлечь на себя новую волну преследований, чтобы избежать опасностей свободы (в виде кирпича на голову) и вернуться под защиту колючей проволоки, ещё раз пройти круги ада. Ведь это же абсурд, запущенная кем-то «утка».
Я не касаюсь в этих заметках всего, что говорил и писал А. И. Солженицын. В чём-то он мог и заблуждаться, отчасти по незнанию, отчасти по предубеждению. Не свят и не застрахован от ошибок.
Всё это я пишу не как адвокат А. И. Солженицына, а как адвокат правды и здравого смысла.