СЫН
Ему ещё не было пяти лет. Мы жили в двух комнатах пятикомнатной комуналки. С сыном я никогда не сюсюкал и мы с ним разговаривали на равных. Однажды я даже получил замечание от знакомой, почему я советуюсь с маленьким сыном в магазине, как со взрослым. На мой вопрос - А с какого возраста с ним надо говрить уважительно?, ответа я не получил. Я знал, что вундеркинд – это нормальный ребёнок у ненормальных родителей, и считал, что сын растёт обычным, нормальным ребёнком.
Сын подошёл ко мне и спросил:
- А ты от нас уходишь?
– Нет, сынок, я не ухожу, - сказал я
– А мама говорит, что ты нас бросаешь.
– Нет, сынок, я тебя никогда не брошу, мы же с тобой друзья.
– Я лягу спать, - сказал сын, - усну, а ты уйдёшь.
Спал я плохо, часто просыпался, снились какие-то странные видения, мысли путались. Вдруг я услышал, что отвориласи дверь. Вошёл сын. Я закрыл глаза. Он подошёл к дивану и чуть слышно сказал: - Папа».
Утром мы с сыном пошли на детскую площадку. Он играл с детьми, а я сидел на скамейке и думал свои невесёлые мысли. Сын подбежал ко мне, опёрся руками о мои колени и посмотрел мне в лицо. Он ничего не говорил. Не знаю, что он хотел прочесть в моих глазах. Я слабо улыбнулся. Он подбегал ко мне несколько раз и так же молча смотрел мне в глаза.
Потом мы с ним долго гуляли по нашему Лермонтовскому проспекту. Я ему рассказывал о Лермонтове. Говорил и о Семёнове, путешествовавшем в горах Тянь-Шаня и о Мусоргском, по прозвищу «Мусорянин», чьи бюсты стояли здесь же, ряом с памятником Лермонтову. А сам Лермонтов в злании за памятником нигогда не учился, в то время школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров располагалась на Исакиевской площади. Сын слушал внимательно, изредка поглядывая на меня снизу вверх и я крепко держал его за руку.
Перед уходом в арктический рейс, я просил сына ждать меня и мы с ним снова будем много гулять. В коридоре уныло сидела наша любимица собака-боксёр. Она точно знала, что на этот раз её гулять не возьмут и мне казалось, что у неё на глазах были слёзы.
Я возвращался через четыре месяца. Собака подпрыгпвала очень высокко и всё пыталась лизнуть меня в лицо. Заслышав суматоху в коридоре, из комнаты выскочил сын, останавился и тихо сказал: - Папа пришёл.
С тех пор прошло 40 лет. Я не хожу в Арктические рейсы. Мне уже минуло 75. У сына своя семия. Я живу за городом – тесно в комуналке. Живу один. Многие покинули меня, особенно, когда я стал слепнуть. Вижу только две строчки в таблице проверки зрения и только одним глазом. Но мы попрежнему дружны с сыном и внуком, который приезжает на каникулы. Помогает мне разобраться с бумагами, правит мои тексты. Ему 14 лет.
Иногда я приезжыю на электричке в Питер. Сын встречает меня на вокзале. Я не различаю лиц, но хорошо выделяю в толпе его двухметровую фигуру. Мы садимся в его автомобиль и едем на другой конец города в клинику к моему давнему приятелю, доктору медицины. Доктор человек весёлый и говорит, что зрение себе я ухудшил специально, чтобы не видеть окружающую действительность. Покидая доктора, я говорю, что он вдохнул в меня новую жизнь. И докьтор советует мне дольше не выдыхать.
Мы с сыном снова едем на Балтийский вокзал, Многие места в городе сильно изменились и я не всегда понимаю где мы едем. Выезжаем на Лермонтовский проспект, едем мимо памятника Лермонтову. У вокзала машина останавливается рядом с высокким тротуаром. Я открываю дверь, сын подходит и крепко берёт меня за руку - без него мне не выбраться.
2015 г. Луга