Донбасский десант - 2015

ДОНБАССКИЙ  ДЕСАНТ

ЗАЧИН

Всё началось не с кондачка, всё началось не в сентябре. Звонок от нашего сопредседателя правления МСП Владимира Давыдовича Спектора раздался ещё в феврале месяце, когда я, будучи служащим частного охранного агентства, дозором обходил вверенный мне периметр молокозавода. Владимир Давыдович рассказал, что руководство Международного сообщества писательских союзов приняло решение пригласить литераторов Донбасса на круглый стол с писательской братией Москвы, и попросил подумать, кого можно было бы предложить от лица Донецкой Республики в качестве делегатов. Речь шла о двух авторах из Луганщины и двух из Донетчины. Сперва я сразу же подумал об Иване Волосюке и Ирине Горбань, но учитывая, что формат подразумевал формулу делегации мальчик и девочка, я остановил свой выбор на Ирине, но её рабочий график не давал ей шансов, тогда я позвонил Ивану, потом Виктории Поляковой, и после череды отказов – Кате Ромащук. Но это было начало пасьянса. А через неделю Владимир Давыдович перезвонил и сказал, что в МСПС решили к приезду нашей делегации подготовить книгу о скорбных днях Донбасса, и заодно в Москве её сразу и презентовать. Количество участников тоже выросло до пяти от каждой области, что, конечно же, не могло не радовать. И вот новая задача была поставлена, в течение недели я собирал стихи авторов Донецкого региона, членов нашего Межрегионального союза писателей, а Владимир Давыдович с Наталией Владимировной Мавроди, проработав наши подборки, а также подготовив и луганчан, перелопатив уйму материала, благополучно всё отправили в Москву. В апреле, когда я присутствовал на собрании исполкома МСПС, от председателя организации Ивана Ивановича Переверзина услышал, что эта книга уже находится в издательстве и скоро будет готова, а в мае, мол, мы её здесь в этом зале Дома Ростовых, презентуем.
Мая ждали все, и дончане, и луганчане, закулисно шла мышиная возня за места в делегации, но «хвосты» рубали безжалостно, оставляя только авторов будущей книги. Из нашей «донецкой» делегации сменилось несколько кандидатов, но уже в апреле «агитбригада» была сформирована окончательно, помимо меня в неё вошли Виктория Полякова, Александр Курапцев (хотя сомнения были, отпустят ли его с работы), Александр Товберг и Александр Морозов.
И вот книга вышла, а приглашения в мае не последовало. В начале июня выяснилось, что в МСПС, в связи с новыми правилами налогообложения, возникли определённые финансовые трудности, и встреча нашей делегации переносится на осень. Все немного расстроились, а самым обидным оказался тот факт, что Владимир Давыдович Спектор к тому времени уже покинул пределы ЛНР и уехал на постоянное место жительство в гессен-дармштадский город Бад-Зоден, в Германию.
Но, тем не менее, ближе к концу августа наконец-то была озвучена дата долгожданного мероприятия – 15 сентября.
Встречу нашей группы луганских и донецких литераторов подготавливал заместитель председателя МСПС Юрий Викторович Коноплянников. Помимо сценария презентации, им была запланирована поездка наших литераторов в Подмосковье, выступления певцов на наших мероприятиях и посещения литературных музеев. Но буквально за неделю до нашей поездки, когда уже и билеты были приобретены, мне позвонил другой заместитель председателя МСПС Владимир Григорьевич Середин, который попросил меня дать ему телефонный номер Наталии Владимировны Мавроди, и пояснил, что теперь он назначен куратором нашей поездки. А через полчаса перезвонила уже сама Наталия Владимировна, обсудить эти метаморфозы. Эта новость, конечно же, нас немного шокировала, потому что уже был какой-то определённый настрой, и такая резкая замена куратора, мягко говоря, настораживала, хотя тон Владимира Григорьевича был весьма благожелательным, я бы даже сказал, отеческим. Одним словом, поездка оставалась в силе, и нам просто пришлось всё принять как данность. К слову, Середина В. Г. я помнил по заседаниям исполкома, и когда мы с ним беседовали, я не преминул уточнить у Владимира Григорьевича некоторые нюансы по поводу дат прибытия и приглашения на презентацию наших земляков, которые нынче осели в Москве – и на все мои вопросы получил положительные ответы.
Итак…

ДОРОГА

Поезд – хорошая вещь, но вещь эта нынче весьма дорогая… Слава Богу, что имеется альтернатива – автобус. Заблаговременно договариваемся ехать с Александром Товбергом вместе из Харькова, а потому я покупаю билеты за четыре дня до выезда. Но тут со мною связывается наша московская горловчанка Галя Иванова и просит «привезти» в Москву её дочку Иру. Поэтому приходится ещё раз заехать на автовокзал и к счастью, купить билет рядом с нашими местами.
И вот он, столь долгожданный день выезда. В 17.00 на автовокзале №1 встречаемся с Саней. Мы с ним не виделись полтора года, со времени «Тамановских чтений» в их родном городе Красноармейске, поэтому поговорить есть о чём. Но мы успеваем перекинуться только несколькими фразами, а уже следом подъезжает Ира Иванова, которую встретил на Пролетарской автостанции №5 её дядька (брат Галины) и доставил вместе с вещами к нам. Итак: у нас есть время пообщаться, сходить в магазин, обсудить предстоящую дорогу. Я, посматривая на периметр автовокзала, пытаюсь предугадать, где «наш» автобус. Но вот час «Ч» наступает. И нас ждёт неожиданный «сюрприз»: вместо большого 50-тиместного «Неоплана» на платформу подъезжает небольшой куцый и тесноватый автобус на 35 мест. Форс-мажор – большой «лайнер» поломался, и всех у кого место после 35-го, грузят в бусик и везут на другую станцию на «новый» терминал  Южного вокзала, где их пообещали посадить на автобус, следующий на Москву в 21.00. Слава Богу, у нас места 15, 16, 17.
Из-за неожиданной форс-мажорной ситуации выезжаем с небольшим опозданием. Ира едет рядом со мною, слушает музыку, читает книгу, а мы с Саней, который сидит от меня через проход, беседуем о литературе, о человеческих и творческих взаимоотношениях. Об одиозных авторах Донбасса, о пафосе некоторых личностей, конфликтах и полемике с ними. Меньше чем через час мы уже на украино-российской границе. По очереди из транспортных средств понимаем, не всё гладко – и наши предположения оправдываются. Мы выходим размять кости, потом, наблюдая снующих коробейников и «чайников» с возками и термосами, решаем, что пока есть время, можно перекусить. Но оказывается этого времени у нас – вагон и маленькая тележка. Более 7 часов мы провели на границе, из них два часа на украинской таможне, остальное на нейтральной полосе и на российском КПП.
Дорога после прохождения через границу проходит в основном в полудрёме, но в 8 утра все уже огорошенные и утомлённые от долгого сидения пассажиры, пытаются прийти в себя. Кто-то начинает требовать сделать остановку, но, увы, как выясняется, трассы России не такие оживлённые, как южные дороги Донбасса. Более 1,5 часа прошло, прежде чем водитель нашёл рабочую заправку с кафетерием и работающими удобствами.
Бедная Ира Иванова, для неё эта дорога стала огромным испытанием. Мы-то с Саней тёртые калачи – выдерживали автобусные рейсы и в Крым, и в Москву, а для 17-летней девушки 18 часов в тесном сиденье – каторга. Это не школа, где каждые 45 минут переменка, но она стоически переносит это испытание, не плачась и не жалуясь. Хотя, честно признаться, и я ошалеваю от такой дороги, чего греха таить, но плакаться уже довольно поздно.
За окном мелькают то открытые равнины, то лиственные леса, то поймы рек. Но вот уже приближается Москва, это заметно по появившимся в огромных количествах билбордам с предложениями от риелторских и строительных компаний. Вот уже пригород златоглавой, вот уже и МКАД, и наконец-то я уже предугадываю нужный поворот – это Новоясеневский автовокзал. Нас встречает Галя Иванова, счастливая, что приехала дочь, а ещё потому, что она забыла завести будильник и проспала, но из-за задержки нашего автобуса на таможнях не опоздала на встречу.

И вот мы спускаемся в метро и шумной весёлой гурьбой садимся в вагон, делимся впечатлениями, новостями и едем вместе до кольцевой линии, где расстаёмся с Ивановыми и едем вдвоём с Саней на Киевский вокзал, чтобы добраться до места нашей дислокации в писательский городок Переделкино. Саша вначале идёт в кассы, чтобы приобрести билет в обратную сторону, а я покупаю сим-карту Билайна и сразу же звоню жене, чтобы успокоить её, потому что в пути я был вне зоны доступа, моя сим-карта «Мегафона» оказалась заблокированной, а роуминг дорогой, поэтому теперь с новой картой спокойнее и дешевле.

ПЕРЕДЕЛКИНО. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Итак, небольшой экскурс в историю. «Переделкино» (то самое булгаковское Перелыгино). По существу, такого посёлка официально не существует. Во-первых, так называется железнодорожная остановка Киевской ветки Московской ЖД (бывшая 16-я верста Брянского направления), во-вторых, так называется Дом творчества, а в-третьих, так условно именуется территория писательского городка, но это имя живёт более трёх четвертей века на неофициальном уровне, так как городок не является населённым пунктом в полной мере. В данный момент это дачный посёлок, в статусе историко-культурного заповедника, домики которого принадлежат Литфонду. Располагается посёлок на территории поселения Внуковское (к слову, герб которого украшают открытая книга и золотое перо) Новомосковского района города Москва и вплотную соседствует с дачно-садовым кооперативом «Мичуринец». Мои бойцы, готовясь к этой поездке, пытались найти карты или схемы посёлка, но не находили, потому что высвечивалось либо Ново-Переделкино (крупный спальный район, который располагается далее по железной дороге), либо Внуково, либо Передельцы.
Название для городка, если быть последовательным,  выросло из местных топонимов – от речушки Переделки, на которой располагается современная деревенька Передельцы (авторы исследования о Переделкино – Лев Лобов и Кира Васильева придерживаются именно этой версии), но о его происхождении ведутся споры, и есть несколько альтернативных версий, некоторые совершенно фантастические. Но мы остановимся на самом простом и логичном: Максим Горький (когда новообразованному Литфонду был выделен участок для постройки коттеджного городка между усадьбами Самариных (Измалково и Лукино)), именовал это урочище Переделкиным по имени расположенной деревни, которая раскинулась за усадьбой Самариных вдоль речушки Переделки, притока Сетуни. И платформу, как мне кажется, переименовали в Переделкино уже после появления городка, хотя авторы исследования говорят о том, что полустанок был переименован уже в 1920-х годах, так что может быть и полустанок сыграл свою роль в появлении этого названия…
Хвойно-лиственные леса на берегу некогда крупной водной артерии, обладающие особым микроклиматом, стали для советских писателей священным творческим оазисом. В течение короткого времени были построены 50 деревянных финских домиков, чуть позже рядом – Дом творчества. Начиная с 1934 года и по сей день в городке арендуют домики литераторы (сейчас, чаще всего, домик делится на 2 семьи). Здесь жили и творили: Бруно Ясинский, Борис Пильняк, Евгений Петров, Валентин Катаев, Александр Фадеев, Николай Заболоцкий, Лев Кассиль, Александр Серафимович, Исаак Бабель, Корней Чуковский, Борис Пастернак, Белла Ахмадулина, Александр Солженицын, Булат Окуджава, Зиновий Паперный, Виктор Боков, Римма Казакова, Роберт Рождественский, Николай Доризо и многие другие звёзды литературного мира, кто-то владел дачей официально, а кто-то был приживальцем... Сейчас писательский городок является историко-культурным заповедником. Хотя, этот статус не мешает здесь, на заповедных землях, «сильным мира сего» вести строительство бетонных уродливых бездушных зданий, не вписывающихся в общую ауру этих мест. Это касается бывшей Неясной Поляны: между домом Пастернака и переделкинским кладбищем всё пространство захвачено пафосными новостройками. И кстати, посёлок, состоящий из полусотни коттеджиков, именуется всё-таки не посёлок, а именно – городок. Сейчас, как не прискорбно это осознавать, на протяжении последних лет власти, в лице Росимущества, пытаются отобрать у писателей и посёлок и Дом творчества. Причём натравили на Литфонд и МСПС оголтелых чиновников свои же светила русской литературы, отстранённые от руководящих должностей, и те, кто пытался приватизировать имущество Литфонда, но не удалось, и те, кто посчитали себя обиженным, вот и решили поквитаться. Сказать, что они плюнули в свой колодец, это ничего не сказать. Но не будем о грустном…
Дополню тем, что в 1952 году в усадьбе Измалково, бывшей вотчине Боде-Колычёвых, было устроено Патриаршее подворье, загородная резиденция предстоятеля Русской Православной Церкви, что делает эти места ещё более наполненными духовной составляющей.

***
И вот мы на пригородной платформе Киевского вокзала, электричка на Переделкино уже ждёт нас. Пять минут ожидания – и состав трогается. Через двадцать минут, сразу за Сколково, начинают мелькать знакомые виды, это уже Переделкино. Выходим на полустанок, и я веду Саню проторенной тропинкой через церковный двор Свято-Игоревского храма, вдоль патриаршей резиденции, но мимо мемориального кладбища по обочине, и, перейдя через речку Сетунь, подходим к Дому творчества. Мы идём по аллейкам, осень уже добралась сюда (хотя в самой Москве сентябрь не заметен), берёзы уже покрылись налётом позолоты и сыплют свои семена нам на головы, но это ничего по сравнению с падающими грецкими орехами, которые летят с веток при каждом порыве ветра. Я сразу примечаю, что в парке, по сравнению с апрелем, ухоженней, чище. Зато в новом корпусе, куда мы приходим, чувствуются разительные перемены. Шум, многолюдность, суетность. Какие-то совершенно не литературные личности проходят по холлу и по лестницам, бегают малые дети азиатской наружности (поменялась дирекция, и новое начальство решило не церемониться с апартаментами, превратив «новый» корпус Дома творчества в мотель). Нас с Александром селят в двухместный номер аж в третьем подъезде, куда, как мне уже известно, вай-фай не «дотягивается».
Номер нас устраивает, и Саня, по-хозяйски осмотрев мебель, решает, что благодаря дивану, мы можем к себе подселить третьим Сашу Курапцева, который уже в Москве, но ещё не добрался до Киевского вокзала, так как встречается со своей двоюродной сестрой, которую нашёл благодаря интернету не так давно.
На обед мы опоздали буквально на полчаса, но главным в этой фразе не ПОЛЧАСА, а именно ОПОЗДАЛИ. Поэтому пьём чай, благо, я захватил кипятильник, так как электрочайники из номеров изъяли полгода назад в связи с новой политикой пожарной безопасности, подъедаем знаменитые «товберговские» фирменные дорожные пирожки. Созваниваемся с Викой Поляковой, которая приехала в Переделкино ещё вчера, но уехала посетить свою подругу, да так там и застряла с ночёвкой. Уже дело идёт к ужину, а она всё ещё в пути. Я спускаюсь в холл, чтобы связаться по интернету с женой и дочкой, и вижу на «ресепшне» стоят Наталия Владимировна Мавроди и ещё мужчина, это оказывается Марк Некрасовский, старый знакомый по множеству публикаций  и в нашей «союзной» ежемесячной газете «Отражение», и в альманахе «Свой вариант». (Почему-то я Марка представлял моложе себя, на самом деле оказалось, что он немного старше моих представлений, молодой мужчина, но уже седой). Мы тепло здороваемся, обмениваемся впечатлениями о дороге. Тут же появляется Саша Морозов, с которым я не виделся со дня его 45-летия, которое мы так бурно отмечали в Дебальцеве в прошлом марте (Саша прибыл отдельно, но по времени встретился с луганчанами, так как проехал свою остановку и ждал электричку назад). Я помогаю Наталье Владимировне донести вещи до её номера, но тут оказывается, что Вика Полякова ключ увезла с собою, а потому приходится вновь спускаться к администратору и просить запасной.
Со мной созванивается Владимир Григорьевич Середин и обещает подойти через пару часиков, познакомиться со всеми лично.
За шумными встречами и разговорами приблизилось время идти в столовую. По существу, это отдельный зальчик ресторана «Солнце», который арендует бывшее здание предприятия общественного питания Дома творчества, но я не буду обзывать это место рестораном, потому что столовая – более демократичное слово для этого храма здорового питания и увлечённых бесед. Идём на ужин, и встречаемся с Виктором Мостовым, хорошим донбасским шахтёром-поэтом, которого я очень уважаю (и с которым в последний раз вживую мы общались у него дома в г. Стаханове в 2013 году на День Шахтёра), и его соседом по комнате Владимиром Казминым-Прокопенко. Об этом Владимире я в основном слышал такие отзывы: луганчанин, сейчас живёт в Москве, и вместе с Виктором Мостовым он один из первых членов нашего Союза, в последнее время от него не то чтобы отпавший, но как-то замалчивающий своё отношение к нему. Ну, и ещё я слышал, что были ситуации, когда он ставил палки в колёса нашему Союзу в некоторых издательских вопросах, перетягивая «одеяло» на себя. И даже каким-то образом в вышедшей книге «Строки мужества и боли…», материалы на которую собирали я, Владимир Давыдович и Наталия Владимировна, Казмин указан одним из составителей, но в то же время ни я, ни Наталия Мавроди там не указаны. К слову, как поэт – Владимир очень сильный и душевный автор, то, что я прочитал, задевает за душу.
Как только мы выходим, чтобы идти в столовую, звонит Вика Полякова и сообщает, что уже едет в Переделкино, следом звонит Саша Курапцев и тоже сообщает, что он уже в вагоне, но поезд ещё стоит на перроне. В это время мы ещё в столовой, где невозможно не приметить, что за писательскими столиками нынче не протолкнуться, всё те же азиатские личности оккупировали залы (между собой с Саней тут же их нарекаем «боевыми бурятами»). Тем не менее, ужин сытный, обслуживающая нас официантка весьма учтива, мы ужинаем, не то чтобы скоро, но засиживаться особо некогда. Подкрепившись, мы вдвоём с Саней покидаем периметр парка и идём навстречу своим бойцам. Не успеваем отойти от территории Дома творчества и ста метров, как видим идущую навстречу нашу Вику Полякову, которая, раскинув руки для объятий, торопится к нам навстречу. Забрав у неё сумки, прогулочным шагом идём встречать Курапцева. И наша встреча происходит на мосту над Сетунью. Так как по времени успеваем доставить наших друзей-соратников на ужин, заводим их в столовую прямо с корабля на бал – и ждём, пока они поедят.

Приходим в корпус в тот момент, когда у Морозова и Некрасовского в номере уже сидит Владимир Середин и собралась бо;льшая часть наших делегатов. Мы входим в номер с Сашей Курапцевым и прислушиваемся к словам Владимира Григорьевича, который рассказывает основные моменты предстоящих мероприятий и предлагает завтра отдохнуть после дороги, расслабиться.
После этих посиделок идём с Саньком и забираем его постельные принадлежности в номере, в котором его «прописали» с ещё одним луганчанином – с Сергеем Кащенко, весьма своеобразным и хмурым «типом».
Потом пьём чай в номере у Морозова, Саня Курапцев поёт под гитару, остальные читают стихи по кругу. Хотя я пару раз уступаю свою очередь Курапцеву, чтоб иметь лишнюю возможность послушать его песни, по которым порядком соскучился. Рядом со мною сидит член Союза писателей ЛНР Лена Заславская, о которой я наслышан как о весьма эксцентричной даме, но она так тиха и скромна сегодня, читает стихи, которые я слушаю с удовольствием, хотя её голос с хрипловатым надрывом иногда слишком резок для её лирики…
Как выясняется, поступившее предложение от Середина – завтра расслабиться и отдохнуть – не находит поддержку в массах донбассовцев. У меня запланировано на завтра посещение редакции журнала «Молодая Гвардия», и я предлагаю Наталии Владимировне присоединиться ко мне, с тайным, конечно же, умыслом поговорить о возможности напечатать и других авторов Донбасса в этом издании. Но и остальные желают выдвинуться в Москву с нами, чтобы потом собраться возле МСПС получить в бухгалтерии командировочные.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Собираемся после завтрака возле столовой и идём весёлой гурьбой: я, Вика, Наталия Владимировна, Саньки – Морозов, Курапцев, Товберг, Сергей Кащенко, Марк и Елена Заславская, на полустанок. У всех какие-то свои планы, но к 14.00 решено собраться во дворе МСПС.

На станцию, согласно расписанию, нам приходится поторопиться. Как носитель имени одиозного русского проводника, я веду народ через кладбище и церковный двор (этот мой маршрут переделкинские аборигены не одобрили, сказав: «Мы так не ходим» – они привыкли давать крюк, подальше от погоста). Прибегаем вовремя, но тут оказывается, что расписание устарело, и наш поезд придёт на 20 минут позже. Мы весело прокладываем предстоящие нам сегодня маршруты, делимся картами и схемами метро. Я имеющуюся у меня план-схему центра Москвы отдаю своим Санькам, потому что знаю, где ещё взять такие карты на Киевском вокзале – на специальном стеллаже «Москва туристская».
Пока ждём поезд, успеваем сделать несколько неплохих, полных неподдельной радости фотоснимков на фоне названия полустанка.
В поезде за разговорами и спорами не успеваем заметить, что уже приехали. Тут мы делимся на три группы. В редакцию «Молодой Гвардии» идём впятером, я созваниваюсь с редактором Валерием Васильевичем Хатюшиным, и он говорит, что закажет для нас с Наталией Мавроди пропуска. На метро добираемся на Дмитровскую станцию, и через 10 минут ходьбы находим нужный нам корпус. Вика, Саша Морозов и Марк остаются на улице, а мы подходим к администратору, где после предъявления паспортов нам выдают электронные пропуска. На лифте поднимаемся на восьмой этаж, через небольшой холл выходим в коридор, прямо к нужному кабинету.
Валерий Хатюшин встречает нас радушно, сходу вручая мне авторский экземпляр 9 номера журнала с моими стихами (это всего лишь вторая моя публикация в этом журнале). Усаживает нас в кресла, я представляю Наталию Владимировну, и Валерий Васильевич тут же предлагает продолжить публикации авторов Донбасса, давая нам задание подготовить подборки. Видит Бог, именно ради этого я и позвал с собою Наталию Владимировну, но мы даже слова замолвить не успели, как он сам предложил. Получилось по-булгаковски: «Никогда и ничего не просите, никогда и ничего, особенно у тех, кто сильнее Вас, сами всё предложат и сами всё дадут». Мы беседуем о ситуации в республиках, об одиозных и пустозвонных авторах, о теме войны в литературе. И хотя редакторское гостеприимство располагает к общению, засиживаться особенно некогда, и нас ждут внизу друзья-товарищи, да и Валерий Васильевич работал с рукописями, когда мы вошли, поэтому проводим у него в кабинете не более 15 минут, не злоупотребляя его радушием и, пригласив на завтрашнее мероприятие, уходим.
Наши ребятушки ждут нас на крылечке, и мы дружно идём к подземке другим маршрутом, обговаривая предложение редактора. В метро до меня дозванивается Саша Курапцев и интересуется где мы, они уже во дворе МСПС, почти все собрались. Обещаю, что подойдём через 10 минут.

***
Наверное, нужно описать этот старинный особняк, получивший в народе имя Дом Ростовых (иногда усадьба Долгоруких или усадьба Соллогуба). Практически ничего нового я не сообщу, потому что эта информация гуляет с сайта на сайт. Дом, построенный в ХVIII в., к концу столетия была перестроен новыми владельцами Долгорукими, которые выкупили её у Воронцовых-Вильяминовых. Были пристроены портики, мезонин, боковые флигели и служебные помещения, что и сделало усадьбу соответствующей термину «классицизм». А в XIX веке новый владелец дома барон М. Боде-Колычёв даже устроил на втором этаже домовую церковь, освящённую в честь его далёкого предка по материнской линии Святителя Филиппа Московского (в миру Фёдора Колычёва). Позже в этой сравнительно небольшой церкви в 1866 году венчался Иван Сергеевич Аксаков с дочерью Фёдора Тютчева Анной.
Здесь в доме Михаила Львовича Боде некоторое время жила вдова А. С. Грибоедова Нина Чавчавадзе, часто бывал и Лев Николаевич Толстой, который потом и описал его в романе «Война и мир», как дом, в котором жила Наташа Ростова. Наследницей Михаила Львовича Боде-Колычёва стала его дочь Наталья, которая была замужем за Фёдором Соллогубом, поэтому в первой половине ХХ века особняк именовали усадьбой Соллогуба. После октябрьского переворота и переезда правительства в Москву здесь первоначально разместилась ВЧК, но через год чекисты переселились на Лубянку, а в доме поселился Луначарский со своей семьёй. Хотя уже в 1920 году здесь располагался Дворец искусств (в котором читали свои стихи и Есенин с имажинистами, и Маяковский с футуристами, и многие другие поэты, благоволящие новому строю), а домовой храм, в лучших советских традициях, уже использовался, как архив. Но в 1921 году здание передали Высшему литературно-художественному институту им. В. Брюсова (в котором успели поучиться  М. Светлов, А. Тарковский, И. Приблудный и др.), однако в 1925 году институт попытались перевести в Ленинград из переполненной Москвы, но ввиду отказа преподавательского состава покинуть златоглавую, ВЛХИ ликвидировали. Во времена НЭПа дом был передан в частные руки, и помещения сдавались в аренду под жильё. (Как говорят, некоторые помещения долго использовались как квартиры для писателей, и в 50-х годах в одной из полуподвальных комнат жил начинающий поэт, выходец из Алтайского края – Роберт Рождественский). Но, тем не менее, в 1932 году, с появлением Союза советских писателей СССР, усадьба стала штаб-квартирой этой организации, и до сего дня таковой и является, правда СП СССР теперь называется Международным сообществом писательских союзов, а в мезонине нынче ютится «демократический» Союз российских писателей  (и как я уже упоминал, это здание, как и писательский городок, чиновники пытаются отобрать). Именно в этом доме в 1930 году проходило прощание с Владимиром Маяковским, а спустя десять лет с Михаилом Булгаковым (что выпадает из традиций, обычно такие мероприятия проводились в Центральном доме литераторов, который находится рядом, так сказать, за забором).
Ну, и ещё парочка небольших примечаний. Не пойми, каким чудом в советские времена на фасаде над мезонином сохранился баронский герб Боде-Колычёвых, я видел фотографии и 1926 года, и 1960-х, герб был (а в 1980-х он виден в одном из кадров в художественном фильме «Шапка»), и красуется до сего дня. Ну, и ещё такой факт: в 1999 году домовой храм на втором этаже дома открыли, но сдали его почему-то в аренду Русской православной католической церкви (по существу, аналог украинской греко-католической церкви), униатам. Но аренду спустя шесть лет «расторгли» (хотя за словом «расторжение» скрывается нешуточная борьба с баррикадами, взломом и попытками самозахвата), благодаря настойчивости одиозного аппаратчика Союза – Арсения Ларионова, который жёсткими и радикальными мерами вернул помещение под контроль Литфонда. Сейчас помещение храма перестроено под светские нужды, и там располагается издательский отдел нашего Союза.

***
Итак: вот он – радикально-жёлтый с белыми колонами Дом Ростовых! Сгруппировавшись, заходим вовнутрь. Вначале идём в бухгалтерию, где дружно получаем свои кровные проездные. Потом с Наталией Владимировной идём в издательский отдел (именно здесь располагался ранее храм)  к нашим старым знакомым – Стародымову Николаю Александровичу и к Марине Вячеславовне Переясловой. Тут же в кабинете находится Бежан Емельянович Намичешвили, председатель исполкома, который рад нас видеть и сразу нам презентует книги Маквалы Гонашвили (руководитель СП Грузии) в переводе на русский язык. Немного поболтав с Мариной Вячеславовной, мы дожидаемся, когда освободится Николай Стародымов, который готов повести нас в «закрома» за «Общеписательской литературной газетой» №3 за этот год с нашими стихами. Но меня перехватывает Владимир  Григорьевич  Середин и ведёт меня к себе в кабинет. Мы с ним обсуждаем предстоящие мероприятия с отвлечением на политические обстоятельства на Украине и в Донбассе.
Но тут забегает в кабинет секретарь Наташа и зовёт меня, Иван Иванович Переверзин освободился и приглашает нас к себе в кабинет. Оказалось, что Иван Иванович решил нас встретить не в том кабинете, в котором я побывал прошлой осенью, а в том, в котором работали М. Горький, А. Фадеев, К. Федин, С. Михалков.
Мы рассаживаемся за старым массивным столом совещаний. Иван Иванович приветствует нас, пытается рассказать о кабинете, о своих мыслях по поводу нашей встречи, но тут же старается вставить в беседу свои пять копеек неуместной шуткой с некоторой поддёвкой Сергей Кащенко. Переверзин резко его обрывает, давая понять, кто в кабинете хозяин. Наверное, Иван Иванович, как и положено прирождённому руководителю, сразу вычисляет таких людей, вроде нашего доктора Кащенко (Сергей – врач-психиатр) и тотчас ставит на место, чтоб на шею не садились, и это срабатывает. Доктор обиженно умолкает, и далее всё идёт без эксцессов. Иван Иванович рассказывает о появлении мысли устроить «круглый стол» московских литераторов с авторами Донбасса, и как первоначальная идея переросла в литературный проект, вытекший в появление этой книги. Он также говорит о том, что эта тема прошла и через его сердце, чему подтверждением – цикл стихотворений «Украинская тетрадь», а дед его родом из Белой Церкви, перебравшийся в Якутию по Столыпинской программе.
Далее он подтверждает всё то, что вчера озвучил Владимир Середин, планы на предстоящие мероприятия, какие телеканалы приедут на завтрашнюю презентацию.

Потом переходим к неофициальным подаркам: во-первых от луганчан – презент от «Луга-Новы» – водка в ёмкости в форме самовара и с крышкой в форме чайничка (не вручать же её перед публикой и представителями СМИ), а во-вторых, я вручаю несколько наших сборников и альманахов (Горловских и Красноармейских). Потом, когда аудиенция заканчивается, Наталия Владимировна просит Ивана Ивановича побеседовать в более конфиденциальной обстановке втроём (включая меня), но когда все выходят, в кабинете задерживаются Виктор Мостовой и Владимир Прокопенко, которые пытаются подписать у Переверзина заявление на оказание материальной помощи Виктору Михайловичу, ведь он недавно перенёс операцию на поджелудочной железе. Но тут же, включив «дурочка;», задерживается и Лена Заславская. Никого не выгоняя, Наталия Владимировна заводит разговор о том, чтобы ей, как руководителю Союза писателей, по причине войны не попавшей на прошлогодний Внеочередной Х съезд МСПС и потерявшей возможности войти в состав исполнительного комитета (место которой занял я), дали возможность ездить на заседания исполкома вместе со мною. Иван Иванович даёт «добро» и тут же разговор перетекает в другую плоскость, он начинает рассказывать о приглашении в Китай читать цикл лекций. А всё началось с издания книги его стихов, вышедшей в Китае. Я заинтригованно говорю: «Интересно посмотреть, как выглядят русские стихи в иероглифическом отображении». И Иван Иванович, впадая в раж, приглашает нас в свой рабочий кабинет, где демонстрирует объёмную книгу в твёрдом переплёте, на слегка шершавой бумаге приятного цвета топлёного молока. Но стихи напечатаны, как наше письмо, слева направо (а я, было, подумал, что  будет традиционно для китайской письменности – сверху вниз). Далее Переверзин знакомит нас с картинами, которых у него в кабинете предостаточно, весьма интересных, он это преподносит как одну из своих страстей (где-то даже мелькало сообщение, что он один из крупнейших коллекционеров современной живописи в Москве).
Вдруг в кабинет забегает интересный поэт и издатель Лев Котюков. Он в кожаном пиджаке, худой, поджарый, с копной седых волос. Это настолько живой и вечно спешащий человек-ртуть, своими гениальными репликами он часто сыплет на ходу, почти не задерживаясь подолгу на одном месте.  Заскочив, он спрашивает что-то у Переверзина, и, выходя из кабинета, успевает сделать предложение прислать ему стихи в журнал «Поэзия», и опять исчезает за дверью. Тут же нас угощают чаем с конфетами, и мы продолжаем общаться ещё некоторое время, пока не решаемся прерваться. Нас ждут внизу ребятушки, да и Виктор Михайлович всё никак не может обратиться с заявлением. Оставляем их в кабинете и удаляемся я, Наталия Владимировна и Заславская. Выходя из кабинета, в приёмной, я бросаю взгляд на книжную полку, где среди поэтических книг мой взгляд выхватывает книгу «Синегория» моего авторства, сами понимаете – на чужой сторонушке рад своей воронушке...
Во дворе ждущих нас двое: Полякова и Некрасовский. И вот мы с Викой Поляковой оставляем Наталию Владимировну с Марком и идём на почту, отделение которой от МСПС в ста метрах. Я отправляю два журнала «Пять стихий» в Пензу, а Вика рецензию на автореферат кандидатской работы, нашего горловчанина, доктора филологических наук Вячеслава Теркулова в Волгоград (которое из Донецка отправить было нереально, и я Вячеславу Исаевичу предложил наши услуги). Справились быстро, отправляемся на Киевский вокзал и тут же на пригородной платформе встречаем Прокопенко, Мостового, Мавроди и Некрасовского, а затем и Владимира Середина, и едем одним поездом. В поезде мы с Владимиром Григорьевичем разговариваем о литераторах из национальной «спилки», о киевских и донецких. Оказывается, он дружит с Логачёвым очень давно, ещё с советских времён, а потому очень хорошо осведомлён о нюансах нашего литдвижения. И оказывается, попытка организации Донецкого областного отделения СП России – довольно давняя задумка именно московских друзей, Виктор Логачёв в своё время предлагал мне влиться в эту организацию, как только её зарегистрируют (рано или поздно, мы это доведём до ума). 

 
***

Здесь невозможно не заметить,
Как осень тропы стелет нам.
Но холод и колючий ветер
Претит нам верить лёгким снам.

Берёз тревожное шептанье
И можжевеловый уют…
И мы, частицы мирозданья –
Плечом к плечу в одном строю,

Солдаты от пера и слова,
Сплочённые одной бедой.
Мы каждый миг идти готовы
Строкою, как в последний бой.
 
 
Идём с полустанка не через некрополь, а вдоль железнодорожного полотна, по цивилизованному тротуару. Мне почему-то кажется, что получается огромный крюк, мне этот путь не нравится, для себя решаю никогда не тратить время на обход «неудобного» кладбища.
Не заходя в свои номера, прогулявшие обед, заходим в ресторан на ужин, и пока нам приносят основные блюда, с голодухи хватаем по две креманки с салатами вместо одной, а кое-кто и три. Официантка Марина, которая замечает этот криминал, возмущается, мы виновато извиняемся, пеняя на голод, который, как известно, не тётка и пирожками не располагает.
Вечер проходит в номере Некрасовского и Морозова так же, за чашкой чаю-кофе и со стихами-песнями, под белорусские конфеты. Все просто наслаждаются общением и атмосферой переделкинских вечеров.

ПРЕЗЕНТАЦИЯ. ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Утром за завтраком договариваемся на обед приходить уже собранными, с вещами, в парадной одежде, готовыми к отъезду на презентацию, потому что «ГАЗелька», которая нас повезёт в Москву, запланирована на 14.00. Я делаю замечание, мол, кто во время обеда заляпается едой, поедет с пятнами на одежде, потому что времени переодеваться не будет (слова оказались пророческими).
После завтрака я веду нашу шумную компанию на мемориальное переделкинское кладбище.
Это кладбище, как сельское, по некоторым данным существовало уже в XVII веке. После 1934 года на погосте стали появляться могилы насельников писательского городка. Сейчас это последний приют является одним из самых известных литераторских кладбищ.
Узкой цепочкой мы, перейдя на высокий берег Сетуни, входим в этот некрополь, густо заросший деревьями и ухоженными кустарниками. Через погост проложены три асфальтированные дорожки, по которым я веду нашу бригаду. Мы посещаем могилы Арсения Тарковского, Николая Доризо, Корнея Чуковского, и, конечно же, Бориса  Пастернака, на могиле которого цветут безвременники, цветы-бунтари, красивые, как крокусы, и ядовитые, как анчар (ядовиты и листья, и цветы, и особенно семена). Буквально вчера Наталия Владимировна читала свои стихи про эти цветы. У могилы Бориса Леонидовича Лена Заславская негромко, но с присущим ей надрывом в голосе, читает его стихи «Во всем мне хочется дойти до самой сути…». Я видел старые фотографии могилы Бориса Леонидовича, она стояла на краю погоста, сейчас она почти в центре разросшегося в длину и в ширину некрополя. И солнечного простора нет, кладбище прилично заросло соснами, берёзами и клёнами, которые своей золотеющей листвой добавляют красочности не очень солнечному дню. Затем идём на поиски могилы Роберта Рождественского. Я знаю направление, нужно идти к краю кладбища, которое тянется вдоль Сетуни, приблизительно знаю, как выглядит памятник, но первой находит могилу Заславская. Рядом с Робертом Ивановичем похоронена его супруга Алла Киреева, ушедшая из жизни полгода назад. Я пытаюсь прочитать стихотворение Роберта Ивановича «Отдать тебе любовь?», но на середине начинаю сбиваться, всё-таки давно его не читал и не декламировал. После этого мы идём к центральному входу, чтобы пройти к патриаршей резиденции, но тут звонит наша союзница – луганчанка Наталья Романова, которая только что приехала в Дом творчества из Санкт-Петербурга и после завтрака вышла догонять нас. Я бросаюсь навстречу Наташе, по телефону корректируя её передвижение, и вот мы уже в зоне видимости друг друга, встречаемся и здороваемся у места упокоения клана Чуковских, я по ходу ей показываю и другие памятники-надгробия литературных звёзд. Догоняем нашу «бригаду» почти на краю кладбища, где через ограду просматривается не очень большой, но толстостенный коренастый Воскресенский храм (в первый раз, когда я попал в Переделкино, я думал, что это ведутся реставрационные работы древнего памятника архитектуры, оказалось – нет, это стилизованный новодел). И вот, уже собравшись вместе, идём в иконную лавку возле Преображенского храма. В лавке почти каждый из нас хоть что-нибудь, но приобретает. Я покупаю помянник в твёрдом переплёте миниатюрного формата, кто-то покупает книги, а кто-то магнитики.
Я беру несколько свечек, и мы идём в новый Свято-Игоревский храм (Преображенский, к сожалению, на ремонте). Я уже несколько раз бывал в этом полусферическом храме с карамельно-стеклярусными маковками, для остальных храм – открытие. Я не знаю, кроме нас с Наташей Романовой оценил ли кто эту куполообразную архитектуру зала церкви без колонн и очевидного разделения нефов (стены плавно перетекают в потолок, образуя полушар), и я помню, когда песнопения исполняли певчие верхнего клироса, акустика храма – удивительная. В храме находимся не более 10 минут, нужно возвращаться.
После такой сравнительно непродолжительной, но весьма насыщенной прогулки идём в Дом творчества, немного отдыхаем, и вот уже пора выходить на обед в парадном платье.

За обеденным столом единственным заляпавшим себя едой оказываюсь я. Вернее, влезшим рукавом в сливочное масло. Это называется – накаркал. Пытаюсь в уборной ресторана застирать рукав, но малоуспешно, и как я всех и предупреждал, еду на мероприятие с замызганным рукавом. Грузимся в «ГАЗельку» и к нам присоединяется секретарь правления Союза писателей России наш земляк-донбассовец Николай Владимирович Переяслов (супруг Марины Вячеславовны), мой литературный «маяк» и давний знакомый по переписке, с которым вживую мы встретились впервые в прошлом году.
Всю дорогу беседуем о предстоящем мероприятии, о Москве, о дороге и пробках. Но вот уже позади остаются Триумфальная арка и тает за левым бортом нашей «ГАЗельки» небоскрёбный район Москва-сити, и вот уже центр города. На Садовом кольце, почти перед поворотом на Поварскую Казмин кричит Заславской: «Лена, смотри, вон памятник Бродскому!», я на эту фразу реагирую, как и положено, согласно своей «распущенности», думая, что Лена поклонница Иосифа, но как, оказалось, там есть свои подводные камни. Удивительно, но приезжаем быстро, почти за час до презентации. Напротив ворот МСПС в сквере возле памятника Сергею Михалкову многолюдно, играет оркестр.
Но сперва мы дружно идём в издательский отдел МСПС, здороваемся с его хозяевами, обмениваемся информацией, а потом фотографируемся стоя в бывшем алтаре и, оставив в кабинете свои вещи, возвращаемся туда в скверик, узнать причину столь бурного веселья. Оказывается, рядом на улице Поварской открывается киноакадемия Никиты Михалкова, который, окружённый толпой журналистов, комментирует вместе с Андроном Кончаловским это радостное событие. Вокруг мелькают узнаваемые актёрские лица, много молодёжи (скорее всего студенты нового заведения). Мы снуём в толпе, слушаем спич Никиты Сергеевича, но время летит быстро, и мы начинаем потихоньку собираться группой, чтобы идти на наше мероприятие. Вдруг появляется Елена Заславская с книгой «Строки мужества и боли…», за которой успела сбегать в Дом Ростовых, и пытается пробиться к Михалкову, вручить ему это издание. Мы не дожидаемся финала её акции и идём в МСПС. Вскоре появляется Заславская, увы, Михалкову она книгу не вручила, но зато она её подарила министру культуры РФ Мединскому Владимиру Ростиславовичу. Времени перед началом остаётся мало, но народ весь кучкуется возле входа. Пользуясь случаем, я по просьбе Саши Морозова подхожу к Николаю Владимировичу Переяслову и говорю о желании Александра пополнить ряды Союза писателей России, мол, возможно ли это провести, как члена МСПС через Секретариат, а не через приёмную комиссию. Николай Владимирович отвечает утвердительно, и вместе мы подходим к Ларисе Барановой-Гонченко. Лариса Георгиевна уроженка Горловки, а ныне доцент Литинститута, литературный критик и статс-секретарь Союза писателей России. Николай Владимирович передаёт ей наш разговор и интересуется, реально ли это сделать, на что она отвечает положительно, и добавляет, мол, всех донбасских авторов, приехавших на эти мероприятия, если будет желание, можно подать на рассмотрение Секретариата. Лариса Георгиевна – красивая стильная женщина в годах, плавная в движениях и интеллигентная в речи, я пытаюсь выяснить, где она жила в Горловке, или в каком районе, но, увы, слишком маленькой она уехала из нашего города и ничегошеньки не помнит. Я бегу к своему портфелю и извлекаю оттуда фотоальбом Горловского  художественного музея и презентую его Ларисе Григорьевне, как привет от малой родины, и вкратце рассказываю ей об этом музее, который был открыт через несколько лет после её отъезда из нашего города.

И вот наступает открытие мероприятия. В первую очередь запланировано возложение цветов к памятнику Льву Толстому, который установлен в центре дворика Дома Ростовых. Очень символический, должен заметить, памятник. Эта скульптура является подарком Союзу советских писателей СССР от писателей СП Украинской республики в честь 300-летия воссоединения Малорусского Левобережья с Московским царством. Корзина с цветами стоит в зале, я так полагаю, что корзину должны нести двое по принципу «мальчик-девочка, Донецк-Луганск», но к корзине подбегает Марк Некрасовский и подзывает Наташу Романову, они вместе берут цветы и выходят во двор. Я не против, хотя бы первая часть формулы «мальчик-девочка» сработала, а кто именно возложит цветы, не столь важно. Мы выходим на площадку перед памятником. и тут Марк меняется с Наталией Владимировной местами, уступая ей корзину (как сказала Наталия Владимировна, так и планировалось, что от Луганской республики будет она, а от Донецкой – я), и цветы возлагают две Натальи. Иван Иванович, как дирижёр или даже как регулировщик, руководит этим процессом, а потом по-актёрски жестикулируя, даёт команду: «А теперь прошу всех в зал!».
В зале нам с Наталией Владимировной нет резона занимать места, ибо мы знаем, что нас пригласят в президиум, но без приглашения мы не решаемся идти туда, а потому скромно «жмёмся» в первом ряду и держим книжные подарки в руках. Но тут забегает Владимир Середин, приглашает нас в президиум, а на освобождённое мною место усаживает внезапно появившегося Николая Яновича Азарова. Итак, Наталия Владимировна сидит на левом крыле, я на правом, а между нами Середин и Переверзин.
И вот, мероприятие открывает Иван Иванович Переверзин, он представляет книгу зрителям, опять же таки, кратко рассказывает о первоначальной мысли о круглом столе с авторами Донбасса, которая переросла в этот книжно-литературный проект. Также он объявляет о том, что книга уже практически разошлась, а книжные магазины просят ещё. Затем Переверзин передаёт слово Владимиру Середину, который является ведущим этого представления книги (Иван Иванович, как патриот русскости, упорно избегает слова «презентация»). Владимир Григорьевич тоже добавляет несколько слов от себя, и приглашает первым высказаться экс-премьер-министра Украины Николая Азарова.
Да, согласен, книга гражданской направленности, но, тем не менее – это литература, то же, что начинает рассказывать Николай Янович, никакого отношения ни к литературе, ни даже к культуре не имеет. По существу, он, стоя за трибуной рядом со мною, оправдывает себя, обвиняет США и Януковича в том, что произошло с той «нашей» страной, а я понимаю, что приглашение политиков на такие мероприятия – только трата времени вхолостую. Но вот Азаров закругляется и, извинившись, сразу с трибуны покидает зал.
Вдруг я вижу перед Иваном Ивановичем сценарий и с ужасом обнаруживаю, что следующий после Азарова должен выступать я, а за мною Наталия Мавроди. Но мы-то готовились наоборот, Наталия Владимировна делает основное обращение, а я подготовил небольшое дополнение. И я срочно пишу записку и передаю Середину: «Первой должна выступать Наталия Морозова-Мавроди!!!». Владимир Григорьевич поднимается, и объявляет следующей Наталию Владимировну, её приглашают к трибуне, но она вежливо отказывается, предупреждая, что за трибуной её будет плохо видно, тогда я отъезжаю на кресле в сторонку, освобождая место в президиуме возле Ивана Переверзина, а сам в кресле «прячусь» за трибуной. Наталия Владимировна зачитывает обращение к руководству и гостям, вручает подарки от Луганщины, читает свои стихи, а далее слово передают мне.
Я зачитываю короткое дополнение от имени Донетчины, вручаю книги, предоставленные Михаилом Ивановичем Ханиным (это книги Петра Жеребецкого «Живое серебро Донбасса» и «Горловка»). Затем небольшой презент от нашего Горловского музея миникниг: миниальбом Владимира Лапшина «Планета Донбасс» и книгу «Маленькое чудо». Книги Иван Иванович тут же демонстрирует залу, а миниальбом с фотопейзажами Лапшина его приводит в восторг, когда он его открывает. И вот я читаю свои стихи, реакция зала живая и я облегчённо сажусь в кресло, теперь можно расслабиться и внимать другим выступающим. Сценарий, который лежит перед Переверзиным, мне виден, там чередуются московские авторы с нашими литераторами. Но москвичи по ходу «пьесы» говорят на совершенно отвлечённые темы, о себе и своих книгах, о каких-то встречах и Иван Иванович шепчет Середину: «Москвичам больше слово не давать, а то несут какую-то пургу, вызывай только донбассовцев». Хочется заметить, что москвичи упорно называют республики: Донбасс и Луганск. И хотя мы упорно им объясняем, что Донбасс – это и Донецкая, и Луганская области (республики) вместе, не помогает. И в течение всего мероприятия мы слышим эту ошибку при упоминании нашего региона. И дальше презентация идёт уже размеренно и целенаправленно. Наши ребята и поют, и читают, аудитория всё воспринимает очень бурно и близко к сердцу. В зале у многих на глаза наворачиваются слёзы. И вот, стихи прочитаны, впечатления высказаны, и Иван Иванович выходит из президиума и начинает вручать специальные почётные грамоты нашим авторам, а нашим девочкам ещё и цветы. Денежное сопровождение грамот нас очень впечатляет, но без грамоты остаётся Марк Некрасовский. И Иван Иванович заявляет, что Марку подготовят грамоту в срочном порядке и вручат на днях. Мероприятие окончено, я пытаюсь пробиться к столу, на котором стоят штабеля книг, чтобы взять своим землякам авторские экземпляры, но меня отвлекают, подходят люди, благодарят, предлагают участие в конкурсах и каких-то печатных проектах. Когда подхожу к столу, еле успеваю схватить три экземпляра, но мне мало, и я без церемоний подхожу к президиуму и беру экземпляр, которым пользовался во время презентации Переверзин. Вовремя, потому что на этот экземпляр уже нацелилась Елена Заславская, а я увёл его буквально из-под носа. Но мне нужнее. Слава Богу, что не растерялся Саша Товберг и успел захватить книжку и для Андрея Шталя. Собираемся и выходим во двор, а там нас уже ждёт накрытый стол в одиозном ресторане «Каретный двор», который занимает правое крыло усадьбы.
Пока мы собирались и упаковывали книги и подарки – в темноте двора с Викой Поляковой и Наташей Романовой растерялись, но вот мы созваниваемся и сходимся возле входа, заходим в зал ресторана, мест уже практически нет, нам пристраивают дополнительный сервированный столик. Но тут, заметив суету на конце стола, Иван Переверзин кричит, что возле него есть место, и я, чтобы не обижать руководителя, иду и сажусь по левую руку от Ивана Ивановича, одесную же сидят: некий издатель моих лет, а также Саня Курапцев и Саня Товберг. Слева от меня Владимир Середин и Владимир Фёдоров, редактор «Общеписательской литературной газеты». Заходит в зал Елена Заславская с группой поддержки неформального вида и, извиняясь, говорит, что вынуждена покинуть нас, чтобы ехали без неё. Ну, как говорится: баба с воза…
И с аккордного тоста начинается пир. Наливают здесь так часто, что мы за этот час три или четыре раза меняем кувшины с соком (сидящие на нашем краю донбассовцы оказались непьющими), да и то за москвичами даже сок не успеваем наливать, закусывают они значительно меньше и реже. Пили за книгу, пили за гостей, пили за хозяев, пили за Луганск и пили за Донецк. Упившихся нет, по крайней мере, когда звучит призыв «по ко;ням», все бодренько спешат грузиться в «ГАЗельку». Саня Курапцев говорит, что созвонился с другом детства и поедет с ним встретиться, а потом они подъедут в Переделкино вместе. Зато на освободившиеся места рассаживаются Владимир Середин и Лариса Баранова-Гонченко, так как завтра с утра она нас везёт в Та;лдом, она переночует в Доме творчества. И без мест остаются Марина Вячеславовна и Николай Владимирович Переясловы, есть, правда одно место, но их-то двое. Середин порывается уступить место в бусике и отправиться своим ходом, но Переясловы не принимают такой жертвы, им вдвоём веселее добираться домой, чем ему одному. На том и разъезжаемся.

Доезжаем мы довольно быстро, а когда идём к корпусу, я слышу, что Володя Казмин хвастается тем, что захватил с собою из-за стола на банкете бутылку водки, и призывает желающих на турнир по уничтожению оковитой, но к его сожалению, желающих нет, компания подобралась непьющая. Я не обращаю на этот факт должного внимания, а зря – это был знак, что Владимира мы больше не увидим трезвым.
С Сашей Товбергом идём в номер, где я беру деньги и иду через тёмные аллеи парка, которые наполнены сладким осенним воздухом, в старый корпус к терминалу пополнения счёта, чтобы иметь возможность созваниваться с семьёй завтра в поездке. Когда возвращаюсь, в нашем жилище уже три Санька;, приехал Курапцев со своим тёзкой. Пьём кофе и слушаем старые и новые песни под гитару. У нас с Товбергом на кроватях дополнительные матрацы, которые мы с удовольствием жертвуем гостю (и я, и Товберг не любители пышных кроватей), устраивая ему на полу койко-место. Засиделись допоздна, учитывая, что Саша «Берг» заснул в 11 вечера, мы просто беседуем полушёпотом до 2 часов ночи.

ПОЕЗДКА В ТАЛДОМ.  ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

В 6:00 к нам кто-то навязчиво ломится в дверь. Это Казмин ищет соратников по уничтожению пива с утра. Желающих среди литераторов нет. На его счастье, на территории Дома творчества ведутся ремонтные работы, поэтому Володя находит союзников в стане гастарбайтеров.
В 8 часов мы уже в столовой-ресторане, все уже нарядные, настроенные сразу же выехать в Подмосковье. После завтрака грузимся в большой автолайнер. С нами едут кураторы Николай Стародымов, Владимир Середин и Лариса Баранова-Гонченко. Но, пока суд да дело, мы с Наталией Владимировной заходим в дирекцию, прояснить, как можно получить книжку Владимира Давыдовича, которую он попросил выписать для себя. Замдиректора нам обещает всё решить по звонку Переверзина, и мы с облегчением садимся в автобус, все готовы к отъезду, а Казмин готовый вдвойне.
Дорога в Талдом проходит без приключений, час пик уже позади, мы выезжаем на МКАД и едем на север области. Но – о чудо, слева от автобуса, в районе чуть южнее Московского водохранилища перед нами вырастает настоящий террикон, мы ликуем, словно получили весточку из родного края, а москвичи, едущие с нами, объяснить, откуда эта рукотворная гора, не могут.
 

***

Разгорелся сентябрь и пылает.
В самом сердце Московской Руси,
Как привет из Донецкого края,
Словно струг по реке проплывает,
Террикона горбатый массив.

Он напомнил родимые склоны,
Растревожив нам раны души.
И печаль, что светла и бездонна,
Словно листья уставшего клёна,
Лёгкой бабочкой в сердце кружит.
 
 

Мелькают удивительные пейзажи осени, которая вызревает тёплыми красками в зелёных кудрях лиственных лесов. Чуть дальше раскинуло свои зеркально-голубые просторы водохранилище с густолиственными островками и белоснежными лоскутками парусных яхт. И всё это под безупречным лазурным небом. Одним словом, еду и наслаждаюсь видами.
Рядом со мною едет Виктор Мостовой, жалуется на соседство с Казминым: мало того, что он жутко храпит, так он теперь по-пьяни ещё и матюгается между руладами храпа. Виктор Михайлович хотел провести эти дни и насладиться общением со всеми нами, а в результате уже измучен Владимиром. Пока тот был трезв, с ним было сложно только ночью, сейчас же, когда Володя вошёл в раж, с ним тяжело общаться, он весь на поддёвках, весь ироничен, бестактен и бесцеремонен.
Дорога долгая, почти двухчасовая, но вот за Дмитровским районом вырастает знак, на котором в зелёном поле красуется журавль в красном сапоге и с колосом в клюве – это уже Талдомский район.
Талдом начинается частными кирпичными домами с резными  наличниками и деревянными двухэтажками. Практически сразу попадаем на центральную площадь, где располагается «муниципалитет» – длинное аккуратное двухэтажное здание, в котором размещается районная и городская администрации. Выходим из автобуса, и нас сразу же встречают две симпатичные дамы Наталья и Ольга, представительницы городской власти, мэр пока не может встретиться с нами, его вызвали в Москву, но к нашему мероприятию он должен успеть приехать. И нас, не вполне раструсивших в дороге утренний завтрак, сразу ведут на обед.
В кафе мы, ожидая обеда, знакомимся с ещё одним чиновником, прибежавшим поддержать литераторов добрым словом: заместитель мэра – Алексей Стребков. Он очень обстоятельно и вдохновенно, с любовью рассказывает о Талдоме и районе, отвечает на вопросы без запинки, и нам сразу видно, что он владеет информацией, любит свой край. В конце концов, я бы сказал, этот чиновник находится на своём месте, таким работник муниципалитета и должен быть. Я с горечью понимаю, что в моём городе есть чиновники, которые и живут, и работают, к сожалению, только для галочки, а им доверены судьбы людей и сферы жизнедеятельности города.
Обедаем, нам подают наваристые щи, потом картофельное пюре с котлетами, а к компоту дают пирожки, но мы, рассудив, что это будет жирно на данный момент, их дружно собираем в пакет, оставляя про запас.
Из кафе нас ведут по городским улочкам к музею, но по дороге нам предлагают зайти в церковь, освящённую в честь Архистратига Михаила. Наши девочки, спохватившись, причитают, что нечего накинуть на голову, на что я безапелляционно им заявляю: «Лучше зайти в храм с непокрытой головою, чем пройти мимо с покрытой!». Мой довод всех успокаивает, и мы заходим в храм. Кстати, этот собор в советские времена был поруган и частично перестроен, в церкви размещались разные учреждения, в том числе башмачная фабрика, учреждение общепита, складские помещения, сейчас храм только-только восстанавливается, и ремонтные работы ведутся и внутри храма, и снаружи. Храм с тремя пределами, помимо Архангельского, ещё два боковых алтаря Никольский и Ильинский, сам собор не широкий, но длинный и просторный, как ковчег. Женщина из свечной лавки охотно рассказывает нам краткую историю прихода, мы осматриваем иконостасы, ставим свечи, прикладываемся к иконам.
И сразу же из собора идём дальше, мимо старинного здания пожарной части с каланчой, мимо библиотеки, во дворе которой установлен, прячущийся в кустах, памятник Сергею Клычкову. И вот здание музея – двухэтажный купеческий особняк, рядом во дворе музея тоже стоит большой дом с кирпичным низом и со сгоревшим деревянным вторым этажом. Близость пожарной части не спасла здания, увы, в этом слабая сторона жилья из лесоматериалов. Счастье, что огонь не перекинулся на музей, ведь расстояние между зданиями, как мне кажется, менее 10 метров.
Заходим в музей не сразу, ждём, пока закончится экскурсия предыдущей группы. И вот нас приглашают внутрь, сразу же за входной дверью высокая деревянная лестница на второй этаж в один пролёт, тут нас встречает экскурсовод и он же исполняющий обязанности директора музея – Сергей Балашов. Весьма молодой, увлечённый своей работой парень. Тут же проводит нас по другой узкой лестнице вниз. Вот такое устройство дома – парадный вход вёл в хозяйские покои на второй этаж, а эта узкая лестница – вход в мир домашней прислуги, где работали кухарки, прачки и истопники. Теперь же здесь развернулись экспозиции, посвящённые городу. Экскурсия увлекательная, познавательная: предметы старины и раритеты просто потрясающи. Выделяется чучело медведя, которое в своё время служило в трактире «зазывалой», встречая посетителей при входе с подносом и официантским полотенцем. В этом году «медведю» музейные работники отметили 100 лет. Но нынче перед нами чучело предстаёт не с подносом, а с берёзовым посохом в одной лапе и рекламным дореволюционным плакатом в другой. Экспозиция в этом зале посвящена истории дома, купеческого быта, религиозных общин края. Особенно запоминается стенд с лазорево-позолоченными фрагментами фарфорового иконостаса и фарфоровых икон, которые в отличие от деревянных и металлических позолоченных иконостасов, не теряли своего первоначального блеска, не тускнели и не облазили. Этим сегментам более 100 лет, а они сверкают по-прежнему, как новые. Отдельный зальчик посвящён основному ремеслу города (тогда ещё села) башмачному делу. Тут нам показывают образцы обуви, которые производили в Талдоме: мужские, женские и детские башмаки и туфли. Я так и не запоминаю разницы между венгерками и румынками, и мысленно про себя называю их женскими берцами, но отмечаю, что обувь изящная и качественная, и выглядит не хуже, чем новые на рынке Барабашово в Харькове, хотя некоторым экспонатам более 150 лет. В общем, сапожники здесь были первокласснейшие. Именно поэтому на гербе города и района журавль в красном сапожке, потому что в ХVIII-XIX веках Талдом слыл всероссийской столицей сапожного промысла. Кстати, поясню тогда и геральдическое значение журавля. Талдомская земля является географической точкой, на которой сходятся мигрирующие стаи журавлей. По существу у них тут «перевалочная база», здесь они отдыхают, когда возвращаются с юга в родные края, большая часть стай продолжает путь дальше на север, а несколько крупных групп птиц гнездятся тут постоянно.
Затем переходим на второй этаж, здесь размещается литературная экспозиция, посвящённая литераторам талдомской земли, один из первых – это Михаил Салтыков, писавший под псевдонимом Николай Щедрин, редактор, издатель, журналист и прекрасный писатель, который мастерски владея иносказательным языком, донёс до нашего времени нравы XIX века, до отмены крепостного права и после оной. Сергей обстоятельно рассказывает о жизни Михаила Евграфовича, а затем переходит к личности Сергея Клычкова - представителя серебряного века, поэта и прозаика-мистика, невинно убиенного в застенках НКВД по ложному обвинению в 1937 году. Потом идёт рассказ о Михаиле Пришвине, а тем временем наша братия начинает сдавать. Многие пытаются отсидеться на диванчике в центре литературного зала, усталость после вчерашнего напряжённого дня даёт о себе знать.
Но вот экскурсия заканчивается и мы, поблагодарив Сергея, покупаем сувениры, в основном магнитики и почтовые карточки с видами дореволюционного Талдома. Выходим из музея и идём к автобусу, чтобы подъехать к Дому культуры «Родина», находящемуся от места парковки автобуса всего в  300 метрах, потому что сопровождающие нас дамы видят, что мы уже измочалены, и пешком преодолеть это расстояние нам сложно.

 
***

А в небе птицы: клин за клином,
Строкой блокнотного листа…
Нас в этот город журавлиный
Вела дорога неспроста.
В лубочный край, почти былинный,
Где блики пляшут на крестах.

А солнце льёт тепло на крыши.
И здесь, не ведая войны,
Сентябрь покоем мирным дышит.
И вдохновения полны,
На этих улочках притихших
Мы грезим духом старины.
 

Итак: мы прибываем в ДК, а вернее, Центр культуры со знаковым именем «Родина», мы входим, нас уже ждут работники, которые настраивают аппаратуру, и с ними мы наскоро обмениваемся файлами, которые просим продемонстрировать через проектор во время мероприятия. Пока собирается публика, Лариса Баранова-Гонченко приглашает нас в буфет, где заказывает для нас чай, кофе или молочный коктейль, также всем выделяется по маленькой шоколадке. Прополоскав чаем голосовые связки, идём в зал, который уже практически весь заполнен, и хотя в зале мест не так уж много (при реконструкции ДК ряды зрительских кресел проредили), но человек 200, тем не менее, есть, и это как минимум. Для литературно-патриотического мероприятия – это замечательно.
Встречу открывает мэр города Юрий Витальевич Журкин, который успел уже вернуться из столицы. Следом ведущая приглашает выступить насельниц Александро-Невской обители, во главе с игуменьей Тамарой, которые читают и стихи классиков, и собственного сочинения. Затем слово берёт Лариса Георгиевна, а за ней Владимир Григорьевич, после чего микрофон переходит к Наталии Мавроди, она, сделав небольшое вступление, приглашает первым читать стихи меня, а затем всё идёт как по маслу, до Володи Казмина, который дорвавшись до микрофона, несёт несусветную пьяную чушь о Путине, Донбассе и Украине. Неловко за нашего бойца, но что делать? - из песни слов не выкинешь. (Как позже прозвучало в нашем кругу о Казмине: «Володя – эта наша общая боль!»).
Затем демонстрируется клип о фронтовой Горловке, и слово переходит к Вике Поляковой, которая после мелькавших кадров огня и разрушений родного города не может сдержать слёз, но быстро берёт себя в руки и читает стихи. Подходит черёд Саши Курапцева, он пытается спеть без микрофона, но тут Володя Казмин, браво вышагивая (чтобы не было заметно его шатаний), по-деловому подходит и быстро, неожиданно ловко и чётко выставляет микрофон Александру так, что песни звучат в зале на вполне пристойном уровне.
Но вот последней читает Наталия Владимировна, и слово переходит литераторам земли талдомской. Они высказывают свои эмоции по поводу прозвучавших строк и читают свои произведения. И в завершении происходит обмен, Владимир Середин вручает талдомской общественности упаковку книг «Строки мужества и боли…», а в ответ Юрий Витальевич Журкин передаёт нам в дар поэтические книги Сергея Клычкова «Пред ликом вечного сиянья…».
Долго идёт автографсессия, фото на крыльце ДК, а наши «кураторы» поторапливают нас скорее занимать места в автобусе. Лариса Георгиевна обходит всех наших делегатов и вручает фарфоровые магнитики с изображениями журавлей, на память о поездке. Трогаемся, и тут же по кругу идёт пакет с пирожками, которые были сэкономлены днём в кафе. Проскакиваем за час расстояние от Талдома до Москвы, и плавно въезжаем на МКАД с плотным медленным движением. Едем утомительно и долго. На станции метро «Мякинино» высаживаем Николая Стародымова и Ларису Баранову-Гонченко. Спустя полчаса медленного передвижения урывками, до меня долетают сокрушения Натальи Романовой, у неё поезд на 21.30 с Ленинградского вокзала, время полдевятого, а мы практически застряли на трассе. Она не предполагала, что поездка в Талдом растянется на весь день, ведь нам обещали, что часов в восемь вечера мы вернёмся. Я предлагаю Наталье ехать на вокзал, а вещи, которые стоят собранные в номере, на следующий день заберут Александры: Курапцев и Товберг, которые в Питер выезжают завтра, парни сразу соглашаются, а Наталья цепляется за эту соломинку, но водитель отрезвляет нас: добраться на вокзал с МКАДА в течение 40 минут можно только на метро, а мы проехали последнюю станцию, когда высаживали наших кураторов. Смирившись, Наталья звонит начальнику и сообщает, что задерживается на день, и её «босс» реагирует вполне адекватно, так что Наташа успокаивается. Судьба.
Приезжаем в десятом часу, голодные. Ресторан давно закрыт, но Владимир Григорьевич идёт за дежурной поварихой, которая появляется и довольно быстро подаёт нам ужин. Сытые, но уставшие, мы в эту ночь обходимся без вечерних посиделок и расходимся по номерам.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР. ДЕНЬ ПЯТЫЙ

И вот с утра идём на завтрак, Казмин уже «гуляет» с баком пива, и вновь мы не солидарны с нашим соратником, к его неудовольствию. Завтракаем, а потом к нам приходит Марина Вячеславовна Переяслова, она приглашает нас на прогулку в музеи Бориса Пастернака и Булата Окуджавы. Неслаженным растянутым строем идём вдоль утомительно-длинного зелёного забора к дому Бориса Леонидовича на тихую улочку Павленко, дом №3. Подходим к высокому крыльцу, пока Марина Вячеславовна договаривается с администрацией, мы успеваем сделать несколько фотокадров нашей литбригады на крылечке дома.  К нам присоединяется редактор «Общеписательской литературной газеты» Владимир Фёдоров, который прибывает чуть с опозданием, при этом вооружённый большим профессиональным фотоаппаратом. Заходим в дом, и погружаемся в его светлую ауру.
Сначала нас ждёт столовая, где стоит стол, буфет, комод и телевизор КВН (приобретение последних лет). На стенах рисунки отца поэта – Леонида Осиповича Пастернака, все рисунки висят на тех же местах, как их в своё время развесил Борис Леонидович после переезда в этот дом в 1939 году. До этого он арендовал другую дачу, рядом с участком Бориса Пильняка, но после того, как соседа арестовали, Борису Леонидовичу, дружившему с Пильняком, было невыносимо оставаться там, и, когда появилась возможность, он с радостью переехал в освободившуюся дачу Александра Малышкина, умершего за полгода до этого.
Затем проходим в комнату, где стоит шикарный чёрный рояль. На этом инструменте, помимо самого Пастернака (который в своё время по примеру матери Розалии Исидоровны серьёзно занимался музыкой), играло множество прекрасных музыкантов, а чаще всего из гостей на нём играл Генрих Нейгауз – друг семьи, первый муж хозяйки этого дома, жены Бориса Леонидовича – Зинаиды Николаевны.
После рассказа о быте и жизни Б. Пастернака, поднимаемся по узкой лестнице на второй этаж, где располагаются спальня и кабинет Бориса Леонидовича. Здесь нам экскурсовод, продемонстрировав спартанскую обстановку, рассказывает о творческих буднях поэта. Массивный письменный стол внушает мне трепет, я стою в сторонке, облокотившись на старинное бюро возле книжной полки, и тут экскурсовод обращает наше внимание и на этот предмет мебели. В последние годы, когда Борису Леонидовичу было трудно сидеть, ему раздобыли это бюро, для того, чтобы он мог писать стоя, и я сразу убираю руки от этой почтенной мебели и взираю на неё с пиететом. Из кабинета в углу ведёт дверь на веранду в форме базилики, выдающейся вперёд от основного здания  и похожей на корму фрегата (которая делает дачу Бориса Пастернака такой узнаваемой), но этой верандой, как оказалось, поэт не пользовался…
Экскурсовод опять ведёт нас вниз. Но пока все  гуськом спускаются по узкой лестнице, полухмельной Казмин-Прокопенко и совершенно трезвый Марк Некрасовский, как малые дети, хватают с вешалки кепку Бориса Леонидовича и кашне и примеряют их, хотя за полчаса до этого им экскурсовод уже сделала замечание, когда они пытались потрогать висящее рядом пальто.
И вот мы в маленькой комнатушке, которую в семье называли «рояльной», именно здесь когда-то стоял рояль, а слушатели располагались на террасе, и слушали музыку через открытое окно. Но тогда, в 1960 году, для больного Бориса Леонидовича устроили ложе, убрав инструмент, так как поэт не в силах был уже подниматься по лестнице. Здесь и умер. На стене висит посмертная маска, тонкий заострившийся нос и тонкая складка губ, хотя по фотографиям мы не можем не знать, что и нос и губы у поэта были крупные. Но болезнь и смерть изменили его внешность.
 
 
***

Здесь, где Неясная Поляна
Полна дыханья сентября,
Мы исцеляем наши раны,
Что болью огневой горят.

По чуть скрипящему паркету,
Где миг почтительно затих,
Где  в окнах растворилось лето,
И где застыл последний стих.

Мы продвигаемся несмело,
Забыв про чёрной боли груз,
Где навсегда запечатлелось
Вселенское дыханье муз.
 
Обидно, что после смерти Пастернака семья, мебель, рукописи – были выкинуты из этого особнячка просто на улицу. Слава Богу, всё сохранили родные поэта, уверенные в том, что рано или поздно музей появится. И это случилось, правда, почти через четверть века.
На этом экскурсия заканчивается, и мы опять выходим в столовую, но тут Марина Переяслова просит нашего внимания, и вручает специальный диплом от руководства МСПС и заветный конвертик Марку Некрасовскому, который светится от счастья, не оттого, что диплом и премия ему всё-таки достались, а оттого, что получил он их в этих, пропитанных поэзией, стенах.
Выходим, фотографируемся на террасе дома возле памятной таблички и потихоньку идём на выход. Следующий музей – Булата Окуджавы. Но, увы, я с группой не иду, мысленно обещая Булату Шалвовичу посетить его музей в следующий раз. В подмосковном городе Одинцово «временно» проживает наша горловчанка Аня Воинова, которая с начала боевых действий, будучи в положении, выехала с семьёй сперва в Крым, а потом в материковую Россию. Уже в Туле она родила второго сына, а чуть позже переехала в Подмосковье. Аня одна из виновников появления  нашего Литобъединения «Стражи весны», одна из его «соучредителей» и мой зам. по музыкальной части, к тому же она член Межрегионального СП. Наше присутствие недалеко от места её проживания, это ли не шанс свидеться? Все эти дни она надеется встретиться с нами, даже планировала приехать в Дом Ростовых на наше официальное литературное мероприятие, но два ребёнка не оставляют ей шанса вырваться к нам, все её попытки идут прахом, да и мы в вихре чередующихся событий не в силах навестить её... Но я, раз гора не идёт к Магомеду, жертвуя  очередной экскурсией, еду к ней в гости. Я подхожу к остановке, которая практически напротив ворот Дома творчества. Автобус ходит строго по расписанию, и мне приходиться ждать 20 минут. Но вот автобус пришёл, я сажусь, поинтересовавшись у водителя, где мне лучше выйти. Едем около 25 минут. Одинцово оказывается крупным городом-спутником, застроенным в основном хрущёвками и современными жилыми высотками.
И вот, я выхожу из автобуса и продолжаю двигаться по ходу вперёд по Можайскому шоссе, посматривая на номера домов. Периодически созваниваюсь с Аней, и она координирует моё передвижение по улице, а потом и по двору. И вот подъезд, закрытый как принято ныне бронированной дверью, звоню в домофон. Аня уже открыла дверь на лестничную клетку, я захожу в прихожую, куда из комнаты  уже выглядывают Анины мальчишки, Саша и Алёшка. Года полтора назад Санёк при виде меня пугался и плакал, теперь же он подходит ко мне смело и запанибратски протягивает мне руку, совсем уже взрослый, хотя ему всего 4 года. Я сходу вручаю Ане подарки: и свою книжку, и газету «ОЛГ», и стихи Сергея Клычкова (талдомский привет), Аня сразу заваривает чай, беседуем о нелёгкой судьбе переселенцев, о семейных проблемах и о творчестве, которого в таком сложном быту почти нет. Даже гитара, которая стоит в комнате – без струн. Сразу предупреждаю, что в 16.00 мне нужно будет убегать, потому что на 18.00 у нас прощальный банкет, к тому же к нам сегодня обещала в гости приехать Галя Иванова. Ане хочется увидеть всех, она звонит своему мужу Диме Буланову и просит его подъехать пораньше, чтобы вместе со мною съездить в Переделкино, пообщаться с соратниками по перу. Но у Димки заканчивается рабочий день в 18.00. В результате, она договаривается с мужем, что она с детьми едет со мной в Переделкино, а он к шести часам приедет и заберёт их домой. Собираемся, Аня одевает детей, готовит коляску, и мы выдвигаемся на автовокзал, но по дороге мы успеваем зайти в огромный Свято-Георгиевский храм, построенный в древнерусском стиле уже в этом веке. На автовокзале мы долго ищем платформу, с которой отправляются автобусы на Переделкино, и находим очень вовремя, так как автобус уже подъезжает на посадку. Тут же мне звонит Вика Полякова и интересуется, где я, они с Наталией Владимировной зашли в библиотеку имени К. И. Чуковского и приглашают меня присоединиться к ним, я сообщаю, что еду не один, и Вика говорит, чтоб всё равно заходили в библиотеку все вместе. И поэтому мы встаём на одну остановку раньше, и по улице Серафимовича подходим к библиотеке: Аня с коляской, в которой спит Алёшка, а я с Сашей, который сидит у меня на плечах.

***
Своим лучшим произведением Корней Иванович Чуковский считал этот деревянный финский домик, ставший на долгие годы очагом культуры Переделкино. В 1957 году в писательском городке появилась детская библиотека, полностью построенная за деньги «деда Корнея». Первоначально книжный фонд состоял из 400 книжек, но благодаря авторитету Чуковского, который где хитростью, где лестью, а где и порицанием, умел раззадорить писательскую братию, которая спешила с подарками в библиотеку (особенно ярко это описано в житейских заметках у Зиновия Паперного). Благодаря тонкой умелой политике, пополнение фонда шло успешно.
Также в библиотеке была устроена игровая комната, были поставлены столы для занятий рисованием. Многие рисунки тут же вывешивались на стену, и всё то, что когда-либо было в этой детской галерее выставлено, до сих пор хранится в папках.

***
Я уже третий раз в Переделкине, а вот в библиотеку так ни разу и не заглянул, считая, что у меня детских книг нет, и подарить библиотеке нечего. Зато у Вики Поляковой есть с чем прийти в гости – детская книжка «Приключения мышонка», и у Наталии Владимировны тоже имеется в активе книжечка «Снежка». Вот они по пути в музей Окуджавы и решили заглянуть с подарками. А заведующая Валентина Сергеевна Хлыстова, узнав откуда к ней пожаловали гости, пригласила их после экскурсии в музей к себе на чай, где мы (я, Аня и её мальчишки) их и застали. Здание со стороны улицы с виду не очень большое, но внутри оказывается вполне просторным.   
Валентина Сергеевна детей сразу старается заинтересовать игрушками, а сама пытается продолжить прерванный нами разговор. Я же хожу по залам и любуюсь книгами с автографами Анатолия Приставкина, Виктора Астафьева, Валентина Распутина (так что напрасно я стеснялся подарить свои сборники, взрослые книги в детской библиотеке тоже востребованы). А также захожу в «Комнату Знаний», где стоит старая парта, висят школьные костюмы и портфели 50-60-х годов, чернильницы, перья, тетрадки из советского прошлого. Одним словом, библиотека сама по себе интересна, как музей.
Не хочется уходить, но Аню с детьми я привёз повидаться со всеми, и поэтому, закругляясь, выходим из библиотеки и идём к «своему» корпусу. А в это время к библиотеке подходит «дежурная» группа читателей, мамы с детками, так что Валентине Сергеевне скучать некогда.
Собираемся на чай-кофе в номере у Вики и Наталии Владимировны, подтягиваются и наши Александры, мы пьём чай, но тут раздаётся звонок Гали Ивановой, она проехала Сколково и звонит мне, чтобы я её встретил. Оставляю весёлую компанию и бегу опять через погост навстречу нашей соратнице. Сходимся с Галей на территории Свято-Игоревского храма. Вместе идём к нам в номер, потому что Галя приехала не с пустыми руками, она передаёт презент для моей жены Лены, бутылку шампанского «Абрау-Дюрсо» и бутылку испанского вина. К тому же она передаёт мне три книжки «Строки мужества и боли…», которые я просил её получить у Марины Переясловой ещё месяц назад, и это пошло на пользу,  потому что книг нам досталось весьма мало, не всем авторам, а хочешь – не хочешь, нужно ещё и библиотекам хоть несколько экземпляров выкроить. Выкладываем всё и выходим, пора на банкет, я «вручаю» Галю Сашам, а сам иду за Аней, Викой и Наталией Владимировной.
Пока мы занимаем места в зале, Ане Воиновой звонит её Димка, он уже приехал, но в темноте переделкинского парка не может найти здание ресторана, и я выхожу ему навстречу. Сходимся мы с ним на центральной аллее, и я его веду к нам на огонёк. Так как нас уже покинули Сергей Кащенко, Александр Морозов и Наталья Романова (с которыми я, к сожалению, не успел попрощаться в суете поездок и встреч с друзьями), и опять «загуляла» со своей тусовкой Елена Заславская, места за столом хватает и нам, и моим неофициальным гостям. Из почётных гостей на банкете присутствуют чета Переясловых, Бежан Немечешвили, Владимир Силкин и Владимир Бояринов. Итак, мы сидим за прекрасно сервированным длинным столом, звучат тосты и здравицы, звучат слова благодарности. Мы делимся впечатлениями с москвичами. Но тут берёт слово Владимир Георгиевич Бояринов и объявляет  о том, что руководством Московской городской организации СП России принято решение отметить авторов Донбасса наградными знаками в честь 60-летия Союза писателей. Знак представляет собой Георгиевское полотнище, которому флагштоком служит золочёное перо, а на самом флажке надпись «Союз писателей России».  Первыми он вызывает наших Александров – Товберга и Курапцева, затем меня, Вику, Наталию Владимировну, Виктора Михайловича и Марка. Честно признаться, впервые этот знак я увидел на лацкане у Прокопенко-Казмина, а потом на презентации в Доме Ростовых у некоторых писателей он мелькал, а теперь и мы стали обладателями этой награды. Далее идут подарки от Владимира Силкина, как устные, в виде поэтических посвящений, так и материальные, в виде его книг и компакт-дисков с песнями на его стихи. Но вот, в какой-то момент Воиновы-Булановы с детьми уходят – по расписанию сейчас должен идти автобус, я их провожаю практически до того места, где встретил Диму, прощаемся. Они дальше идут сами, растворяясь в ночной сентябрьской мгле. Я возвращаюсь в зал.
Банкет проходит на мажорной ноте, но я-то знаю, чего не хватает – после того, как сменился директор, нет музыки. Экс-директор Колмаков Степан Иванович, любитель песенного творчества, всегда на подобных банкетах устраивал тёплый домашний концерт, и ему всегда помогал поэт-песенник Виктор Пеленягрэ. Мы же за столом сидим под цоканье рюмок и звон столовых приборов. Все держатся за столом молодцами, и только наш Вова уже снова «тёпленький». Ну, вот поднимаются мои Саньки, они на банкет уже пришли с вещами, и, не дожидаясь конца мероприятия – откланиваются. Товберг едет к Курапцевым-Агарковым в Питер, на пару дней погостить и проведать своего крестника Лёвушку. Я выхожу с ними на крыльцо, прощаемся, и они бегут на электричку. Грустно становится оттого, что наш переделкинский десант рассыпается на глазах. А тем временем банкет заканчивается, мы идём с Галей Ивановой в комнату к Наталии Владимировне и Вике с запасом кофе и прихваченной бутылкой красного вина. Нам позвонил Юрий Викторович Коноплянников и пообещал с минуты на минуту зайти. Мы готовимся, ведь через пару часов (уж полночь близится…) Юрию Викторовичу стукнет 65 лет. Он приходит, и мы с места в карьер вручаем ему сувенирную бутылку водки в форме пушки (опять же привет от Луганского завода «Луга-Нова»), а также поздравительный адрес в коленкоровой папке. Но и Коноплянников пришёл не с пустыми руками, всем членам делегации он принёс свою книжку «Литературный дом» (окололитературные байки). Мы собрались оставшимся коллективом, но есть одно «но», никому не хочется присутствия уже прилично пьяного Казмина. Но он плотно «сидит на ушах» у Марка Некрасовского, и попытка отбить Марка от Вовы заканчивается тем, что в комнату следом за Некрасовским вламывается и Казмин.
Юрий Викторович знаком с Володей Прокопенко-Казминым, поэтому состояние нашего соратника особенно его не смущает.
Мы готовимся посидеть за чашкой кофе-чаю, и тут появляется Лена Заславская с подругой-художницей. Решаем читать по кругу стихи, и Вова Казмин требует, чтобы первой читала Лена, он просит про Бродского. И Заславская, невзирая на чины и лица, исполняет его просьбу. Вот тут-то я и понял, почему её поддевали то памятником, то именем этого поэта. Само собой, и я – не ангел, и ненормативной лексики в моём обиходе, мягко выражаясь, вполне хватает, иногда чрезмерно. Но то, что слышим мы, просто коробит моё эстетическое восприятие, особенно сам контекст этого, так называемого, произведения. Сразу портится настроение, и разочарование в Заславской, как в поэте, накатывает холодной волной. Но это ещё не всё, Лена делает контрольный выстрел в голову следующим порнографическим сюжетом. Я расстроен, и читать свои стихи у меня отпадает охота. Смущён и огорчён не только я, – в присутствии заместителя председателя МСПС, под провокационные призывы пьяного человека, так вести себя нормальный трезвый человек не должен. Я слышал, конечно же, об эпатажности Заславской, но нужно и меру знать. Так вести себя простительно шпане, но не 40-летнему «деятелю культуры» и редактору университетской газеты. Но Наталия Владимировна, чтобы снять неловкость, начинает читать свои стихи, потом читает Виктор Мостовой, и я, оттаяв, чтобы не портить вечер, тоже читаю. Вика, Галя, Марк – все декламируют стихи, а Юрий Викторович развлекает нас своими байками, прибаутками и анекдотами.
Так веселье растянулось далеко за полночь, Галя, само собой, остаётся ночевать у нас. Правда, к Заславской идти спать в номер на место Наташи Романовой, как мы планировали, она отказалась. Я перед сном успеваю спуститься в холл и проверить почту, спать ложусь в третьем часу ночи. Около 6 часов утра меня разбудил настойчивый стук в двери. Я понимаю, кто это может быть, и пытаюсь не отвлекаться от сладких снов, но, увы, безуспешно. Около часу провалялся в кровати без толку, но ближе к 7 утра почти засыпаю.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ. ПОСЛЕДНИЙ

Утром я уже обуваюсь в прихожей, собираюсь на завтрак, готовлюсь выходить и тут в дверь опять «кто-то» ломится, я выхожу, а этот кто-то, как всегда, с трёхлитровым  баллоном пива, пытается пролезть ко мне в номер. Я ему говорю: «Володя, время идти на завтрак, нечего ко мне рваться!», но он не разделяет моего оптимизма и уходит вверх по лестнице на безуспешные поиски солидарных с пивом литераторов. Я захожу в полупустую столовую. На завтраке нас мало: я, Виктор Мостовой и Марк. Виктор Михайлович сокрушается. Он так грезил этим отдыхом, встречей со всеми нами, но соседство с Казминым просто перечеркнуло все благостные впечатления. После того, как вчера уехал Александр Морозов, Виктор Михайлович сбежал от Прокопенко-Казмина в номер к Марку Некрасовскому, в надежде хоть последнюю ночь отоспаться. Но в полшестого утра их ждал традиционный настойчивый стук в двери. Мостовой очень огорчён, он уже собрался, и в столовую пришёл со своим чемоданом, не дожидаясь появления Наталии Владимировны, чтобы попрощаться, просит меня извиниться перед ней, что не простился лично и уходит. Я, прихватив в столовой творожную запеканку, несу её для Гали Ивановой. В комнате у Вики и Натальи Владимировны я заставляю её позавтракать, и пока наши девочки уходят в столовую, мы с Галиной пьём чай. Как выясняется, и дамам нашим в предрассветный час досталась своя порция шокирующего грохота в дверь, при этом со вламыванием в номер и требованием выпивки (нашёл, у кого требовать!).
Затем я иду к себе, где уже практически собраны мои вещи, и вместе с Галиной едем в Москву. С нами выходят и Наталия Мавроди с Викой Поляковой, но тут Наталия Владимировна вспоминает, что не получила книги Владимира Давыдовича, а завтра суббота – выходной у дирекции ДТ, и они возвращаются назад. А мы едем на Киевский вокзал, где я оставляю вещи в камере хранения, и Галя ведёт меня гулять по городу. Изначально мы заехали в её комнатушку, которую она снимает со своим парнем, и пытаемся уговорить присоединиться к нам Иру, но у Иры свои планы – она увлечена картиной, которая стоит у неё на мольберте, и расписывает масляными красками урбанистический пейзаж какого-то нерусского города. И тогда мы, после небольшого ланча, идём гулять вдвоём. Сначала мы держим путь в Большой дом книги на Новом Арбате. Галю настолько потрясает этот книжный мир, что она, не сдерживая своих порывов, покупает себе и мне сувенирные блокноты, потом мы долго роемся среди поэтических книг, интересуемся репринтными изданиями серебряного века. Затем я покупаю своей дочке Настеньке книгу Рэя Бредбери «Лето, прощай», и Галя тоже покупает ей привет из Москвы в виде книги «Шоколад» Джоанны Хэррис (кстати, уроженки шахтёрского города Барнсли (Англия), который является городом-побратимом моей Горловки).
И вот, нагулявшись по книжному супермаркету, мы идём на Арбат. Улица Арбат протяжённостью менее версты – 1,2 км, и тянется она от площади Арбатские Ворота до Смоленской площади. Изначально Орбатом называли целый район от Никитской до Воздвиженки, чуть позже этот топоним был именем самой Воздвиженки, а та улица, которую мы ныне именуем Арбатом в начале ХVI века называлась Смоленской. Само название «Арбат» чаще всего краеведы поясняют тем, что в этом районе располагалась колымажная слободка, где изготавливали телеги (по-монгольски называемые словом «арба»). Но во второй половине ХVII века деревянный район напрочь выгорел и после расширения Смоленская улица уже окончательно приняла своё новое имя Арбат, а сама улица стала считаться, после застройки новыми каменными зданиями, одной из самых аристократических, на которой проживали Толстые, Гагарины, Долгорукие, Шереметьевы, Голицыны и Трубецкие. Кстати, немосквичей всегда смущает наличие двух Арбатов. А всё предельно просто, отличие Старого и Нового в том, что Старый – действительно улица древней Москвы, упоминаемая уже в ХV веке и ныне - это пешеходная зона. А Новый Арбат – это бывший Калининский проспект, который появился всего 50 лет назад и является не очень длинной, но крупной транспортной артерией центра города. Новый Арбат, по существу – это новый проспект, ставший связующим звеном между  Воздвиженкой и Кутузовским проспектом, который начинается за Москва-рекой.
И вот мы заходим на Арбат, но не от площади Арбатские Ворота,  а с Большого Афанасьевского переулка, осматриваемся и фотографируемся. Вот стена Виктора Цоя, вот дом Пушкина и памятник в честь его венчания с Натали, а вот, спешащий по своим делам, бронзовый Булат Окуджава. Вот дом, в котором жил Анатолий Рыбаков, автор повестей «Кортик», «Бронзовая птица» и романа «Дети Арбата». Мы проходим мимо назойливых художников, заглядываем в сувенирные лавки, смотрим магнитики, которые здесь дешевле, чем по всей Москве, меня особенно вдохновляют и соблазняют разноцветные ушанки, которые сто;ят не так уж и дорого, но на счету каждая копейка, поэтому сдерживаю свои импульсивные эмоции. И вот мы вплотную подходим к Смоленской площади, и Арбат остаётся позади. Заходим купить съестных припасов в Смоленском супермаркете (бывшем гастрономе №2, в том самом Торгсине, построенном в 1928 году, и который нам знаком по последним похождениям булгаковских героев Коровьева и Бегемота). Я набиваю продукты в авоську, которая у меня всегда лежит в кармане рюкзака, и мы на метро отправляемся на Красную площадь, куда от станции практически пробиваемся через узкие переулочки и выставку картин, изготовленных из овощей и других даров природы, которые перекрывают все подходы к заветной цели. И вот мы проходим через полицейский кордон с рентгеносмотром рюкзаков и сумок. На площади установлены трибуны, превратившие свободное пространство в стадион. Этот факт не  даёт нам полноценно осмотреть площадь. Мы подходим к собору Василия Блаженного, который, как выясняется, нынче является музеем, чего я, ввиду своей провинциальности, не знал. Поэтому мы проталкиваемся к памятнику Минину и Пожарскому, где слоняется очень много иностранцев. Хотя хватает и наших «соотечественников», которые, видя в моих руках раритетную авоську, по-доброму умиляются. Мы поднимаемся на вал, поближе к кремлёвской стене, и, найдя свободное местечко, следуя молодёжным веяниям, садимся прямо на пышный газон под Спасской башней и без обиняков обедаем, чем Бог послал, то бишь тем, что в «смоленском торгсине» купили. В это время куранты начинают бить пять часов, и мы с Галей видим, что во время боя звезда на башне крутится вокруг своей оси. Видит Бог – я этого не знал и даже не подозревал, Галя тоже. В моём сознании башня и звезда всегда представлялись неким монолитом, классическим союзом. И всё-таки она вертится!
Но время идёт к вечеру, и мы потихоньку выбираемся с площади; в одном из переулков, пристроившись на парапете магазина, я раскрываю свой нетбук и перекидываю себе фотографии с Галиного фотоаппарата, а затем мы идём в метро, где прощаемся и садимся на разные ветки. Я заезжаю на Киевский вокзал, забираю свои вещи и еду на Курский, где благополучно дожидаюсь поезда.
Да, я бы поехал и назад на автобусе, но возвращение из Талдома, через МКАДовскую пробку меня отрезвило, и я не нашёл в себе моральных сил ещё раз испытать на себе долгое сидение в кресле и многочасовое простаивание на границе. Поэтому Галя, когда ехала к нам в Переделкино, по моей просьбе купила мне билет в плацкартный вагон. Поезд подан, и сквозь ночь он увозит меня прочь из Москвы. До свидания, Россия!

Итак, наши литературные сентябрьские каникулы, полные впечатлений, благополучно завершились, но я уверен, что это тепло, которое остаётся в душе, будет согревать меня до конца моих дней. И, скорее всего, не только меня.