Это было зимой 1978 года. Работал я тогда начальником отдела в Специальном Кострукторско-технологическом Бюро (СКТБ) завода Миконд в Ташкенте.
Заканчивался год и в силу сложившихся обстоятельств срок завершения одной из научно-исследовательских разработок нужно было перенести на полгода, что можно было сделать только в Главке министерства, в Москве.
Я был молодой, для меня это была первая командировка в Главк, но старшие товарищи проинструктировали, обучили куда и кому зайти и что сказать и я, оформив командировку на три дня, вылетел в Москву.
Две бутылки водки, редька, и пучок зеленого лука оправдали возлагавшиеся на них надежды и мотивировали ускорение процесса корректировкаи плана за два дня и я, достигнув своей цели, уже собирался попрощаться с доброжелательными начальниками из Главка, как вдруг попался на глаза еще одному начальнику, который тут же позвонил в Ташкент главному инженеру завода и при мне попросил его разрешить мне задержаться в Москве для выполнения важного задания.
Так я задержался еще на десять дней, в течении которых мне пришлось дважды побывать в Ленинграде для согласования документов.
Поскольку я вылетал в Москву только на три дня, то и командировочных денег мне выдали на это же время и, я вынужден был экономить и когда добрался до аэропорта у меня в кармане осталось только три рубля - на такси в Ташкенте.
Но не тут то было! Зима, нелетная погода и все рейсы в Ташкент, и не только, задерживаются на неопределенное время.
Аэропорт переполнен, сесть негде, брожу в поисках места где бы можно было устроиться и встречаю сослуживца, Андрея, который тоже приехал в командировку и тоже попал в такую же ситуацию - рубль в кармане.
Вдвоем веселее, на еде не экономят, пошли поели в буфете, осталось на двоих два рубля с копейками.
Я кручусь у регистрационной стойки и замечаю, что «червонец», (так тогда называли десятирублевую денежную купюру) способен значительно сократить срок внепланового пребывания в аэропорту, ускорив вылет ближайшим рейсом.
Поделился своим наблюдением с Андреем, который покачав головой вслух выразил свое сожаление по поводу отсутствия у нас нужной суммы.
Вдруг, сидевший рядом незнакомый мужик, примерно нашего возраста, на очень плохом русском, на котором и тогда говорили областные жители, выразил удивление по поводу того, что мы прибыть то в Москву прибыли, а «два червонца нету».
Пришлось ему на узбекском объяснить, что мы люди командировочные и поиздержались в силу служебной необходимости, на что Джура, так его звали, выразил готовность оплатить за нас эти издержки, если мы и его включим в свою дружную команду.
Договорились, взяв у него три червонца, с которыми он, кстати, очень легко расстался, я пошел и без особых усилий зарегистрировал нас троих на ближайший рейс, который должен был вылететь следующим утром.
Тут наш спонсор попросил нас сходить с ним поужинать, потому, что он с утра ничего не ел, а уже вечер, мы, конечно, ужасно сопротивлялись и даже икали, якобы от сытости, но громкое бульканье в наших желудках и голодные глаза выдавали наше состояние и, мы, в конце концов, уступили настойчивым просьбам бедного Джуры и пошли с ним в ресторан.
Поев и расплатившись за всех, заметно повеселевший Джура начал жаловаться на усталось и просить устроиться куда-нибудь на ночлег за любые деньги, что мы и сделали с большим удовольствием, поговорив с вахтером ближайшей гостиницы и заплатив из кармана Джуры изрядную сумму денег.
С удовольствием отдохнув до утра, позавтракав в ресторане, опять же за счет Джуры, мы, наконец, сели в самолет и вылетели в Ташкент.
И тут я не сдержал свое любопытство и, уже чувствуя себя в безопастности, поинтересовался какие обстоятельства заставили Джуру, с его незнанием русского языка, оказаться в Москве.
В ответ он молча достал саквояж, который он крепко держал между ног, раскрыл его, приподнял маленькое белое полотенце и показал нам его содержимое.
Старенький кожаный саквояж был битком набит аккуратно сложенными пачками денег, номиналом в десять и двадцать пять рублей.
Видя наши удивленные лица, Джура пояснил, что он сопровождал в Москву эшелон с вином в цистернах. Эшелон вез вино, поставляемое на московские винзаводы по линии потребкооперации, но два вагона в этом составе принадлежали лично ему, Джуре.
В аэропорту Ташкента мы расстались уже друзьями, обменявшись адресами и дав согласие приехать к Джуре в Наманган в гости.
Уже гораздо позже, в эпоху зарождающегося предпринимательства я обратил внимание на то, что особо рисковые операции проводят люди, либо находящиеся под высоким покровительством, либо плохо представляющие себе меру ответственности за содеянное.
В случае с Джурой мне показалось, что это как раз второй случай... хотя кто его знает!?
На днях, по телевизору показывали заседающих депутатов и мне показалось, что среди них мелькнуло, заметно постаревшее, лицо Джуры.
Я, почему-то, не удивился.