Один взгляд

Петр Подкопаев
               

 Что ни говори, весна - прекрасное время.
Истосковавшись по теплу, радуешься каждому солнечному денёчку. Природа пробуждается, листочки,  там, комарики и всякое такое прочее. Но это как бы так. Я вот о чём  -  главное, во дворах гаражи распахивают свои ворота, и автолюбители, они же любители охоты и рыбалки погружаются в свои магические действа. Ну,  конечно, бывает и пивко, и кое-что покрепче, не без этого; и байки, разные истории про охоту и рыбалку, и вообще про жизнь.
 Состав этих стихийных ассамблей не отличается постоянством, да это и не важно — любой желающий имеет право поприсутствовать и даже поучаствовать. Даже Петрович, пенсионер безлошадный, не рыбак и не охотник, пустой человек, и тот нет-нет да и появлялся, разбавляя своей никчёмностью полупрофессиональную сгущёнку. Стоит, прислонившись к косяку, слушает, улыбается, только и всего, а что бы, там, опрокидонц сделать, то есть причаститься, это ни-ни.
-Слышь, Петрович, может на рыбалку смотаемся.
-Да у меня и удочки-то нет.
-У меня есть, одолжу.
-Не... Не любитель.
-Лучше на охоту. Как, Петрович, на охоту, а? На вечернюю зорьку...
-Да нет, спасибо. Я ружьё, почитай, уж лет сорок в руки не беру.
-А что так?
-Да было дело... В глаза зверю посмотрел.
-Эх, вот это ты зря. Ну ты даёшь, нельзя этого делать никогда. И как это тебя угораздило.
-Да так вот, угораздило...
 Постояв ещё немного. Петрович неспешно удаляется восвояси. Ему немного досадно, что проговорился. Хотя ничего такого уж компрометирующего в этом не было. Досадовал он и на собеседников — ишь ты, советчики —  «не надо смотреть», а нет, чтобы просто убрать ружья подальше, да не губить ради забавы беззащитных и невинных зверюшек.
 Эх, да что греха таить, а ведь и сам он был таким же в молодости. Покуролесил...

 Вот она, тройка разудалая друзей: Кот, Кузьма и Клён, впрочем, это прозвища, второе имя, но эти нормальные, а бывают и очень даже обидные, и никто не обойдён — такая вот деревенская традиция.
 Кузьма, пока отца нет дома, выкатил мотоцикл с коляской, прихватил ружьецо. Ружьецо знатное - «Три кольца», 16-й калибр, правый чок, левый получок.
-Эй, Кот, Клён, поохотимся!
И покатили, весело, разухабисто. Гоняли по полю, потом по берегу вдоль камыша, стреляли, пугая всякую живность.
-Эй, смотри, смотри, лиса, лиса!
 И вдогонку за ней. Прижали к берегу. Подранили.
 И лежала она, пытаясь привстать, глядела на своих губителей...
 Вот тут-то и пересеклись взгляды. Глаза в глаза... Эх, да что там...
 Ну, прикончили, чтоб не мучилась. Бросили в коляску.
 Поехали домой уж не так шумно. Присмирели.
 Никто её брать себе не захотел.
 Бросили на задах, куда сносили из дворов всякий мусор.
 Там и пролежала она несколько дней, пока не растащили вороны и собаки.
Вот так.  А ты говоришь...