Ссылка на предыдущую главу http://www.proza.ru/2019/05/07/564
Глава Шестая.
Стрекоза словила порыв ветра и высоко поднялась над травой, рывками продвигаясь навстречу запаху. Она со скрежетом потирала жвалами, смакуя манящие ароматы, которые выдавали приближение лакомства. Запах пота и гниющих ран обещали пиршество для истинного ценителя плоти: это была не падаль, а изнуренные работой животные с горячей кровью.
Стрекоза поднялась выше, и ветер раскрыл перед ней широчайшее разнообразие ароматов. Сотня навьюченных и запряженных буйволов растянулась по вытоптанному тракту, кутаясь в дорожную пыль. Она направилась к ближайшему, чья шкура, иссеченная бичом возницы, призывно благоухала. Оставались считанные мгновения до момента, когда она сможет впиться жвалами в покрытую сукровицей рану на шее буйвола.
Стрекоза не услышала выстрел: пуля разорвала ее тело раньше, чем раскатистый грохот прокатился по окрестностям. Осколки серебряных крылышек, с ладонь каждое, разлетелись в стороны и закружились в безветренном зное, ярко отражая в каждом обороте плоскости потускневшее солнце.
– Чего палишь?– офицер поравнялся с всадником, который прибирал пистолет в кобуру, и осадил коня.– Хочешь накликать на караван тварей со всей пустоши?
– Я уже потерял буйвола в упряжке,– огрызнулся тот.– Если твои солдаты не могут уберечь нас, значит, придется самим заботиться о себе. Вижу, эту ночь тоже проведем в Диких пустошах…
Всадник зло сверкнул глазами на военного и, развернув лошадь, пустил ее трусцой вдоль вереницы повозок. Офицер проводил его взглядом и защелкнул предохранитель на автомате.
– Что случилось?– двое конных солдат с оружием остановились возле него.– Кто стрелял?
– Так… у одного торговца нервы разыгрались,– офицер поморщился и неопределенно махнул рукой вслед удаляющемуся всаднику.– Возвращайтесь к голове колонны. Разведчики вернулись?
– Только что,– бросил один из солдат и, пришпорив коня, отправил его галопом вдоль тракта.
Офицер не спеша застегнул пылевую маску под шлемом и вернул на глаза защитные панорамные очки. Убедившись, что оснастка теперь надежно закрывает каждый участок кожи, он развернулся спиной к грохочущему каравану.
Перед ним лежала пустошь, выгнувшаяся пологими холмами и сморщенная у края горизонта зазубринами гор. Бескрайнее море пожелтевшей высокой травы, выжженное беспощадным солнцем, колыхалось и шелестело при каждом движении горячего воздуха. Это был знаменитый шепот Диких пустошей, самого безлюдного и опасного места, известного человеку.
Высокая трава не только скрывала под собой мелкую мерзость из плотоядных насекомых или невероятного разнообразия змей. В этом сухостое, который не мог взять даже огонь, таились хищники покрупнее, намного крупнее и опаснее. Дикая пустошь только внешне казалась пустынной, но изобиловала жизнью, агрессивной и совершенно чуждой, которая практически вытеснила человека из этих южных территорий.
Офицер нордиков всматривался в силуэт гигантского дерева, которое на значительном удалении широко раскинуло голые ветви, никогда не знавшие листьев: это было не растение. Огромный термитник подпирал небо чудаковатыми отростками, а твари, населявшие его, безраздельно царствовали в округе. Южный тракт петлял в Диких пустошах по самым границам территорий, облюбованных чудовищами – близко к опасности, чтобы другие обитатели пустоши сторонились этого места, но на достаточном удалении от хозяев территории, подальше от их внимания.
Конь захрапел и возмущенно замотал головой, но подчинился ударам шпор и сделал несколько шагов по высокой траве, которая хрустела и ломалась под копытами. Где-то в отдалении трава всколыхнулась, выдавая движение укрывшихся в ней тварей, но не более, чем обычно. Убедившись, что выстрел не привлек обитателей пустоши, офицер успокоил коня, слегка похлопав его по шее, и направился к голове каравана.
Он несколько раз запрокинул голову в небо, высматривая размашистые крылья беркута. Три дня назад офицер приметил хищную птицу и был немало удивлен ее появлением в Диких пустошах. Беркут никогда не приближался к каравану близко, но явно увязался следом. Птица была достаточно большой, чтобы считаться с ее соседством: размах крыльев превышал два метра. В пустошах наибольшую угрозу представлял не сильный противник, а новый, неизвестный, от которого не знаешь, чего ожидать. И то, что с утра беркут не показывался на глаза, начинало беспокоить.
Навстречу уже торопились разведчики.
– Быстро обернулись,– он сбросил маску и терпеливо выждал, пока сержант, старший из группы, размотал шейный платок и отряхнулся от вездесущей и несносной пыли.– Что-то нашли?
– Сержант Головин,– хрипло начал разведчик, отсалютовав, но осекся, встретившись взглядом с офицером.
– Говори свободно,– тот раздраженно махнул рукой солдатам, чтобы отпустить их.
Сержант быстро выровнял лошадь, пустив ее рядом с офицерским конем, но заговорил не сразу, сделав несколько многозначительных вздохов.
– Смотри,– наконец, заговорил он и, развернув планшет, ткнул пальцем в карту.– Здесь мы наткнулись на встречный караван с севера. Они ставят лагерь на западном берегу реки. Там заливной луг, но сейчас сухой, и место хорошее. У них повозок тридцать, не больше. Мы тоже там с ними уместимся. Через час выйдем к месту. Вон, с той вершины уже будем видеть их…
Сержант вытянул руку, указывая на холм впереди.
– Отлично,– пожал плечами офицер.– Что тебя беспокоит? Лучше так разойтись со встречными, чем на узком тракте столкнуться. Не придется по обочинам толкаться…
– Здесь они встали,– сержант покачал головой.– А вот здесь, на другом берегу, всего в семи километрах, деревня, которую они прошли. Большая. Идеальный ночлег. Мы бы туда до заката не успели. Но они прошли это селение, пересекли реку, чтобы стать лагерем на обочине тракта.
– Ты прав,– офицер склонился над картой и закивал.– Кто их ведет? Наемники?
– В том и дело, Виктор,– сержант убрал планшет и заговорил тише, наклонив к нему голову.– В их караване наших торговцев не больше четверти: в основном повозки мавров и, судя по колее, не слишком груженые. Сопровождает их не военный конвой, а какое-то сборище. Есть там и мавры, и нордики, но вооружены отменно. Вот и смотри, у них на тридцать повозок не меньше двадцати стволов в охране. И у нас двадцать, но на шестьдесят повозок! Вспомни, сколько торгаши стенали, что наш конвой им слишком дорого обходится. Не думаю, что наемники за работу меньше берут. Вот и считай…
– Ты с их разведкой говорил?– офицер нордиков выждал задумчивую паузу, прежде чем заговорить.
– Мандатами мы обменялись,– хмыкнул сержант.– Документы у них в порядке. Судя по маршрутному листу, идут в Мавританию из нашей столицы, прямо от Белграда, а там им путь по всему побережью. Они всего три недели в дороге: не то, что мы. Это их первая ночевка в Диких пустошах. Вчера они еще стояли на краю Старого леса…
– Ты у них про деревню спрашивал?– перебил его Виктор.
– Не пришлось: сами рассказали. Говорят, очень впечатлились увиденным, а потому убрались подальше, пока светло. Деревня, говорят, пустая… вымерла вся. Ни одного человека не нашли, ни живого, ни мертвого. Дома и утварь не тронутые, но нет ни собак, ни скотины, ни людей.
– Сам проверял, или на слово поверил?– нахмурился офицер.
– Нет. Мы сразу повернули назад,– сержант, привстал на стременах, вглядываясь куда-то вдаль.– Ветер северный. Мы бы дым очагов учуяли, если бы деревня жила. А воздух чистый… только пылью воняет.
Они уже подъехали к головной повозке, закрытой толстыми листами железа с узкими бойницами. На ее крыше красовалась турель со спаренными пулеметами и шест, увенчанный выцветшим триколором нордиков: белая полоса символизировала свободу, зеленая – чистоту крови, а голубая – величие правящего рода. Виктор на секунду задержал взгляд на флаге и требовательно махнул горнисту.
– Возьми еще одного и тихо сходи за реку, пока солнце стоит,– он склонился к сержанту, стараясь говорить тише.– В деревню не заходи и к домам не приближайся. Присмотрись с расстояния. Может, что приметишь. Деревня, на которую мы на прошлой неделе напоролись, была сожжена. А эта просто заброшена? В любом случае, сразу две разоренные деревни на тракте – это многовато даже для Диких пустошей… Труби готовность к стоянке!
Последние слова он бросил горнисту, который сразу приложился к трубе, огласив окрестность характерным набором звонких сигналов. Растянувшаяся колонна встрепенулась, и даже вымотанные дорогой буйволы увереннее налегли на ярмо, ускорив шаг без кнута.
– А помнишь, что торгаши в Мавритании говорили о пропавших караванах?– продолжил сержант, дождавшись, когда горнист замолкнет.
– Им бы поубавить свою жадность, когда нанимают конвоиров,– покачал головой офицер.– И языки попридержать, а не хвастать доходами друг перед другом. Все эти байки про чудовищ и монахов Диких пустошей ничего не стоят. Ты же видел, сколько нищих в Мавритании и на окраинах Империи. Южный тракт всегда манил разбойников. А сейчас караваны идут один за другим: столько времени теряем, чтобы с встречными разминуться, почитай каждый день на обочину сворачиваем. Еще два года назад, мы бы уже в это время Старый лес прошли. А теперь две лишние ночевки в Диких пустошах из-за такого наплыва…
– Думаешь, стоит ждать сюрпризов от встречного каравана?– сержант демонстративно приподнял автомат.– Думаешь, засада?
– Ты, главное, деревню посмотри,– буркнул Виктор.– А с караваном я разберусь.
Офицер пришпорил коня и, проезжая мимо строя конных солдат, коротко скомандовал. Отряд всадников оставил вереницу повозок позади и выдвинулся к месту будущей стоянки. Оказавшись на вершине холма, за которым лежала пойма небольшой речушки, Виктор распорядился, чтобы остальные дальше следовали за ним на удалении. Такой строй не был требованием протокола, но, как опытный офицер конвоя, он понимал, что группа быстро приближающихся вооруженных всадников может вызвать лишнее беспокойство у тех, кто озабочен охраной обоза. Офицер нордиков едва успел отделиться от отряда, как из лагеря, стоявшего у реки, ему навстречу выдвинулась конная троица.
Пойма речушки была прекрасным местом, переполненным сочной зеленью, веющая прохладой. Склонившееся к западу солнце играло отражением на речной глади, превращая поляну, обрамленную по берегу камышом и кустарником, в сказочное творение. Это было уютное местечко для ночлега, где можно было не только людям отдохнуть, но и выгулять буйволов, дать им вдоволь напиться. В этом месте заканчивались пустынные степи и пологие сопки Диких пустошей, и начинались луга и редколесья, которые стелились до Старого леса, с его угрюмыми реликтами и вечной тенью под раскидистыми кронами.
Когда троица встречающих приблизилась, Виктор остановил коня и снял маску, стараясь держать руки на виду. Всадники тоже разделились: двое осадили коней, встав на удалении, а к офицеру неторопливо подъехал коренастый крепыш, лицо которого скрывала куфия. Он размотал платок, открыв смуглое морщинистое лицо, высоко закрытое черной бородой. Мавр мог показаться старым, но черные, подвижные глаза выдавали в зрелом муже еще горячую кровь и крепкую руку.
– Бумаги показывать?– он говорил по-русски с заметным акцентом, но без ошибок.
Виктор отрицательно покачал головой, оценив проявленное к нему уважение: заносчивые мавры признавали только свой язык и редко учили чужие, но, даже зная их, все равно старались говорить на мавританском. После семидневной войны человеческая цивилизация угасла, и людям пришлось вернуться в леса и пещеры – многие одичали. Только маврам удалось сохранить осколки былого величия: они первыми возродили города, торговлю, мореплавание и распространили свое влияние на территории, до которых смогли дотянуться. Они уже готовы были определить будущую историю человечества на все поколения, но встретили нордиков. А у них был свой взгляд и на историю, и на будущее.
– Приглашаю тебя и твоих спутников разделить с нами лагерь,– мавр сдержанно поклонился. Мавританский язык был переполнен вежливыми формами обращения, и в разговоре они обычно осыпали собеседника ласковыми прилагательными и восторженными эпитетами. Но говоря по-русски, всегда демонстративно игнорировали обращение на «Вы», словно не замечали его.
– С удовольствием,– офицер кивнул, скрывая улыбку: мавры со своей напускной вежливостью постоянно куда-то приглашали и что-то предлагали. Особенно охотно они делили с гостями то, что им не принадлежало.– Виктор… Корнет Кавалергардского корпуса Императорской Армии.
– Акхрам,– улыбнулся сквозь бороду мавр и степенно склонил голову. Его «кх» прозвучало между «к» и «х» одним звуком, который ни один нордик никогда воспроизвести не смог бы.
Они пустили лошадей рысью в направлении лагеря, оставив сопровождающих позади.
– У меня нет больных и раненых… ни животных, ни людей,– Виктор вопросительно повернулся к мавру.– А мне есть чего опасаться?
– Вокруг Дикие Пустоши. Здесь всегда есть, чего опасаться,– уклончиво ответил Акхрам.
Виктора раздражала мавританская склонность к высокопарным сентенциям и философским изречениям, которые они, как правило, цитировали не к месту. Но он уже десять лет водил конвои по Южному тракту, соединившему две величайшие империи современности, а потому научился держать эмоции при себе, и делал это не хуже мавров.
– Для такого скромного чина ты слишком… взрослый,– Акхрам прищурился, глядя на статного офицера снизу вверх.– Обычно, такое случается от большой глупости или от избытка честности...
– …что есть одно и то же,– закончил за него старую мавританскую поговорку хмурый Виктор.– Еще юнцом я поучаствовал в бесславном походе на Вольницу… Теперь Прима отправляет туда воздушный флот, чтобы он сжигал всех с небес. А тогда, как мне казалось, мы искали короткий западный путь в Мавританию... По мне лучше рядовым отгонять волков от торговцев в Диких Пустошах, чем генералом строить в Вольнице дорогу из крови и костей…
– Все дороги так строятся,– мавр кивнул каким-то своим мыслям и слегка поклонился офицеру.– Будь гостем в моем шатре. Угощу тебя чаем. Расскажу о том, что меня беспокоит, послушаю, что опасного встретил ты в пустошах.
– Слышал, вы прошли заброшенную деревню,– Виктор всматривался в раскинувшийся лагерь: его поставили безупречно. Повозки выставили кругом, расположив внутри кольца палатки, шатры и очаги. Лошадей стреножили отдельно, у высокой травы, а буйволов, согнали к осоке у берега, чтобы те могли напиться и окунуться в прохладу реки. И сигнальные костры снаружи кольца были расставлены очень предусмотрительно: ночью они обеспечили бы хороший контроль территории.
Но теперь лагерь суетился, перестраиваясь, чтобы принять соседей.
– Вон мой шатер,– Акхрам указал на высокую палатку, над которой развивался флаг с изображением какой-то диковинной твари. Виктор даже не пытался запомнить бесчисленные мавританские символы, чье общество было расколото кланами, семьями и замысловатыми социальными образованиями. Главное, он понял, что пока они не усядутся на мягкие подушки перед дымящимся чайником, ему ничего не расскажут.
Остаток пути они проделали в полной тишине, и только когда пересекли кольцо из повозок и въехали в лагерь, мавр снова заговорил с офицером. И сделал это лишь потому, что увидел, как тот бросил угрюмый взгляд на пару тяжелых повозок с крупнокалиберными пулеметами.
– Караван слишком маленький,– тихо произнес он.– Выглядит легкой добычей. Пришлось взять больше оружия.
– В пустоши оружие лишним не бывает,– неопределенно ответил офицер нордиков.
Шатер Акхрама расположился в центре лагеря и значительно выделялся изобилием бессмысленных декоративных элементов. Грубая ткань была снаружи плотно расшита узорами и гербами, которые стали со временем едва различимы, а местами спрятались под неровными заплатками. Но по-прежнему, этот полотняный домик размахивал выцветшими лентами и кричал на всю округу, что его обитатель не смирился с лишениями и неудобствами походной жизни, и крепко держится за свой социальный статус.
Внутреннее убранство меньше пострадало от дорожной пыли, дождей и зноя – яркие ковры и расшитые подушки играли красками и сверкали позолотой. Осмотрев нагромождение никчемных излишеств, Виктор едва сдержал улыбку: в его палатке из пропитанной парусины были только три вещи: походный матрац, через который чувствовалась каждая выбоина на земле, крошечный складной столик и масляная лампа. Жилище же Акхрама переполняли блестящие и бесполезные в походе вещи.
Мавр разулся на пороге и небрежно бросил под ноги дорожный плащ, обнажив перевязь с ножами и пистолетами на поясе. На пороге за их спинами тут же появилась сгорбленная старуха, которая быстро прибрала вещи хозяина и требовательно уставилась на офицера нордиков. Виктор смиренно позволил ей стянуть с него сапоги и отдал форменную куртку, но оружие оставил при себе.
Мавр прошел в глубь шатра и улегся на подушки перед ароматным кальяном, кивком пригласив гостя присоединиться. Привычный к мавританским обычаям Виктор легко устроился рядом, но от кальяна отказался. Он терпеливо выждал обязательные церемониальные паузы: пока старуха унесла вещи из шатра, поставила перед ними несколько медных подносов с чаем, хлебом, соленым мясом и неразборчивыми сладостями. И только сделав первый глоток горячей бурой жидкости, по вкусу напоминавшую заваренный еловый веник, он отставил плоскую пиалу и повторил вопрос:
– Что вы видели в заброшенной деревне?
– Я видел страх своих людей,– Акхрам выдохнул клуб пара, закатив глаза, и тот поднялся молочным облаком к потолку, чтобы исчезнуть в полотняном рукаве, который служил вентиляционной отдушиной. Мавр несколько раз приложился к мундштуку, плотно сжав губы, и заставил кальян шипеть и фыркать. Он заговорил, выпуская пахучий дым в каждом слове.– Одно дело, когда находишь разграбленное пепелище. И совсем иное, когда дома пусты, ветер качает занавески в окнах, а на столах расставлены тарелки со снедью. Это было очень зловещее место, тихое и гнетущее.
– Вы осмотрели деревню?– Виктор достал нож и подцепил с медного блюда ломтик солонины.
Мавр еле заметно покачал головой:
– Я старый воин. На мне много крови, и множество призраков ходит за мной. Я давно ничего не боюсь. Но даже мне было жутко в том месте. Мы не стали задерживаться и прошли деревню так быстро, как могли.
– С чего вы решили, что там никого не было, если не обыскали деревню и не заглянули в каждый дом?– офицер одобрительно закивал головой, оценив качество мяса, и поддел еще пару ломтиков.
– Там было тихо,– Акхрам на какое-то время замер с поднесенным мундштуком, и его взгляд потерялся где-то за спиной нордика.– Ни птиц… ни насекомых… ни ветра… Я видел пса на цепи… шерсть дыбом, хвост поджат… Он дышал так тихо, словно боялся издать звук… не заскулил, не залаял и даже не шелохнулся, пока мы шли мимо… а потом я обернулся… и не увидел больше пса: он исчез. Я не знаю, что там произошло, но это место не для людей… не для живых.
– Сверим карты?– Виктор расстегнул планшет и вопросительно посмотрел на хозяина шатра.
Это был демонстративный и вызывающий жест.
Все путешественники обменивались информацией при встрече, отмечая на картах любые изменения: новые поселения, опасности или приметные места. Обычно это делали в конце встречи, перед тем как расстаться, с напутствиями перед прощальным рукопожатием. Своим вопросом Виктор указал мавру, что разочарован разговором и не намерен его продолжать. А еще он подвел черту под их знакомством, которое счел законченным.
Акхрам лишь на мгновение сверкнул глазами, но раздражение никак не проявил. Он вынул свою карту из такого же планшета и разложил ее перед нордиком, сдержанным жестом приглашая того ознакомиться с многочисленными отметками и записями на ней. Виктор беглым взглядом пробежался по рисунку на бумаге, отмечая знакомые участки – его интересовала лишь изогнутая кривая Южного тракта, которая занимала добрую треть мавританской карты.
Тогда он раскрыл свою рядом, давая возможность оценить ее по достоинству. Карты нордиков были выполнены в разы лучше и точнее мавританских – не было удивительным то, что ничего интересного для себя Виктор не нашел, но он добросовестно указал Акхраму на все неточности, которые увидел у него:
– Этого поселка нет уже два года… И это селение мы проходили две недели назад, но там только пепелище… Здесь и здесь притоки пересохли в этом году, а воду можно найти севернее, в колодцах,– он водил по карте мавра рукой, хотя и заметил, что тот даже не смотрит в его сторону, продолжая выдувать дым кальяна.– За этими сопками расплодились степные волки. Шли за нами два дня. Большая стая: в полсотни голов… приходилось пулеметом отпугивать…
Виктор неторопливо сложил карту и вернул ее в планшет. Он исчерпал все перспективы мавританского гостеприимства, и ему не терпелось вернуться к каравану: суета и окрики снаружи подсказывали, что самые расторопные торговцы из обоза уже прибыли на место и теперь шумно делили лужайку под палатки. Если не присмотреть за порядком, то, мелочные и сварливые, они обязательно затеют драку, которая вблизи подозрительных соседей была ни к чему.
Офицер нордиков встал и, оправив китель, поклонился хозяину шатра. Старуха с его пыльной курткой и сапогами мгновенно возникла у выхода, готовая проводить гостя – попыталась что-то жестом ему показать, но не успела закончить безмолвную мысль, растянувшись на ковре от грубого пинка. Толкнувший ее солдат не задержался на входе и бесцеремонно переступил через старую женщину, подозрительно покосившись на офицера. Он быстро подошел к Акхраму и, низко склонившись к нему, заговорил быстрым шепотом, размахивая руками и указывая куда-то в стороны. Солдат несколько раз бросил взгляд на Виктора, словно говорил о нем, да и сам хозяин шатра не сводил глаз с гостя.
Ворчливая старуха поднялась и застыла за спиной, продолжая бубнить проклятия в адрес невнимательного солдата.
– Виктор!– Акхрам резко встал, прищурившись на офицера нордиков.– В твоем караване есть чужие?
Его голос звучал не просто требовательно – угрожающе. Старуха швырнула вещи Виктора под ноги и в следующую секунду уже суетилась вокруг мавра, обувая его и расправляя полы накидки.
– Со мной только зарегистрированные в караване торговцы,– невозмутимо ответил кавалерист и демонстративно поправил ремень автомата.– К чему вопрос?
– Тогда тебе стоит присоединиться ко мне,– мавр легонько оттолкнул суетливую старуху, которая однозначно поняла команду и переключилась на офицера нордиков, помогая ему облачиться.– В лагере объявилась пара аскетов. Никто не заметил, как они появились. Я решил, они пришли с тобой.
– Аскеты? Отшельники пустошей?– Виктор разочарованно поморщился.– Серьезно?
Каждый вечер, собираясь у костра, путешественники любили почесать языками, пересказывая небылицы и истории, от которых холодило душу. И в этих байках заметная доля отводилась аскетам: загадочным монахам, отшельникам, которые жили в самом сердце Диких Пустошей в окружении невиданных чудовищ, обитавших там. Никто, из известных Виктору людей, никогда сам не видел аскетов, но любой из них мог в деталях описать их зловещую внешность и знал пару-тройку душераздирающих историй.
Дикие Пустоши были заселены людьми только по окраинам: редкие селения углублялись в опасные земли. От того и Южный тракт петлял между ними, огибая центр пустынной территории с севера на запад широким полукругом. Дорога между столицами занимала больше четырех месяцев, но половина этого пути приходилась на Дикие Пустоши. Можно было сократить переход до трех месяцев, если бы Южный тракт был прямым.
Потому никто не знал, какие тайны хранят эти безлюдные места, и поговаривали даже, что они, без границ, пролегали до южных океанов, а по территории превышали все обжитые земли. В неизвестности людям от страха всегда мерещатся чудовища. А в неизвестности, которую уже окружают монстры, люди рассмотрели самые совершенные свои страхи. Не было ничего удивительного в том, что воплощение их ужаса обрело конкретный образ совершенного чудовища – человека. И страх становился тем сильнее, чем больше эта тварь походила на самих людей, чем более кроткой и смиренной она выглядела, оставаясь, однако, внутри чуждой человеческому роду, как и сами Дикие Пустоши. Аскет, монах-отшельник, стал идеальным воплощением собственных страхов.
В истории торговли двух империй было немало попыток сократить протяженность Южного тракта: конные полки нордиков и мавров уходили в Дикие Пустоши прокладывать короткий путь, а по местам стоянок возводились настоящие форты с хорошо вооруженными гарнизонами. Но ни один солдат, ушедший вглубь пустоши, не вернулся, а опустевшие и заброшенные форты давно превратились в руины, которые всякому, кто их обходил стороной, служили напоминанием о ничтожности человеческих амбиций перед лицом этих мест.
– Ты, видно, давно не был дома, корнет Виктор,– Акхрам ответил брезгливостью на высокомерие нордика.– В твоих землях аскеты перестали быть сказкой. На пути к своей столице ты еще не раз их повстречаешь. Я покажу тебе.
Он вынул из-за пояса короткий хлыст и указал им офицеру на выход. Виктор промолчал, но, выходя из палатки, незаметно ослабил ремень автомата так, чтобы рукоять удобно легла в ладонь, и прижал палец к предохранителю. Он был готов к любым сюрпризам, но не к тому, что увидел.
Оказавшись снаружи, он застыл перед пестрой группой вооруженных людей, которые полукругом обступили двух настоящих монахов – их ни с кем нельзя было спутать, потому что они выглядели именно так, как говорили о них истории. Закутанные в длиннополые хламиды с капюшонами, аскеты стояли, ссутулившись и опустив головы: их лица были скрыты под одеждой, равно как и сложенные на груди руки прятались в многочисленных складках рукавов.
Толпа за спинами солдат быстро росла, но держалась на почтительном удалении – торговцы были людьми любознательными, но циничными и расчетливыми, а потому держались подальше от неприятностей, пусть даже сказочных.
Акхрам подошел вплотную к ссутулившимся монахам и несколько раз прошелся перед ними, держа руки за спиной:
– Обыскали?– грозно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– При них ничего не было,– один из солдат с замотанным до глаз лицом выступил вперед.– Вообще ничего. Даже фляги с водой.
– Без воды пустоши не пройти,– мавр протянул руку с хлыстом к ближайшему монаху и, подцепив край капюшона, сбросил его с головы.
Опущенная голова аскета была лишена волос, но иссохшую кожу, которая плотно обтягивала череп, украшали многочисленные шрамы и увечья – многие из них, еще розовые, были сравнительно свежими. Акхрам поддел подбородок монаха плетью и заставил того медленно поднять голову.
Не только Виктор заметил, как вздрогнул мавр, встретившись взглядом с пленником. А когда и сам заглянул в поблекшие глаза, практически лишенные радужной оболочки, почувствовал, как холодок пробежал по спине: уж очень зловеще выглядел лысый аскет с холодным бесцветным взглядом и широкой безгубой трещиной вместо рта. Угловатые скулы выпирали под выбеленной кожей, обрамляя глазные впадины, как у настоящего мертвеца, а ввалившийся хрящ носа только усиливал эффект – тот еще не был стариком, но выглядел, как восставший из могилы.
– Раздеть их!– Акхрам старался звучать грозно, но голос предает в такие минуты: мавру было страшно.
На безмятежных лицах монахов не дрогнул ни один мускул, когда пара солдат грубо сорвала с их костлявых плеч хламиды. Они были настолько худыми и иссушенными, что можно было без труда рассмотреть скелеты, каждый позвонок, каждую выпирающую кость. А еще они были похожи друг на друга, как две капли воды, но при этом один был на голову выше другого: одинаковые глаза, сутулость, и общее безразличие в лицах.
– Откуда вы пришли?– мавр обошел ближайшего вокруг.– Из деревни на том берегу?
Аскет молча покачал головой и медленно вытянул руку на юг, далеко в сторону от дороги, туда, где шептали нехоженые травы Диких Пустошей:
– Человека ищем…– он скорее хрипел, чем говорил, но его голос, очень тихий, был хорошо слышен, а слова различимы четко.– Ушел на север… в Вольницу… можете провести нас туда?
– Вольница?– Акхрам остановился напротив монаха.– Раз в десять лет появлялся очередной свежий слушок о встрече с монахом. А за последнюю неделю я натыкаюсь на вашего брата уже третий раз. И слышу одну и ту же историю: беглец и дорога в Вольницу. С чего вы взяли, что он туда направился? Человек, которого ищите, настолько необычный, что может спрятаться только среди отбросов Вольницы?
Монах кивнул, широко растянув безгубый рот в гротескном подобии улыбки:
– Очень необычный. Единственный.
– В Вольницу не ведет ни одна дорога, и караваны туда не ходят,– с насмешкой покачал головой мавр.– Тем она и притягательна для всякого сброда: спрятана в диких местах за тайными тропами, прямо на краю Заброшенных земель. Но зря ваш необычный дружок туда подался. Скоро от Вольницы одни воспоминания останутся…
Акхрам повернулся к Виктору и посмотрел на него с прищуром:
– Так ведь, корнет-кавалергард?– он даже игриво подмигнул офицеру.– Скоро флот Примы сожжет весь запад, чтобы построить через Заброшенные земли короткую дорогу в Мавританию в обход Диких Пустошей. И тогда Южный тракт окончательно исчезнет, а его следы затеряются в этом море вечно пожухлой травы. Воздушные корабли с небес сделают то, с чем не справилась ни пехота нордиков, ни их хваленая конница. Что скажешь, Виктор? Это по силам кораблям? Ты же видел Вольницу, кому как не тебе знать?
Его перебил резкий окрик с небес, который заставил вздрогнуть всех: никогда раньше Виктор не слышал, чтобы беркут кричал так громко. Он поднял голову и сразу рассмотрел на выбеленном зноем небе широко разведенные крылья хищной птицы – описывая дугу она быстро снижалась.
– Ты знаешь дорогу в Вольницу,– хором произнесли монахи, уставившись на ошеломленного нордика своими блеклыми глазами. Судя по интонации, они не спрашивали и не утверждали: они торжествовали. Но не это заставило вздрогнуть бывалого кавалериста.
Оба аскета смотрели на него и только на него, словно никого вокруг не было. И даже мавр с занесенным хлыстом замер неподвижно, округлив глаза. Виктор не сразу понял, что происходит: слишком неожиданным, слишком нереальным это казалось.
– Проведи нас в Вольницу,– произнесли монахи шепотом и синхронно сделали шаг к офицеру нордиков.
И только в этот момент он целиком осознал произошедшую перемену.
Поляна была неподвижна. Люди и животные стояли подобно изваяниям, и даже ветер не решался колыхнуть знамена над палатками, а река – камыш у илистого берега. Стояла невероятная тишина, в которой слышался свист крыльев приближающегося беркута. Офицер не мог отвести взгляд от парализованного лица Акхрама, на котором продолжала красоваться неуместная ухмылка, но неподвижные глаза с расширенными зрачками горели ужасом. Некоторые из зевак за спинами солдат замерли в совершенно неестественных позах, с открытыми ртами, окаменевшей мимикой или в полуприседе.
– Помоги найти человека,– на этот раз заговорил только ближайший монах, приближаясь.– Он направляется в Вольницу. Какой дорогой пойдет? Покажи…
– Кто вы такие?– Виктор отступил назад и неуверенно выставил перед собой автомат, на который аскет не обратил никакого внимания.
– Друзья,– сказал он, растянув лицо в неприятной улыбке.– Возьми все, что тебе нужно, и пойдем сейчас. Ты же не устал?
Офицер нордиков уперся спиной в шатер и передернул затвор автомата, направив его в обнаженного монаха:
– Не знаю, что ты за тварь, но держись от меня…
Широкая тень легла на лицо Виктора и сникла: закрывая склонившееся к закату солнце, огромный беркут степенно спланировал прямо к ним. Хищная птица резко подняла крылья, выставив перед собой длинные когтистые лапы, и на мгновение зависла в воздухе так, как ее обычно изображают на гербах и знаменах. Беркут тяжело опустился на плечо ближайшего монаха, запустив тому когти глубоко в кожу, и немного пригнул голову, упершись взглядом прямо в нордика. Только после этого птица сложила крылья, бесцеремонно похлопав перьями по лысому черепу монаха.
Это приземление на плечо исхудавшего обнаженного аскета в центре поляны, окруженной обездвиженными людьми и животными, выглядело очень впечатляюще и зловеще. Виктор никогда не стыдился своего страха: опытный воин знает, что в бою страх спасает жизнь намного чаще, чем удача – не дает забывать, зачем сражаешься, заставляет концентрироваться на главном. И в этой неожиданной и нереальной ситуации не воинская доблесть и не холодный расчет, а именно страх заставили его выстрелить. Виктор даже не сразу сообразил, что он сделал.
Короткая очередь ударила в грудь монаха, заставив его прогнуться и отступить на шаг. Ровные пулевые отверстия на сухой коже из крошечных оспин быстро превратились в яркие пятна, и густая темная кровь тонкими ручейками пробежала по выпирающим ребрам и впавшему животу. Монах не изменился в лице, но, резко качнувшись, начал заваливаться на спину. В этот момент беркут нехотя взмахнул крыльями и сделал неожиданный и сложный маневр в воздухе, чтобы одним движением оказаться на плече другого аскета.
Словно лишенный опоры, подстреленный монах почти беззвучно упал на землю. Его раны еще выталкивали из тела кровь, а второй аскет с птицей на плече уже встал рядом с ним и с безразличным выражением на лице покачал головой:
– Это напрасно… не стоит отвлекаться.
Монах отвел взгляд от офицера, который, казалось, единственный был изумлен произошедшим, и оглянулся на Акхрама. Под взглядом бледных глаз мавр вдруг встрепенулся, ожил и упал на колени: из его носа хлынула кровь, обильным потоком стекая с черной бороды. Акхрам испуганно смотрел на Виктора, выкатив покрасневшие глаза, а через мгновение по его щеке прокатилась кровавая слеза, затем другая. Он упал лицом вниз до последнего стараясь взглядом цепляться за нордика. Его тело еще какое-то время вздрагивало и хрустело сломанными костями, будто кто-то невидимый продолжал его пережевывать.
– Не имеет значения, сколько человек погубит твое сомнение,– прошептал монах.– Ты все-равно поможешь найти человека на пути к Вольнице. Можем пойти сейчас?
Виктор сначала кивнул головой и привычным жестом убрал автомат за спину, и только потом с удивлением осознал, на что согласился. Сомнение в сделанном выборе лишь на один миг промелькнуло в сознании, словно кто-то вовремя подсказал ему правильное решение.
– Возьми все, что тебе надо в дорогу,– монах жестом повел рукой, указывая на палатки.
– Нужны только лошади,– офицер справился с оцепенением и повернулся к застывшим у загона лошадям.– По две на каждого. Фляги с водой и еда найдутся в каждой седельной сумке.
Беркут толкнул воздух широкими крыльями и безмолвно устремился в небо. Аскет, на плече которого остались окровавленные следы от когтей птицы, кивнул и поднял из-под ног хламиду. Он легко, одним движением, облачился и сразу прикрыл голову капюшоном:
– Куда мы пойдем? На север?
Монах не спеша двинулся к лошадям, и четыре из них, словно ожившие по его велению, покорно двинулись навстречу.
– За заброшенным селением на том берегу дорога расходится,– Виктор взял за узду своего коня и легким прыжком оказался в седле.– Южный тракт уходит на север, а мы свернем на восток. Два дня через Старый лес, и выйдем к городу над рекой у самого устья. Там можно раздобыть плот, и по реке сплавиться до Соленого озера. С лошадьми это займет пару недель. Зато от озера пройдем горы через ущелье за несколько дней. А там и начинаются тайные тропы. Если не нагоним беглеца на реке, то горы он, точно, быстрее нас не пройдет – все, кто ищут Вольницу, собираются у озера в группы. Иначе в дороге не выжить. Там нанимают проводников, поэтому он может надолго застрять.
Монах с неожиданной сноровкой запрыгнул в седло и, ссутулившись так, чтобы капюшон хламиды закрыл лицо целиком, сложил руки на груди. Он не правил лошадью и выглядел в этой позе совершенно безучастным, но та уверенно двинулась к броду, словно была ведома чьей-то незримой рукой. Виктор не успел тронуть своего коня, как и тот сам двинулся следом, а за ним и пара свободных лошадей – даже не пришлось подвязывать их поводья к седлу.
– Хорошо,– прошептал монах, когда вереница выстроилась на пути к реке. Он по-прежнему говорил скрипучим шепотом, но офицер слышал его так же хорошо, как если бы стоял рядом.– Встретимся через два дня на реке возле города.
– Встретимся?– Виктор нахмурился.– С кем встретимся?
Аскет промолчал, оставив вопрос без ответа.
Когда вереница подошла к реке, офицер нордиков беспокойно оглянулся. Лагерь так и остался неподвижным и немым: флаги провисли, а люди и животные стояли изваяниями. Среди тех, кто с окаменевшим лицом застыл возле трупов монаха и мавра, были торговцы из его каравана и даже солдаты из отряда. Странное и неуловимое чувство на мгновение разожгло жар в груди, но сразу угасло, затерялось в сомнениях, как забытое воспоминание.
Солнце, зацепившись краем диска за горизонт на западе, раздулось в размерах, но потускнело в свете. Оранжевые краски заката залили порыжевший сухостой Диких пустошей, ознаменовав смену жаркого дня на душный вечер.
– А что будет с ними?– выкрикнул Виктор.
– С ними все будет хорошо,– бесцветным голосом ответил монах.– Не о том беспокоишься.
Они прошли реку, поднялись на холм, и через несколько сотен шагов лагерь скрылся из вида и из памяти. Впереди уже показались крыши домов заброшенного поселка, но Виктор был зачарован мерным вышагиванием лошадей, которые ступали нога в ногу, копыто в копыто, как один организм. Он никогда такого не видел, и не мог отвести взгляд от ног впереди идущей лошади, не мог слышать ничего, кроме размеренного цокота подков.
Поэтому он не видел, как беркут кружил над ними, как встали по краям дороги пустые дома, а потом исчезли где-то за спиной, когда вереница свернула с Южного тракта на восточную тропу – он многого не заметил. Не заметил и двух своих разведчиков, которые укрылись за деревьями на краю безлюдного поселка.
Два всадника стояли, не шелохнувшись, и с напряженными лицами всматривались в пустую улицу поселения. Они даже не вздрогнули, когда их офицер в сопровождении монаха и пары пустых лошадей проследовал мимо. И только когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, а сухие травы пустошей зашептали потревоженные порывом ветра, одежда всадников пришла в движение. Ветер усиливался и раздувал кроны редких деревьев, заставлял шарфы на шеях разведчиков развеваться.
Очередной порыв ветра толкнул фигуру всадника сильнее, запутался в его одежде и раздул широкий плащ кавалергарда, как парус. В следующее мгновение неподвижное изваяние разведчика накренилось, завалилось на второго, и уже два окаменевших конных истукана рухнули на землю. Это было падение хрупких скульптур, сотворенных из песка и праха, которые ломались и разлетались на мелкие куски, поднимая в воздух пыль. Ветер подхватил это облако, выдувая из скомканной ткани струйки пыли.
Нагромождение останков разведчиков и их лошадей быстро таяло, сдуваемое разгулявшимся ветром. И к моменту, когда солнце окончательно ушло за горизонт, а над Дикими пустошами развернулся свод кристально чистого звездного неба, под сенью деревьев остались пара седел, восемь подков и ворох одежды с оружием конных солдат Кавалергардского корпуса Императорской Армии.
А где-то за рекой ветер раздувал в пыль изваяния двух караванов.
*****
– Не знала, что ты жив,– Ольга не скрывала упрека в голосе, а еще за этими интонациями отчетливо звучал гнев, искренний, необузданный, по-настоящему женский.
Ирина наблюдала за сценой из глубины комнаты, стараясь не привлекать к себе внимания. В разговоре Ольги и Мазура проявлялись следы утраченных характеров, которыми они обладали в незапамятные временна, когда планетой правила исчезнувшая цивилизация, а сами они были людьми, простыми, смертными, спешащими жить. Тогда они все чувствовали иначе: глубоко, остро – каждое мгновение стояло на пороге вечности, потому что жизнь была скоротечной, а смерть дожидалась рядом. Другое дело сейчас, когда память, чувства и эмоции растворились под гнетом пережитого.
Это было похоже на игру старушек в «дочки-матери» – неуместно и фальшиво. Ирина слышала дрожь в голосе подруги, ее растерянные движения, смущение в лице и не могла понять, наигранно это, или Ольга действительно потерялась в воспоминаниях, выпала из реальности. Какими бы бодрыми они не выглядели – их желания давно состарились и одряхлели, а детскую наивность в помыслы вернуть не удастся. Старость разрушает сначала сознание, и только потом сдается тело, чтобы даровать человеку избавление в смерти.
– Я и не был жив,– Александр опустил голову на сложенные руки, спрятав в них лицо. Он навис над нетронутой тарелкой с разогретым вчерашним мясом, опустив плечи, и вздохнул, заставив Ирину криво улыбнуться. Мазур казался ей смешным.– Я мало что помню. Эта тварь… Она забрала все… Буквально, все. Вы даже не представляете себе, что она такое… на что способна.
Ирина брезгливо скривилась. Детство переполнено чудесами, которые происходят исключительно от глупости и невежества. Взросление раскрывает для познания многие таинства и их красоту, позволяя восхищаться закатами и восходами, млеть от созерцания лунной дорожки или Млечного пути. А зрелось уже окончательно отбирает веру в чудеса и притупляет восприятие прекрасного, зато насыщает мудростью и знаниями, которые заставляют трепетать перед величием мироздания, скрытым в нем замыслом, изяществом и совершенством миропорядка.
Но следом приходит старость во всей глубине ее разочарования, приправленная усталостью духа и осознанием тщетности бытия. И тогда звезды становятся холодными, лунный свет блеклым, а многоликое солнце, наконец, теряет свои маски, превращаясь в заурядный термоядерный взрыв, растянувшийся на миллиарды лет… Это время, когда каждому дается возможность осмыслить беспечную суету человеческих судеб и увидеть призраков, в окружении которых жизнь прошла напрасно – время, когда каждому дано попрощаться с этим миром, чтобы оставить его без сожаления…
Этот момент они пропустили сотни лет назад, перешагнули порог обманутой смерти и вошли высохшими стариками в Пустоту, не предназначенную ни им, ни кому бы то ни было в этой вселенной.
– Я оплакала тебя вместе с остальными утратами, когда пришел Жнец,– Ольга поджала губы и сверкнула глазами на Александра.– Мне даже в голову не могло прийти, что ты уцелел и где-то отсиживаешься с этой… девчонкой со странными волосами…
– Это не так,– сокрушенно покачал головой Мазур, и поднял хмурое лицо на Ольгу.– Ты не понимаешь… Она не то, что ты видишь.
– Хватит!– закричала Ирина, вскочив с места.– Прекратите жевать эти сопли! Меня сейчас стошнит!
Она широко расставила руки, переполненная негодованием. Ольга быстро отвела глаза в сторону, потупив взгляд в пол, а Мазур какое-то время смотрел на возмутительницу спокойствия с удивлением и опаской, но вскоре тоже отвернулся.
– Ну, честное слово!– возмущалась Ирина.– С вас не то, чтобы песок, уже камни сыплются, а вы, как подростки, какую-то мелодраму разыгрываете… Слушать противно! Что с тобой стряслось? Ввалился среди ночи… Один. Где остальные? Тебя не зря звали Пятерней. Куда подевались твои другие прекрасные тела?
– Все что осталось… перед тобой,– его голос изменился, лишился интонаций и эмоционального окраса. Как изменилось и выражение лица, спокойного и уставшего.– Один я. Считай, все это время, триста лет без малого, был в коме. И у этой комы есть имя… Алекто! Она царствовала в моей голове безраздельно... копалась в памяти, управляла мыслями.
– Эта та девчонка? Королева муравьев, которая атаковала город Света?– Ольга недоверчиво прищурилась.
– Алекто, как одна из дочерей Нюкты и Эреба?– Ирина насмешливо улыбнулась.– Богиня Ночной темноты и само воплощение Вечного мрака породили трех фурий: Тисифону, Алекто и Мегеру… Поговаривали даже, что их, на самом деле, создало первородное преступление нашего мироздания: когда Кронос ранил своего отца, Урана, капли его крови, падая, сотворили фурий. Так они и стали богинями мести и ненависти…
– О чем ты?!– Ольга несдержанно развела руки в стороны и с укором посмотрела на подругу.
– Мифология,– Ирина пожала плечами и сдула несуществующую пылинку с петлицы.– Забыла кто я? Мне по чину положено знать историю человечества. Я работаю с артефактами…
– Так и есть,– вмешался Мазур, вытянув указательный палец в сторону Ирины.– Этот проект назывался «Фурия». Лаборатория, из которой появился ваш Прототип, занималась многими разработками. Алекто создавалась там как оружие… Одна из трех тварей, которая могла проникать в чужие головы и разрушать разум вражеских солдат. Когда мой отряд разгромил лабораторию, мы ненароком выпустили на волю всех заключенных там монстров. К тому моменту из трех фурий в живых осталась только она. Это я ее тогда освободил.
Александр сдвинул брови, задумавшись о чем-то своем, и Ирина быстро подсела к нему, воспользовавшись паузой:
– Ты спас ее из заключения,– она вытащила рукой кусок мяса из его тарелки и закивала головой, с удовольствием разжевывая добычу.– Поэтому она выделила тебя среди остальных. Бог весть, что с ними делали в той лаборатории, но, уверена, она там намучалась, и у нее был повод ненавидеть всех людей… кроме тебя, конечно… Она, несчастная психопатка, очень одинокая и озлобленная, изначально тоже не была создана доброй девочкой в ситцевом платьице. А после вереницы таких испытаний и вовсе… поехала. Вот ты и стал единственным светлым образом, за который она цепляется, чтобы окончательно рассудок не утратить. Или что там у нее?
– Хочешь сказать,– Ольга уселась за стол рядом с ней, изумленно изогнув брови,– что нашествие муравьев на город Света… и всю ту резню, в которой мы подозревали Жнеца, устроила поехавшая девчонка-телепат… И все это, чтобы заполучить Пятерню?
Ирина с заметным усилием проглотила недожеванный кусок и с удивлением посмотрела на подругу:
– Мы? Подозревали? Интересно, а с чего ты решила повесить нашествие муравьев на Жнеца? Ты где была все это время? Или у тебя, реально, склероз начался? Тогда все производные Прототипа объединились против насекомых с юга! А Жнец проявился только конце, когда девчонка уже отозвала своих тварей. Теперь понятно почему! Она получила то, за чем пришла – Пятерню!
– Я тогда совсем другим была озабочена,– покачала головой Ольга.– Вал обезумел, стал убивать братьев и сестер… Его живьем прожевали чудовища Тересы, а я чувствовала его чудовищную боль… Он возродился из этой боли и приближался к нам, чтобы…
– Ладно! Тебя опять несет на мелобраму,– Ирина выставила перед собой руку.– Я все помню, а выслушивать по кругу твое нытье нет никакого желания…
Мазур резко сорвался с места и, ошалело осмотревшись вокруг, вытаращился на удивленных женщин:
– Вы не понимаете! Надо уходить!
– Саша успокойся,– Ольга встала рядом с ним и аккуратно взяла за руку.– Ого, как у тебя все напряжено… Сядь. Ты уже говорил. Поверь, у нас есть время для этого разговора. Лучше расскажи, где ты был все эти годы, и как добрался сюда?
– Вот именно!– встрепенулась Ирина.– Как ты нас нашел?
– Не понимаете,– здоровяк обреченно опустился на стул и повесил плечи.– Она не человек! Она… что-то огромное… Она уже тогда обладала могуществом, которое неподвластно пониманию. Уже тогда… Я потерял все, когда она добралась до меня. Я потерял себя… Триста лет были одним сном… Я не помню ни одного мгновения своей жизни за это время. Я вижу воспоминания… как чужие сны. Я не уверен в том, что помню. Не уверен даже в том, что мои прежние воспоминания не лгут мне. Она способна переписывать память, забирать из нее то, что ей не нравилось и добавлять что-то свое…
– Но нас ты вспомнил,– Ольга легонько погладила его огромную руку.– Значит, самые важные воспоминания она оставила…
– И то, как найти нас, тоже,– ухмыльнулась Ирина.
– Она всегда говорила, что не причинит мне вреда,– Александр напрягся.– Говорила, что я единственная ценность в этом мире… Но она прочно удерживала меня. Я не осознавал себя все это время… Я был скорее ее частью, фрагментом ее личности… Я смотрел на мир миллионами ее глаз…
– Миллионами?– Ирина недоверчиво посмотрела на него.
– Миллиардами!– огрызнулся Мазур.– Когда я был Пятерней, у меня было пять тел, объединенных одним сознанием. А у нее… миллиарды этих тел… насекомые, птицы, люди – бессчетное множество тварей, которые летают, ползают, плавают… Они рождались, совокуплялись, умирали, жрали друг друга… И это все была она. Единственная… была в каждой твари… А теперь она идет сюда, ищет меня…
– Успокойся и расскажи, что произошло,– Ольга сильнее сжала его руку.– Как ты выбрался из всего этого?
– Она решила перевоплотиться,– Александр поднял глаза.– У нее было много тел, но рядом со мной всегда была девочка. Одна и та же, которая не старела. Алекто быстро научилась странным вещам: умела двигать камни, останавливать дождь, поднимать ураганный ветер… Я не знаю, чего бы она не умела. А недавно эта девочка свернулась в кокон, чтобы переродиться во что-то новое. И в этот момент я очнулся...
Он помотал головой, скривив на лице гримасу боли:
– Я почувствовал, что ее нет рядом, словно она заснула впервые за триста лет, а я проснулся. Проснулся возле кокона и почувствовал свободу. Только в этот момент я стал вспоминать, что произошло со мной за эти годы... Она забрала мои тела… убила их… оставила только меня. И я побежал.
– Вот так просто? Дождался, пока злая ведьма уснет?– Ирина обязательно прокомментировала бы услышанное в подробностях, но Ольга угрожающе зыркнула на нее.
– Я бежал на север,– Мазур оставался в плену воспоминаний, ни на что не отвлекаясь.– Знал, что ее нет на севере… Мир разделили после войны. Был договор: люди не суются на Юг, а она не идет на Север. Но люди давно не следуют договору, и она забирает тех, кто уходил глубоко в Дикие Пустоши. Она тоже нарушала договор… Ей даже удалось расправиться со своим злейшим врагом. Но потом она боялась Севера… Она готовилась туда вернуться… но все равно боялась.
– Что это за враг, с которым она расправилась на Севере?– Ирина неожиданно тоже схватила Мазура за руку и даже потянулась к нему через стол.
– Ты еще что творишь?– отпрянула Ольга.
– Потом,– отмахнулась Ирина.– Кто был ее злейший враг? Кого она победила? Когда это произошло?
– Не знаю,– Мазур сильнее замотал головой.– Я не помню… Это были ее воспоминания. Давно, сразу после войны. Она убивает всегда чужими руками.
– Там были ядерные взрывы?
– Были,– Александр замер, встретившись глазами с Ириной.– Были большие взрывы…
– О чем вы?– Ольга требовательно посмотрела на подругу.
– Я вчера тебе говорила о двух пропущенных войнах… Помнишь?– та возбужденно поднялась с места и сделала несколько порывистых шагов по комнате.– Неизвестно кто одним движением стер с лица земли все Белое братство и искусственный интеллект, который обосновался в той самой лаборатории в центре Заброшенных земель. Одним ударом… Пока Семидневная война испепеляла остатки человеческой цивилизации, кто-то воспользовался под шумок ее оружием, чтобы скорректировать историю нового мира еще в зародыше. Я не могла этого понять… Я собрала тысячи свидетельств… И в этом не было смысла. Не было никого, кто был бы способен на такое!
– Думаешь, Алекто, девчонка-телепат, добралась до пусковых установок ядерных ракет?– Ольга пожала плечами.– Это звучит не так уж и безумно. Если она способна забираться в головы людей, такое ей под силу. А мотив расправиться с Белым братством и его покровителем у нее был очень убедительный. Но тогда, что ее остановило после такой блистательной победы? Город света исчез, черных рыцарей и роботов она одолела… Север был открыт для нее. Почему она не пошла дальше? Жнец?
– Вот!– Ирина торжествовала.– Это мне и не давало покоя! Кто бы не устроил эту ядерную бомбардировку зараженной территории, он не воспользовался плодами своей победы. Север остался ничейным. Представляешь? И пока мы сидели в этой глуши с Катериной, а потом прятались от охотников на ведьм, Север мелким почерком писал свою новейшую историю такими красками, что ты и представить не можешь. Только никакого Жнеца в этой истории нет.
– Если это была Алекто, то что ее остановило? Чего такая тварь могла побояться?– Ольга перевела взгляд на Мазура, который отвлекся от их разговора и теперь сосредоточенно уплетал мясо с тарелки.
Он поднял голову под ее взглядом и, словно опомнившись, вытаращил глаза:
– Нам надо уходить! Она ищет меня. Если подойдет достаточно близко, учует на расстоянии…
– И как близко ей надо подойти?– Ирина снова уселась за стол.
– Чтобы подчинить себе любую тварь или человека, ей надо видеть жертву своими глазами,– он морщился от прилагаемых усилий, которые ему требовались на воспоминания.– Но если она уже овладела чьим-то телом, оно будет ей доступно на любом удалении… Правда, есть какой-то эффект… наверное, эффект роя. С расстоянием ее способность контролировать подчиненные тела ослабевает. Поэтому нужна определенная плотность этих тел. Это как сеть ретрансляторов – нужны промежуточные передатчики. Если кто-то один отобьется от роя, она его потеряет. Но так было раньше, до кокона.
– Поэтому она тебя не видит?– Ольга переглянулась с подругой.– Поблизости нет ее подопечных?
– Не-е-ет,– он поджал губы и покачал головой.– У нас связь совсем другая: она должна быть рядом. У меня же есть своя воля и сознание. Она со мной забавляется... У остальных она просто выжигает мозги… там ничего не остается… чистое тело и рефлексы. Иногда оставляла людей с разумом подле себя, наверное, от скуки или изучала что-то в них… Я думаю, километров с десяти она меня учует. Но тогда уже будет поздно – сопротивляться я не смогу…
– Не дергайся, здоровяк,– Ирина ободрительно похлопала его по плечу.– Еще только утро. Отдыхаем пока и собираемся в дорогу. Выдвинемся на закате. Мы на северном краю Старого леса, тут уже начинаются города и деревни. Люди, можно сказать, толпами ходят. Поэтому на дорогу из леса лучше выходить затемно и, пока не уберемся подальше на север, двигаться будем только ночами. Скоро эти земли присоединятся к нордикам: от того народ волнуется, нервничает, глупости всякие делает. Да и шпионы Примы, я думаю, за каждым перекрестком здесь приглядывают.
Мазур молча закивал и снова принялся за мясо с отрешенным видом.
– А с чего ты решила, что нам надо на север?– Ольга заговорила тише, с беспокойством поглядывая на здоровяка.
– А давай я буду дорогу выбирать!– Ирина тоже перешла на шепот, но это не мешало ей говорить громко и возбужденно.– Ты у себя в лесу командовать будешь, а мы идем в цивилизацию, о которой у тебя и представления нет. Ты чувствуешь Альфу? Чувствуешь, с какой скоростью она перемещается? Днем и ночью, без перерыва…
Ольга неохотно кивнула.
– Так вот, там, где она движется с такой скоростью, дорог нет,– Ирина многозначительно покачала головой.– Это территория Вольницы, окраина Заброшенных земель. А это значит, что она летит на одном из воздушных кораблей флота Примы. И двигается она, заметь, на восток, к столице нордиков. Нам надо поторопиться, чтобы оказаться там к ее прибытию.
– В столицу нордиков?– Ольга даже выпрямила спину, демонстрируя крайнюю степень удивления.– Мы направляемся в столицу?
– Вот именно! Мы едем в Белгород… величайшую столицу современности, возведенную нордиками не из камней и золота, а из самого величия и лучезарного блеска… Поэтому оденься поприличнее, все-таки впервые за триста лет выйдешь в белый свет. Возможно, я даже представлю тебя кому-нибудь.
Поглядывая заговорщицки на обмякшего Мазура, Ирина подмигнула подруге и, крадучись, выбралась из-за стола. Она устроилась на кровати в дальнем углу и, дождавшись, пока Ольга устроится рядом с ней, зашептала той в ухо, проглатывая гласные:
– Ты не представляешь себе этот город! Я в него просто влюбилась, когда увидела, аж ноги подогнулись, и коленки вспотели. Раньше таких городов не было! Забудь. Он, просто, как игрушка! Вот представь себе самую романтичную открытку самого сказочного города и можешь засунуть ее себе, куда хочешь, потому что Белгород в сто раз лучше! Это просто огонь! И у меня там два дома! Два! Маленькая уютная квартирка в центре с изящным балконом, с которого открывается такой вид, что я выхожу туда плакать от умиления. Вышла – поплакала. Ушла – успокоилась. Но жить будем в моем особняке на окраине, на берегу реки. У меня там прислуга, парк, конюшня…
– Да успокойся ты, боярыня знатная,– Ольга ущипнула раззадорившуюся подругу.– Как ты себе это представляешь? Чтобы попасть на территорию нордиков нужны паспорта, надо проходить анализ крови. Как ты его, вообще, сумела подделать? Или это все пустые сплетни?
– Верь мне,– улыбнулась Ирина.– Во-первых, у меня есть даже свой анализатор. Правда, я его с собой не брала. Во-вторых, надо знать принцип его работы. А это всего-навсего сравнительный анализ: сравнивается степень соответствия крови человеческому оригиналу по нескольким фрагментам ДНК. Но это не имеет значения, потому что результат анализа выводится на обычную полоску бумаги. Точнее, бумага не совсем обычная, и даже очень сложная, пропитанная хитрыми составами. Но итог простой: если бумажка зеленая, то ты молодец, если красная, то гореть тебе в аду, а если синяя, то ты сразу знатного происхождения. Поэтому не надо морочиться с кровью и анализами. Надо уметь работать с бумагой. Смотри сама.
Она одним движением извлекла из внутреннего кармана шинели небольшую книжицу с тесненной кожаной обложкой, на которой красовался золотой треугольник, заменявший нордикам герб.
– Паспорт?– Ольга бережно раскрыла книжицу, перелистав несколько страниц и остановилась на той, где красовался рисунок с улыбающимся лицом Ирины.
– И в-третьих, у меня с собой целая стопка настоящих паспортов. Осталось только вам имена приличные придумать.
– А рисовать наши физиономии в паспорте ты будешь?
– Ага, сейчас, разбежалась,– Ирина выхватила паспорт из рук подруги и перелистнула несколько страниц.– Смотри. Сюда вклеивается полоска из анализатора. У меня, обрати внимание, не какая-то зеленая, а с заметным голубым отливом. Это значит, что у меня благородная кровь с редкими положительными мутациями. Поэтому мой паспорт в обложке, и для него полагается мое изображение. А вам подойдет обычный паспорт из картонки с вклеенной наспех зеленой полоской. Такие приходится менять каждый год и заново проходить проверки. Зато ни у кого не вызовет подозрения пара простолюдинов, которые сопровождают в путешествии знатную красавицу, да еще и при должности. Со мной и при паспортах вас ни один патруль и пропускной пункт проверять не станет.
– А что покажет анализатор, если нас проверить?– Ольга потянулась и расправила руки.
Ей хотелось закричать в полный голос: предвкушение скорых перемен и перспектива выбраться из леса подняли настроение. А возвращение в ее жизнь Ирины, вечно неугомонной авантюристки, обещало впереди множество приключений и ярких событий. Поэтому экспансия нордиков, погоня обезумевшей фурии и угроза возвращения Жнеца казались ей теперь не такой уж и высокой платой после столетий отшельничества и воздержания.
– У меня полоска чернеет. Думаю, у тебя тоже. К анализатору прилагается контрольная таблица цветов. Только черного там нет. Но есть инструкция, что делать, если проявятся цвета, отличные от контрольных.
– Поэтому Альфу везут в столицу?– Ольга повернулась к Ирине, и та утвердительно кивнула.– Значит, нам дорога в Белгород. Тебе придется мне многое рассказать о современных людях, чтобы я не выглядела белой вороной. А то я последние годы почти никуда не выходила.
– Перестань,– хмыкнула та в ответ.– Люди не меняются. Чем меньше ты обращаешь на них внимания, тем больше они тебя замечают и уважают. А если еще нахамишь и прикрикнешь, так они тебе и прислуживать захотят и еще поклоняться станут. Главное, не выказывать добродетелей и слабости – иначе сожрут заживо.
Они молча смотрели на Мазура, который замер над пустой тарелкой в абсолютной неподвижности, словно скульптура.
– Он сильно изменился,– вздохнула Ольга.– От прежнего Пятерни остались одни руины. Неужели эта тварь обладает такой силой?
– Ерунда. Жизнь меня научила нескольким простым правилам. Даже если ты встретил самого большого мерзавца, всегда найдется мерзавец побольше. А к очень большой силе обычно прилагается в противовес такая же большая слабость. Кого-то же убоялась Алекто на Севере.
– А что ты говорила про новейшую историю Севера?
– Тебе это должно быть интересно,– спохватилась Ирина.– Это история второй пропущенной нами войны. Мне даже раскопки не пришлось проводить, чтобы найти ее следы. Когда Белое братство исчезло, и люди оказались предоставленными сами себе, Север заняли… угадай, кто? крысы…
– Роденты?!– Ольга вздрогнула.
– Вот именно. Племена твоих старых поклонников быстро расплодились и расправились с мародерами. Они взяли под контроль железные дороги и железные города. Не знаю, теснили ли они людей, или уживались с ними в мире, но распространились на весь Север: от Заброшенных земель и до побережья Тихого океана. Их цивилизация просуществовала не менее ста лет и успела достичь немалых высот. Как, впрочем, и сами крысеныши. Они, к слову, продолжали расти от поколения к поколению, и, если верить преданиям, к моменту заката их недолгой цивилизации, это были уже двухметровые гиганты.
– Ты смеешься,– Ольга даже схватила подругу за руку.– Не может такого быть!
– Я так понимаю, тебя больше беспокоит то, что ты все это пропустила,– Ирина аккуратно убрала ее руку от своей.– Я помню, как ты по ним млела. Но это именно они создали нордиков. Ты же знаешь, самая крепкая дружба, когда дружишь против кого-то. А ксенофобия в людях неистребима. Процветание крыс по соседству сформировало в людях искреннюю ненависть к ним. Не знаю, как это начиналось. Возможно, с восстаний, расовых стычек. Но в истории нордиков это звучит как Святая Очищающая война. С нее они и отсчитывают начало истории своего народа.
Она порылась по карманам шинели, прежде чем вытащила многократно сложенный листок бумаги, на котором была вытеснена гравюра сражения. Люди, вооруженные мечами и копьями, сражались с уродливыми звероподобными демонами, изрыгавшими пламя. Ольга с недоверием всматривалась в картинку.
– Мне потребовалось время, чтобы добраться до сути,– прокомментировала Ирина.– На всех изображениях и в архивных записях нордики демонизировали врагов. Я сначала решила, что это лишь байки и мифы, которые гиперболизируют обычные стычки с мутантами, но позже поняла, что ошибалась. Это были эпические сражения с тысячами погибших и сожженными городами. Я не слишком люблю устраивать раскопки на костях и черепах, но хорошо знаю, как выглядят хитиновые доспехи из панциря паука. Люди так и не побороли свою неприязнь к паукам и не научились их разводить. Это всегда было отличительной особенностью родентов. Так вот, их доспехами усыпан весь Север.
Она указала пальцем на один из силуэтов иллюстрации:
– Посмотри на этого демона, оседлавшего чудовище, и сделай поправку на художественный вымысел. Ты увидишь родента верхом на пауке. А молнии и адское пламя, похоже, не более, чем огнестрельное оружие.
– Это слишком невероятно,– Ольга покачала головой и сложила листок бумаги.– Паучьи доспехи и сомнительные иллюстрации… Этого мало.
– А это и не все,– обиженно буркнула Ирина.– У меня дома целая коллекция артефактов. Понятно, что все они косвенно свидетельствуют в пользу моего открытия. Но места в архив им не нашлось, потому что Приму это не интересует. Она и слышать не хочет о народе разумных крыс. Для нее это обычная нечисть, произошедшая от людей. А для меня все сложилось.
– Что это?– Ольга толкнула подругу в бок.– Я слышу обиженку! Тебя задело, что какая-то Прима не поверила в твои слова? С каких пор тебе есть дело до мнения заносчивой августейшей особы?! Ты была очевидцем событий, в которые она даже поверить не может… Ты прожила столетия и превратилась в дряхлую старуху еще до ее рождения… И ты будешь ходить по земле, когда ее прах истлеет…
– Превратилась в дряхлую старуху еще до ее рождения?– Ирина улыбнулась и неожиданно повисла на шее Ольги, крепко обхватив ее в объятиях.– Умеешь утешить, зараза, всегда найдешь нужные слова… Обожаю тебя, душечка! Ладно, давай собираться…
День прошел незаметно, растерявшись в суете и сборах. На закате, когда солнце уже спряталось за деревьями, а звезды еще не проявились на угасающем небосводе, троица вышла из дома. Они кутались в длиннополые дорожные плащи с широкими капюшонами и казались сгорбленными из-за рюкзаков, которые тоже прятались под плащами. Неспешно они спустились с холма к краю поляны и на мгновение застыли перед частоколом деревьев, чтобы бросить прощальный взгляд на величественный сруб, который впервые за сотни лет не зажег в окнах свет.
Три силуэта, один из которых, широкоплечий и высокий, принадлежал здоровяку и заметно выделялся на фоне хрупких женщин, погрузились в тень леса так же незаметно, как исчезает дневной свет, уступая вечерним сумеркам. Только что по небу плыли окрашенные закатом облака, а в следующее мгновение лишь размытые пятна едва различимы на грязном сером фоне, который быстро наливается чернилами ночи.
Звезды рассыпались по безлунному небу, чернее которого были только верхушки деревьев, слившиеся в непрерывный частокол леса вокруг одинокого сруба. В такую темную ночь из-за ярких звезд отваживаются выглянуть и самые слабые из них: крошечные, тусклые, едва заметные, настолько далекие, что глаз их постоянно теряет из вида, создавая иллюзию мерцания – но только эти звезды способны дать ночному небу ту глубину, которую оно в себе прячет. Они смотрят на землю не с небосвода, а из бездны.
Тень пронеслась над лесом, заслоняя широкими крыльями звезды. Описав круг, беркут плавно опустился на конек старой черепичной крыши и несколько раз недовольно переставил когтистые ноги, прежде чем успокоился и сложил крылья. Как и всякая хищная птица он терпеть не мог людей и сторонился их жилья, но еще больше ненавидел заросли леса и плотную зелень их листвы. Рожденный для бескрайних просторов неба беркут мог часами парить в потоках теплого восходящего воздуха и терпеливо выглядывать добычу, которая никогда не укроется от него ни в степи, ни в пустыне, ни в горах. Мощный, стремительный и смертоносный он был опасен даже для крупного зверя, обрушиваясь с высоты на косулей, телят и овец. Но для полетов среди деревьев хищная птица была слишком массивной, тяжелой и неповоротливой.
Беркут подогнул ноги, устраиваясь на ночлег поудобнее. Ему не нравилось это место, окруженное деревьями, и совсем недавно покинутое людьми. Но что-то привело его в эти края, что-то неумолимо гнало вперед, заставляло высматривать не добычу, а что-то совсем иное, чего он даже не понимал. Стоило ему увидеть, он бы сразу понял, что ищет, но пока он просто рыскал над лесом, голодный, уставший, как и тысячи подобных ему тварей, которые вопреки своей природе искали что-то очень ценное, очень важное.
Беркут быстро заснул, даже не догадываясь, как близко он был от того, что искал. Случись ему приметить поляну несколькими минутами ранее, пока силуэт здоровяка еще не скрылся в лесу, и он бы узнал его с первого взгляда, обязательно бы узнал. И тогда его жизнь сложилась бы иначе. Многие судьбы повернулись бы по-другому.
Ссылка на следующую главу http://www.proza.ru/2019/10/25/495