Глава двадцать девятая.
Иллюзия любви напоминает устойчивый мираж в пустыне. Феноменальное явление держится не день и не два, внушает уверенность и добавляет сил, светится как праздничный остров, полный нескончаемых радостей и наслаждений. Сам себе ты кажешься героем, гением любящего сердца, и ничто не может поколебать твою уверенность в том, что это чувство неисчерпаемо, длится до смертного часа и мягко по воле Божьей уплывает в жизнь Вечную. Эта странная пьянящая душу уверенность в вечный кораблик любви не исчезает даже тогда, когда мираж истаивает без следа, возвращая тебя в жёсткую будничную реальность, где ты уже слез со щита, потерял свой компас и оказался среди миллионов многих, в скучных скоплениях погасших равнодушных друг к другу людей. При этом мимо могут проходить миллионы, никто не запоминается и не цепляет, будто движутся в одном с тобой пространстве зомби и тени. Больнее всего думать, что тебя беззаботно бросили как щенка, обнаружив в тебе генотип дворняги. Никому не нужны твои бурные чувства, твои уверения в любви и верности, даже наоборот, они раздражают и воспринимаются как нечто неадекватное. И куда прикажете себя деть? Куда нести этот огонь неопалимый, от которого еле сдерживаешь крик невыносимой боли?
Антон купил билет до Рязани. Он уезжал с Казанского вокзала уже пропитанный коньяком, но ему удалось добраться до нужной полки в плацкартном вагоне. Он ни с кем не простился, никому ничего не сказал, ему совсем не хотелось видеть чьё либо сочувствие и участие. Исчез, погиб, утонул, разбился, повесился – пусть думают что угодно, - жизнь вычеркнула его из будущего, такого, какое он нафантазировал сам, а другого ему не нужно. Крик рвался изнутри помимо его воли, он достал припасенную в дорогу бутылку, стал пить по глотку и буквально орать все знакомые песни, назойливо крутившиеся в памяти, да так, что соседи вызвали начальника поезда, попросили выкинуть дурака из вагона. Видавший виды мужичок нашёл ему отдельное купе для отдыха проводников, взволнованным пассажирам пообещал сдать дебошира рязанской полиции и запер Антона как арестанта в предварительной камере. Антон довольно долго ковырялся с дверью, а, когда начальник пришёл его перед Рязанью проведать, оттолкнул его и бежал из вагона в вагон, пока не спрыгнул на перрон в Рязани. В мгновение ока он поймал такси и назвал переправу через Оку. Оттуда до родной Серёдки было рукой подать.
Дорога петляла вдоль запущенных полей, заросших нежно розовым иван-чаем. Антона укачало так, что он пару раз просил остановить, выбегал на обочину, выплёскивал на лютики и фиалки всю свою непереваренную мерзость. Был уже полдень, солнце грело по летнему щедро, и от этого ему становилось только хуже. А воды не было, выскакивал из поезда, не думал, что ему так поплошает. Наконец, водитель сжалился, отлил ему из своего термоса горячего чаю. Антон готов был ему щедро отплатить, но тот категорически отказался.
- Что ж, я крохобор сучий, что ли? Вижу, ты в увольнении загулял. Я когда демобилизовался, вообще сам до дома идти не мог, товарищи несли. Ну вот тебе паром, как раз на этой стороне. Беги, успеешь. До деревни пешком пойдёшь?
- А то! Здесь всего три версты.
- И правильно. Надо отдышаться, выветрить дурь-то. Бывай!
Антон действительно успел на паром и уже через полчаса вышагивал по просёлку к незабвенной подруге детства Серёдке.
Удивительное дело: память восстанавливала каждый поворот, каждую весёлую березку, стайку подтянутых ёлок, овраг, поверху поросший дикой малиной. И сама деревня уже виделась ему в кудрявой зелени рябин, вишен и яблонь.
Родная бабушка умерла два года назад, он не был на похоронах, но ведь должна быть жива её младшая сестра баба Вера, она присматривала за домом, который всё никак не удавалось продать. Антон отсчитал с правой стороны улицы шесть крыш, седьмая должна его принять, укрыть, приласкать и дать зализать душевные раны. А баба Вера, раскинув руки, уже бежала ему навстречу. Маленькая, седенькая, в длинной цветастой юбке и зелёной кофте, она казалась персонажем мультфильма, собиравшим вокруг себя всякую добрую простодушную живность.
- Неужто Антоша? Мне соседи сказали, что пешком пошёл. Видели тебя, признали. Слава Богу, отслужил, живой-здоровый. Да что ж такой бледный?
- Не спамши, баб Вер, в поезде укачало. – Антон сгрёб дорогую ему бабу Веру в охапку, по русски трижды расцеловал.
- Ну не озоруй, - не строго сказала ему баба Вера, - пойдём в избу, откармливать буду.
И то правда! Щи в чугунке у неё были такие наваристые и запашистые, что Антон не задумываясь, навернул три миски, закусывая хрустящими огурчиками, только что принесёнными с грядки. Запил ядрёным кваском и попросился на сеновал. Глаза уже слипались на ходу. Он забрался по лесенке под крышу и с размаху кинул себя в перину просушенного сена. Приятная сытость сняла головную боль, взметнувшиеся запахи мяты, душицы, ромашки, полыни расслабили и успокоили, Антон уже улыбался неведомо чему, и вскоре накатили волны хорошего здорового сна без всяких магических приключений.
Он проснулся в глубокой темени, не сразу сообразив, где находится. Но в проёме медленно разворачивалась Вселенная, посылая лучи приветов от Близнецов и Возничего. Только в родной деревне могла быть такая благая ночь, с её неколебимой тишиной и молчаливыми ласками проникающих в подсознание звёзд. Антон прополз к проёму и уселся поудобней, упершись ногами в верхнюю ступеньку. Ему показалось, что кто-то неслышно шепчет над ним молитву, он даже готов был её повторять. Ночная прохлада его взбодрила, а глаза уже различали и мягко сиявшую речку, и дальние стены соснового бора, и влажно посверкивавший шифер на соседних крышах. С речки явно доносился запах костерка, кто-то, возможно, уже рыбачил. Антон пошарил руками в сене, извлёк кроссовки, скорёхонько натянул их на босу ногу. Носки в темноте искать бесполезно. Ещё через несколько минут он вышагивал по знакомым задворкам к речке.
Близ костерка возлежали как патриции на пиру в простынях-полотенцах три мужика, было очевидно, что под уху они выкушали не один гранёный стаканчик.
- Разрешите присесть? Меня Антон зовут, дембель.
- Да уж знаем, знаем, вечор баба Вера всю улицу обошла, всем рассказала.
- Дельно решил - родных навестить, крышу починить, кресты поправить. Вернёшься или здесь останешься? - Мужик привстал, плеснул ему ушицы с куском судачка, протянул налитый до краёв стаканчик. - Отведай наш коньячок, на калгане. Чистую слёзку нагнали.
Антон выпил залпом и крякнул, на глаза навернулись слёзы.
- Что, забористый первачок? Ну-тка, рецепт от знатной самогонщицы Анны - все микробы зараз убивает. Давай, ешь, он протянул Антону ломоть круглого хлеба. А то ноги забастуют. Так ты насовсем или так, потусоваться?
- Месяцок поживу, а там видно будет. - Нехотя ответил Антон.
- Потусоваться, значит. Ну, девки, держитесь, жару даст кобелина.
Мужики расхохотались, и Антон вместе с ними - аж не узнал свой отрывистый, с присвистом смех.
- Ты искупнись, освежись, ночная вода шёлковая, живая, а опосля ещё примешь.
Антон так и сделал. Но не стал прыгать с разбега как в детстве, а вошёл не спеша, по грудь, подождал, пока тело привыкло к течению, и медленно поплыл, наслаждаясь упругостью каждой мышцы. Он увидел первый рассветный приветик зари и повернул к берегу. Двое мужиков уже спали, а третий, разговорчивый, его ждал с полным стаканчиком первачка.
- Ну, родная речка окрестила, можно жить дальше. Мы ещё порыбачим! Приходи сюда, когда захочешь. Но не забудь к Анне заглянуть! - Мужик подмигнул и протянул Антону руку.
- Рассвело, пора и по домам. Этих трогать не будем, жёны разбудят.
К бабе Вере Антон шёл по росе босиком, кроссовки свисали через плечо. Навстречу шла девчушка лет четырнадцати, несла полные вёдра на коромысле.
- На счастье водичку несёшь! - Весело поприветствовал её Антон. - Дашь испить?
- Пей, не жалко.
Антон жадно припал к ведру, ледяная вода насквозь побежала по телу.
- Спасибо. Тебя как зовут?
- Не скажу. Ещё кликнешь где, мой парень заревнует. - Девушка тряхнула чёлкой и пошла от него мелкими быстрыми шажками.
Баба Вера уже колдовала у печки, нёсся запах топлёного молока и свежей пропаренной в печке пшёнки.
- Ого, с речки притопал?
- Да, ещё до рассвета пробежался. Как будто неделю отсыпался. Где сон слаще сеновала?
- В родительском доме. Сходим сегодня, навестим сестру, дом посмотрим.
- Не возражаю. – Антон уже наворачивал кашу со слоями топлёной пенки, кто бы знал как это вкусно.
- Мотоцикл посмотришь? Так и стоит запертый в сарае, как бы не проржавел.
- Это будет кстати, если заведу, прокачу с ветерком.
- Нет уж, меня не зови, найдешь в деревне кого с ветерком, а кого с огоньком. – Баба Вера глянула на него с ехидцей. – Вообще-то ты опоздал: все твои зазнобы замуж повыходили.
- И что? Значит, не мои. Мои никуда от меня не денутся. – Засмеялся Антон.
На кладбище, расположенном возле соснового леса, дух тления смешивался с цветущим разнотравьем. Могила бабушки была прибрана и пестрела фиалками, незабудками, васильками, ромашками, хоть плети венки и езжай свататься. Антон повторил за бабой Верой молитву, поклонился, поправил угол оградки, зажёг свечу, постоял с опущенной головой, но особой скорби не испытал.
- На всё воля Божья, сестричка дорогая, моли Бога о нас! - проговорила баба Вера и пошла без оглядки восвояси.
Дом бабушки потемнел и осунулся, внутри было зябко, так и мнилось, что бродят прячутся по углам чьи-то вкрадчивые тени.
- Поживёшь здесь? – нерешительно спросила баба Вера.
- Не-а! Не справлюсь. У бабушки в Верхнем Селе ещё однокомнатная квартирка была, цела вроде? Дашь ключи, посмотрю, может, там поуютней. Да и газ есть, сам могу готовить.
- Хозяин-барин. Там у твоей бабушки всяких банок-мешочков ещё на полвека. Запасливая была. Не пропадёшь. Пойдём смотреть мотоцикл.
На радость Антона мотоцикл был марки "Урал", знаменитый вездеход и ударник колхозного труда. "Урал" товарный вид не потерял, легко завёлся и, судя по всему, был готов молодому наследнику подчиниться. Баба Вера ему объявила, что позвала народ отметить его приезд, что соберёт стол в саду под яблонями, а уж кто придёт, тому надо поднести по стаканчику.
– Вот и сгоняй в лавку за красным винцом для соседок, а мужикам захвати беленькой. И хлебушка не забудь, буханки три, пожалуй, хватит.
Баба Вера знала толк в деревенском застолье: не присев, она подавала соленья и закуски, потом разносила с горячей картошкой жареную рыбку, какую душа пожелает. Успела прикупить и обменять у местных рыбаков на рынке. Квас и брусничный морс едва успевала подливать в кувшины, словом, привечала гостей со всей своей бескорыстной безыскусной душой. Антон восседал в центре стола, рядом с ним гужевалсь давешние мужики, а дальше объедалась на халяву деревенская молодежь, не отставая от старших и не забывая пропускать по стаканчику. Тут бабы затянули «Вот кто-то с горочки спустился», «Рябинушку», «Синий платочек» и ещё десяток народных песен, и так они слаженно пели, что Антон пожалел о своём кларнете, а голос его отрывался помощнее чем в поезде, зная, что никто его не осудит, не сочтёт дураком и не сдаст в кутузку. Пел себе и не замечал, что у самого края стола не сводит с него влюблённых глаз премиленькая девушка, которую он так бы никогда и не вспомнил, если бы через недельку не свёл их один запланированный свыше случай…
Антон ночами бегал на берег Оки, не забывая прикупать первачок у Анны. Мужики его снабдили снастями, и вскоре на летней кухне у бабы Веры красовались подвяленые гирлянды рыбки различных сортов, река на дары не скупилась. Днями Антон рассекал по окрестностям на "Урале" и даже умудрился собрать землянички. Особо отметил небывалый размер пожарища, пустошь уже два года пугала народ своим запредельным адским пейзажем. Но Антон присмотрелся и нашёл там плантации крупной сочной ягоды. Земляника всякие раны лечит.
Заглянув в деревенский ларёк, Антон прочитал на стене объявление, что в ближайшую субботу районный Дом культуры отмечает Всемирный День поцелуя под названием Цветущий папоротник и в честь этих таинственных праздников проводит Фестиваль молодёжных музыкальных жанров с коллекцией хитов Крымского казантипа. В район пожаловал опытный ди-джей прямиком с побережья Крыма. Можно отрываться хоть до утра, особо неугомонных развезёт по домам заказной автобус. У Антона дрогнуло сердце. Он вмиг осознал, чего ему не хватает в деревне: вот такой массовой молодёжной тусовки, где балом правит непредсказуемый Эрос.
На автобусной остановке сидела, помахивая ножками, девушка и, улыбаясь, смотрела в упор, как он не спеша, оглядывается по сторонам. Она была одета в прелестное летнее платьице с маковым полем на сатиновой ткани. Бантовые складки открывали нижнюю юбку с шитьем, стройные загорелые ножки венчали алые туфельки с маленьким каблучком. Русые волосы были всклокочены и заколоты на затылке, а сама она казалась дюймовочкой, так была тонка и воздушна. Но в овальном вырезе выглядывала упругая девичья грудь без всякого лифчика. Антона потянуло на шуточный флирт.
- Наконец-то! Я тебя пятнадцать лет жду, - напевным голосом произнесла девушка и похлопала ладошкой по скамейке. - Садись, Антоша, нам по пути.
- Хочешь сказать, мы знакомы? - Антон взглянул на девушку повнимательней. - Что-то я не припомню.
- Наши бабушки были подружки, и, когда ты приезжал на лето, водили нас друг к другу в гости. То в церковь, то в лес за ягодами-грибами, то на речку купаться, то в район на всякие концерты. У них даже могилки рядом. Хочешь, покажу?
- Прям сейчас?
- Нет, конечно, - засмеялась девушка. - Как-нибудь, если захочешь. Ты ведь завтра не уезжаешь?
- Завтра не уезжаю.
- Нам лет по десять было. Они даже по именам нас не звали, а говорили - вот жених пришёл. Или твоя бабушка кликала: - встречай, твоя невеста по тебе соскучилась.
- Так уж и невеста?
- А что, не гожусь?
- Посмотрим. Пойдём сначала за встречу купим винца и закуски. Ты хоть имя скажи. А то какая-то анонимная невеста.
- Даша меня зовут. А ты в детстве почему-то выговаривал: - Таша. А я тебя - Тоша.
Что потом было! На площади перед Домом культуры яблоку негде упасть, вся местная и приезжая тусовка орала, плясала, обнималась, целовалась, колыхалась и скакала, а то приседала кругами, обнявшись за плечи, и перебегала друг за другом ручейками. Даша невиданным светом сияла, даром выпила крымского саперави, а Антону хотелось выпить ещё и сожрать эту девушку на закуску. Что он ей не преминул шепнуть часа через три угарных скачек.
- Вот оно что? Так быстро? И за ручку с тобой не погуляем?
- После погуляем! Сначала должен проверить невесту?
- Так, поедем ко мне. Родители, думаю, не будут против. Они спят и видят, когда я мужа приведу.
- Что ты! Дай в женихах походить. - Антон поднял Дашу на руки и протиснулся сквозь толпу к пятачку, где дежурили зелёные огоньки такси.
Часа не прошло, а они уже входили в дом Даши через залу, где сидели, видимо, родители с друзьями и играли то ли в очко, то ли в покер.
- Вот, родители, принимайте. Это Антон, мой жених.
- Принимаем, - пробасил моложавый ещё мужчина, встал и пожал руку Антону.
Копия старшая Даша ему приветливо улыбнулась: - Есть хотите?
- Нет, мамочка, у нас всё с собой. Антон купил. Так мы ко мне?
- К тебе, к тебе. В карты Вам играть противопоказано.- Сложила руки крест накрест старшая Дашечка.
Девушка потянула Антона за собой и открыла дверь в свою горницу. Антон сразу оценил аскетизм девичьего быта: журнальный столик, комодик, кровать и плазменный телевизор на стене напротив. В уголке пристроено вешало со всякой одеждой. Прозрачный образ жизни, не загруженный вещами - Даша явно не заморачивалась на аксессуарах. Она достала простые фаянсовые тарелки, граненые стаканчики и разовые вилки-ложки. Вскоре они уже пили вино, закусывали охотничьей колбасой и кабачковой икрой, что показалось вкуснее званого ужина в ресторане.
- А я ведь вчера ночью в лесу была. - С таинственным видом прошептала Даша, трогая его волосы и шею.
- И что? Секретничала с нечистой силой?
- Ждала, что папоротник расцветёт. Нашла подходящий куст широколистный, постелила белую простыню, ножом очертила круг и села смотреть что будет. Страшно, конечно, но я молилась. Чуть было не прозевала. Вдруг из сердцевины проклюнулся бутончик, лег на лист, вырос до бублика и засиял изумрудным цветом. Потом появился другой бутончик, лёг на соседний листик, он был лилового цвета. Так появились и улеглись на листья восемь разноцветных колечек, все фосфорисцировали и рассыпали искры. Через некоторое время я заснула, а утром уже всё исчезло.
- А может, ты сначала уснула, а потом увидела?
- Не поверил... Жалко..
Антон отодвинул столик, закинул Дашины ножки на кровать, и через минуту дерево грубо и несуразно заскрипело. Он сгрёб девчонку вместе с матрасом на пол. До чего же громко она кончала! Каждый раз, достигая оргазма, она кричала как на берегу реки, и эхо из пустой комнаты растерянно звонко металось по всему дому. Проснулся Антон от того, что ноздрей щекотно касалась травинка.
- Знаешь, что уже полдень? - Улыбаясь, прошептала ему незнакомая девушка.
- Ты кто? - спросил её Антон, увидел изумленно огорчённое лицо и в секунду всё вспомнил.
- Болван ты, Тоха, кобелина, куда опять влез, в какую катавасию...- ему захотелось плюнуть на себя с высокой горки.
- Я твоя наречённая невеста, Даша зовут. Как в сказке о Финисте Ясном Соколе. Но железных башмаков ещё не носила.
- А лазерный экран у тебя вместо блюдечка?
Даша обрадовалась, жених заговорил как вменяемый.
- Этот... мне вместо зарплаты выдали - за волонтёрский труд на пожаре. Два года назад вместе с МЧС в самое пекло ходила. Рыла и заливала водой бровки, - остановить распространение огня.
- Так ты героиня?
- Типа того.
- А работаешь где?
- А где здесь можно работать? Сократили с швейной фабрики, навезли туда въетнамцев. А ты насовсем уволился или в Москву вернёшься?
- В Москву вернусь. Мне ещё год трубить по контракту.
- Меня захватишь? Я попробую поступить куда-нибудь. У меня абсолютный слух и голос - Пугачёву перепою.
- Ну ты наглая. Кто там тебя содержать будет?
- На работу устроюсь. Хоть кем. Зато мы будем вместе жить. - Даша часто-часто заморгала, из глаз покатились слезинки.
- А ты у меня спросила?
- А разве есть другой вариант?
- И не один. Не навязывай мне свои трудности. - Антон резко вскочил, оделся, и пригнувшись, не оглядываясь, выбежал из Дашиного дома.
Он поселился в малометражной колхозной ещё квартирке своей бабушки, где можно было халявно кормиться тушонкой, сгущенным молоком и килькой в томате ещё полгода. Примерно дня через три застал у подъезда Дашу. В хипповых джинсиках, черной майке и кедах она смотрелась подростком. В руках у неё был спининг.
- Привет! - Кивнула она ему как ни в чём не бывало, - возьми с собой на рыбалку? Мне отец и бредешок выделил, раков наловим. - Она показала видавший виды солдатский рюкзак.
- Есть хочешь ? - Вместо здрасьте спросил у неё Антон.
- До умопомрачения, - кивнула в ответ Даша.
- Картошку чистить умеешь?
- Спрашиваешь! - Даша как пацанка захлопала в ладоши.
Так они и стали жить вместе. Рассекали по окрестностям на "Урале", ночевали на берегу Оки, баловались первачком и трахались где угодно. Антону особенно нравилось, чтобы кто-нибудь из рыбаков подглядывал, злился и комментировал: - Вот кобелина!
По субботам Даша прихорашивалась, и они отправлялись на пляски в район. Одевалась она со вкусом, потому что шила себе всё сама, но готовить толком не умела. Она была податлива как пластилин и соглашалась на всё, что предлагал Антон. Был даже такой случай, что они задержались на дискотеке, Антон предложил снять номер в гостинице, и Даша с лёгкостью согласилась. Но у него документа с собой не было, один Дашин паспорт не сработал. Антон заглянул в него и ахнул: - день рожденья его спутницы точь-в-точь совпадал с его годом и датой.
- Что, удивился? А я давно знаю. Я твоё зеркальное отражение. Мы из одного созвездия, совпадаем на веки вечные. Мне это очень даже нравится.
Антон незаметно поёжился и ужаснулся: - Вот она, ловушка для кобелины.
Злобное настроение на него накатило уже в конце августа. Первачок довёл его до какого-то маловразумительного беспокойства, хоть ищи пятый угол и намыливай пеньку для петли. А Даше было хоть бы хны, прыгала рядом козочкой и воображала себя невестой. Единственно, не давала ему себя целовать. Антон злился и думал: - в проститутки готовится, что ли? Знал бы он, каким перегаром от него разило, самого бы стошнило. И на теле засосы были ни к чему, - а то ни позагорать, ни надеть платье с вырезом. Было заметно, что Даша собирается с ним в Москву, она помаленьку собирала деньги на дорогу, просила то у родителей, то у родных, и ещё продала свой лазерный телевизор.
Антон придумывал, как же Дашу от себя отвадить. Тут ему приснилась Марина, что они катят с ним на высокой скорости, Марина открывает дверь, выталкивает его в кювет и уносится прочь. Антон проснулся в панике. Перед ним стояла голая Даша и выплясывала что-то корявое, без признаков эроса.
- Сдурела? Что ты своим жидким задом трясёшь как ****ь, смотреть противно!
Тоша, а ты обними меня. Верни свою силу!
- Да не стоит у меня, не возбуждаешь уже. Отвянь уже от меня.
У Даши закапали слёзки, она натянула платьице.
- И вообще, у меня другая женщина. Знаешь, какая? Она богата, успешна, образована, водит тойоту, сейчас она за границей. Машину зовёт Красный самурай. Одевается в бренды. Ты хоть ещё десять лет старайся, такого уровня не видать как своих ушей. - Антон кинул ей застрявшие в простынке трусики. - Всё, вызываю такси, и ты едешь домой. Не послушаешь, за волосы с лестницы спущу!
Антон так и сделал: развернул Дашу к двери, засунул ей в вырез сотню и столкнул с лестницы вниз