Я порою вспоминаю один момент в своей жизни. В 2011 году мне впервые делали хирургическую операцию с применением общей анестезией. Естественно я здесь не буду говорить, с каким именно заболеванием я оказался в хирургическом отделении, это не имеет никакого значения, к тому о чём пойдет речь. Скажу только одно, операция была плановой, обойтись без неё было никак нельзя, и в общей сложности она длилась, что-то вроде часа. Или чуть больше. Восстановление, и послеоперационный период были тяжеловатыми, и продолжались больше предполагаемого срока. Но в итоге, всё более или менее сложилось благополучно.
Сказать, что я боялся операции, боялся оказаться под общей анестезией, это ничего не сказать. Страх просто сотрясал меня, это была почти паника. И некоторые близкие смотрели на меня с недоумением. Подумаешь операция, ещё и плановая, ещё и пустяковая, сам болячку запустил, давно пора было сделать, уже бы отмучился. Сейчас, разумеется, по прошествии такого количества времени, весь этот страх, представляется мне чем-то детским, ребяческим, операция ведь плановая, не сложная, мне же не делали операцию на открытом сердце. Но это мои эмоции, и мои страх, и ничего я с этим поделать не могу, так я всё воспринимал в тот момент. И я видел людей в отделении, которые боялись таких вот простых операции почти точно также, как и я. Это знаете, странно, а вдруг ты сейчас уснешь и больше не проснешься. Помню, как мне женщина хирург, которая оформляла мне документы на госпитализацию, даже поучительную лекцию выдала про то сколько учатся на хирурга, и какую ответственность несут врачи этой специальности за своих пациентов. А врач, мне тогда попался хороший, огромное ему спасибо. Ему и тому обстоятельству, что он был молод, и верил в свое призвание.
Да, повторюсь, я боялся. Так, странно это из детства, у меня это оттуда. Страх перед такими вещами как операционные блоки, даже эти огромные специальные лампы в них, и даже их я боюсь. Ещё этот хирургический халат зеленного цвета. Я уже не говорю про морги, про умерших людей накрытых белой простынею. Непосредственно в день операции я пошёл туда сначала самостоятельно. И выглядел я тогда должно быть весьма напуганным. Мне сказали, да вы раздевайтесь, ложитесь вот на тот стол. Вокруг какие-то незнакомые мне совершенно люди, абсолютно спокойно делающие последние приготовления к операции. Повсюду этот стерильный запах. И вот тот самый операционный стол. Стоит и ждёт меня, и та самая лампа сверху. И меня отчего-то волнует вопрос по поводу моей одежды, а куда складывать то? А вернут, потом? А будет это потом? И что-то там они напутали должно быть, неожиданно произошла какая-то непредвиденная накладка, или же они совсем обалдели должно быть от того что я так нервничал. Буквально был сам не свой. Как будто это был последний день в моей жизни. В общем мой врач с некоторым негодованием забрал меня оттуда, и отвел в палату, велел подождать. А потом вернулся через некоторое время, с одной любопытной таблеткой. Название этого препарата я не знаю, мне дали половинку крохотной таблеточки. Такая маленькая, маленькая. И сказали мне выпей, надо перед операцией, слишком сильно нервничаешь. Должно быть это было что-то психотропное, понятие не имею что. Только вот действует это лекарство на удивление быстро. Тело расслабляется, становиться не то что бы ватным, но податливым и послушным. Почему-то тянуло улыбаться без всякой причины, и в глазах немного поплыло. И я не ожидал, что это вещество в таком малом количестве так способно воздействовать на организм человека. Соседи по палате, дружно ржали над моим угашенным видом. Так будто это было LSD.
А вот дальнейшее я совершенно не помню. Этот кусок навсегда оказался вычеркнутым из моей жизни, моего сознания, моей памяти. Не помню дошёл ли я сам, или меня туда повезли, и само собой я не мог помнить операцию.
Очнулся я совершенно неожиданно уже в палате. Это возвращение, этот выход из анестезии был тем ещё событием. Это невозможно даже описать словами. Всё тело было отяжелевшим, будто в него залили свинец, и слабость невероятная. Я как будто вылетел откуда-то, и разул свои глаза. И мои первые слова, обращенные к матери: “Мам, так что, а мне уже всё операцию сделали?”. Я тогда произнес только это, мать уверила меня, что всё хорошо, что всё сделали. И я уснул, самым большим и долгим сном в своей жизни, и я не помню снилось ли мне хоть что ни будь. Или только чернота.
Не помню где я потом услышал слова: “Как будто в комнате моей кто-то выключил свет”. И с тех пор, я часто думаю, что может смерть выглядит именно так. Ты просто выключишься и всё. Да, я понимаю, с точки зрения медицины и биологии, то что я пережил никакая не смерть, а просто потеря сознания, только и всего. Причём строго контролируемая. Да, и потерю памяти в таких ситуациях тоже сумели объяснить, уже не помню, какой именно это вид амнезии. С тех пор, как ни странно я не верю ни в какую жизнь после смерти. Нет, ты просто выключишься и всё. И ничего, абсолютно ничего не будет. Никаких тоннелей, полётов, и прочего, никакого Рая или Ада, и тем более Чистилища, эти замечательные сказки выдумал прекрасный поэт Данте Алигьери. А ничего этого нет. Но тут ещё следует сказать, да, я не религиозен, потому и не верю. Думаю, это играет свою роль, и соприкосновением с такими событиями как смерть людей, не только близких, просто смерть. Это не приводит меня к вере, к церкви, к богу. Нет. Веру я не обретаю, я утрачиваю даже то что есть. Мне в такие моменты вспоминаются слова моего крестного, человека весьма противоречивого в вопросах веры, но он как-то сказал: “Миша, когда человек умирает, нет у него никакой души, всё это выдумки, а знаешь, что есть? Просто кусок гниющего мяса, понял, оно гниет и разлагается, и воняет к тому же”. Да, мне это сказали, без всяких обиняков, когда мне было лет 12 должно быть, надолго же я запомнил эти слова. Вот, такой вот цинизм, а что от него такое можно было ожидать. Знаете, как он лихо и запросто мог убить свинью, корову, одним махом, без какого-либо сожаления.
В этой больнице я много чего увидел, в том числе и мало приятного, совсем мало приятного. Как умирают люди, почти на твоих глазах, практически в паре метров от тебя, как родственникам сообщают о смерти, увидел те самые носилки на которых перевозят покойников и белую простынь. Я видел врача, который по телефону спокойно, буднично, по-деловому звонил родственникам и сообщал что их родственница умерла. Спокойно, буднично, как нечто само собой разумеющееся, как сказать офисному клерку, что бы он заехал в головной офис за бумагами. И я понимаю, для профессии врача характерен цинизм, он как защитная реакция, если бы врач каждую смерть пациента переживал, как личную трагедию, то он быстро бы свихнулся. Но таким деловым тоном говорить родственникам о смерти. Мне это и тогда и сейчас представляется как что-то немыслимое.
Многое уже стёрлось из моей памяти, давно ведь всё это было, если бы я регистрировал в своей памяти все события, это было бы странно. Но, вот про черноту. Я всё понимаю, психотропная таблетка, операция, общий наркоз, и все эти вещи не имеют к реальной смерти никакого отношения. Но с тех пор, смерть представляется именно такой. Нет никакой костлявой старухи в черных лохмотьях с косой, нет никаких подземных рек, лодки, и угрюмого, молчаливого перевозчика Харона. Ничего этого нет. Ты просто выключишься, по тем или иным причинам, причинам абсолютно медицинского биологического характера. И всё. И дальше уже ничего не будет. Мне было бы страшно если бы после смерти, нас ждала бы ещё какая-то реальность, какое-то существование. Только представьте себе весь ужас подобного состояния, мы умерли в нашей реальной земной жизни, а затем начинается наша некая новая реальность, непонятно в какой форме, в какой реальности, в каком состоянии.
Нет. Ничего этого нет. И не будет. Если бы у человека после смерти, была некая фантастическая, уникальная возможность, в виде некой субстанции, посмотреть хотя бы на первые сутки после собственной смерти, то какая бы громадная истина могла бы возможно открыться ему о прожитой жизни. Мне запомнились слова одно из братьев Вайнеров, Георгия, он сказал о похоронах своего брата Аркадия, мне выпала уникальная возможность, я увидел всё то что и мне скажут после моей смерти. И, пожалуй, с этим можно согласиться.