Кровать сегодня такая холодная. Остывшая. Не сохранившая остатки былого тепла и нежности. Мужчина исступленно водит ладонями по простыни, по подушке, скомканному одеялу. Белье прохладное, дышит утренней свежестью. Оно не теплое.
Мария оставила его вчера. Даже не попрощалась. Ей нужно было вернуться на Родину. Она забрала из квартиры одну лишнюю вещь, которая теперь лежала в ее чемоданчике вместе с платьями, юбками, блузками и рубашками - сердце того, кто когда-то лежал с нею рядом. Девушка обхватила его дрожащее сердце своими маленькими ладонями, на которых были видны вены, и убежала, смеясь. Она смеялась, как ребенок. А вот он нет. Он не привык смеяться. Он только улыбался рядом с нею, а иногда... Нет, он все же смеялся. Он смеялся, когда она над чем-то шутила и сама хохотала от души; он смеялся, когда она чем-то восхищалась; он смеялся, когда она стеснялась. А сейчас, все это осталось на жеванной кинопленке памяти немца. Он воспроизводил в своей голове каждый день, что они провели вместе. Ту веселую прогулку по Александерплац, дождь у Шарлоттенбурга, танцы на Унтер-ден-Линден, ее невинные поцелуи, ласковые ужимки, короткие, сияющие взгляды, от которых он ослеп. Ослеп для других взглядов, ведь у нее он был самым ярким и чистым. Оглох для других звуков, ведь только ее поступь, шепот и смех он мог слышать. Он ничего не чувствовал, кроме ее легких, воздушных объятий и поцелуев, трепетавших у него на щеках, губах и шее. Но теперь этих взглядов и поцелуев больше не будет.
Немец встал с постели и выпрямился. Он подошел к окну. Такой же ясный и солнечный день, как и тот, когда она приехала в Берлин. Парень нахмурился и ссутулился; каждое воспоминание о ней, которое было изначально сладким, теперь ранит его. И ранит так сильно, что он начинает сходить по ней с ума. Даже не по ней, а из-за нее.
— Зачем ты сделала это со мной? Просто... Зачем? Неужели тебе так нравится осознавать то, что я мучаюсь из-за тебя?! — спросил прусский юнкер хриплым голосом, в котором как никогда ранее слышались интонации отчаяния и страдания.
— Ты сама знала все... Знала все до мелочей. Что я не могу без тебя, что я умираю без тебя... Мария, черт возьми, почему ты не смогла остаться и все?! Зачем ты уехала?! Зачем?! — он закрыл окно, заслышав чей-то смех на улице. Смех раздражал немца, волновал оставшуюся в нем желчь. Некоторое время он ходил по комнате, злобно рыча и ломая спички, которые остались в коробке, лежавшем в кармане его мундира. Деревяшки и серные головки спичек вскоре усеяли пол.
— Знаешь, я старался все забыть, выкинуть из головы, но... Не выходит! — немец пнул тумбочку, едва удерживая себя в руках, но, увы, когда перед его воспаленными, красными от слез и недосыпа глазами появилась ее кроткая, девичья улыбка из-под темно-рыжих кудрей... Что-то в нем вздрогнуло. Мужчина будто поверил, что она тут, Мария с ним - только руку протянуть, и она останется. Он потянулся к видению рукой, отчаянно желая прикоснуться к ее кружевному платью, ее волосам, от которых пахло мятой, нежным рукам, но дымка будто дернулась, и желанное лицо исчезло. Солдат некоторое время смотрел стеклянными глазами куда-то в стену. Вдруг... Обида в обагренном кровью сердце забередила былые воспоминания. Горечь от расставания облила сердце бензином, а выпитый шнапс стал спичкой. Все вспыхнуло, загорелось, обжигая.
— Как ты могла бросить меня?! Как ты можешь уходить так спокойно?! Ненавижу тебя! Ненавижу!!! — закричал мужчина, колотя стену кулаками. Спустя пять ударов, запястья стали мертвецки болеть. Костяшки и сами пальцы были в крови, которая текла по кистям немца, щекоча кожу и отрезвляя запахом железа. Юнкер скатился вниз по стене, встав на колени и проводя нывшими от боли ладонями по обоям. Он сидел так сгорбившись около десяти минут, пока вымученный хрип не вырвался из его груди, которую изнутри разрывали железные когти постыдных и одиноких слез, покатившихся по серому лицу мужчины и скатывались вниз, оставляя блестящие борозды.
— Прости меня, Мари... Просто ты забрала мое сердце и душу, но ничего не оставила мне взамен. Мне слишком больно... Я не могу так жить больше. Прости меня... Прости...