Я люблю лошадей. Первое лошадиное крещение я получила на целине.
В этот год весь наш курс отправили в Казахстан на уборку целинного урожая. Хлеба стояли неоглядно, на сколько глаз видит. Нас развезли по разным станам. Девчонки нашей группы (Лена Козловская, Наташа Здорик, Таня Коновалова, Вера Булавинцева, Люся Овчинникова и я – Света, тогда Плеханова) были на редкость дружны и неразлучны, и отстояли свое право работать женской бригадой. Спали в вагончике на двухъярусных нарах, еду по очереди готовили в солдатских котлах на колесах. Бригадиром был казах, топила печку и мыла полы в вагончике уборщица – казашка. Бригадир приезжал на лошади в 5 утра, дубасил ногой по стенке вагончика и орал: «Подъем!» и еще кучу ругательств по-казахски. Измотанные работой, не выспавшиеся, мы не могли выбраться из сна, и долго никто не отвечал. Потом кто-нибудь из нас мычал невнятное и мы начинали шевелиться.
Местные казахи не любили нас – русских, мы отняли у них пастбища и разрушили их кочевой, устоявшийся образ жизни. Они мелко пакостили нам при удобном случае. Так, бригадир вызвался научить кого-то из нас казахскому языку и каждое утро давал уроки, пока мы собирались на работу. Через несколько дней уборщица сжалилась: «Девчонки, - тихонько сказала она, - не слушайте его и не повторяйте. Он учит вас матерным и самым нехорошим словам, какие произносить стыдно».
Я работала на копнителе – это такой большой ящик на колесах с высокой площадкой сбоку, в который сыпется из комбайна солома. Едешь за комбайном, стоя на площадке копнителя, и разгребаешь солому вилами, чтобы равномерно распределялась, и притаптываешь вилами, чтобы больше соломы вошло. Когда ящик наполняется доверху – нажимаешь на педаль. Задняя стенка – деревянная решетка на петлях, освобождается от щеколды и копна соломы вываливается назад, на землю. Это в идеале. А на деле – у меня не работала педаль и чинить ее никто не собирался. Каждый раз, когда копнитель наполнялся соломой доверху, я укладывала на площадку вилы и перепрыгивала через край в солому, в заднюю часть ящика, заставляя своим весом копну опрокинуться назад вместе со мной, потом распластывалась на соломе и ждала. Вот откидная задняя стенка поползла ко мне и – шлеп! – бьет меня по голове. Ага, проехали! Я вскакивала, догоняла комбайн, на ходу забиралась на площадку, и все начиналось сначала. И так каждый день с утра допоздна. Независимо от погоды, работали мы в сапогах, телогрейках, плотно закутанные платками, так как весь день – под ливнем остьев от зерна. Если остюки заберутся под одежду – покоя не будет, стряхнуть их с ткани не просто - цепкие.
Вечером уставшие и голодные мы кое-как вытряхивали одежду, мылись и набрасывались на еду. У меня была очень симпатичная пушистая полевая мышка. Она постоянно жила то в кармане, то в рукаве моей телогрейки и не хотела убегать. Я садилась, складывала ладони домиком, и она забиралась в этот домик, суетилась там, слегка покусывая, как будто собиралась сделать гнездо. В ужин я угощала ее макаронами или кашей. Вот такое было содружество.
На ночь наша уборщица так натапливала железную печурку в домике, что было тяжело дышать. Но мои девчонки почему-то не хотели спать с открытой дверью. Я ушла спать в стог. В первом стогу спать было беспокойно: по рукам и лицу все время кто-то пробегал и проползал, шла активная жизнь всякой мелкоты: мышей, ужей … Я кое-как уснула, укутавшись плащом. Но среди ночи вдруг проснулась от мощного храпа почти мне в ухо. Стога стояли вдоль дороги, видимо, какой-то мужик решил заночевать в стогу, забрался с другой стороны и заснул. Я осторожно выбралась наружу и забралась в другой стог. И тут случилась новая неожиданность. К стогу подъехал грузовик и остановился. Мужики решили подбросить соломки себе в кузов. Они спрыгнули в стог прямо на меня и стали бросать охапки соломы, громко переговариваясь. Я оцепенела от страха. Но все кончилось хорошо. Набрав соломы, они укатили, а я побрела в вагончик и больше не пыталась спастись от жары на воле, Бог поберег.
Работали мы самоотверженно, никто не жаловался, настроение было отличное. Кроме того, что мы сознавали нужность своей работы, у нас у всех была мечта: получив зарплату, мы хотели купить родителям подарки. В конце работы мы с Люсей прошли пешком, по страшной грозе, сорок километров в Петропавловск (казахский), и я там купила маме красивые черные туфельки с белым кантиком вдоль подошвы – дефицит времени.
Я с завистью смотрела на бригадира – он гарцевал на коне каждый день. Я все просила его: дайте прокатиться! Он обещал как-нибудь взять меня в табун, ему надо было перегнать куда-то несколько лошадей. И вот настал такой вечер. Он приехал на коне без седла, но подстелил на спину своего коня телогрейку – мне же привел тощую клячу с острым хребтом. Я тоже хотела подстелить телогрейку, но он отбросил её: «Не надо» - и подсадил. Потом подъехал к моей кобыле сзади и огрел её плеткой. Лошадь рванула, я еле удержалась. Он пустил лошадей рысью – и так – два километра туда, два – обратно. Он-то, гад, знал, что произошло со мной, хотя я изо всех сил не подавала вида. Конечно, я была истерта в кровь и наутро не могла встать на ноги. Но и это я преодолела и, как обычно, вышла на работу. Бригадир, глядя на меня, ухмылялся, а я делала перед ним беспечный вид.
Вот такой была моя первая поездка на лошади. Но Бог, наверное, похвалил меня, потому что подарил мне начало настоящего общения с лошадьми.