Три года не была в отпуске и (уже так положено) вытолкнули. Дурацкий был отпуск. Лето. Друзья-геологи в поле, знакомые разъехались кто куда. Я бродила в одиночестве по Москве. Обошла тихие красивые переулки в районе метро Киевская-Белорусская, отвела душу в Пушкинке и добрела до театра Сатиры. Сунулась в окошко кассы:
- Дайте мне, пожалуйста, билет на ближайший спектакль. Только в пределах трех первых рядов, партер.
Кассирша, с чувством невероятного превосходства и удивления моей наглостью, спросила:
- Что?! А правительственную ложу не хотите?
Тут я только сообразила, что посягнула на самое святое-блатное. Ведь первые ряды были для «своих». Я приниженно залепетала:
- Понимаете, я приехала очень издалека, с Колымы, знакомлюсь с Москвой…
Она снизошла, дала хороший билет, и я, прямо вблизи слышала и видела Ефима Шифрина и Клару Новикову, но вот беда – лишний раз убедилась, что в театр, исключая балет и оперу, больше не пойду. Наверное, это очень странно, но меня стесняет и смущает то, что меня забавляют взрослые люди, изображая передо мной что-то. Я сильно чувствую фальшь в игре и мне становится стыдно за то, что я ее заметила. В общем, для театра драмы я никудышний зрит ель. То ли дело кино! Кино я люблю. В кино я способна забываться, сопереживать, чувствую себя прекрасно.
На следующий день, умаявшись своей бесполезностью, я решила пойти в кино. Я жила на Таганке. Недалеко от дома, на Таганской площади, был в те времена кинотеатр «Таганский». Вечерело. Я взяла билет и вышла на крыльцо, соображая, куда деть сорок минут до начала сеанса. Мимо меня к кассе прошел молодой человек в светло-сером костюме, в шляпе, при галстуке – элегантного вида. Он тоже, не спеша, вышел на крыльцо.
- Я вижу, у Вас та же проблема, что и у меня: куда деть время до сеанса… А может просто прогуляемся по улице?
Мы свернули за угол и побрели по Таганской улице. Вдруг мой новый знакомый спохватился:
- Простите, я забыл, что у меня дома нет хлеба, а после кино магазин будет закрыт. Я тут рядом живу. Можно я зайду в магазин, Вы меня подождете минутку?
Из магазина он вышел с охапкой мелких свертков и бутылкой красного вина. Его белобрысая рожица сияла:
- Ну вот, купил тут кое-что к завтраку. Меня зовут Николай, а Вас? Я живу как раз через дорогу, сейчас занесу и пойдем в кино.
Пакетики с едой у него падали из рук, я поднимала, смеялась и взялась помочь ему донести все до дома. По дороге о чем-то болтали, он сказал о своей проблеме.
- Не успел починить телефон... - и, как бы между прочим, спросил, а какой номер телефона у меня? - Ведь я живу, наверное, тоже где-то рядом и у нас должны быть схожие номера?
Короче, я простодушно ляпнула ему номер своего телефона.
Мы пересекли дорогу и вышли через арку во двор. Двор был темный, со всех сторон ограниченный высокими домами. Напротив арки – подъезд. Мы вошли и спустились в полуподвал. Там, из небольшого пространства, тускло освещенного подслеповатой лампочкой, расходились четыре двери. На трех из них висели навесные замки, к четвертой подошел Николай. Он вытащил из кармана большой ключ и открыл замок, мы вошли.
Комната представляла собой длинный пенал. Справа у двери прижат к стене кухонный стол-тумбочка, слева - ободранный старый платяной шкаф с какими-то свертками и стеклянными трубками от самогонного аппарата наверху. Дальше слева – большая высокая кровать с металлическими спинками, пышно взбитыми перинами и кружевным подзором внизу. На кровати старое чистенькое бязевое одеяло, горка подушек, сложенных пирамидкой и прикрытых сверху кружевной накидкой. Прямо по ходу, перед окном – стол. На широком подоконнике много цветов в горшках. Все чистенько, аккуратно и не понятно. Явно – жилье очень старой женщины, и цветы не завяли, но признаков того, что сегодня здесь живет человек – никаких. Ни посуды на столе, ни брошенной тряпки или полотенца. Как декорация.
Мы подошли к столу у окна и вывалили на него продукты. Зажгли настольную лампу – было темно. Николай вернулся к двери и запер ее изнутри. Я села на стул, поняла: «Дело пахнет керосином». Николай сел на середину кровати, шлепнул ладонью по одеялу, приказал: «Иди сюда!». Я протянула руку к лампе, чтобы зажечь, и услышала:
- Если дотронешься до лампы, я так шарахну тебя по башке, что не встанешь.
Мысли лихорадочно метались в моей голове: как оттянуть время? Придумала! Развалясь на стуле и придав голосу вульгарный оттенок, согласилась:
- Ладно, чего там, гульнем… ставь водку!
- У меня нет, я вот вина взял …
- Дешево отделаться хочешь! Я эту марганцовку не пью. Ставь водку!
- Ну, нету у меня!
- Сбегай к соседям.
- Соседей нет.
- Ну, ладно, давай самогонку. Не жмотничай, я же вижу – вон на шкафу самогонный аппарат, значит самогон есть.
- Ну, нет, правда.
- Тогда сбегай в магазин, всего-то два шага.
- Ну, ладно, я быстро!
Он решительно пошел к двери, вставил ключ. Первая мгновенная мысль – подбежать, вытолкнуть его за дверь и выскочить самой. Но тут же: нет, прибьет. Я замерла на месте. Он вышел, запер за собой дверь. Есть ли на окне решетка? Смотреть на окно сразу нельзя: вдруг обернется и догадается, что я задумала. Минута казалась вечностью, сердце колотилось, как молот. Господи, помоги! Я вскочила на стул и стала быстро составлять на стол с подоконника горшки с цветами, потом забралась ногами на стол и дернула на себя раму. Створки подались, разрывая наклеенную по щелям бумагу, и открылись. Вторая рама была прибита гвоздями. Я хватила со стола бутылку с красным вином и ударила по стеклу. Дребезг посыпавшихся стекол в тесном колодце двора показался мне оглушительным. Мелькнула мысль, что кто-то увидит из окна, как воровка вылезает из квартиры, выскочит и схватит меня. Я быстро обвела взглядом окна: ни один новый огонек не засветился, ни одна штора не шелохнулась. Передо мной высился мне по грудь деревянный штакетник. Как будто неведомая сила подхватила меня, я мигом перемахнула через него и побежала к светящейся подворотне. Перед самой аркой на меня нахлынула новая волна страха. Мне представилось, что Николай уже входит с улицы мне навстречу, и я метнулась в какой-то темный подъезд в углу двора в надежде, что он проходной и я выскочу на другую сторону дома. Но нет! Передо мной была узкая, тускло освещенная лестница наверх и открытая дверь в подвал. «Из огня – да в полымя». Я снова побежала к арке.
Улица была ярко освещена. По тротуару спокойно шли люди, много людей. Я сразу сообразила, что бежать нельзя, сразу стану приметной. Я встроилась в людской поток и пошла направо, в другую сторону от кинотеатра. Ноги рвались бежать, и я прилагала всю свою волю, чтобы не сорваться. Наконец – перекресток. Я повернула направо и тут рванула вперед изо всех сил. Улица была узкая, как ущелье. По обеим сторонам чернели стены – окна каких-то неработающих фабрик. Нигде – ни души. Мои шаги гулко стучали, отдаваясь многократным эхом. Я и не знала, что почти рядом с моим роскошным «сталинским» домом существуют такие чудовища, как эти фабричные сооружения.
Наконец – обилие света, Москва-река, мчатся, сверкая отраженными огнями, машины. Я сходу выскочила на проезжую часть улицы и подняла в стороны обе руки – и тут же передо мной затормозило такси. Шофер распахнул дверцу и участливо спросил:
- Что, в беду попала?
Я, потная и задыхающаяся, быстро заговорила:
- Пожалуйста, мне только через мост, я заплачу, только поскорее!
Он переехал мост и остановил такси у подъезда моего дома. Я опускала руки в карманы и выкладывала на сиденье горстями скопившуюся мелочь.
- Хватит?
- Хватит. Желаю Вам всего хорошего.
Я не верила, что нахожусь дома. Едва начала приходить в себя, как один за другим зазвенели телефонные звонки. Я настроила свой голос на скрипучий, каркающий лад, изобразила какой-то немыслимый акцент и закричала в трубку:
- Здесь такая не живет! Гостила такая у соседки, но сегодня съехала. Я ничего не знаю и перестаньте меня беспокоить!
Так продолжалось несколько дней. Он не узнавал меня и постепенно отстал. Я долго боялась выходить на улицу, но больше его не встречала.